— Денис, цепь полетела и руль... Сделай, — он заискивающе посмотрел ему в глаза.
— Давай посмотрим, гонщик... — сказал Денис и склонился над велосипедом.
...По вечерам, когда на него находил жестокий приступ тоски, он с разрешения старшего воспитателя уходил в городок студентов, где в спортзале занимался каратэ. Эти занятия для него были как бы отдушиной, он с увлечением постигал приемы восточных единоборств
Парни, занимавшиеся вместе с ним, подобрались веселые и добродушные. Денис рассказал им о своей судьбе, и они со вниманием относились к подростку.
Однажды вечером Денис возвращался в интернат. Недалеко от него ему повстречались девочки.
— Может погуляем? — игривым голосом спросила Юля, выкрашенная блондинка.
Денис впервые увидел ее, хотя о ней он уже был наслышан. Пацаны в спальне рассказывали о ее сексуальных похождениях. От них же он узнал о том, что она, поспорив, решила «оболтать» новенького.
«Ну, начала подъезды», — подумал про себя Денис, заметив обольстительную улыбку Юли.
До него донеслось хихиканье ее подружек.
— Да у меня поводка нет.
— Зачем? — удивилась Юля.
— Чтобы такую свору выгуливать, — ответил Денис и, обойдя девочек, пошел в интернат.
У входа в спальный корпус стоял Владимир Николаевич.
— Росин, ты что-то задерживаться стал. Надо кончать твои тренировки.
— Я же с разрешения Натальи Спартаковны хожу.
— Ну, она разрешила, она и запретит.
— Конечно. У нас же страна запретов, — огрызнулся Денис.
— Говоришь много, не забывай, откуда к нам пришел.
Денис зло посмотрел на воспитателя и вошел в корпус.
Вскоре он начал чувствовать, что задыхается в этом интернате. Ему надоело терпеть обиды от воспитателей, и время от времени в голову стали приходить мысли о побеге. И сейчас, сидя на самподготовке, он думал о том, как уйти из интерната.
В дверь класса постучали.
— Раиса Ивановна, там к Росину пришли, — сообщил мальчишка-дежурный.
— Росин, иди, — кивнула воспитательница и склонилась над выкройками.
Выйдя во двор, он увидел пацанов из спецшколы.
— Здорово, Принц! — протянул ему руку Витаха.
— Привет, — пожал Денис протянутую руку. — Здорово, Горилла. О, Рубь, какие шмотки...
— Ну, как житуха здесь, Принц?
— Да никак, скорее, как в гробу, но мне еще чуть-чуть бы продержаться да немного простоять...
— А может, Денек, пойдешь с нами? Тут классное дело, все чисто, есть шмотье и техника.
— Не, — покачал головой Денис, — хватит, на зону не хочу.
— Че ты сразу на зону? Говорю чисто все.
— Нет, Витаха, мне хватило «спецухи» вот так вот, — он чиркнул указательным пальцем по шее. — И ты не подкатывай ко мне с такими делами. Нужны деньги — найду, помочь — помогу, а на дела — нет!
— Ну, смотри, Денек, дорожки расходятся, но они ведь и сходятся.
Пацаны попрощались и ушли. Денис стоял и смотрел им вслед. К нему подошел воспитатель Владимир Николаевич и хмуро сказал:
— Так я и знал, теперь уголовники к нам зачастят, малину тут организуют.
— Слушай, Колобок, че ты вяжешься, че ты тянешь? — раздраженно сорвался Денис.
— Как ты смеешь? Чего ты мне тычешь? — возмущенно заорал воспитатель.
— Потому что я тебе не бычок, чтобы пасти меня. И потому, что ты — дерьмо в очках! — презрительно произнес Денис и пошел в корпус мимо открывшего рот и распахнувшего от удивления глаза воспитателя. «Сорвался ты Дин, — на ходу подумал Денис, — теперь Колобок тебя с дерьмом сожрет...» Потом попытался успокоить себя: «Ну сколько же можно терпеть?! От его слежки шибануться можно».
Денис был прав: воспитатель написал на него докладную, и с Натальей Спартаковной состоялся неприятный разговор. Он чувствовал себя своим только среди малышей и радовался от сознания своей необходимости этим сорванцам. Он приходил к ним каждый вечер и рассказывал сказки. Малыши полюбили Дениса и очень привязались к нему.
В один из вечеров он сидел в их спальне и рассказывал им сказку о летящем человеке звездопада.
Вошла воспитательница Мария Васильевна и тихо сказала:
— Тебе пора, Денис. Спасибо.
Малыши стали просить ее.
— Еще, Мария Васильевна!
— Завтра, ребятки, завтра.
— Денис, ты приходи, ага? Ты придешь, ага?
— Приду. Спать, малявки, ага? — передразнил он Пушка.
Пройдя немного по коридору, Мария Васильевна остановилась и, глядя Денису в глаза, спросила:
— Артемка тебе так и не написал?..
В коридоре появилась Раиса Ивановна.
— Ты где шляешься, Росин? — раздраженно спросила она.
— Ой, Раиса Ивановна, он у моих был. Вы уж извините, — заступилась за Дениса Мария Васильевна.
— Он что, в вожатые у вас записался, уголовник? — усмехнулась она.
Денис посмотрел на нее с ненавистью: от захлестнувшей обиды сжалось сердце. Он хотел что-то сказать, но повернулся и быстро ушел.
— Зачем вы так, Раиса Ивановна? — покачала головой Мария Васильевна.
— А что я такого сказала? Только правду. Обиделся он! Посмотрите на него, слово ему не скажи... — ворчала воспитательница.
Дениса давила гнетущая повседневность интерната. Он был готов взорваться от той тотальной слежки, которую устроили ему воспитатели после кражи в учительской. От безысходности сдавливало горло, но он молчал, боясь унизиться, а по ночам выплескивал наружу горькие слезы обиды. И часто, будучи в тягостном настроении, он уходил в ближайший лес или в спортзал, где мог отрешенно заниматься часами.
Однажды, готовясь к тренировке, он увидел, что в раздевалку для преподавателей физрук завел симпатичную девчонку из восьмого класса. Денис начал вертеться на турнике, но нечаянно сорвался. На его правой руке выступила кровь. Он подошел к комнате физрука за йодом и замер, услышав через приоткрытую дверь:
— Ну, Игорь Викторович, мне больно.
— Потерпи, станет хорошо. Ноги раздвинь...
Денис повернулся и пошел к выходу из спортзала, бросив на ходу:
— Тоже мне, сексуальный маньяк!
Живя в интернате, он с каждым днем все сильнее чувствовал тоску, рвущую ему душу. Иногда у него возникала мысль попроситься назад в спецшколу. «Зачем мне свобода, когда душа в темнице? — думал Денис. — Если и ехать куда-то, то только на Кубань. В интернате искать меня не станут: я для них — язва, но нужны деньги на поездку. А может, позвонить Витахе и взять у него денег? Но он просто так и не даст, будет звать на дело».
Тягостные мысли, подобные этой, долгое время не давали ему покоя. Однажды, будучи на грани нервного срыва, он подошел к телефону и набрал домашний номер Влада.
— Алло, — услышал он в трубке голос его матери, — алло, кто это? Вас не слышно.
— Здравствуйте, тетя Рая, — выдохнул в трубку Денис.
— Здравствуйте, а кто это?
— Вы меня не знаете. Меня зовут Денис. Скажите, Влад дома?
— Денис?! Ну почему я тебя не знаю? Мне сын о тебе рассказывал. Ты откуда звонишь? Из спецшколы, что ли?
— Да нет, я уж вышел из спецшколы, я сейчас в интернате.
— Денис, а что-нибудь случилось? Влад уехал на сессию.
— Понятно. Ну, до свидания, тетя Рая.
— Подожди, подожди, Денис. У тебя, может, что-то случилось? Ты вот что, сынок, приезжай-ка к нам. Поживешь тут у нас.
— Спасибо, тетя Рая, — сказал Денис, чувствуя, как у него на глаза навернулись слезы. — У меня все хорошо, я потом позвоню.
— Конечно, конечно, звони, — попросила тетя Рая.
— Я позвоню... — и Денис положил трубку. Он почувствовал, как ему стало легко: ушли куда-то давящие на душу мрачные мысли. Он услышал теплый и добрый голос матери, пусть даже голос матери друга, от которого пахнуло домом, и слово, которое так давно не ласкало его ухо «сынок».
В интернате, наряду с пионерской организацией, существовала и другая, подпольная организация. В ней были свои законы, свои клятвы и игры. Но игры эти были опасными.
Группа-старшеклассников, которой командовал Ханычев — Хан, через разветвленную сеть командиров-исполнителей держала интернат в своих руках. Почти все подростки попадали под прицел этой организации, они выполняли приказы ее главарей, терпя унижения, оскорбления, а порой и насилие. В ней была своя школа, где новичков, перед тем, как идти на «дело» — ограбление магазинов, киосков, столовых — обучали умению воровать, не оставляя следов. Все награбленное передавалось Хану, который, отобрав для себя лучшее, отдавал оставшееся командирам-исполнителям, которые занимались поборами, заставляя младших подростков приносить им деньги, сигареты и водку. Существовала продажа воспитанников, тех, кто успешно прошел воровскую школу. Пацанов продавали для совершения краж приезжавшим в интернат на автомашинах дядям. Проданный мальчишка совершал кражу или другое задание и, получив свою долю, возвращался в интернат.
Об этой организации знали многие пацаны, но они молчали, боясь наказания. Администрация интерната, догадываясь о темных делах, творящихся у них под носом, пыталась найти среди подростков руководителей и командиров. Но неожиданно они сами попали под удар, когда в интернат с проверкой по факту хищения вещей и продуктов приехали представители прокуратуры. После нее был уволен завхоз, отстранен от работы заведующий производством столовой и понижен в должности директор интерната. На смену ему пришел новый директор, который менять в интернате ничего не хотел, так как до пенсии ему оставалось около двух лет.
Денис, выпускник спецшколы, настораживал подпольную организацию. Ее лидеры не понимали, почему он держится особняком, как прокаженный, ни с кем не идет на контакт. И командиру-исполнителю был дан приказ — прощупать его! Поручили это сделать Курбану.
Однажды Денис в мрачном настроении стоял в туалете и курил. На его лице лежала печать грусти. Вдруг подросток лет двенадцати, из-за своих раскосых глав прозванный Китайцем, открыл дверь и сказал:
— Принц, пойдем, тебя Курбан зовет!
— На фига? — настороженно спросил Денис и бросил на пол окурок, раздавив его ногой.
— Не знаю, — пожал плечами Китаец.
Денис пружинистой походкой подошел к душевой и увидел там группу подростков, которые о чем-то оживленно переговаривались. На подоконнике сидел Курбан и грыз ногти. Дениса охватило беспокойство. Он догадывался, что пацаны в интернате ведут двойную жизнь, но, не желая влезать в их дела и попадать под их зависимость, старался избегать встреч с ними. Когда его позвал Китаец, Денис пошел на встречу с Курбаном просто потому, что ему в данный момент нечего было делать, в другое время он бы не обратил внимания на это приглашение.
— Здорово, Денис, — сказал, улыбнувшись, Курбан, спрыгивая с подоконника. — Ты что не корефанишься? За что в спецуху-то попал?
— Самолеты угонял, — иронично улыбнулся Денис.
— Все прикалываешь...
Из душевой вышел подросток, толкая перед собой мокрого всхлипывающего пацана лет одиннадцати.
— Дюша, ты меня понял? — повысив голос, спросил его Курбан.
— Да, — еле слышно ответил паренек обреченным голосом.
— Принц, ты парень свой, я предлагаю тебе долю, — Курбан испытующе посмотрел на Дениса.
— За что?
— Не въезжаешь? — загадочно улыбнулся Курбан.
Дверь душевой распахнулась, и подросток с порога крикнул:
— Курбан, я за Заморыша пятихатку взял! Они его в «Жучке» повезли квартиру брать.
— Закройся, Тютя, ты что, упал? В рот тебя долбать! — Курбан показал подростку кулак и повернулся к Денису: — Объясняю, если ты не допер: мы бомбим «чух» и «марех», тебя берем в долю, ты же свой. Это тебе ни хухры-мухры.
