Чужая Вселенная

2.1 Бунт

…в день солнечного затмения, вооруженные лузаками эскалиуты двинулись к резиденции правителя. Они захватили с собой и стенобитные орудия: снятые со станин скуробуры и драмбомёты.

Эдиктор, Цекондер Гулуавль, обнаружив этот парад, первым делом выгнал из гарема сброд, состоящий из персифий, нимф и димурий, затем удалился в особую потайную дольницу — хранилище военных трофеев. Самые ценные из раритетов добыли индейцы-асмотеки — пращуры Гулуавля, которые в древнейшие времена победили кастильского монарха и захватили Испанию и Португалию.

Не уделив на этот раз внимания регалиям, эдиктор подошел к найденному несколько веков назад в Кариатиде ящичку, набранному из мастодонтовой кости, снял с него крышку — засветился диск с делениями. Эдиктор сдвинул стрелку на нужный угол и вернул ее в прежнее положение. Заколебались стены, с потолка посыпалась пыль, зашатался выстроенный в минойском стиле дворец. Возникло марсотрясение с эпицентром на месте толпы восставших.

Это был и условный сигнал: через три минуты на выручку правителю с некоего космического объекта, а, может быть, и с самой Венеры трактировалась дивизия разумных горилл.

И вот — частое дыхание непривыкших к Марсу вояк, блеск треугольных касок, звяканье металла о металл, хлопки уничтожающих все живое очистителей. И вот — в окрестностях дворца — пустое пространство. Придвинулась колонна горилл — и из чада возникла поднятая в приветствии рука нимфоида — командира дивизии, вассала и побочного нимфосына Гулуавля.

"Снится мне всё это или происходит на самом деле?" — чуть не задал себе вопрос Гулуавль. — Чем, интересно, было заправлено с утра курительное устройство?"

"Нет! Не снится!" — решил Цекондер, когда до его мозгов дошло, что победа-то не полная… Кое-кто из бунтовщиков спасся на лакированных пустолётах пиратствующих курсиров.

3а пустолётами нехотя, но верно потянулись загримированные под орбитальный утиль лодки-шпионы Цекондера. Наводимый ими субзвёздный крейсер эдиктора всегда готов к бою. Теперь никто не успеет дать убежища беглецам! Единственное их спасение — на Юпитере!

И действительно пустолёты направились к нему. Крейсер дал рассеянный залп. Аппараты, подобно диким тролликам, дернулись врассыпную. Еще как-то помогали скверные контргравитаторы и давно списанные газогасители…

— Эскорту! Лоцманов! И! Наводчиков! В! Атмос! Феру!! — промычал Уптамиштиль — капитан крейсера и командор флотилии разномастных мелких жестянок. — Пров-верить т-три верхних слоя!

А не надо ли найти иголку в стоге скосена? Сколько раз Уптамиштиль клялся богу Амбулопуссаху не проводить ночи за впитыванием увеселительных сведений! Вот и теперь нет ни здравого умоброжения, ни уставного рисунка складок на тоге… Засмеют крейсерные каламаши-нейроживчики, что остался без наводчиков… Ни одного не оставил. Ищи их теперь…

— Бранг — форс — цирка! — скомандовал Уптамиштиль рулевому.

Так крейсер стал летать вокруг Юпитера с четверной переведенной скоростью Бледа, едва-едва не отрицая законы Нивуса. Чтобы в мгновение ока не вылететь к запретным звёздам и потусторонним видениям, экипаж совершал убийственные виражи, какие и в блошарном сне не могли пригрезиться специалисту по перегрузкам. Акробатические переворачивания! Жесточайшее самоизлучение! Крейсер был похож на детский дирижаблик, попавший в венерианский воздуховорот. Рулевой каламаш лежал, обнявшись с вычислительной машиной, под одной общей защитной сеткой и почти не шевелился. Другие каламаши плевались, сидя на корточках в патентованных гравитационных коконах, и делали под себя.

Только капитан, развалившись в кресле, курил анимагару и спокойно разглядывал клубы разноцветных дымов — он заранее перебрался из навигационной рубки в кабинет, предназначенный для эдиктора. Сверхкомфортабельные условия! Как на райской планете! А если рулевой сдаст? После секунды сомнения Уптамиштиль самовольно включил адмиральский депроматор…

Корабль перестал совершать кувыркания, потерял границы оболочки и перешел к полупростым барискательным движениям-волнам.

