Но ведь как бывает. И город интересный, и новостройка в нем, и река.
На стройке машины кругом стучат, пыхтят, работают. Люди в этих машинах управляют ими. Шум кругом бодрый, веселый. И только одному человеку вдруг стало что-то невесело.
И не потому, что этот человек какой-нибудь скучный зануда. Просто человеку не хватает сейчас самого главного.
Ему не хватает друга.
...В том городе, из которого Игорюха приехал в Тобольск, он и минуты на улице один не был. Всегда рядом ребята.
И даже в поезде успел познакомиться с уже взрослым парнем-комсомольцем. Он из Грузии в Сибирь, в Тобольск, по комсомольской путевке ехал. Вместе с целым отрядом ребят-строителей.
Имя у парня короткое и звонкое — Гоги. Он Игорюху тёзкой называл. «Дружить будем с тобой, тёзка,— говорил.— Крепко дружить. По-сибирски».
Ребята-строители на гитарах играли. Гоги пел песни на непонятном красивом языке. Потом все в ладоши хлопали, а Гоги прямо в купе танцевал. Даже проводница пришла посмотреть.
Хорошо сейчас Гоги, он вместе со своими ребятами. А вот он, Игорюха, уже, наверное, минут тридцать гуляет, и все один.
Солнце высоко поднялось. Выше подъемных кранов. Какие там тридцать минут — тридцать часов он, Игорюха, вот так ходит.
Ну не тридцать, так три. Или два. Без разницы. Все равно, когда человек один, время для него ужасно медленно тянется.
Игорюха это давно заметил. Еще маленьким. Когда в первом классе учился.
Вот почему он так обрадовался, когда чей-то голос услышал.
— Ты откуда?
Игорюха оглянулся: совсем рядом, в окне первого этажа, на подоконнике мальчишка сидит и ноги на улицу свесил.
Такой же, как Игорюха, мальчишка. Только рыжий весь, и лицо в желтых веснушках. А на коленке пластырь приклеен. Широкий такой. Значит, под ним не какая-то легкая царапина, а настоящая рана.
Игорюха сразу сообразил, что это стоящий мальчишка.
— Я вчера приехал,— ответил Игорюха.
— Значит, ты новосел,— сказал мальчишка.
Игорюхе показалось, что тот важничает, а ему никогда не нравилось, когда ребята важничают или задаваться начинают.
— А ты кто?— спросил он.
— Я старожил,— сказал мальчишка.— Меня в Сибирь родители привезли, когда мне два года было. А сейчас девять лет. Я здесь все знаю. Меня Витькой зовут.
— А где остальные ребята, Витька?
— Где им быть? Кто в пионерском лагере, кто на школьной площадке. А я вот поранился немного. За железку зацепился на стройке. Произ-вод-ственная травма.
Игорюха с еще большим уважением посмотрел на Витькину коленку.
— А ты один?— спросил Витька.
«Я уже не один»,— хотел сказать Игорюха, но промолчал.
Все-таки Витька на него как-то сверху вниз смотрел.
А может, так оттого казалось, что окно хоть и на первом этаже, но высоко над землей.
Надоело дома,— признался Витька.— Мать на ключ закрыла, чтоб не лез куда не надо.
А куда не надо?— спросил Игорюха.
Mi
— Куда больше хочется,— вздохнув, сказал Витька.
Тут он спрыгнул вниз и оказался рядом с Иго-рюхой.
— Пойдем!
— Но ведь тебе нельзя. Тебя же закрыли.
— Лучше закрывать надо. Окно-то открытое,— засмеялся Витька.
И Игорюха тоже засмеялся. Отчаянный он все-таки, Витька. Просто молодец.
— Я тебе покажу, как мой отец работает,— говорил Витька.— Я люблю на его работу смотреть. Вырасту, в бригаду к нему пойду. Монтажником.
— А на сваебое не хочешь?
— Монтажник важнее. Сваебой сваи забьет, их и не видно. А дома, вон они стоят. У всех на виду. Правильно?
— Правильно,— согласился Игорюха.