В душевую ввели Стрижа.
— О, Стриж! — воскликнул Курбан. — Давно ты меня не радовал. Значит решил наконец: принес бухало?
— Нет. Бабушка еще талоны не получила, — произнес, насупившись, Стриж и опустил свое круглое с ямочками на щеках и на подбородке лицо.
— А меня это трясет? Оборзел, — зло отрезал Курбан.
— Я сигареты принес, Курбан, — растерянно улыбнувшись, произнес Стриж и приподнял футболку: из-за пояса выглядывали пачки сигарет.
— Стриж, ты куревом не отмажешься, — отозвался с ехидцей Курбан. — Сегодня какое число? А-а, десятое. Кащей, Череп, отпустите ему по почкам десять раз и пусть держит «фанеру».
Подростки схватили Стрижа за руки. Череп замахнулся, но Денис, оттолкнул его, схватив за руку, закрыл собой пацана, к которому в душе шевельнулось чувство жалости.
— Кончай беспредел, Курбан! — выкрикнул он, и в его глазах появилось жесткое выражение.
— Ты че, Принц? Офигел, на наши законы прешь? — удивленно глядя на него, спросил Курбан.
— Папу я ложил на твои законы, — сказал Денис и, отвернувшись, взял Стрижа за руку. — Пошли.
Курбан подмигнул Тюте и тот, преградив им дорогу, с силой ударил Дениса в живот, отбросив его к стенке. На него тут же набросились Махно, Кащей. Пересилив боль, Денис резко выбросил вперед ногу, свалив на пол Махно. Кащей взвыл от боли, получив по челюсти. Тютя, размахнувшись, ударил Дениса. Схватив Тютю за руку, Денис перебросил его через себя. Потрогав пальцами разбитую губу, надвинулся на Курбана, вставшего в стойку.
— Ты че дергаешься, стрекозел? — с презрением произнес Денис и с силой ударил его кулаком в лицо. Пролетев небольшое расстояние, он рухнул на пол.
— Принц, не надо! — дрожащим голосом заскулил Курбан, испуганно глядя на занесенную руку Дениса.
— Не ссы, я об тебя руки марать не буду, — подавляя гнев, сказал Денис, затем, приподняв Курбана, втащил его в душевую кабину, бросил на деревянные решетки и включил душ.
— Это что здесь происходит? — вдруг услышал он визжащий голос Раисы Ивановны.
В душевую вошел воспитатель Владимир Николаевич. За его спиной прятался Дюша.
Взглянув на Тютю, Махно и Кащея, вытиравшего рукою с губы кровь, воспитатель злобно произнес:
— Так, Росин, допрыгался. Колония тебе обеспечена Все, пошли.
Он подошел к Денису и взял его за руку.
— Уберите руки, да не хватай ты, — дернулся Денис и с ненавистью посмотрел на воспитателя. — Я сам пойду!
— Поганец, что же ты натворил? — кричала за спиной Раиса Ивановна. Воспитатели под конвоем повели его к директору. Его била нервная дрожь и он, сжав пальцы, ударил кулаком о кулак. По коридору им навстречу бежали Стриж с пацанами. Увидев Дениса с воспитателями, они остановились в нерешительности... В кабинете директора Сергей Егорович долго кричал, что не позволит ему избивать воспитанников, что он уголовник, а напоследок зловеще закончил:
— Все, Росин, через неделю у нас педсовет. Я подниму вопрос о твоей дальнейшей судьбе и, запомни, это тебе так просто с рук не сойдет! Поблажки не жди. Я буду добиваться, чтобы тебя отправили в колонию!
— Да это вас надо в колонию, чтобы перевоспитали, — с ненавистью выкрикнул Денис и, хлопнув дверью, выскочил из кабинета.
Первые дни в ожиданий педсовета Денис сильно переживал, а потом ему стало безразлично, и он даже не обращал внимания на язвительные замечания воспитателей, которые смотрели на него так, будто он уже завтра должен ехать в колонию. О нем в интернате говорили как об уголовнике, жестоко избившем ребят, но были у него и защитники: среди воспитателей младших классов и среди пацанов, которые смотрели на него с уважением. Мария Васильевна тоже отнеслась к нему с участием, переживала за него. Все оставшееся до педсовета время Денис провел с малышами: он умел быть добрым, несмотря на обиды.
Наступил день педсовета, который проводила старший воспитатель Наталья Спартаковна, так как директора вызвали в облоно. Денис подошел в кабинету директора и решительно рванул на себя дверь.
Вдоль стены на стульях расположились воспитатели, среди которых он заметил Колобка и Раису Ивановну. Рядом с Натальей Спартаковной сидела женщина в милицейской форме — инспектор ИДН Нина Глебовна, с которой Денис встречался уже два раза.
— Ну что, начнем? — оглядев собравшихся, спросила Наталья Спартаковна. Достав из папки пачку объяснительных на Дениса Росина, подписанных в основном Владимиром Николаевичем и Раисой Ивановной, она стала зачитывать их. Из них следовало, что Росин недисциплинирован, плохо себя ведет, отрицательно воздействует на воспитанников, хамит, оскорбляет воспитателей.
— Вот таким Денис Росин был до случившегося ЧП. А теперь ознакомлю вас с докладными воспитателей и объяснительными воспитанников, которых он жестоко избил, и медицинскими заключениями на ребят, у которых Росин расстроил здоровье.
Воспитатели переговаривались между собой, искоса поглядывая на Дениса.
— Справедливости ради я должна вам сообщить, — продолжила Наталья Спартаковна, — что на имя директора поступило ходатайство от Марии Васильевны в защиту Дениса Росина. Вы также знаете, что он поступил к нам из спецшколы для трудновоспитуемых, но, как видите, ему это не пошло впрок: поведения он своего не изменил. Отсюда можно сделать вывод, что его пора отправлять в спецучилище. От себя я лишь добавлю, что из щенка он превратился в волкодава.
Воспитатели стали обсуждать поведение Дениса, и многие вынесли ему приговор — «спецучилище». Поначалу у него было безразличие ко всему происходящему, но постепенно в нем стали накапливаться ненависть, обида и злоба. Он так стиснул свои кулаки, что суставы пальцев побелели.
— Может, не будем торопиться и подождем? — вступила в разговор капитан милиции Нина Глебовна с проницательными серыми глазами. — На любого человека ведь можно накинуть петлю. У меня есть возможность отправить его в стройотряд. Туда поедут студенты, будущие педагоги. И пусть он поедет с ними, — с надеждой в голосе-сказала она.
— Да какой стройотряд! — нетерпеливо перебила ее Наталья Спартаковна. — Вы посмотрите на него: я не слышу слов раскаяния, он, по-моему, даже не сожалеет о содеянном, а на лице какая-то глупая ухмылка. Его место в колонии! Курбатова увезли в больницу из-за него...
— Да о чем мы говорим? — вступил в разговор Владимир Николаевич, гневно нахмурив брови. — Если мы Росина не отправим в спецучилище, то, уважаемые коллеги, нам здесь жизни не будет. Я уже не говорю о работе.
— Отправить сейчас в спецучилище Росина никто не сможет, — волнуясь и чуть повыся голос сказала Нина Глебовна, — Мы его можем только направить в детприемник на 30 суток, и, пока придет путевка, пройдет год, а Дениса в вашем интернате уже не будет. Поэтому я считаю, что сейчас его надо отправить в стройотряд.
— Ну хорошо, Нина Глебовна, вы нас убедили, — сказала Наталья Спартаковна. — Но что меня возмущает, — она удивленно развела руками, — он даже не просит прощения, а за его дела надо чуть ли не на коленях умолять...
Услышав об этом, Денис вспыхнул. У него задрожали губы, на скулах стали вздуваться крупные желваки. Он исподлобья оглядел воспитателей.
— Самое страшное, Наталья Спартаковна, — снова вступила в разговор Нина Глебовна, — что мы грешим непониманием. Мы сейчас обвиняем его в том, что он избил ваших ребят, но существует и оборотная сторона медали, о которой я догадываюсь, зная характер Росина. Он заступился за того, кого унизили.
— Да что вы, Нина Глебовна, это вам кажется. Нет, вы неправы, это Росин во всем виноват, он такой злобный, — сказала Раиса Ивановна и добавила, — но что-то нужно с ним решать.
— Он поедет в стройотряд, — отрезала Нина Глебовна. — Какое мнение у тебя, Денис?
Денис поднял голову. Ощущение безнадежности прошло. Он глубоко вздохнул и, волнуясь, выпалил:
— Да я задыхаюсь в вашем интернате! Мне хоть куда, лишь бы подальше от вас. Конечно, беда во мне, а без меня вам спасение, — его голос прервался от волнения и он вышел из кабинета, не обращая внимания на недоуменные взгляды собравшихся.
— Ох, горяч, ну и горяч! — лишь успела произнести Нина Глебовна.
В коридоре толпились малыши. Среди них он увидел Стрижа с Пушком.
— Тебя выгнали, ага? — шмыгнул носом Пушков.
— Нет, не выгнали, оставили, чтоб тебя перевоспитывать, — улыбнулся Денис и взъерошил ему затылок.
— Все хорошо, что хорошо кончается, — улыбнувшись, сказал Стриж.
— Значит, ты остаешься, ага?
— Куда я от вас денусь, мазута, ага? — улыбнулся Денис и показал Пушку язык.
— Ага! — радостно воскликнул пацан, и малыши, как муравьи, облепили его.
Денис ожидал от педсовета зловещего приговора: в спецучилище, куда попадать ему не было никакого желания, хватило спецшколы. Но то, что его могут отправить в стройотряд, явилось для него полнейшей неожиданностью. И все это благодаря Нине Глебовне, к которой Денис с первой встречи почувствовал уважение. Он уже готовился к самому худшему, а вот как все хорошо обернулось! Денис усмехнулся, вспомнив, как он вошел в кабинет директора и подумал: «Чем все это кончится?». А получилось так, как любил говорить Влад: «Надейся на лучшее, а готовься к худшему». И его надежды оправдались.
Через несколько дней он вместе со студентами выехал в колхоз. Председатель колхоза Урал Салаватович поселил их в небольшие домики на берегу красивого озера. Недалеко от них расположилась башкирская деревня с красивым названием Чишма, что значит родник. Денис устроился в домике с руководителем студенческого отряда Виталием Кирилловичем. В первый день он разрешил студентам отдохнуть, смыть с себя городскую пыль и подышать целительным воздухом. На второй день Виталий Кириллович разбудил студентов на работу. Через час приехала машина, и девушки, из которых и состоял стройотряд, весело забрались в кузов. Денис подтянулся на руках и ловко перепрыгнул через бортик. Машину в эту минуту дернуло, и он, не удержавшись на ногах, повалился на девушек. Они рассмеялись, подхватывая его на руки. Смущенный Денис уселся у края бортика.
Девушкам-студенткам с первой минуты понравился обаятельный мальчишка с хорошо сложенной фигурой. И у некоторых из них к нему возник интерес...
Их поставили на уборку лука. Денис взялся за работу с каким-то остервенением, а потом, когда работа вошла в привычку, она доставляла ему даже радость. Хоть он и очень уставал, но каждый день в конце работы чувствовал удовлетворение. Виталий Кириллович поначалу с неохотой воспринял предложение взять в отряд «трудного» подростка, но, понаблюдав за Денисом на поле, успокоился. И они даже подружились с Денисом.
Часто по вечерам Виталий Кириллович рассказывал Денису об истории этого края, о раскопках на Аркаиме, где он был в прошлом году. Денис сначала слушал в пол-уха, а потом заинтересовался, да и Виталий Кириллович был интересным рассказчиком. Тоска, которая царапала душу Дениса, стала постепенно уходить, и он чувствовал себя легко и свободно. Он до беспамятства влюбился в окружающую природу и блаженно улыбался при виде березовых рощ и прозрачной глади озера. Умываться он бегал к роднику. Холодная родниковая вода приятно охлаждала его тело.