А этот рулевой паук? Капитан отключил его от тракта управления. Не подозревая о шутке, каламаш по-прежнему шустро сканировал экраны, хватался за рычаги, пытался управлять… Новый переход оптического барьера воспринял мгновенно, а собственного отключения не понял!!! И все-то его двенадцать глаз-пуговок вылезали из орбит от недоумения. Полюбуйся теперь на себя и свой высший интеллект!

Уптамиштиль взялся было возвращать лоцманов, как вдруг услышал страшное рокотание… Через мгновение оно перешло в искаженный до безобразия и смешанный с гулом дешифратора гневный голос адмирала:

— …б… бормозавр! и не собираюсь гоняться за Вами!

Донеслась и речь рулевого:

— Через нас дважды прошел грузовой корабль!

Похолодев, капитан вывел крейсер из состояния параволны. На экранах болтались пустолёты Гулуавля и грузолёт. Последний проделывал уморительные манёвры.

Не успел крейсер состыковаться с пустолетом-флаг-маном и грузовиком, как началось действо: атмосферу Юпитера вспороли гигантские тропоядерные взрывы.

Четырех юпитерологов привёз правитель Иризондо — на случай открытий, связанных с изучением… особенностей атмосферы Юпитера. Глядя на бушующий Юпитер, как полководец дикого прошлого на подожженный город, эдиктор все оставался недоволен.

"Как?? Как можно удостовериться в гибели бунтовщиков?!"

И вдруг Гулуавль решился. Приказ был отдан. Крейсер и флагман двинулись к Марсу, а из люка грузолёта вырвалось необычное оружие: корабль-мина гравитационного расширения…

Словно опростоволосился автор теории нероятностей: мина попала в эпицентр последнего тропоядерного взрыва; раскалившись от перегрева, ее устройство сработало раньше, один взрыв тысячекратно умножил другой; и взбурлил Юпитер… Это не измыслил никто, а если кто и измыслил, то на нем его прегрешение.

И гневный Юпитер вздулся, как мыльный пузырь неправильной формы, и вне себя от ярости, перешедшей все пределы, плюнул невидимым протуберанцем в ранивших его людишек и поглотил их вместе с окружающим пространством.

2.2 Эликсир

Тревога пробудила от спячки лаборатории безопасности. Никто не понял в чем дело. Полетели перья, бисер и пустые чашки. Изумленные зашкалили стрелки приборов. Сверхновая на месте Юпитера! Залп! Залп! Автоматические стражи, охраняющие мир от Старого Солнца, исчерпали все возможности…

А если бы не развернул всю эту мощь слабенький сигнал с Альматеи! Радуйся, Вегема,[2] гравитационному равновесию!

Аппараты-разведчики захватила новая буря и отбросила в район-вихрь, что назвали Ба-Нойским. И вдруг пилоты увидели над этим вихрем лучащиеся сиреневые облака… Медленно и степенно облака расправлялись, расширялись, поднимались вверх, напоминая стаю сказочных птиц. Рассеялась буря, и вихрь словно стал ниже и тише. Облака-птицы уже уходили от Юпитера, могли уйти из Гелиона…

Диспетчер околоземной станции смотрела на экраны полусонно, как будто вчувствовалась в абстрактный фильм. Не хватало только музыки… Вдруг раздался резкий, пронизывающий звук анализирующий системы, и механический голос, нарочито лишенный человеческого тембра, заорал:

— Внимание! Внимание!

"И чего ее так забрало!" — внутренне заплакала диспетчер, прикрывая уши. — Были такие облака, та-ки-е об-ла-ка!"

— Внимание! Внимание! — продолжила система. — В облаках нет ни одного элемента периодической таблицы! В облаках нет ни одного элемента периодической таблицы! Внимание! Внимание! В облаках нет ни одной элементарной частицы!

О сады рая! О парасхитов потрошители, которых не порешили! Да во здравие будет человечеству новое наказание! Когда придет увещатель? Он пришел, пришел, появился, и скажите нам, тени метафизические, что гнусная материя исчезла. Под нами — обманы, взаимно помогающие.

И прибыла армада контейнеров. Все триста двадцать три облака она незамедлительно пленила, словно их и не было. Вот — работа для станций на орбитах планет…

Таково начало нового этапа в истории Гелиона. Облака превратили в жидкость и назвали ее юпитерианским эликсиром. Любые поля двигались в эликсире со скоростью звука, а потоки нейтрино и электрино расщеплялись на странные спирали.

