4. ДЕЛЬФЫ

4.1 Отправление

Подобный конверт получил и Да-Плютен. То ли на нас пал выбор жрецов, то ли от нашего присутствия в Аркаполисе стремились избавиться. В суматрийском Сентре не менялось ничего! Неспящие менее опасны, чем просто бодрствующие!

Дельфийское консульство как будто помещалось в одном из корпусов Университета вторых профессий, напротив филиала Международного музея копий, но Да-Плютен рекомендовал направиться не туда, но — в противоположный конец города — к небоскребу с лабиринтом.

У входа в этот лабиринт уже пару тысяч лет красовались статуи двух человеческих скелетов. Над шестиметровыми статуями горела надпись:


ВСЕМ, КРОМЕ САМОУБИЙЦ, ВХОД ВОСПРЕЩЕН!


Подобное перетолкование вызова меня не устраивало. Все пути ведут в Страну Желаний. Почему бы не выбрать самый длинный?

Да-Плютен поневоле согласиться со мной: у аппарата, вызывающего клокомобили, стояла огромная очередь, а на «колбасах» и «насосках» пришлось бы добираться с четырьмя пересадками.

Мы предпочли более длительный путь в Дельфы, долгому пути внутри города.

Пройдя пешком, через 15 минут мы оказались рядом с университетом и через зал информации вошли в приемную консульства. Это была круглая, странно освещенная комната. Ламп и других светильников не было, однако на потолке четко вырисовывались наши тени. В центре комнаты находился столик с вечными газетами. Из-за стен и дверей не доносилось никаких признаков жизни. Не произошла ли ошибка? И вдруг мы выяснили нечто: не отворялись не только те двери, через которые мы хотели пройти дальше, но и те, через которые вошли.

Как по команде, мы взялись за газеты и на первых же пробежавших страницах прочитали некрологи о себе. В заметке под названием "Они вошли в лабиринт" мы с Да-Плютеном дурацким образом прославлялись как деятели науки, оставившие эксперименты, опасные для всех нооидов, и особенно для людей.

Рядом с газетами лежала стопка "Памяток отъезжающим в Дельфы". Да-Плютен взял одну из них и принялся ее внимательно изучать. Как выяснилась, эти брошюрки были индивидуальные: одна из них, похоже, предназначалась мне и отличалась от других, как остальные — друг от друга.

* * *

Взглянув на первые две страницы, Ар сунул это издание в карман: последний день в своей жизни он числился несвободником, находящимся в свободном обществе, и в последний раз мог тасовать экраны газет. Далее у него такое право изымалось. Он понимал, что ничего нового под луной не происходит, но навязчивое ощущение последних событий требовало некоего дальнейшего дления…

Двери открылись в том месте, где была совершенно гладкая стена. Показался хмурый старичок с удивительно асимметричным лицом и пригласил гостей внутрь.

— Насколько мне известие, вы достаточно проинформированы, — произнес он. — Согласны ли вы дать обет отречения от родины, семьи и государства, а также другие обеты?

— Да! — ответил Да-Плютен, уже готовый ко всему.

Для Озова же пресловутые родина, семья и государство почти ничего не значили, но любое проявление насилия, даже и противоположного рода, вызывало недоумение и протест…

— Лучше обойтись без обетов, — ответил он. — Тем более, что…

— Вы не сможете удостоиться и младшей ступени посвящения, — перебил Озова старик, — никогда не узнаете сути дельфийских таинств…

— Но, быть может, со временем я соглашусь?

— Согласие должно даваться сразу. Я сожалею, что вы его не даете.

На переходе к расположенной на крыше здания стартовой площадке Озов с удивлением увидел не кого иного, как последнюю паражену Да-Плютена. Она, видите ли, воспользовалась форс-возможностями и смогла сюда проникнуть. Ах, вот оно что: это существо тринадцатого пола согласилось на проведение Сеанса…

От неожиданности Да-Плютен принял вид изваяния: наверняка он распрощался в душе со всеми окончательно и навсегда. Озов знал, что такой онемевающий вид Да-Плютен принимает тогда, когда взбешен.

Озов прошел в таможенный отсек. Таможенника правильнее было бы назвать конфискатором. Помогая пассажиру переодеваться в странные полуантичные-полумарсианские одеяния, он заодно производил и личный досмотр.