Здесь он встретил Фархада, который поил коня. С первой минуты ему понравился этот парень-башкир с черными, как смоль, кучерявыми волосами и светло-карими глазами. Юность притянула мальчишек друг к другу. Денису было интересно с бесхитростным и добродушным Фархадом. Он постепенно входил в его мир, где было очень много доброго и светлого — от романтических легенд о кочевых племенах башкирцев до бешеных скачек по бескрайним полям. Фархад, воспитанный на обычаях и традициях своего народа, был отзывчив на дружбу, и Денису было хорошо с этим простым пареньком с крепкими, мозолистыми руками, который любил эту землю и трудился на ней. Но встречи с Фархадом были не так часты, как хотелось бы Денису. В колхозе было много работы, и отец, державший Фархада в строгости, не любил, когда сын отлынивал. Но когда друзья встречались, то оба чувствовали прилив радости.
В один из дней, собирая лук, Денис ушел далеко вперед. Подняв наполненный до краев ящик, он понес его к контейнеру. Девушки невольно бросали взгляды на его красивое тело. Высыпав лук, он возвратился на свой рядок.
— Денис, помоги! — попросила его черноволосая девушка с черными, как маслины, глазами.
Он хотел подхватить ящик, но она отвела его руки.
— Вместе понесем!
— Света, ты далеко не уводи его! — рассмеялись девчонки.
— С таким можно хоть в ЗАГС, — пошутила Света.
На краю поля появился всадник на коне, держа под уздцы еще одного оседланного коня.
— Можно я покатаюсь? — спросил Денис стоявшего у контейнеров Виталия Кирилловича. — Я уже все сделал.
— Ну покатайся, только к вечеру будь.
— Ладно! — уже на ходу крикнул Денис.
Он лихо запрыгнул в седло, и они с Фархадом помчались к лесу. Доехав до опушки, они стали собирать землянику, ведя коней в поводу и незаметно вышли к стойбищу, где встретили стадо коров. Как раз шла дойка, и их угостили парным молоком. Денис пил молоко, и оно лилось по его обнаженной груди.
— Давай к озеру! — крикнул Денис, на ходу вскакивая на коня.
На полном скаку они влетели в воду и, помыв коней, как маленькие дети стали резвиться, осыпая друг друга веером сверкающей на солнце воды. Веселые, они наконец выбрались на берег и спутали коней.
Денис опустился на траву и, глядя в небо, сказал:
— Как здорово! Только бы это не кончалось!
— А ты переезжай к нам, — разомкнув черные ресницы, предложил ему Фархад.
— Нет, — покачал головой Денис, — мне Артемку надо найти. — Вдалеке послышалась красивая мелодия курая. Денис прислушался к ней, и перед глазами возникла ковыльная степь, бегущий табун лошадей.
— Это старик Рамазан на курае играет, он здесь сено косит, — объяснил Фархад.
Они сели на коней и поскакали в ту сторону, откуда неслись звуки курая. Завидев скачущих к нему всадников, старик с морщинистым лицом и густой седой бородой отложил инструмент.
— Бабай, тебе помочь? — спросил Фархад, останавливая коня.
— Помоги, малай, — ответил старик.
— А может меня научите косить? — предложил Денис, привязывая коня к дереву.
— Можно и тебя, малай! — улыбнулся дед Рамазан.
Взяв у Фархада косу, он подал ее Денису и, встав позади него, стал направлять движения его рук.
— Держи ее вот так, — он показал правильное положение косы, — и веди спокойно, широко не бери, вот так...
Скошенная трава мягко ложилась на землю, собираясь в полосу.
Когда Денис вернулся в лагерь, уже стемнело. Девушки сидели вокруг потрескивавшего костра. Он опустился на бревно и подбросил в костер хворост, от которого поднялся сноп искр и ушел в темноту, где мерцали звезды. К нему подошла Света и села рядом.
— Денис, может, ты нам споешь? — попросила она, с нежностью заглядывая ему в глаза.
— Да я не очень... — засмущался он.
Света подала ему гитару и попросила:
— Ну как сможешь.
Денис провел по струнам и тихо запел:
Выткался на озере алый свет зари.
На бору со звонами плачут глухари.
Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло.
Только мне не плачется — на душе светло...
Девушки завороженно слушали приятный голос Дениса, даже Виталий Кириллович отложил свою неизменную тетрадь и весь обратился в слух.
...Зацелую допьяна, изомну, как цвет,
Хмельному от радости пересуду нет.
Ты сама под ласками сбросишь шелк фаты,
Унесу я пьяную до утра в кусты...
Услышав последние слова песни, Света удивленно вскинула брови и, улыбнувшись, внимательно посмотрела на Дениса.
К костру подошел председатель колхоза.
— Хорошо поет! — кивнул он в сторону Дениса и поздоровался с девушками. — Здравствуйте, красавицы.
— Он и работает хорошо, — ответил Виталий Кириллович и пожал руку председателю.
— Знаю, знаю, мне про него уже все уши прожужжали. И не знаю, может рановато, но я думаю, лишь бы не поздно. Спасибо тебе, Денис! — обратился он к подростку. — Вот тебе за хорошую работу хороший подарок! — Урал Салаватович протянул Денису двухкассетный магнитофон и пожал ему руку.
— Ух ты! — воскликнул смущенный Денис, разглядывая подарок. — Спасибо!
— Виталий Кириллович, я тут вам медку привез, — сказал председатель колхоза и повел его к своему «Уазику».
Когда Денис направился к своему домику, его догнала Света и предложила пойти искупаться.
Они пришли на берег озера. Ветра почти не было, и вода ласково плескалась у их ног. Лунная дорожка как бы разрезала озеро на две половины.
— Хорошо, — глубоко вдохнув, сказал Денис, любуясь вечерней красотой озера. Он радостно улыбнулся, увидев в воде отражение звезд. «Если увидишь, как гаснут звезды в озере — вспомнил он чьи-то слова, — загадай желание». Он неотрывно смотрел в звездное небо, увидев как упала звезда, прошептал:
— Пусть мы встретимся с Артемкой...
— Денис, ты где? — позвала Света.
Он обернулся и вдруг замер, увидев обнаженную Светлану. Он не мог оторвать взгляда от ее притягивающего тела, и у него слегка закружилась голова.
— Ну что ты? Пойдем, — немного смутившись, сказала она и вошла в воду.
Денис неуверенно пошел следом. Искупавшись, они сели на берегу.
— Пойдем ко мне, — прошептала Света, обвивая руками шею Дениса.
Они подошли к домику и тихонько проскользнули внутрь. Света зажгла свечу.
Они присели на кровать. Девушка обняла его и притянула к себе. Денис почувствовал ее руку на своей груди. От ее нежного поглаживания по всему телу прошла приятная дрожь. От волнения у него сдавило горло. Она стала жадно целовать его лицо и, встретившись с его губами, приникла к ним в долгом и сладостном поцелуе.
— Милый мой, как хорошо, — шептала она ему на ухо, теребя волосы, и вдруг Денис почувствовал, как она притянула его к себе, опускаясь на постель. Поглаживая его спину, рука Светы скользнула вниз... Денис почувствовал ее руку под трико... Она прижалась к обнаженному Денису всем телом.
— Света, — дрожа всем телом, прошептал Денис. — Может, не надо...
— Надо, милый мой, я хочу. Когда-нибудь это у тебя случится. Пусть это будет сегодня со мной...
После случившегося ночью Денис почувствовал отвращение к самому себе и Свете. Ему было как-то не по себе. Он вяло работал. Встречаясь со Светиным взглядом, он стыдливо опускал глаза. После работы он ушел в сосновый бор, оставшись наедине с терзавшими его душу мыслями. Но вечером он сам пришел в домик Светы и остался там на ночь.
Денис испытывал какое-то непонятное ему чувство. Он не мог этого объяснить. Может, это и была любовь, но, когда он видел Свету, то с бьющимся сердцем вспоминал их встречи по ночам. Он смотрел на нее, как бы раздевая донага, и мысленно благодарил ее за то, что она подарила ему что-то неизведанное ранее. И он охотно соглашался, когда она приглашала его погулять. Они уходили под взглядами девушек, которые, возможно, осуждали их, но не подавали виду. Только в глазах Тамары Света читала укор. Эта девушка знала, что Денис у нее не первый. В прошлом году в пионерском лагере у Светы с подростком первого отряда произошло то же самое, после чего ее отстранили от должности вожатой. Но Денис этого не знал и иногда ловил себя на мысли, что хочет вновь оказаться в объятиях Светланы.
Когда она уехала в город, он даже загрустил. После ее отъезда он как бы вернулся к жизни и снова с жадностью набросился на работу. Встретившись с Фархадом, он до звона в ушах от нахлынувшей крови гонял на коне.
Быстро пролетела веселая, интересная жизнь в стройотряде. Пришел тот день, когда нужно было возвращаться в город. Денис на прощание обнял своего друга. Фархад старался не поднимать глаза, чтобы Денис не увидел его намокшие черные ресницы!
— Я, как тот капитан в песне, возвращаюсь к себе, но хочу с тобой встретиться, — срывающимся голосом произнес Денис.
— Когда-нибудь мы все-таки встретимся, Дин, — сказал Фархад, державший коня под уздцы.
До них донесся нетерпеливый сигнал водителя автобуса, они обнялись, замерев на минуту. Фархад оторвался от друга и прошептал:
— Езжай, тебе пора.
Денис резко повернулся и побежал к автобусу. Усевшись, он прильнул к заднему стеклу. Фархад вскочил на коня и какое-то время скакал за автобусом. Потом он резко остановил коня, так резко, что поднял его на дыбы и в последний раз помахал ему рукой на прощание.
— Мы встретимся, мы обязательно встретимся, — шептал Денис, чувствуя как выплескиваются наружу слезы расставания и грусти.
Пришла осень и окрасила в багрянец кленовую аллею у забора интерната. С берез с их золотым убором медленно опадала листва и ложилась под ноги. Денис сидел на лавочке под большой березой. Видя эту красоту, он чувствовал, как у него плавно кружится голова.
Денис вернулся в интернат подросшим и даже повзрослевшим. Что-то в нем изменилось и эти перемены произошли за последнее время. Он почувствовал себя окрепшим духом, стал спокоен и у него даже изменился взгляд на жизнь. Он понимал, что жизнь это нечто большое, в котором живут люди, в которых перемешано добро и зло. И все они хотят жить, приласканные добром и радостью. Он вспоминал свою жизнь и понимал, что судьба окунала его в злое, но и дарила добрые мгновения жизни. На душе было тепло, когда он вспоминал тех добрых людей, которых он встретил за свои пятнадцать с небольшим лет: маму, Влада, Славку, Фархада, о котором он тосковал. Эта тоска перемешивалась с печалью о затерянном где-то на Кубани Артемке.
Первые дни в интернате, еще находясь под впечатлением жизни в стройотряде, он был радостен и спокоен, но, чувствуя нескрываемую враждебность воспитателей, сделался хмурым и через неделю чуть не завыл от сознания одиночества и своей ненужности.
Увидев, что Мария Васильевна вывела на прогулку своих сорванцов, Денис бросил окурок, втоптав его в землю, и направился к ним. Малыши всей гурьбой с криками бросились ему навстречу. Каждый норовил ухватить его за шею и прижаться к нему. Когда первые минуты радостной встречи прошли, Денис заметил грустные глаза Родьки Пушкова.
— Пушок, че ты такой грустный-то? Мария Васильевна отругала?
— Не-е, просто я по тебе скучал.
— Ну, я же приехал, — улыбнулся Денис, прижимая к себе Родьку. — Слушай, а ты не знаешь, где Стриж? Может, его родители забрали?
Услышав о Стриже, Родька широко распахнул глаза и опустил голову. Денис увидел, как по его щеке потекла слезинка.
— Пушок, что случилось? — встревожился Денис.
— Дин, когда тебя не было, Стрижа продали.
— Как продали? Куда?
— Ну, Хан его продал, они же пацанов продают, чтобы те с дядями воровать ходили.
— Ну? И что дальше? — Денис почувствовал первые звуки беды.
— Ну, Стрижа продали, они с дядями какой-то магазин хотели обворовать. Там что-то зазвенело, говорят, синтализация Приехала милиция, и их арестовали. И Сережку тоже. Он испугался, что его в тюрьму посадят и милиционерам рассказал все-все, до капельки. И про интернат тоже, чем тут Хан занимается, что всех обижает, а потом Колобок за ним в милицию поехал. А когда Хан узнал, ну, что Стриж про него рассказал, они его избили. Они его сильно избили, — Пушок шмыгнул носом и вытер ладошкой слезы.