А отражения? Что за отражения появлялись в каплях эликсира!!! Отражалось не то, что было вокруг, а какой-то другой мир, мир узелково-вогнутой перспективы!

Трое исследователей, принявших эликсир вместо какого-то другого напитка, находятся в состоянии нирваны и посейчас. Уже четыреста тридцать геелет эти тихие помешанные сидят в позе будд и не умирают.

2.3 Глаз

(из годовника абалийских отшельников)

Всех облаков было триста двадцать три. Сияния и блеска полны предстали двадцать четыре из них. И двести девяносто девять лучились тихим светом. И в двадцати четырех сияющих и блещущих облаках обреталось по оку, размером и формой сходному с яйцом белой лебеди. Да отрубят язык тому, кто уподобит такое око гусиному яйцу!

И назвали око сие; марсиане — жемчугом юпитерианским, а земляне и венериане — юпитерианским глазом.

И каждое око было похоже на око ангельское и имело ресницы длинныя и густыя. И не посмел никто из адхимицев разрезать око, но узнали борзо, что несть в нем ни одного элемента периодичной таблицы!

И поместили зеницы в эликсире висячими каплями в надежных местах. И уменьшался эликсир, а зеницы оставались прежними. И удивлены были люди, бо не являлись поля вокруг. Но было поле, бо ведали все, какое оно. Ведали те, которые были хранителями ока, которые заботились о нем, которые наблюдали творение сие, которые соблюдали правила, и те, которые устремлялись и не устремлялись познать…

2.4 Амуралка

Однажды Броров — директор станции "Пилиполис — Астробака", зашел в бокс, где хранился сосуд с глазом и эликсиром. Там он увидел двух мертвых охранников из ЧС: один был, судя по виду, отравлен, другой — лежал с перерезанным горлом. Обнаженная лаборантка по имени Фецита сидела на диване, поджав ноги под ягодицы, и обнималась с лабораторным сосудом, в котором были глаз и эликсир. На лице Фециты застыла маска невселенской благодати.

Броров попытался отобрать сосуд, но лаборантка, упрямо прижимая сосуд к молочной железе одной рукой, другой рукой толкнула директора с силой необычной для ля-бемоль-женщины, да так, что тот, отлетев ярдов на пять, опрокинул две синоциллибарные установки. Космическая станция только чудом не превратилась в плазменный шар!

На лаборантку все это не произвело никакого впечатления. Она продолжала эксталеть и фокусировать оргайф. В промежутке между метазмами она плюнула на плешь руководителю, запутавшемуся в проводах и арматуре.

После происшедшего Фециту лишили права жить в свободном обществе, а также билета, разрешающего иметь детей.

2.5 Минерал

За тридцать два геегода до событий на Юпитере среди спальных пород Марса был найден минерал, которому дали шуточное название: грехопадина раеизгнан. Неприметный камень. Его держали в коллекциях только для полноты: почти тот же амфиболит. О страшном недоразумении никто бы не узнал, если бы в скандинавском городке Хорхоне не встретились ленивый студент и ленивый профессор.

Профессор Поканаускас поручил студенту-горилле по имени Кочинаг Пхимикаш проделать анализ марсианского камня. Студент — гражданин Венеры, внимательно пронюхал камень, а затем принялся листать свое подпольное пособие с картинками. «Ага» — сказал он сам себе, после чего включил информационную машину и тщательно списал данные экспедиции.

Однако грехопадин остался нетронутым, а потому хитрость не прошла. И вот после долгих мучений, сомнения и потения Пхимикаш принес набор катапробирок. Стрелки приборов показывали: в минерале плутоний, в минерале — гадолиний, золото, платина, иридий, пардоний, радон…

В минерале — бурбон…

"Все ясно!" — недовольно подумал профессор. — Этот венерянин воспользовался элетрионным сверхмикроанализатором… А стрелки — подвел! Горилла!"

— Отлично! — произнес Поканаускас вслух. — А теперь — количественный анализ! — и уткнулся носом в какие-то свои бумаги. Через час студент принес антаблеменевающий результат: технеция — 100 %, туфтеция — 100 %, х-рения — 100 %,…

Не выдержав, горе-профессор отложил развлекательное иллюстрированное издание и схватился за приборы сам. Результаты — те же, но сверх того: тантала — 100 %, инквизиция — 100 %, полиция — 200,333 %, изотопов урана — по 100 %…

Профессор побежал за допотопным счетчиком Мегейгера. Уровень радиации был меньше нормы.

