Кейсон
Шей лежала без верхней одежды на животе, пока Мак, тату мастер, к которому я раньше обращался, прижимал тату-машинку к ее спине. Я устроил все так, чтобы татуировку делал Мак: он грузный старикан, а молодым парням я не дам прикасаться к моей девушке. Шей настоящий боец: больше двух часов она лежала на одном месте в тату-салоне. И она не всплакнула. Ни разу.
— Как оно? — спросила Шей в сотый раз.
Сидя рядом с ней, я взглянул на шрам на спине, которого сейчас практически не было видно под татуировкой, над которой трудился Мак. Хотя бить тату на шраме чертовски неудобно, Мак не особо-то и старался скрыть его. Он использовал шрам в качестве стебля, от которого отходили изящные небольшие цветы. Хоть я и не был очень умным, но даже я не мог не заметить символизм в татуировке. Что-то неприглядное — и возникшее в неприглядном месте — теперь превращалось во что-то прекрасное.
— Великолепно. Поскорее бы ты увидела.
Шей улыбнулась, а по моей груди растеклось тепло. Последнее время она больше улыбалась. Стала спокойнее. Счастливее. А раз Кора переходила в другой колледж, ей не о чем было беспокоиться. Кроме того, теперь у нее есть я и мои друзья. Больше никто не посмеет приставать к ней.
— Тебе придется вернуться, чтобы закрасить цветы, — сказал Мак.
— Выдержишь? — спросил я Шей.
— По-моему, ты забыл, с кем разговариваешь, — ответила она.
— Ну уж нет.
Я бы рассмеялся, если бы не пялился на оставшийся шрам на ее спине. Да, она многое пережила. И шаг за шагом она рассказала мне о времени, проведенном в трейлере. Я не подталкивал ее. Всегда давал ей говорить только то, что она хотела рассказать. Также я не подталкивал ее увидеться с отцом, когда он позвонил из реабилитационного центра. Она выслушала все, что он хотел сказать, почти ничего не проронив. Я понимал, что она решила держать его на расстоянии вытянутой руки, несмотря на его успехи в выздоровлении. И если именно это необходимо ей, чтобы двигаться дальше и вести здоровую жизнь, то я всем сердцем ее поддержу. На самом деле я не доверял самому себе, что смогу сдержаться и не вырубить этого сукина сына при встрече. Так что будем надеяться, что этот день не настанет. Кроме того, теперь у Шей была семья, которая любила ее как свою.
— Струсишь и не будешь бить? — спросила она с кресла.
— По-моему, ты забыла, с кем разговариваешь, — парировал я.
— Ну уж нет.
Рассмеявшись, я вытянул руку и повернул ее так, что стало видно незабитое место на бицепсе.
— Набью один из твоих цветов.
Губы Шей растянулись в улыбке, которую точно породили чувства удовольствия и безопасности. Она не боялась, что я брошу ее. Она знала, что наши отношения настоящие. Я пытался доказать ей это каждым своим словом и действием — следовательно набью такой же цветок на руке, когда с ней закончат. Мне нравилось делать такое для Шей, потому что я понимал, как это важно для нее.
Однако она не осознавала — и, наверное, никогда не осознает, — что сделала мне лучший подарок, когда полюбила меня. Когда мы познакомились, я был эгоистичным мудаком, но Шей каким-то образом закрыла глаза на все мои опрометчивые поступки и дала мне шанс. Слава яйцам. Так что если кто-то спросит, что меня привлекло в Шей, то я скажу, что все было наоборот. Что привлекло Шей во мне? Потом я признаюсь, что влюблился в нее не из-за дерзкого характера, занудных очков или кос. Я признаюсь в том, что сказал ей на соревнованиях. Что-то в ней делало меня лучше. Возможно, этому поспособствовало то, что она не сломилась после всего пройденного. Возможно, этому поспособствовало то, что она ставила меня на свое место. Возможно, этому поспособствовало то, что она не отступала от проблем. Или, возможно… этому поспособствовало то, что я испытывал, когда она улыбалась мне.
Независимо от того, что сблизило нас, я с полной уверенностью мог сказать, что ради Шей Миллер я сделаю все на этом свете.