— У нас самый интересный в городе дом. В котором мы живем,— рассказывал Витька.— Потому что он на переднем крае стройки стоит. Его совсем недавно заселили. Раньше здесь пустырь был. Болотце. Его осушили. На болотце осинки росли. Тоненькие. Я к ним сюда с отцом за грибами ходил. Знаешь, какие подосиновики росли!
— Будто помнишь, — удивился Игорюха.
— А как же? Всю новую часть города на моих глазах выстроили.
— Может, и кремль на твоих глазах?— решил все-таки немного подковырнуть Витьку Игорюха.
— И кремль — на моих,— вдруг сказал Витька. И произнес по слогам: — От-рес-тав-ри-ро-ва-ли. То есть сделали его таким, каким он в древности был. И даже лучше. Я тебя к кремлю тоже свожу.
У Игорюхи дыхание захватило от того, какой у него новый друг. Действительно старожил, хоть и лет столько же, сколько и ему, Игорюхе. Нет, все-таки здорово, что он в Сибири оказался.
Игорюха с Витькой шли, а мимо них ехали одна за другой машины с длинными прицепами. На каждом прицепе, прислонившись друг к другу, стояли панели — бетонные стены для дома. На одной панели Игорюха дверь увидел, на другой — окно. Даже со стеклами.
Машины останавливались рядом с подъемными кранами. Их было два. С разных концов строящегося дома. И дом был очень большой. Восемь подъездов. В Игорюхином доме подъездов только четыре.
И если и этот дом вытянется на девять этажей, то, значит, жителей в нем будет в два раза больше. Игорюха это сразу подсчитал.
Но самое интересное, что подъемные краны, как поезда все равно, ездили по рельсам. Рельсы были вдоль дома проложены. На деревянных шпалах. Шпалы на себе и рельсы, и кран держали. Только прогибались немного, когда кран особенно тяжелую панель поднимал.
«Значит, шпалы для рельсов то же, что и основания-фундаменты для домов,- соображал Игорюха.— Без них бы и рельсы в землю ушли, и кран бы накренился набок или даже повалиться мог».
А без крана разве такой высокий дом построишь? Это кирпичи можно вверх на руках таскать. Да и то понемножку. Долго и тяжело. А панель разве на руках поднимешь? Ни у какого богатыря сил не хватит.
Так, может, на кране работать — самое важное на стройке? Об этом нужно у папы спросить. Может, что-то путает Витька?
Вон девушка в кабине крана, совсем обыкновенная, а сделала одно движение рукой — и поехал кран по рельсам. Другое движение — остановился.
Со стрелы крана начал спускаться длинный металлический трос-канат с крючьями. За эти крючья молодые парни, загорелые до черноты, в пластмассовых касках, цепляли панели.
— Ви́ра!— кричали парни.
И панель начинала подниматься вверх.
«Ага! — понимал Игорюха.— «Вира!» — это сигнал такой. Чтобы панель на стену тащить. Или другой груз».
— Ма́йна! — кричали парни. Махали девушке-крановщице руками в брезентовых рукавицах.
И опять опускался трос за новой панелью.
И так без остановки. Только звоночек на стреле крана позванивал, словно предупреждал парней-строителей, чтобы они осторожней были.
— Это такелажники работают,— объяснил Витька.
— Ясно,— кивнул Игорюха.— Я понял. Такелажники — это специальность такая.
Еще он подумал, что какие разные вещи — смотреть на работу с балкона девятого этажа или рядом ее видеть.
С балкона всё каким-то игрушечным кажется, простым, а когда рядом, то видно, как по загорелым лицам парней-такелажников текут капли пота. А такелажники даже не успевают их вытирать.
И кабинка, в которой сидела девушка-крановщица, напомнила Игорюхе кабину вертолета, что пролетал утром. Высоко была эта кабина. Чтобы в ней работать, смелым нужно быть.
— Да... что нам сто́ит дом построить,— задумчиво повторил Любимое папино выражение Игорюха.— Это не из кубиков игрушечный домик собирать.
— Эх ты, детский сад, о кубиках вспоминаешь,— засмеялся Витька.
— И совсем не о кубиках,— возразил Игорюха.
— Не обижайся,— не стал спорить Витька.— Поживешь здесь немного, тоже старожилом станешь.
Он, прищурившись, смотрел вверх, только не на крановщицу, а туда, где рабочие на стенах принимали панели, устанавливали их.