Минерал состоял из двух частей: оболочки-пау-тинки, которую назвали раеизгнаном и центральных зерен — грехопадинов. Зерна не плавились при температуре Абсолюта и реагировали со всем. Стоило уронить очищенный от паутинки грехопадин — и он с шипением летел сквозь толщи пород к центру Марса или Земли.

Этот философский камень — гиперхимический элемент, не менял своей массы, скрета, цвета и формы.

Заметили, что сотрудники, изучавшие камень, нисколько не стесняясь, уходят с работы на несколько микрогибелей раньше — грехопадин ускорял течение времени…

Хронофорс! Цена на минерал подскочила. Бестиант и эдемьянт — на втором месте. Считалось очень пикантным прикладывать к себе украшения из грехопадина и запускать им в личных врагов.

Однако мода на камень и на часы с ним, пузырящие время, прошла за два-три сезона.

А благородные металлы камень получать не помогал. Выходили соединения, неотличимые от солей золота, но в золото они не восстанавливались. Зато иногда мягко взрывались, издавая сильный козлиный запах.

А спектры? Они зависели не только от сорта фотоэмульсии, но и от цвета глаз и типа гениталий наблюдателя. Вместо кривых на экранах вычерчивались то песьи морды и лошадиные головы, то рогатые огурцы и зубатые пастилки.

Неудачливых алхимиков сравнивали с героиней бес- смертной басни "Мартышка и очковая змея", принадлежащей гусиному перу негритянского поэта Ивандра Ас-Пушки.

И все же грехопадин был гелиобальной проблемой. Профессора и его студента чуть ли не носили на руках. В виде исключения, Пхимикашу разрешили бжениться на думс-женщине второй октавы. Это предложение горилла с негодованием отверг.

2.6 Случай

Ахмуранза, лаборант орбитального филиала института Марса, приходил на службу гораздо раньше других, готовил всё необходимое для гляделей и пущетрогов. Одним звездоблещущим утром он крупно повздорил с субженой и явился на слоило злой, как черт.

Прилив положенную дозу эликсира к юпитерианскому оку, Ахмуранза позабыл закрыть сосуд крышкой. Наблюдавший за действиями лаборанта охранник из ЧС ничего не заметил. Этот представитель ЧС по имени Олам Пантикуй получал лишнюю ставку не за дополнительный час, а за три часа работы и был этим недоволен. Пантикуй в очередной раз обратился за сочувствием к Ахмуранзе и начал:

— Нихрон Ниоп — мне не поп, а папону — в лоб: повесил на меня акул в океанариуме и ядовитые злокондереи.

Лаборант не слушал нудные причитания и пустые угрозы в адрес начальства. Он нёс поднос с чашками Метри и думал о субжене. Вспомнив один из ее утренних монологов, он скрипнул зубами и у него вырвалось:

— Ах, ты… (последовало неприличное слово). Вздохнув, лаборант добавил уже более спокойно:

— …крыса, ты эдакая![3]

Услышав эти слова, Пантикуй опешил: оскорбление представителя ЧС при исполнении служебных считалось тягчайшим преступлением. И надо же — пока ругал начальство, переключил подслушивающие устройства на холостой ход… А сами реплики Ахмуранзы очень обидны и незаслуженны.

По-военному быстро вскочив с кресла, охранник перевернул грудью агатовый поднос в руках Ахмуранзы и, став по стойке «смирно», приготовился дать отповедь… Однако рта он не раскрыл: в двух из чашек покоились минералы грехопадина. Один минерал ухнул в сосуд с глазом и эликсиром. Из-за царапины в оболочке-паутинке или других причин, в сосуде началась бурная и буйная реакция, да такая, что ею занялась вся комната. В отсеке стало черно, как если бы освещения не было. Затем появились зеленые, алые и лимонно-желтые всполохи. Все объяла власть неизвестных сил. Ахмуранза и Пантикуй корчились, лежа на боку, то от неимоверной боли. То от фантастического блаженства, чуть не уносящего в небытие: то на лаборанта с охранником находили припадки ярости и несчастные принимались тузить друг друга, то их обуревали приливы братской любви и нежности. Все это длилось неизвестно сколько времени.