— Так, — Денис почувствовал, как в нем закипает злость, он тяжело задышал и, стиснув зубы, спросил: — И где сейчас Сергуня?
— Он сейчас в больнице лежит, его крысы сильно покусали.
— Что? Какие крысы, Родик?!
— Ну, я же тебе еще не все рассказал. Потом приехала милиция, они Сережку допрашивать хотели, а Хан с пацанами спрятали его в хранилище, ну помнишь, где мы в прятки играли, а ты на нас еще заругался, что склад старый, совсем дряхлый и может обвалиться. Вот они там его и закрыли. Милиция подождала, подождала и уехала. А потом мы с Жариком играли, услышали крики и побежали, а там... — Родька замолчал, слезы брызнули из его глаз.
— Родька, миленький, ну что там было?
— Там Сережка кричал. Он весь в крови был, его крысы покусали. Жарик побежал за воспитателями, вот, а я хотел помочь Сережке вылезти из дырки, а он застрял. Он, это, тебя звал... Он то маму позовет, то тебя. Ну, потом воспитатели прибежали, его вытащили, а он весь в крови был, там даже мясо видно было. Его увезли в больницу. Пацаны, еще ходили туда кровь сдавать, но врачи сказали, что Сережка — мальчик крепкий, он выживет. Мы потом все апельсинки собрали, и Мария Васильевна их ему в больницу отнесла.
Глаза Дениса наполнились слезами. Боль, ярость тугим кольцом схватили за горло. Прижав к себе вздрагивающего Родьку, он словно оцепенел. Затем оторвался от малыша и поднялся. Во рту все пересохло. Денис вытащил сигарету и стал нервно прикуривать, ломая одну за другой спички. Затянувшись, он вскинул голову. По мирному голубому небу плыли пушистые облака.
— Родя, откуда ты знаешь, что это сделал Хан?
— Пацаны рассказывали. Они видели, как Хан с дружками тащили его в склад.
— А воспитатели знают?
— Нет. Дружки хановские сказали, кто проболтается, того тоже к крысам бросят.
— Родик, ты мне ничего не говорил, ага?
— Ага.
— Ну, пойдем к Марии Васильевне, — и он взял в свою ладонь маленькую теплую ладошку Пушка.
Мария Васильевна, не скрывая слез, рассказала, как они нашли окровавленного Стриженова, как страшно было на него смотреть и как Стриж, заикаясь, повторял: «Мамочка, мама, где ты? Дениска, мне больно, больно».
— Мария Васильевна, а в какой больнице лежит Стриж?
— В городской, Денис, в хирургии, в ожоговом отделении. Ты хочешь сходить к нему?
— Да, Мария Васильевна, я прямо сейчас хочу поехать к нему.
Боль сидевшая где-то в глубине души Дениса резким толчком поднялась и стала сгибать его, выжигая все внутри до скрежета зубов.
Не помня себя от захлестнувшей его ненависти, Денис добрался до больницы. Его нервы были накалены до предела и, когда медсестра отказалась без пропуска пропустить его, Денис невольно сжал кулаки. То, что она увидела в его глазах боль, перемешанную с ненавистью, заставило ее машинально подать ему халат и тапочки.
Денис взлетел по лестнице на третий этаж и остановился у палаты, тяжело дыша. «Спокойно, Дин, спокойно», — сказал он самому себе, и, приоткрыв дверь, поискал глазами Стрижа. Он лежал недалеко от окна, запеленатый, как ребенок. Его песочные волосы были разбросаны по подушке. Денис потихоньку опустился на стул и взял Стрижа за руку. От прикосновения Сережка открыл глаза.
— Здравствуй, Сергуня, — тихо произнес Денис.
Увидев его. Сережка улыбнулся своей приятной улыбкой, его глаза заблестели.
— Денис, а я знал, что ты придешь, я ждал тебя.
Денис вышел из автобуса и направился к интернату. На душе у него было спокойно. Он знал, что сейчас ему нужно сдерживать все чувства, которые выплескивались наружу. Он должен найти Хана и примерно знал, где его искать. Когда Стриж рассказал ему, кто такой Хан, Денис был очень удивлен. Он вспомнил этого высокого русого парня с темно-синими глазами и с чуть свернутым на бок носом. С ним однажды они вместе занимались в спортзале и в шутку устроили поединок. «Но теперь, — думал Денис, — я шутить не буду. Мы с тобой сцепимся, и пусть это будет мой последний поединок, но я тебя брошу крысам, как ты, сволочь, бросил Стрижа».
Хана он нашел под вечер в окружении девочек. Они весело болтали. Одна из них обхватила Хана за шею. Денис выдохнул из себя, как бы отгоняя последние сомнения, и, прищурив глаза, направился в его сторону.
— Привет, Гера! Ну, ты молодец! Че, один со всеми справляешься, — оглядев обступивших его девчонок, усмехнулся Денис.
— Да я же на здоровье-то не жалуюсь.
— Гера, у меня к тебе разговор.
— А ну, птички, полетели спать.
Девочки, недовольно переглянувшись, медленно пошли к интернату.
— Тоже мне, орлы-орелики! — фыркнула одна из них напоследок.
— Я вот что, Гера... Как это говорится: застоявшемуся коню пробежка нужна, так и мне надо размяться.
— Че, здесь, что ли? Ну, пошли в спортзал, — удивившись, предложил Хан.
— А спортзал закрыт, давай здесь, земля мягкая, — настаивал Денис. — Или ты как, сконил?
— Ну, погнали, — согласился Хан, поднимаясь с лавочки.
Они встали друг против друга в стойку. Хан выбросил руку, намереваясь ударить Дениса по корпусу, но тот ловко увернулся от удара и, слегка пригнувшись, нанес Хану удар по почкам.
— Ты, гляжу, в натуре погнал, — удивленно протянул Хан, сморщившись от боли.
Сделав обманное движение левой рукой, Хан правой рукой сильно ударил Дениса в голову. От полученного удара у Дениса зашумело в голове и удар ноги в шею сбил его с ног. Денис, тряхнув головой, в одно мгновение вскочил на ноги.
— Ну че, оклемался? Дальше погнали? — усмехнувшись, спросил Хан, попрыгивая на носочках.
«Ну, еще пару ударов и Принц заскулит», — подумал Хан и ударил стопой ноги в подбородок Дениса. Тот, подсел, уходя от удара, потом сильно и резко ударил Хана в пах, и Хан взвыл от ужасной боли. Денис выпрямился и, разворотом стопы ударил ему по челюсти, затем, резко крутнувшись на месте, сделал подсечку. Хан распластался на земле, корчась от боли.
— Ну что, падла, шутить я с тобой не собираюсь, ты еще не понял? А теперь вспомни Стрижа, паскуда... Я пришел тебя судить за него. Я! Я тебе — не гуманный советский суд, у меня суд — кровника...
Когда Хан услышал полные ненависти и злобы слова Дениса, у него дернулось лицо.
— За крысенка мстишь? — прошипел он. И сквозь зубы процедил: — Я еще живой.
Он попытался подняться, но Денис сложил пальцы и костяшками ударил Хана в кадык. Хан захрипел и, жадно хватая ртом воздух, повалился навзничь.
Денис опустился на корточки перед распластанным Ханом. Ноги у него дрожали и его слегка подташнивало.
— Ну что, живой, подлюга? — проскрежетал Денис. — Ну ниче, подыхать ты будешь в другом месте. — Он взвалил на себя обмякшего Хана и, согнувшись от тяжести, пошел к старому хранилищу. Подойдя к двери, Денис сбросил его у двери, вынул из кармана шелковую бельевую веревку, лейкопластырь и стал скручивать ему руки. Денис это делал спокойно, не чувствуя жалости. Взяв Хана за волосы, он прилепил ему на рот пластырь. Затем втащил его бессознательное тело в хранилище. В нос ударил запах сырости и затхлости. Денис бросил Хана на кучу мусора и, резко повернувшись, быстро вышел. Закрыв дверь, он прошептал:
— Я отомстил за тебя, Сергунчик!
Он сел на стоявший возле двери ящик и вынул, пачку сигарет. Закурив, Денис принялся наблюдать, как на небе одна за другой вспыхивали звезды. Он не знал, сколько он так просидел в отрешенности. До его слуха из хранилища вдруг донесся шершавый звук, потом он услышал стон, похожий на крик.
— Ну что ж, приговор приведен в исполнение, — еле слышно произнес Денис.
Он отбросил окурок и закурил новую сигарету. Стоны стали слышны сильнее, он вдруг почувствовал жалость к Хану.
— Нет, нет, — закрыв руками уши, прошептал Денис, затем резко встал и пошел к интернату: он боялся, что вся доброта, собранная в нем, заставит его помиловать Хана, но делать этого не хотел.
Заметив, что Денис отошел от хранилища, двое парней выбрались из укрытия и бросились к двери склада. Рванув на себя дверь, они влетели в хранилище, откуда донесся крик ужаса. Через пять минут пацаны, остервенело ругаясь, вытащили на площадку окровавленного Хана. Один из них отошел в сторону: его стало тошнить, второй побежал к интернату.
Денис лежал в спальне, заложив руки за голову, и смотрел, как полоски света от проходящих мимо интерната машин двигались по потолку. Вдруг тишину интернатовского двора взорвал вой сирены «скорой помощи»...
Хана увезли в ту же больницу, где лежал Сережка. Наутро о случившемся знал-весь интернат. Когда он шел по коридору, все разговоры затихали, и его провожали испуганными взглядами. Вдруг до него донеслось:
— Дьявол!
К нему подошел подросток и, стараясь не смотреть ему в глаза, сказал:
— Тебя к директору!
Денис спокойно вошел в кабинет. Сергей Егорович, задумчиво нахмурившись, мерил шагами свой кабинет. Рядом с ним сидел Владимир Николаевич. Увидев вошедшего Росина, директор резко повернулся и сдавленным голосом проговорил:
— Росин, ты убийца! — и вдруг сорвался на крик, стал выплевывать гневные слова: — Ты убийца! Как тебя только земля носит?
— Я убийца? — усмехнувшись, спросил Денис. — Вы мне докажите это.
Директор, сжав кулаки, приблизился к Денису, но, взглянув на него, остановился и беспомощно опустил руки.
— Это докажут, не сомневайся, докажут, — сказал, поднявшись со стула, Владимир Николаевич. — И мне жаль, что тебя не расстреляют, — гневно произнес он.
— Не надо, Владимир Николаевич, — остановил воспитателя директор, подходя к столу. Он устало опустился на стул. — Мы ничего и никуда сообщать не будем, — обреченно сказал он, — хватит нам Стриженова. Но ты, Росин, можешь выметаться из интерната, чтобы ноги твоей здесь не было, — и директор швырнул на стол конверт с его документами.
Когда Денис вышел из кабинета, Владимир Николаевич, стоявший у окна, задумчиво произнес:
— Напрасно вы это, Сергей Егорович. Надо было вызвать милицию и в наручниках вывести его из интерната. И потом, с вас еще за него спросят, если он где-то что-то натворит.
— Я это понимаю, прекрасно понимаю, но держать Росина в интернате выше моих сил и, если он здесь будет находиться, то это значит, что может случиться что-нибудь подобное, такое же страшное и бесчеловечное. Если меня спросят за Росина, я отвечу, что он сбежал, выкрав документы. Но видеть этого дьявола я не могу, понимаете, не могу.
Денис поднялся в спальню, побросал вещи в сумку и, прихватив магнитофон, стал спускаться по лестнице. Навстречу ему поднимались Раиса Ивановна с физруком.
— Ты еще здесь, мразь? — набросилась она на него. — Да вы посмотрите, он же пьяный! Как ты смеешь в таком виде быть в интернате? Надо немедленно вызвать милицию, Игорь Викторович.
— Зачем? — остановил ее физрук. — Выкинем его на улицу, пускай убирается отсюда, сопляк.
— Да я и сам уйду! — с ненавистью бросил Денис. — Чтобы ваши рожи не видеть, от которых меня уже мутит, садисты, насильники. — Он сплюнул им под ноги и вышел на улицу, громко хлопнув дверью.