"Интересно, а как отнесется к досмотру Да-Плю-тен?" — подумал Озов. — Ведь он — свободник… Правда, сейчас он, возможно, как раз прощается со своей несвободой. Какова пертурбация? Не слишком ли мутен этот завернувшийся поток освобожденности? Сплошной осадочный ил. Зачем все это? Для чего потребны какие-то несусветные заботы о Доме, Быте, Чувственных Влечениях, когда гораздо проще заключить Договор? Количество свободы от такой несвободы только увеличивается!"

Если не все переврано в доступных криптах памяти, Озов четыре раза менял по своей прихоти формы Договора, оставляя себе лишь некоторые свободинки… Последний раз это были четырнадцать часов в двадцать дней прогулок по далекой горной местности, тридцать часов секретного абсолютного информационного канала. Остальное — не на его балансе…

"Конечно, дикое общество имеет все права на существование, — рассуждал Озов. — Оно и необходимо: настоящее существует оттого, что его остов — невырезанное прошлое. Всегда сохраняются Био и Род, Феод и Меркуп, Ном и Мегон. Одно в оболочке другого, другое — из кирпичей третьего, но все мертво, пустая форма, грехопадина раеизгнан… предыдущее разграфление последующего. Но главное — это тонкий слой между Тем и Тем, который не Тот и не Тот, свобода в себе, желающая себя уничтожить и не-желающая… скользкий слой между корой и древесиной, терьмо в проруби… стремление нуля, пожираемое алчными единицами. Жаль, что начать с нуля не позволено черным прошлым.

Душа — это тонкий миазм…"

— Вот это досмотр! — пришло Озову в голову. В это время таможенник с кислым видом вытаскивал памятку из кармана брошенной куртки досматриваемого:

— Уже все помнишь? Не оставлять?

Озов пробормотал нечто нечленораздельное.

"Во всяком случае, не ты главный досмотрщик", — думал в это время Ар.

Смысл вопроса до него не сразу дошел. Без дальнейших разговоров таможенник сунул всю озовскую одежду вместе с памяткой в мусорную печь.

Явился Да-Плютен. Таможенник отобрал у него саквояжик и высыпал его содержимое на стол. Среди высыпанного имущества не оказалось ничего, кроме книг по НГ…

Не найдя криминальностей, как-то: документов, оскрезонов, сувениров, фотографий, снописем и прочих атрибутов ненужных привязанностей, таможенник одобрительно крякнул. Судя по всему, он был наемником, а не дельфийцем.

По звонку явился второй таможенник интеллигентного вида. Не глянув даже на названия, он швырнул все да-плютеновские книги в печь. На столе осталась лежать только памятка.

4.2 Путь

(из восприятия Ара Озова)

Через минуту летающее блюдце понесло нас за тысячи стадий. Посадку совершили в степи, далеко от современных Дельф.

На небе сияли три несерийных солнца. Мы вышли из тарелки. Повинуясь незримому управлению, она тут же взмыла и исчезла.

Оглянувшись, мы увидели шагах в двадцати от нас человека, стоявшего у клокомобиля. Новый таможенник — уже дельфиец — сопровождал нас далее.

В клокомобиле я глазел по сторонам. Да-Плютен углубился в повторное изучение памятки. За степью дорога шла мимо руин Биплогического завода и Огненных полей. Я вспомнил описанную в энциклопедиях и учебниках эру Опеки, когда человечество не могло существовать без этих пламенных водоворотов. Сейчас на полях непрерывно вырастали гигантские ящероподобные и кранобразные фигуры, распадались, вновь появлялись в другом месте. Когда они вырастали группами, возникало ощущение разговора гигантов друг с другом.

Огненные поля кончились. Их источник — знаменитую Башню грома, я так и не увидел. Впереди показались Дельфы. Небо было безоблачным. Три солнца выстроились в одну линию.

Я взял у Да-Плютена его памятку, но так ее и не открыл. Меня захватила панорама: Дельфы походили не на город, а на море, по которому разбежались корабли и маяки.

Клокомобиль остановился у огромных зданий, похожих на египетские пирамиды. Далее движение транспорта запрещалось, но со всем увиденным не вязалось ни хождение пешком, ни пользование летающими ковриками…

Улиц не существовало, весь город был спланирован так, что с любого места виделась часть открытого горизонта и повторяющийся букет разновеликих зданий: от зданий-башен, зданий-гор, шарообразных зданий-планет до дачных домиков, шатров и палаток… Часто одни здания стояли на других, на первый взгляд более хрупких.