Внезапно всполохи исчезли. Взглянув друг на друга, Ахмуранза и Пантикуй нашли себя квелыми и высохшими. Как будто они прожили три лишних десятка марсианских лет! Стоявший когда-то на столе спец-сосуд исчез, а титановый стол искривился настолько, что стал похож на готового к прыжку тигра. Вместо головы у тигра была некая ядовито-голубая масса, а вместо полос — сметанообразные натеки. Тигр был крылатый — по его бокам время от времени вспыхивало золотистое свечение, сходное по форме с крыльями…

Лаборант и охранник страдальчески огляделись. Обоих ждала высшая мера наказания: протезное бессмертие, и ссылка: пожизненное изгнание из свободного общества.

С трудом узнали Ахмуранзу и Пантикуя, одряхлевших и заросших волосами. Что они, проглотили по грехопадину?

А голубая масса! Под циклоскопом — какие-то сетчатые кристаллы…

— Сетки нет! — заявил эксперт. — Кристаллы состоят из меньших кристаллов! Меньшие — из еще меньших. Этому нет конца… Да и голубого цвета не должно быть. Это обман зрения.

— А — а — а! — закричал эксперт.

— А-а — а-а — а-а — ухх! — закричали остальные и начали тереть вдруг онемевшие суставы.

— Хгхх — гхх! — словно било током. То отпускало, то накатывало.

— Об — б — б — б — ман зрения! — донесся чей-то полузадушенный голос.

Стоны усиливались. И было так, пока Ахмуранза не столкнул голодного голубка в сосуд с эликсиром.

Голубок явно почувствовал себя лучше. Волны боли почти прекратились.

Не успели разглядеть голубую полусферу — болевая стихия опять усилилась, пошла смерчем по Марсу.

Пантикуй — очи долу, ноги — по-туркестански — вдруг открыл рот и шепеляво произнес:

— Лжеголубое месиво — не глаз-жемчуг. Пусть фрескает новый коктейль, а не эликсир!

— Как? Как! — возмутились остальные мученики.

Гримасы возмущения остались недорисованными — боль ударила, как током.

Пантикуй, закусив губу и никого не слушая, словно на дуэли, двинулся со стаканом коктейля, как с пистолетом, в сторону голубой массы. Посветлевший умом Ахмуранза вылил остатки эликсира. Лучше бы он выстрелил из пушки… Закричал Ахмуранза и рухнул набок. Тысячью потоков в угол, куда забились наблюдатели, хлынули волны боли. Кто-то мычал, кто-то сползал со стула, подразновидности минорных полов верещали. Пантикуй плеснул, коктейлем в сосуд с голубком — боль мгновенно исчезла! Новостарческие морщины охранника разгладились, на лице засветилась улыбка мусического озарения. Остальные подошли ближе, не поняв, каким образом их притянуло. Десять секунд ни с чем не сравнимой эйфории…

Никто не верил, никто не мог поверить, но один кубический миллиметр голубка заменял собой земной шар, забитый от центра до поверхности электринно-вычислительными машинами.

Через унделю (одиннадцать суток) после получения этого известия на Юпитере вновь загремели взрывы… Но, увы, не тут-то было! Все пойманные облака оказались «пустоцветами»: в них не было юпитерианского глаза… Мечты о глазопроводах пришлось оставить.

А на Вегеме? Как подойти к этому кубическому миллиметру? Иметь дело с ним — все равно что с абсолютом! Хорошо бы хоть немного сделать абсолют кретином! Иначе не приблизить его к человеческому мирку, примитивному людскому вЗденью… Без всякого «поля», без всякой «среды» идут океаны сигналов от кристалла к кристаллу, от голубка — к голубку, хороводом вечности. Сбивается ум, путаются понятия, летят в ничто формулы…

Нема наука, но злоковарен человек: спит и видит силки, капканы, ловушки. Вот окружить настоящие чистые кристаллы испорченными, целые кристаллы — кристаллами-кретинами — и будут… органы чувств и посредники голубка с человекам.

Сверхмир превращается в обычный мир, а алгос — в мелкого беса!

И все же, несмотря на весь «саботаж»: добавку вредных примесей, подмену целого «глаза» его ресницей, будущие роботы уже виделись совершеннее человека, утонченнее.