Возле калитки он вдруг услышал крик:
— Денис!
Он обернулся. Его догонял Родька. Денис опустился и подхватил его на руки.
— Ты уходишь, ага? А как же я? Не уходи, Денис, — и Пушок обхватил его за шею.
Дениса полоснула по душе слезная жалость к этому малышу, единственному, кто прибежал попрощаться с ним.
— Я к тебе приеду еще, Родька. Ты меня будешь ждать?
— Ага, — и Родька прижался губами к его щеке...
Выброшенный из интерната Денис Росин оказался один в миллионном городе. Первой его мыслью было поехать к Владу. Найдя телефон, он позвонил ему домой, но, услышав его голос, Денис бросил трубку. Он испугался встречи с другом, так как Влад был работником милиции, и Денис не верил, что он сможет понять его и все то, что произошло с ним.
Пошел дождь — предвестник долгой холодной осени. Ежась от холода, Денис стоял в растерянности, размышляя о том, к кому же пойти в этом большом городе. И где-то в укромном уголке сознания мелькнула мысль о Свете. Он набрал ее номер. Она сразу сняла трубку, как будто ждала этого звонка, и с готовностью предложила ему перебраться к ней.
Света жила с отцом, но тот по контракту работал в Нигерии. С этого телефонного звонка для Дениса Росина началась новая жизнь. Через Свету он познакомился с парнями, которые занимались сексуальными играми на деньги. Неделю Денис присматривался, подавляя в себе отвращение и стыдливость, но вскоре сам стал принимать участие в играх. «Дурное дело нехитрое», — говорил он, складывая в джинсовую куртку выигрыш. В этих играх он встретил Оксану, ту восьмиклассницу из интерната, прошедшую первые уроки секса у физрука, выполняющую в этих оргиях роль «сосиски»
Постепенно Денис пристрастился пить. Первые дни его полоскало, выворачивая всего наизнанку, а потом он стал пить до помутнения в голове. Ему было хорошо и легко: уже не давили никакие мрачные мысли. Он забывался в пьянстве и разврате и с каждым днем затаптывал в себе мальчишку. Но горьким было утреннее пробуждение, царапающее когтями совести по душе. Утром, просыпаясь на большой кровати среди шелковых простыней, Денис начинал презирать самого себя. Он жил в роскоши, ни в чем не отказывал себе, но бывали минуты, когда ему хотелось сбросить эту джинсовую униформу, стереть с лица это обаяние, которое так привлекало женщин, вскочить на коня и ускакать в тот жестокий, но по-своему добрый мир, где были его друзья и брат. Ему было стыдно, что он не смог преодолеть в себе страха осуждения, когда через мальчишку передал Родьке большой полосатый арбуз. И даже к Стрижу он не смог подняться. Он оставил всякие «вкусности», как говорил Стриж, в металлической корзине для посетителей.
Денис ненавидел себя сегодняшнего. Он был одинок и нищ среди этой роскоши, среди ненужной дружбы.
Поднявшись с постели, он вдруг увидел в большом зеркале свое отражение На него смотрел обнаженный выхоленный юнец с пробивающимися усами.
— Ненавижу! — крикнул Денис и швырнул в зеркало хрустальный бокал с ромом, который он держал в руках.
По большим осколкам разбившегося зеркала потекли похожие на кровь ручейки.
Тоска полной накатила на Дениса, и он решил поехать на кладбище. Запахнувшись в «варенку», он стоял у могилы матери и смотрел на голые деревья Рядом тлели собранные в кучу листья. Денис взглянул на памятник, с фотографии на него грустными глазами, с едва уловимой улыбкой смотрела мать. Он снял с могилы шуршащий целлофан и положил на нее большой букет черных роз. Поднявшись, он еще раз взглянул в смотрящие на него глаза матери и прошептал.
— Прости меня, мама...
Постояв минуту, он вскинул голову, глубоко вдохнул холодный осенний воздух и пошел к выходу.
— Что уже уходите? — спросил сморщенный старик-сторож, подгребая листья в костер.
— Дед, возьми, — Денис протянул ему тысячерублевку, — и посмотри за могилой моей матери. Ну, там, цветы посади, чтобы все по-людски было, — сдавленным голосом произнес Денис.
Растерянный старик скомкал бумажку, пряча ее в карман.
— Парень! А чью могилу-то? — окликнул он Дениса.
— Росиной Валентины Алексеевны.
— А ежли свечку поставить, от кого?
— От сыновей — Артема и Дениса.
Такси притормозило и Денис, открыв заднюю дверцу, опустился на сиденье.
— Куда?
— Пока в город, — задумчиво произнес он. — Я закурю?
— Кури, — и водитель нажал клавишу магнитофона.
Этой ночью в спящем городе
Ветер бьется черной птицей.
Пусто в доме мне и холодно
И до поздних звезд не спится.
Упаду в объятья темноты
И пойду: пути не зная.
Виновата в этом только ты...
Только ты...
Только ты...
Больно мне, больно!
Не унять эту злую боль...
Голос Казаченко ударил Дениса по душе, и от отчаяния, безысходности и одиночества у него сжало горло. Проезжая мимо церкви, Денис почувствовал, что ему хочется войти туда.
— Тормозни, — попросил он таксиста и бросил на переднее сиденье стольник.
Подойдя к воротам, Денис положил на паперти в шапку нищему десять рублей. В церкви он купил свечи и, немного подумав, приобрел крестик, который тут же и надел. Денис потихоньку протиснулся между молящимися старушками к иконе святой Богоматери и замер в нерешительности. К нему подошла маленькая сухонькая старушка и спросила:
— Сынок, первый раз здесь? Он кивнул.
— Тебе помочь, сынок? — и, увидев его кивок, она сказала: — Поставь свечи и помолись святой Богоматери, заступнице нашей перед Господом. Скажи то, что ты хочешь, что хочет твоя душа.
Денис зашептал слова, накопившиеся в душе:
— Господи, прости мне все грехи мои. Сбереги Сережку и брата моего Артемку...
Выходя из церкви, Денис положил деньги в ящик для пожертвований, передал служительнице записку за упокой матери и, вскинув голову, еще раз тихо произнес:
— Господи, сохрани меня и брата моего Артемку!
Милицейские «Жигули» патрулировали вечерние городские улицы, которые светились разноцветьем огней. В свете фар кружились, танцуя, подхваченные осенним ветром листья.
— Да надоело пахать за пять кусков, — жаловался Владу водитель Ямшин. — Жену и сына чем кормить? Ведь цены — убиться можно. Ты же знаешь, что работаем без выходных и проходных. Я скоро на этой колымаге геморрой заработаю. А она, бедненькая еще чихнет разок — и в металлолом.
— Что-то ты, Паша, совсем разошелся, — рассмеялся Влад, поправляя пятерней упавшую на лоб поседевшую прядь волос. Он сидел рядом с водителем в новой, хорошо отутюженной форме с лейтенантскими погонами.
— А что, я не прав? Вот скажи мне, не прав разве? — допытывался водитель.
— Да прав, прав, сдаюсь. Только надо глубже думать. Если бы меня спросили, что надо, чтобы в ментовке был порядок, я бы ответил так: во-первых, всех, кто мешает работе, всякую погань, которая мундиром прикрывается, — выгнать и набрать хороших парней, проверенных через тесты компьютера и детекторы лжи, а то уже объявление появилось в газете, что требуются парни в милицию. Вот набрал бы я их и зарплату бы минимальную дал — тысяч двадцать.
— Ого-го! — Ямшин присвистнул.
— Да, да, Паша. Двадцать пять тысяч — это нормально. Шахтеры вон, те по пятьдесят штук в месяц зарабатывают. Ну и потом, чтобы была машина. И чтобы «гаишник» не хлопал глазами и не свистел вдогонку, когда кто-то не останавливается. Потом квартиру каждому бы дал, а то вон Роговой в общаге живет, с алкашами. Какой уж тут отдых после суток дежурства? И спецмагазин бы организовал, чтобы не орали на нас, что, дескать, милиция без очереди берет, и чтобы некоторые по блату не кормились из-под прилавка. Отработал он год по испытательному сроку — проверить его, не стал ли он ментом, не оправдал доверие — до свидания: там очередь стоит.
И закон, конечно, нужен, чтобы защищал нас. Чтобы мы были, как говорится, в законе и по закону. Чтобы я в преступника, в убийцу, мог стрелять, а не думать: стрельнешь — опять посадят. Чтобы у нас было оснащение получше, чем у мафии. Чтобы они боялись одного нашего появления. Вот тогда порядок будет. А сейчас кто мы? Менты без прав и нормальной жизни.
— Когда это будет, «полковник», мы не доживем, а я думаю, что я завтра...
— Подожди-ка, Паша, тормози, — вдруг перебил водителя Влад, прильнув к окну.
— А что?
— Да пацан знакомый.
Влад вышел из машины и пошел навстречу Денису, который остановился на тротуаре, прикуривая сигарету.
— Здорово, Дин! Вот кого не ожидал встретить, так это тебя! — улыбнулся Влад.
— Здравствуй, Влад, — слегка улыбнувшись, поздоровался Денис.
Они сели в машину.
— Ого, — воскликнул Денис, взглянув на его погоны, — уже лейтенант?
— А как же, жизнь идет. Ты извини, что не писал. Завертелся за этой учебой, времени было в обрез, Влад провел по горлу рукой, — хотя был я тут недавно у тебя в интернате, — он пристально посмотрел на Дениса. — Там мне про тебя такого порассказывали...
— И ты поверил? Осуждаешь? — взглянув на него испытующе, спросил Денис.
— Ты знаешь осуждать я тебя не осуждаю. Я знаю, что просто так, как твоя левая нога захочет, ты не делаешь. Но понять тебя... Тебе не кажется, что с Ханычевым ты перегнул?
— Нет, не кажется. Хан — это последний подонок, которого я уже вытерпеть не мог, и чихать мне, что ты обо мне думаешь, товарищ лейтенант. Но я тебе скажу: это была моя месть всем сучарам, которых я встречал: Князю, Бесу, Мохану, да многим еще, которые давили пацанов, делая их «чмориками» — рабами своими.
— И ты решил по-своему с ними разобраться? Устроил беспредел? Так же не делают, сам понимать должен.
— Конечно, вы взрослые — всегда правы, только мы — детишки бесправные, чуть что «мерзавец», «недоросток», «сморчок», или как там еще — «шнурок», «тебе место в колонии!» — с дрожью в голосе выпалил Денис, и Влад заметил, как сбоку на его щеке задергалась жилка. — Надоело жить под окриком. Я хочу быть тем, кто я есть, и не надо меня перевоспитывать! — В словах Дениса сквозило раздражение. — А то понастроили, блин, интернатов, где из нас уродов делают! Да я никогда не прикалывался в этих интернатах. Они всегда для меня были пуще неволи, — говорил Денис с неукротимой злостью. — Ну, че ты на меня так смотришь? Не узнаешь своего старого знакомого Дина? Ты думал, я тебя увижу, так у меня радости будет полные штаны?
Глаза Влада широко раскрылись. Он понимал, что у Дениса сейчас психоз, нервный срыв и что обида, долго сидевшая в нем, выплескивается наружу. Было ясно, что он обвиняет Влада во всем, что произошло с ним.
Влад в задумчивости сдвинул фуражку на затылок.
— Денис, я понимаю, что я виноват перед тобой и может, даже тебя предал, но почему ты, обиженный на весь свет, обвиняешь во всем меня? Извини, Дин, у тебя сейчас пустая голова и злое сердце, — потирая шрам над левой бровью, произнес Влад.
— Да никого я не обвиняю. Просто обидно. Обидно, что нас, пацанов, за людей не считают, особенно тех, кто в зоне или в «спецухе» был. Думают, что нас вообще надо держать как бешеных собак, а если кто-нибудь из нас сорвется, — сразу в живодерню, извините, в вашу ментовку. Чего, разве не так? — и Денис с укором посмотрел на Влада.
— Нет не так, — возразил Влад, — нормальный мент разберется.
— Да кто будет разбираться?! — нетерпеливо перебил Денис. — Ты же сам говоришь, что времени сейчас нет с человеком по душам поговорить. Мы же звереть начинаем. Все от такой жизни пьют да воруют, — произнес он с горечью. — Меня тошнит от этого «дубизма» и тупорылости.