И Игорюха туда посмотрел. И тоже прищурился.
Потому что глаза сразу начал слепить огонек электросварки. Такой же яркий, как солнышко. Только маленькое. Словно прямо в лицо кто-то наводил зеркальцем солнечный зайчик.
Это рабочие-сварщики приваривали металлические крючки одной панели к другой. Их, конечно, еще и цементом скрепляют. Но металл, ясно, надежнее. Такой дом сколько угодно лет простоит. И ничего ему не сделается.
— А вон мой отец,— показал Витька. Игорюха понял, кого он высматривал. И тоже увидел Витькиного отца.
Вигькин отец стоял на самой кромочке панельном стены и не боялся, что упадет.
Лицо у Витьки стало гордым, а голос серьезным.
— У меня отец — бригадир самой лучшей монтажной бригады. Лучше нет.
— Так уж и нет,— заспорил Игорюха.—А мой? И бригадир, и в институте учится.
— Твоего я не знаю.
— Значит, узна́ешь.
— Ладно, ты сначала на работу моего отца посмотри. С этой стороны дома сколько уже панелей стоит на этаже? А с той? Там другая бригада работает.
— Куда меньше,— согласился Игорюха.
— Вот видишь. А ты спорил.
— Я не спорил. Просто и мой папа хорошо работает.
— Конечно, хорошо,— кивнул Витька.— Не то что этот отставала Ветерков. Отец Ветеркова защищает, говорит, что он еще молодой бригадир, а скоро и его обгонять начнет. Да что-то незаметно пока. Далеко Ветеркову до моего отца. Согласен?
«Нет, не согласен»,— хотел закричать Игорюха и не мог произнести ни слова. Потому что когда он знакомился с Витькой, то назвал лишь только свое имя. Да и какой же мальчишка при знакомстве с другим мальчишкой называет свою фамилию? А фамилия у Игорюхи как раз и была Ветерков.
Значит, Витька, которого он еще мгновение назад считал своим другом, плохо говорил о его папе.
И Игорюха просто растерялся. Потому что не знал, что делать. И слова где-то застряли в горле. Пропали слова. Но самое страшное—он чувствовал, что расплачется сейчас, как какой-нибудь дошкольник. Слишком много бед обрушилось на него сразу.
Папу Витька обидел. Его папу, у которого такие сильные руки, и такое доброе лицо, и голубые смеющиеся глаза.
Нет, этого Витьке ни за что прощать нельзя.
Значит, он, Игорюха, опять останется без друга. В такой день, который так чудесно начался.
Но как поступить? Папа всегда учил, что нельзя уступать обидчику. Это если он дерется.
Но Витька не дрался. Хотя, оказывается, словами можно задеть сильнее, чем кулаком. Конечно, Витька даже не подозревал, что именно Игорюхе его слова особенно обидны. Но что с того?..
Игорюха задышал глубоко, чтобы не расплакаться, и произнес совсем спокойно:
— Ты знаешь, какая у меня фамилия?
— Нет,— ответил Витька.
Он, кажется, уже начал о чем-то догадываться.
— Моя фамилия Ветерков,— сказал Игорюха.— И тебе еще будет стыдно, что ты назвал моего папу этим словом.
— Отставалой? — закричал Витька. — Так я не знал, что Ветерков твой отец. Я же не нарочно.
Но Игорюха не слушал его. Он резко повернулся. И пошел. Очень быстро. Чтобы Витька не заметил, что две слезинки все-таки покатились из его глаз.
И еще он расстраивался, что так и не увидел, как работает папа. Может быть, ему Игорюхина помощь была нужна. Может, в его бригаде как раз одного человека не хватает.
Ведь даже когда в хоккей играешь без одного игрока, и то тяжело. А здесь работа. Трудная.
Раньше Игорюха на стройке никогда не был. Потому что стройка в их старом городе далеко от дома. Иначе он бы знал, как помочь папе. А сейчас — не знает.
Да и какая помощь от человека, если он расстроен и плачет. Такому человеку самому помогать нужно. И Игорюха вытер слезы.
Он даже начал насвистывать папину песенку. Чтобы развеселиться. Чтобы мама ничего не заметила.