Через 13 марсианских лет голубые мозги стали роботами-логоидами, могли двигаться, говорить, читать… Но словно бы чего-то не хватало…

Увидев себя в зеркале, отлаженный логоид начинал сходить с ума. Суицидные мысли вскипали в нем без меры. Кто-то из сверхсуществ прорывался к шлюзам магматических скважин, кто-то — к плазменным реакторам, третьи — к гигавольтному напряжению, а один бесподобец туннелировался к границе вселенной и там аннигилировал…

За решение загадки роботов взялись нимфы, уже, видимо, заранее решившие в чем дело… Нимфы почему-то решили, что роботы недовольны своей внешностью.

Придавали роботам разную внешность, но сильнее их ярость в зеркалах отражалась. Тогда кто-то в Одиссейском мегаполисе решил: "Роботы — не люди, роботы — ангелы". И пытались, пытались их ангелами сделать, но выходили всё бесы, бесы, зеркала разбивающие, словно вкусившие плода с эдемскаго древа великаго.

Но в Бурундии-стране ленивы бяше работники ся веселили, логоиду ретивому самому дали выбрать, како бысть эвоному виду. Тако нимфы представились правы. Всем нимфеткам подали конфетки — ангельский вид голубок выбрал, да такой, что померкли светилки.

Но строги, разлюбезные братцы, стали роботы требовать вскоре красоты, чтоб под микроскопом самым-самым она пребывала, бо их зренье движенье молекул, и частиц, и мостиц обнимало. И по своим чертежам сбирали ся логоиды, человеку поруча работу грубу и подсобну.

И боялись существа новые аллергий и дышали только воздухом с газами благородными, а в предметах окружения их была злом и пылинка едина.

И все начиналось с голубков, и ничто без них не начиналось. Люди, нимфоиды, коллетрии и даже никем не виденные аллокары, скрывающиеся среди запретных звёзд, ничего не могли делать без них. И только в хорошем духе да здравии давали голубые творения подсказки.

Не терпели роботы сочетаний слов неуместных, одежд и причесок неподобающих, лиц тупых и суконных.

И когда люди увидели неудовольствий много роботов, сказали они: "Это то, что вещал нам Фарун-зуль-Реид". Кто бы сразу подумать мог! И появилась так надежда и вера.

Так, Фецита! Не одна ты чувствовала излучение ока юпитерианского. Не поможем ли мы океану любви зефирной впасть в ручей телесный? Может статься, то выйдет легко! О благие дела в саду, где внизу текут реки! А те, кто не знает — огонь тоски местопребывание их. Но посмеялись роботы. Да пошлет небо — дождем, а месяц — светом. Ухитрились вы, люди, не великой хитростью. Есть ли время, где пребывает вечность?

Когда у этих творений с одиннадцатимерными мозговыми извилинами спрашивали, в чем причина их голубой меланхолии — они отвечали, что этот разрез мира и сам мир сделаны плохо и нехорошо, что сами они неважно устроены и часто-де к ним приходит ощущение изгнания из рая и много похожих ощущений, для каких нет слов в человеческом языке…

2.8 Успехи

Как известно, в городе Акутобонке над парком Най-Экванго находится трехкилометровая копия картины робота Берилла.[4] Оригинал картины не более ногтя на мизинце…

Роботы без всякого микроскопа видят все проделки вирусов и без телескопа — планеты в соседних галактиках. Но попробуйте заставьте голубые умы заниматься делом практическим! Вам станет худо! Толку от того, что паутинку роботы могут разрезать вдоль на нити, иль гены переставить в вас местами, или сплести косу из трех молекул!

Для виденья иного эксперимент не свят.

Математика логоидов чуть-чуть доступна человеку, что-то еще еле-еле доступно, но меркнет все перед изобретением НГ.

О философии голубков ничего нельзя сказать — ни один смертный не понял в ней ни одной фразы. О философах-людях роботы предпочитают умалчивать, видимо, из соображений этикета: за всю историю человеческой мысли голубые создания не дали бы и ломаного гроша.

Человек-философ Картде некогда выразился: "Когито эрго сум" (мыслю, следовательно существую). Робот-философ Оникс — как бы Картде роботиной философии — выразился совсем по-другому: "Сознавая сознательность сознавания осознавания своего сознания, я укрепляюсь в сознании бессознательности осознавания".

Другие роботы, еще более «самоосознавательные», раскритиковали это высказывание как примитивное и поверхностное.

Никто из людей так и не понял: сомневаются роботы в своем существовании или нет.