— Хватит, — остановил его Влад. — Что ты знаешь про всех? Нормальные люди вкалывают, а ты...
— Воспитываешь? Не надо, такого уж меня уродили.
— 513, 513, вызывает «Град!» — донеслось до Влада, и он снял с панели трубку.
— Подожди, — махнул он рукой Денису, — слушаю, 513!
— Вы где находитесь? — донесся до Влада голос Димки.
— Мы выехали с ужина. Извини, забыл отметиться
— Понял тебя, Влад, мать твоя звонила, с сыновьями твоими поговорил. Поздравляют нас с праздником.
— Спасибо, братан.
Влад положил трубку и повернулся к Денису.
— Нет, давай-ка все-таки разберемся, Дин.
— А чего разбираться? И кому я нужен? Я как та собака...
— Какая собака?
— Та собака, которую я видел, когда ты меня вез в спецшколу, не помнишь? А я запомнил. Черная такая собака, тащит свои раздавленные ноги по дороге. Визжит и скулит так, что аж душу разрывает. Водилы сигналят, объезжают ее, а она мучается, пытаясь добраться до обочины. И никто не остановится, чтобы ей помочь или хотя бы добить ее...
— Ну ты даешь, Денис! — в задумчивости произнес Влад. — Это по-твоему выходит: я тебе не помог? Так теперь добить тебя должен, — от удивления у Влада вытянулось лицо.
— Да никто мне ничего не должен. Ты что, думаешь, что приручил меня? И я перед тобой на задних лапках стоять буду? И вообще, чего ты ко мне вяжешься!? Все менты как менты, один ты добренький, все в душу залезть хочешь. А меня ты спросил, хочу ли я этого? — голос Дениса дрогнул. — Чего ты лезешь? Я что тебе, сынок? Ненавижу! — губы его задрожали, глаза наполнились слезами. — Лучше бы ты был, как все.
— Подожди, Дин...
— Чего «подожди»? Я уже столько тебя ждал! А ты... я тебе верил, эх, — он вздохнул глубоко и горько, — да пошел ты! Ненавижу тебя! — и он, открыв дверцу, выпрыгнул на перекресток.
Идущая наперерез «Волга» с визгом затормозила.
— Ничего себе, щенок! Едрена вошь, — в сердцах крикнул Пашка.
— Да подожди ты, — нетерпеливо оборвал его Влад, — давай его догоним!
— Вообще, зашибись! Че он тебе дался? Он тебе кто — сын, брат? Че мозги-то полоскать? — мрачно заметил Пашка.
Влад сидел с озабоченным выражением лица. Мысли о Денисе тяжелой тоской навалились на него. Он сдавил пальцами виски и подумал: «Что с ним произошло? Что-то в нем надломилось!». Влада кольнула тревога за Дениса. Он отчетливо понимал, что его надо защитить от самого себя, чтобы он в своей неукротимой злобе не сломался окончательно. Вдруг он ощутил колющую боль в груди и сказал самому себе, вернее живущему в нем мальчику: «Ты предал Дина!»
— Да кто он тебе-то? — голос Паши вывел Влада из задумчивости. — Брат, что ли?
— Вроде того, — тихо произнес он, — и я его предал.
— 513, 513, «Каштаку» ответь!
— Слушаю, 513!
— Где находитесь? — спросил дежурный по райотделу.
— У кафе, у кафе, как понял?
— 513, ты всех ближе. По Миасской ограбление сбербанка, давай туда! Я вызываю других.
— Паша, гони! — выкрикнул Влад.
Над машиной вспыхнул пульсирующий маячок.
— Выруби! — приказал Влад.
Денис выскочил из машины и побежал вниз по улице. Ему было не по себе. Он понял, что между ним и Владом легла тень отчуждения и что их отношения, когда-то добрые, из-за него, Дениса, превратились в хрупкий хрусталь, еще мгновение — и этот хрусталь разобьется на кусочки, которые больно ранят обоих если уже не разбились. Он сожалел о том, что нагрубил Владу: он-то тут при чем? — спросил его кто-то маленький и грустный внутри него. И он подумал: «Ну и пусть! Тоже мне, прикидывается добрым, а сам... А-а, пошли они все!...».
Патрульная машина с взвывшей сиреной свернула на улицу, по которой шел Денис, полоснув его предчувствием беды.
— Говорили же исполкому, что надо убирать оттуда сберкассу! — проворчал Влад, проверяя пистолет.
Они подъехали к двухэтажному дому, правую часть которого занимала сберкасса. Влад выскочил из машины с пистолетом в руке, и, повернувшись к водителю, сказал:
— Паша, объедешь. Если они на машине, то поедут там.
Милицейские «Жигули» перекрыли выезд. Водитель выбрался из машины и бросился к Сбербанку.
Денис проводил взглядом патрульную машину с бортовым номером 24. «Это же машина Влада!» — вспомнил он и кинулся следом за ней.
Влад добежал до угла и остановился, увидев черную «девятку». Воровски озираясь и пригибаясь на ходу, трое мужчин в масках приближались к машине.
— Жора! Заводи! — скомандовал полноватый парень в синей «Аляске».
Жора побежал к машине.
— Стой! Твари! Кто дернется — уложу на месте! — крикнул Влад, появившись из-за кустов.
Парни подались назад, но пуля, подвывая, чиркнув по крыше автомашины, впилась в ствол дерева, остановила их.
— Стоять, погань! Руки на машину! Вот так, ноги шире, стволы бросить! Сперва ты, толстый, — скомандовал Влад. — И сумки брось! — Толстый бросил сумки. Упав на асфальт, одна развязалась, и из нее высыпались пачки денег.
Внезапно Жора сорвался с места и, пригибаясь к земле, побежал. Влад выстрелил. Жора юркнул в кусты, но вдруг резко остановился, увидев Пашу с пистолетом наготове. «Обложили, менты!» — мелькнуло у него в голове.
Жора замер, пропустив его мимо себя, потом вытащил пистолет и, подобравшись сзади, ткнул ствол оружия в затылок водителя.
— Стоять, мент, — прошептал Жора, — дернешься — кончу.
— Не надо, зачем? Не надо, — хриплым от страха голосом прошептал Пашка.
— Брось ствол и шаг вперед.
Водитель сделал все, как было приказано. Жора поднял его оружие и отбросил свой макет пистолета в кусты.
— Иди вперед, овца, ну! — прорычал он.
Паша сперва повиновался, но, пройдя три шага, рванул в кусты. Жора выстрелил ему вслед и бросился за ним. Паше обожгло бедро и, зажав рану рукой, он повалился на землю.
Страх, обжегший его вначале, прошел, ушли противные мысли о спасении своей жизни, которые появились в тот момент, когда он почувствовал упершийся в затылок пистолет. Да, в ту минуту он подумал о себе, о своей молодой жене и маленьком сыне. Ему не хотелось видеть себя мертвым в гробу с милицейскими почестями и убитую горем семью. Но сейчас, когда к нему приблизился бандит, Паша приподнялся и бросился на него, вцепившись в горло железной хваткой. Жора захрипел и несколько раз выстрелил Паше в живот. Его большое тело обмякло и сползло на землю. Выпучив глаза, Жора долго смотрел на мертвого милиционера, но услышав выстрел, вышел из состояния оцепенения и побежал туда, где стреляли.
До Дениса тоже донеслись звуки выстрелов. Он подбежал к скамейке и, вырвав рейку с гвоздями, побежал в том направлении.
Услышав стрельбу, двое под дулом пистолета забеспокоились.
— Стоять! Я сказал! — выкрикнул Влад и выстрелил им под ноги.
— Командир, может, разойдемся? Тут и тебе хватит, — неуверенно предложил парень в «Аляске».
— Не получится, я только в долларах беру, — оборвал его Влад.
Ему вдруг резкой болью обожгло плечо. Парень в «Аляске» и другой, в кожанке, бросились на Влада. Лейтенант Владин почувствовал тупую боль в груди. Падая, он успел выстрелить в толстого.
— Дух! Кончай его! — крикнул тот, держась за колено. Его лицо исказила гримаса.
— Убью, падла! — с перекошенным ртом Дух с ножом двинулся на Влада.
Подкравшись, Денис вышел из-за машины грабителей и ударил склонившегося над толстым Жору по затылку рейкой, затем,размахнувшись, резко нанес удар Духу. Он охнул и повалился на землю, схватившись за окровавленную голову. Денис бросился к поднимающемуся Владу. Увидев как Жора целится из пистолета, Влад крикнул хриплым голосом.
— Осторожно, Денис! — и оттолкнул его в сторону.
Раздался выстрел. Пуля вошла в грудь Влада, отбросив его на асфальт. Жора, направив пистолет на Дениса, нажал на курок. Раздался щелчок и затвор откинуло назад. Бросив пистолет, он побежал к машине.
Раздался звук сирены, и свет фар въезжавших во двор патрульных машин осветил «Жигули» грабителей, которая задним ходом пыталась выехать из двора.
Выскочив из машины, Димка подбежал к «девятке». Резко открыв дверь, он ухватил Жору за волосы и нанес коленом удар в висок, и сорвал с него маску. Подбежавшие сержанты, надели на него наручники.
— Тащите его в машину! — приказал Димка.
Денис попытался поднять раненого Влада, но кто-то грубо схватил его, и на его запястьях защелкнулись наручники.
— Вы что? Это не я! Это они, — успел крикнуть Денис.
Резкий удар в челюсть свалил его на землю. Двое милиционеров подхватили Дениса под руки и потащили к «Уазику». У машины они ударили его головой о зарешеченную дверь, и он потерял сознание. Обмякшее тело Дениса бросили на пол и захлопнули дверь. Трое сержантов перенесли мертвое тело Паши, уложив его на сидение.
Окровавленных Духа и Жору втолкнули в «собачник» патрульного «Уазика», стоявшего рядом с ОМОНовским, в котором находился Денис
Высокий, крепкий капитан нес Влада, рука которого повисла в воздухе
— Живой он, Яковлевич! — спросил подбежавший Димка Белозеров.
— Пока живой. Давай, Димка, гони! — сдавленным голосом проговорил капитан.
Димка помог ему сесть на заднее сиденье милицейских «Жигулей». Машина рванула со двора под сирену и мерцание маячка. Капитан придерживал Влада, лежавшего на его коленях. Куртка на Владе сползла, открывая окровавленную белую рубашку.
Капитан прижал свою большую ладонь к окровавленной груди Влада, но вскоре сквозь его пальцы выступила кровь. «Жигули» выехали на улицу, обгоняя попутные машины.
— Дима, родной, давай! Он теряет кровь!
Димка с силой вцепился в руль, так что суставы его пальцев побелели
— Ну, таксер, ну, козел! — прокричал Димка, сигналя медленно двигающемуся впереди них такси.
Яркая блондинка, сидя в машине, небрежно стряхнула пепел в форточку, продолжая говорить с молодым таксистом.
— Менты-то торопятся, видно, водку ищут. Праздновать будут, — ухмыльнулся он
— А что праздновать-то? — поинтересовалась блондинка.
— Сегодня же десятое ноября, день Советской милиции, — хохотнул он и, повернув руль вправо, уступил дорогу.
Димка, гоня машину, вспомнил, что когда-то это уже было.
— Ну почему, Влад, у тебя такая невезуха? — тихо произнес он, чувствуя, как у него наворачиваются слезы. — Ну ничего, ничего, ты крепкий мужик, ты выкарабкаешься, братан, — и, встряхнув головой, уверенно сказал: — Мы отобьемся и пробьемся, братан! Держись, Влад!
Он обернулся и посмотрел на Влада. Кровавое пятно расползлось по рубашке. Димка стиснул зубы и выжал предельную скорость. Не отрывая взгляд от дороги, он снял трубку:
— «Град», «Град»! Пятьсот тринадцатому ответь!
— Слушаю тебя, 513-й!
— Елисеев, ты с больницей связался? Они ждут?
— Да, да, да, мы сообщили, что вы подъезжаете. Ну, как он там, старший лейтенант, живой?
— Живой, живой он, Руслан.
Подъехав к арке, откуда выезжала машина «скорой помощи», Димка выскочил из «Жигулей» и открыл настежь двери капитану, выносившему Влада. Вбежав в коридор приемного покоя, он закричал:
— Доктора, скорее!
Из комнаты приема больных выглянула медсестра. Увидев милиционера, несущего на руках раненого, она крикнула:
— Каталку, скорее! Ну, скорее же! Они привезли его!
Обитые жестью двери коридора распахнулись, и два молоденьких санитара бегом подкатили к капитану каталку, на которую он осторожно положил Влада.
По коридору скорым шагом шел доктор. За ним, едва поспевая, бежала медсестра, объясняя что-то на ходу. Он подошел к каталке, где лежал Влад, с которого санитары сняли китель и рубашку. Доктор приложил к окровавленной груди Влада фонендоскоп. В то же время медсестра наложила на руку манжетку тонометра.
— Владислав Петрович, давление очень низкое.
Доктор подошел к телефону.
— Срочно готовьте операционную! И приготовьте кровь: у него большая потеря.
Александр Яковлевич подошел к доктору и взял его за плечо:
— Доктор, он должен жить, вы понимаете? Жи-и-ть! — И капитан тряхнул его. — Если нужна кровь, берите мою.
— Я сделаю, что смогу, — произнес доктор и, взглянув на капитана, добавил: — Я постараюсь, а теперь не мешайте! — и, повернувшись к санитарам, скомандовал: — В операционную, быстрее!
К Александру Яковлевичу, провожавшему взглядом Влада, подошел Димка и сказал:
— Нас вызывают.
Капитан подошел к машине и вытянул трубку через окно.
— Ну, как он? Живой? — послышался голос Руслана.
— Да, его отправили сейчас в операционную. Как там, Руслан? Мы не нужны?
— Управимся. До связи.
На операционном столе лежал закрытый простынью Влад. Из его рта выходила трубка, подведенная к аппарату искусственного дыхания. В его вену была введена игла, от которой к флакону с кровью отходила пластмассовая трубка.
Доктор подошел к Владу и посмотрел на анестезиолога.
— 90/60, — сказала она, ответив на его немой вопрос.
Владислав Петрович взял в руки скальпель и начал операцию.
Димка с отрешенным видом сидел в приемном покое на кушетке, опустив руки. В его пальцах дымилась сигарета.
Александр Яковлевич стоял у окна, склонив голову на кулак поднятой руки, прильнув к стеклу.
Димка начал поправлять сползший с кушетки китель Влада и вдруг увидел, как из его кармана выпала записная книжка. Он поднял ее и раскрыл. С фотографии на него смотрели добрыми глазами тетя Рая и улыбались Ник и Максимка. Посредине зияла дыра. Лица матери и сыновей были залиты кровью.
От увиденного у Димки выступили на глазах слезы...
Доктор зашивал раны, удалив пули, которые лежали на белом маленьком подносе.
— Владислав Петрович, давление упало, — встревоженным голосом сказала анестезиолог.
В глазах доктора мелькнула тревога. Он нахмурил брови.
— Ножницы, — сказал он медсестре.
Владислав Петрович стал расстригать только что наложенные швы: «Так, видимо, началось внутреннее кровотечение, — подумал доктор. — Нет, парень, я тебя все равно вытащу».
Найдя кровоточащий сосуд, он перевязал его. Промокнул тампоном рану. Рука его замерла, глаза пристально смотрели на рану, но увидев, что крови нет, он вздохнул облегченно и вновь стал накладывать швы.
Давление у Влада медленно восстанавливалось.
Медсестра салфеткой промокнула лоб Владислава Петровича и, посмотрев в его пронзительно голубые глаза, увидела в них искорки радости.
— Наташа, идите успокойте милиционеров. Их коллега будет жить. Мы победили.
За два часа томительного ожидания Димка вспомнил все, что было связано в его жизни с Владом: начало их дружбы в такой же почти больнице, смерть Наташи во время розыска Алехи Шороха. Тот день, когда Влад перешел к ним в ОМОН, и последний отпуск, который они все вместе провели на озере, радостные лица Ника и Максимки и лицо тети Раи, когда она обрадованно кинулась обнимать вернувшихся внуков с сыном.
Димка заметил вышедшую из лифта медсестру Наташу и бросился к ней.
— Ну, как он там?
— Будет жить, — улыбнулась она. — Вы знаете, какие руки у Владислава Петровича! Он и не таких вытаскивал. И ваш друг тоже молодцом, выдержал.
Когда появился доктор, Александр Яковлевич подошел к нему и протянул руку.
— Спасибо вам, доктор. Вы меня извините, ну, что я...
— Да ничего, я же понимаю... И потом, вашему лейтенанту повезло. Ни один жизненно важный орган не задет. Удивительно!
— Его спасли мать с сыновьями, — сказал подошедший Димка.
— Не понимаю, молодой человек...
— Посмотрите, — и он раскрыл записную книжку в том месте, где находилась пробитая пулей фотография.
Доктор взял записную книжку и, пристально взглянув в лицо матери Влада, вернул ее обратно.
— Безусловно, вы правы, молодой человек. Я с уверенностью могу сказать, что Фарида Вафиновна спасла жизнь сына.
— Вы знаете тетю Раю, мать Влада?
— Да. Я ее оперировал, и она была молодцом, как, впрочем, и ее сын. Да, чуть не забыл, — и доктор достал из халата пули и положил их на раскрытую ладонь Димки, — это вам подарок.
— Да уж, праздник... — тяжело вздохнул Александр Яковлевич.
— Нет, капитан, это действительно праздник, мы все спасли Влада, — сказал Денис, зажав в кулаке пули.
Денис очнулся в камере. Открыв глаза, при тусклом свете лампочки он разглядел двухъярусные нары. Он хотел было встать, но вдруг почувствовал, что кто-то навалился на него и сдавил горло. В ту же секунду чьи-то цепкие пальцы придавили сто ноги к нарам.
— Ну, сучара, я тебя сейчас на Луну отправлю, — прошептал Жора.
Денис схватился за скрученную майку, душившую его, пытаясь освободиться.
— Жора, может, мы ему проход прочистим? Жалко пропадает такой красавчик, — предложил Дух.
Денис локтем ударил Жору в солнечное сплетение и, почувствовав, что он ослабил хватку, ударом правой руки в подбородок откинул его с себя.
Увидев упавшего на пол Жору, Дух отпустил ноги Дениса. Вскочив, Денис ударил Духа ногой в голень. Жора, поднявшись с пола, кинулся на Дениса.
— А, пидор! Убью! — выкрикнул он, замахнувшись кулаком. Увернувшись от удара и оказавшись у Жоры за спиной, Денис ударил его локтем по шее и, выбросив ногу, нанес резкий удар в спину. Жора отлетел к двери камеры и, ударившись об нее головой, свалился на пол. Денис надвинулся на Духа, но тот закрыл лицо руками и закричал:
— Не надо! Убивают! А-а-а!
На шум прибежали милиционеры с резиновыми дубинками и стали бить Дениса по спине и рукам.
— Давай малолетку в другую камеру! — крикнул старшина.
Сержант, завернув Денису руки за спину, втолкнул его в «одиночку». Из коридора до него донесся голос Жоры:
— Все равно ты не жилец, сучара!
Оказавшись один, Денис стал нервно шагать из угла в угол. Вдруг он остановился и, оглядев камеру, сел, сгорбившись и опершись локтями на колени. Потом уткнулся лицом в ладони и, застонав, стал раскачиваться из стороны в сторону, все всколыхнулось внутри.
— Ну почему, почему мне так не везет? За что? Ох, ну почему я маленьким не сдох?
И вдруг Денис замер. Откуда-то из глубины его сознания всплыла странная, сумасбродная мысль: «Хватит дразнить судьбу. Нет в той жизни для меня ничего. Пора прощаться. Если меня поведут на допрос, я попытаюсь бежать, только бы он выстрелил!»
Он встал, постоял минуту в задумчивости и упал на нары.
Денис Росин искал смерти. Он устал, устал сопротивляться обстоятельствам. Он понял, что они его сломили.
Дело по ограблению Сбербанка поручили шустрой женщине-следователю Маргарите Егоровне Талачковой. С первой минуты ведения следствия ей было все предельно ясно, только выпускник спецшколы Росин, пытавшийся совершить побег, нес какую-то ахинею о том, что он якобы был знаком с лейтенантом Владиным еще до ограбления, но его показания были опровергнуты показаниями ранее судимого Яна Жорина, который чистосердечно признался, что Росин был намеренно направлен к лейтенанту, чтобы отвлечь его внимание. Когда следователь Талачкова ознакомила Росина с этими показаниями, он закатил в кабинете истерику. Пришлось вызвать дежурных. После этого допроса Денис замкнулся и не отвечал ни на какие вопросы следователя.
Он понял, что его поставили на колени.
Следствие по делу ограбления сбербанка было закончено и передано в суд.
Влад открыл глаза и осмотрел палату. Лицо его было бледным, с запавшими глазами. Седина сильно прошлась по его волосам.
— Оклемался наконец-то! — радостно воскликнул молодой парень,сосед по палате. — А я думал, что ты только на капельнице и будешь жить. Ну, как ты?
— Нормально, — слабым голосом произнес Влад, облизав пересохшие губы.
— Тут к тебе каждый день гости приходили, — сообщил сосед. — Посидят и уходят. Ну ладно, я тебя утомлять не буду. Тебе это вредно...
Влад долго лежал, уставившись в одну точку. Он пытался вспомнить до мельчайших подробностей, как произошло задержание грабителей. Пленка воспоминаний воспроизводила очень четкие кадры, где Влад увидел грабителей в масках, направленный на него пистолет, и ему четко представилось лицо Дениса, который стоял с рейкой у машины.
— А что же потом? — ...потом... — он пытался вспомнить, но память пропускала лишь белые пустые кадры. Влад присел на кровати и опустил ноги на пол. На тумбочке рядом с ним стоял большой букет цветов, банки с компотом и пакеты с яблоками и апельсинами. Нашарив тапочки, он встал.
— Ты куда, лейтенант? — спросил его парень.
— Мне надо позвонить, — сказал он и, пошатываясь, пошел к дверям. В коридоре его остановила медсестра.
— Ой, зачем вы встали? Вам же нельзя.
— Сестренка, мне нужно позвонить, — он твердо взглянул на девушку. Твердый и уверенный взгляд больного удержал ее от уговоров. Влад подошел к столику и, придвинув к себе телефон, набрал свой домашний номер. Трубку сняла мать. Услышав голос сына, она заплакала.
— Ну что ты, мама? Я живой, все хорошо. И скоро вернусь.
— Ой, сынок, что же это такое? Что ж это все на тебя валится?
— Ничего, мама, я выдержу. Ты же меня учила терпеть. Ну, как там сыновья? Они не замучили тебя?
— Да нет. Они как узнали, что ты ранен, как-то присмирели, грустные ходили. И Дима с нами. Он как приехал, рассказал про тебя, так и остался у нас.
— Вот видишь, мама, все хорошо. Я скоро вернусь. До свидания, родная. — Влад закашлялся и, болезненно сморщившись, приложил ладонь к груди. Затем он набрал номер дежурного по ОМОНу. Дежурный очень обрадовался звонку, но Влад, перебив его, спросил.
— Где старший лейтенант Белозеров? Или капитан...
— Они выехали по бунту на зоне, там захватили заложников. Они сегодня должны вернуться.
Влад положил трубку и стал набирать номер того райотдела, который вызвал их на ограбление.
— Скажите, — спросил он дежурного, — при задержании там был подросток Денис Росин. Где он сейчас?
— Да вы не волнуйтесь, мы всех задержали, дело уже закрыто. Подождите, сегодня же среда. Да, точно. Сегодня их дело слушается в суде, — сказал дежурный.
— И что, Росина тоже судят? — прокричал в трубку Влад.
— Парня этого? Да, его Талачкова и расколола. Он поначалу в отказняк шел, да дружки его сдали.
Влада обожгла тревога, от которой в предчувствии опасности, нависшей над Денисом, защемило сердце. Он вдруг вспомнил его слова о раздавленной собаке: «Никто не захотел ей помочь или хотя бы добить ее...»
— Алло, вы меня слышите? — кричал в трубку дежурный.
Влад уже не слушал, медленно опуская трубку на рычаг. Он посидел пару минут в задумчивости, потом снова взялся за телефон и позвонил Давыду Леонидовичу. Его жена ответила, что он уехал в командировку в Москву.
— Что же делать-то? Что? — Влад провел ладонью по своему лицу и вдруг мысли четко и ясно пронеслись в его голове: «Так, надо немедленно выбираться отсюда — и в суд. А где же взять машину? Одежду?» Он набрал еще один номер. В трубке щелкнуло, и раздался молодой голос:
— Алло, я слушаю.
— Санька, у тебя машина на ходу?
— Влад, это ты? — услышал он радостный голос Оленика.
— Санька, давай подгоняй к больнице, я тебя жду через пятнадцать минут. И захвати с собой одежду.
Он еще раз позвонил в ОМОН и предупредил: если появится старший лейтенант Белозеров, то надо передать, что Владин находится в суде.
Артемка подошел к двери директорского кабинета и постучал. Войдя туда, он увидел сидевшего за столом седовласого мужчину в больших квадратных очках. Сергей Егорович, глядя на незнакомого подростка, вдруг поймал себя на мысли, что он кого-то ему напоминает и, когда Артемка спросил про брата, то директор все сразу вспомнил, и его охватило волнение.
— Я понятия не имею, где находится ваш брат-убийца! Мне даже упоминание о Росине действует на нервы. Он сбежал из интерната, выкрав документы, и где он сейчас я не знаю и знать не желаю! Так что потрудитесь, молодой человек, покинуть мой кабинет!
Расстроенный Артемка вышел из интерната. «Где же искать Дениса?» — в задумчивости он прошел мимо малышей, входящих во двор. Один из них пристально посмотрел на него. Артемка подошел к калитке, но вдруг его кто-то окликнул.
— Артемка! — к нему подошла воспитательница. — Ты ведь Артемка? Ты так похож на Дениса...
— Скажите, а вы не знаете, где он?
— Так тебе разве не сказали? — Мария Васильевна вздохнула. — Вот ведь люди, а? Заскорузла душа у людей, ох, заскорузла! Артемка, у твоего брата сегодня суд...
— Какой суд? Что случилось?
— Я не знаю в точности, но якобы он принимал участие в каком-то ограблении. Но я не верю этому, Денис не способен на такое. Я сама хотела пойти на суд, но меня не отпустили. Что же это творится с людьми-то? Каждый держит камень за пазухой.
Узнав от Марии Васильевны где находится суд, Артемка побежал к подходящему к остановке автобусу.
— Мария Васильевна, это кто был? Денискин брат?
— Да, Родик, это был Артемка, которого он так искал. Только бы они встретились! — Мария Васильевна взяла его за руку и повела к интернату...
В зале суда пустовало лишь десяток мест. Все бурно обсуждали судебное заседание. За металлической перегородкой под охраной солдат сидели подсудимые. Денис сидел, склонив голову на руки.
— Ну что, сучонок, вместе на кичу пойдем, — тихо сказал Жора, криво улыбаясь, отчего его шрам над верхней губой стал еще безобразнее. — Поимей в виду, дождик капает на всех одинаково, так что вместе пойдем на зону, а там тебе не жить.
Денис поднял голову и с ненавистью посмотрел на него. Жора ухмыльнулся, что-то прошептал на ухо Духу. Лишь толстый Сява, казалось, был безразличен ко всему и равнодушно с тупым выражением лица разглядывал зал.
— Прекратить разговоры, — приказал солдат. Денис казался обессиленным. Он тупо смотрел на зал пустыми, глубоко запавшими глазами. Ему стало все безразлично: и этот суд, и приговор. Его не волновала своя дальнейшая судьба. Он понимал, что судьба поставила его на колени, придавив к земле, и от сознания этого он испытывал какую-то опустошенность.
— Прошу встать! Суд идет! — объявил секретарь суда.
Все в зале поднялись. Судья с присяжными заседателями прошли на свои места. Раскрыв папку, судья громко произнес:
— Выслушав на заседании уголовное дело по статье 90 УК Российской Федерации, статье 102, а также по статье 192, части второй, суд приговорил подсудимых...
— Стойте! Остановитесь! — вдруг раздался голос в конце зала.
Все повернулись на крик. Судья прекратил чтение приговора.
— В чем дело? — спросил он вошедшего.
— Вы еще не выслушали меня, — твердо сказал Влад, проходя вперед.
— Кто вы такой? — удивленно спросил судья.
— Я работник милиции, на чью жизнь посягнули подсудимые, — и с этими словами он подошел к барьеру, где сидели обвиняемые. — Узнаешь, погань? — спросил Влад Жору.
Жора сидел с вытаращенными от удивления глазами.
— Выжил, падло! Из-за тебя меня под вышак сейчас впишут!
— Узнал! Это и надо было доказать! — Влад взглянул на Дениса, смотревшего на него широко распахнутыми глазами, в которых вспыхнули искорки радости и надежды.
— Все будет нормально, мы пробьемся, Дин.
Денис почувствовал, как по телу прошла приятная, радостная дрожь.
Подойдя к свидетельскому месту, Влад начал говорить:
— Десятого ноября этого года мы — старший сержант Павел Ямшин и я, лейтенант милиции Владин, прибыли на место происшествия для задержания...
Влад подробно рассказал всем собравшимся в этом зале, как они задерживали подсудимых.
— Вот и все, — сказал он твердо, потирая шрам. — Но здесь произошла судебная ошибка! Подросток, находящийся сейчас вместе с этими преступниками на одной скамье, не является обвиняемым. Гул удивления пошел по залу.
— Росин знаком мне с детства, но не по уголовному делу. Благодаря ему преступники были задержаны. Он спас мне жизнь, и поэтому я свидетельствую в защиту Дениса Росина, подростка с горькой судьбой, обиженного законом.
Зал загудел, обсуждая услышанное.
— Это подросток с выжженной душой, — добавил Влад и, оглядев зал, уверенно произнес:
— Он неподсуден!
— Сучонка своего выгораживаешь, мент поганый! — закричал Жора и бросился на Дениса. Солдаты схватили его и усадили на место.
Судья Иван Тихонович провел в этом зале много судебных заседаний, но сегодня он был удивлен тем, что произошло. Он сидел, обхватив лоб ладонью и опустив глаза, и вдруг почувствовал, как защемило в груди. Ему было трудно вести сегодняшнее заседание. Неделю назад он похоронил своего сына, Игорешу, которого доставили домой в цинковом гробу. Игорь не успел прослужить в армии и года. У Ивана Тихоновича это был единственный сын, и они теперь остались вдвоем с женой, убитой горем. И сейчас сидевший на скамье подсудимых подросток напомнил ему Игорешу. Иван Тихонович устало протер глаза и посмотрел на Влада.
— Кто может подтвердить ваши слова?
— Я! — раздался молодой голос в дверях. — Я, старший лейтенант ОМОНа Дмитрий Белозеров, перед судом подтверждаю все сказанное лейтенантом Владиным. Это правда!
Зал взорвался от возбуждения, не ожидая такого оборота. Судья стал переговариваться со своими заседателями. Следователь Талачкова сидела, поджав губы, гневно и холодно окинула взглядом Влада.
— Суд удаляется на совещание, — объявила секретарь.
К Владу подсел Димка.
— Ты как, Влад? Я только что приехал. Мне сказали, что ты пошел сюда. Ты что, сбежал из больницы?
— Ты что думаешь, Дима, я буду спокойно глотать таблетки, когда Дениса обвиняют во всех грехах?
— Прошу встать, суд идет!
Иван Тихонович, подойдя к своему месту, оглядел зал, притихших в ожидании приговора подсудимых и решительно произнес:
— Суд, посоветовавшись, пришел к решению передать дело на доследование. Дениса Росина признать невиновным, изменить меру пресечения, освободив из-под стражи в зале суда.
— Правильно! — раздался чей-то крик в зале.
Сержант подошел к Денису и, снимая с него наручники, чуть слышно прошептал:
— Прости нас, парень.
Еще не веря в то, что он свободен, Денис вышел из-за стойки и затуманенным слезами взглядом посмотрел на Влада с Димкой.
— Иди, парень, ты свободен, — подтолкнул его сержант.
Денис медленно подошел к Владу.
— Пошли, Денис! — сказал ему Влад. — Ты и так здесь задержался. — И, обнявшись за плечи, они вышли из зала.
У здания суда их встретил повзрослевший Санька с пшеничного цвета усами.
— Ну как?
— Мы победили! — гордо произнес Влад и вдруг пошатнулся. — Братцы, плохо что-то мне... — Влад почувствовал, как толкнулось сердце, будто захлебывалось кровью.
Димка подхватил его и повел к машине.
— Давай срочно в больницу, Санек!
Денис уже открыл дверцу, но вдруг его пронзил знакомый голос:
— Денис!
Он резко обернулся и увидел бегущего к нему Артемку.
— Артемка! — крикнул он срывающимся от волнения голосом.
Артемка облапил брата за шею и прижался к нему щекой.
— Дениска, — еле слышно шепнул он, еще не веря во встречу.
— Вот мы и встретились, — прошептал Денис, оторвавшись от Артема Улыбаясь, он долго и пристально разглядывал повзрослевшего брата, заметил на его лице россыпь веснушек
— Ты че, уже не шепелявишь? — удивленно спросил он.
— Нет, — Артем тряхнул отросшими прядями. — Жизнь научила!
— Да... жизнь нас многому учит!
Братья сели в машину, и «Жигули» тронулись с места, влившись в поток машин. На улицы, на площади и дома пошел первый снег.
Мать Влада задумчиво смотрела в окно на аллею покрывающуюся снегом. Ее мягкое, доброе сердце было неспокойным. Она тревожилась за сына. После смерти Наташи они с ним стали еще ближе, хотя мать втайне надеялась, что Влад женится. И сейчас, ожидая его, она укоряла себя, что не смогла уберечь сына.
Мать часто стояла у окна на кухне и, провожая Влада, смотрела ему вслед. Однажды он сказал: «Хорошо, когда кто-то смотрит тебе вслед, и горит свет в окне. Это значит, что тебя ждут».
...Вдруг до нее донесся шум из зала и плач Ника. Максимка ввел на кухню ревущего внука. На локте Ника из-под корочки текла тоненькая струйка крови
— У балакаим, — встревожилась мать и, открыв холодильник, достала йод.
Ник морщился и нетерпеливо топтал ножками.
— Что там случилось, Максим? — спросила она.
— Да он за Чернышом побежал, а тот шмыгнул под диван, ну Ник и шлепнулся.
Ник взял на руки маленького черного котенка и улыбаясь, посмотрел на бабушку своими глазенками. На доброе лицо бабушки со складками морщин и живыми умными глазами, которые в свою очередь заботливо смотрели на славного ясноглазого Ника.
— Ба, а почему тебя зовут Фарида? — спросил Максим. — И Нику ты сейчас сказала как-то не по русски, — спросил Максим, взглянув искрящимися глазами на бабушку:
— Я ему сказала «балакаим». Это по-башкирски — сыночек. Мы ведь, Максимка, башкиры, просто у нас есть русские имена. Меня вот зовут Рая, а папу вашего — Влад.
— А скоро он придет? — спросил Ник.
— Скоро, — сказала она мягким, ласковым голосом. Наступили сумерки. Мать зажгла на кухне свет и снова подошла к окну. Неожиданно в дверь три раза позвонили. «Так звонит Влад», — подумала она и пошла открывать дверь.
— Папка приехал! — крикнул Ник, выбегая в коридор.
— Папка вернулся! — радостно вторил ему Максимка.
1990—1992 гг.
Конец
СОДЕРЖАНИЕ
О капитане Владе. Владислав Крапивин
Слово к юным читателям
Страж закона. Записки сержанта милиции. Повесть
Подросток в наручниках. Рассказы
Нищий
Интердевочка
Дикарь
Пробуждение
Тезки
Цыганка
Где ты, Мишка?
Крестник
Сломанная игрушка
Пашка-«Крым»
Потерянные дети
Шрам на душе. Роман
Часть первая. Розыск
Часть вторая. Чужаки
Часть третья. На колени!