Дельфы — город неправдоподобный. По словам таможенника, некоторые из дворцов и острошпильных башен — только макеты, предназначенные для создания обстановки, способствующей размышлению. Колонны и филигранная облицовка других сооружений якобы фальшивы, но мы не могли отличить «воздушные» постройки от действительных.

Город зиял пустотой. В нем жила тишина. Вспыхивало осторожное эхо наших шагов и, проникая туловище безмолвия, словно касалось неба.

Мы были не в каких-то Дельфах, но в Дельфах междумирия, в устье квадриллиона Дельф.

Подошли к розоватой стене одного из зданий. Таможенник произнес что-то в трубу, проходящую все сооружение насквозь. Стены распахнулись, как ворота, и мы вошли туда, куда когда-то собирались — в лабиринт. Меня поразило довольно тусклое освещение, неухоженные и как бы заплесневелые стены. Пол был чем-то вроде текучей дороги, текущей во все стороны и неизвестно куда, а перегородки лабиринта могли сдвигаться и раздвигаться, беззвучно и невесомо перебегать. Возникло ощущение, что мы находимся в одной и той же крипте с пляшущими стенами, пляшущими наподобие изображений на экранах. Некогда я слышал, что такая система используется для картинных галерей и библиотек: пол в галереях остается неподвижным, а стены движутся и складываются гармошкой. Находясь в кресле, можно осмотреть целый марсианский музей. Но сейчас этот комфорт был каким-то сомнительным: от стен лабиринта исходил сладковатый запах, стены были одновременно и источниками света, возниклоощущение, будто мы похоронены в чреве гигантского животного, нас с Да-Плютеном не оставляло неотвязное чувство тревоги и даже легкого отравления. Совершенно равнодушен был только таможенник.

Движение продолжалось. Опять образовался проем, открывший темный коридор. По коридору прямо на нас мчался пылающий волчок, похожий на брошенный в огонь клубок пряжи. Проем зашторился стеной, таможенник сделал вид, что ничего не заметил. Да-Плютен поежился и пожал плечами. Он явно не ожидал подобного от столь серьезной организации, за какую почитал Дельфы.

Подвижная платформа взмыла вверх. Мы увидели характерный дельфийский пейзаж, но здания у горизонта уже напоминали сухие колосья злаков, а сама платформа плыла по аллее с рядами гигантских сказочных птиц по бокам — это были только «торсы» птиц, похожие на надгробные памятники… Мы опять ухнули вниз, в полутемноту лабиринта.

— Новые Дельфы, как и древнейшие, перенесенные с Балкан, — это государство традиций, — произнес таможенник, и вдруг его глаза вылезли из орбит от ужаса. Пол под нами начал падать, пространство за перегородками огласилось ревом материи хаоса, таможенник и Да-Плютен исчезли, я с бешеной скоростью понесся неизвестно куда, пол подо мной проваливался, все вокруг горело, впереди показались силуэты трех людей-волчков…

Очнулся я в клокомобиле. Клокомобиль остановился у гигантских зданий, похожих на египетские пирамиды. Далее движение транспорта, подобного нашему, было разрешено, но мы решили пойти пешком, чтобы лучше рассмотреть Дельфы. На небе сияли четыре солнца. Переведя взгляд на Нетуда-плютена… Нетуда… Не-ту-да-плю-е-ва (!), Нетудаплюева, я увидел нечто непонятное: он был одет в греческий плащ. Такие же плащи были на мне и проводнике. Проводнике, а не таможеннике! Изменились даже мои мысли! Недавнее прошлое напоминало позавчерашний сон.

Мне были знакомы самые разные непространственные фокусы, а потому происшедшая перемена декораций почти не удивляла. По крайней мере, я предполагал возможность такого.

* * *

Спрашивать, является ли то или другое здание макетом, уже не было желания. Отсутствие на многих постройках окон, необычное их расположение ни о чем не говорило. Одно и те же сооружение могло напоминать и постэманационизм, и Золотой век и быть чем-то самобытным, и постоянно меняющимся… Еще живы устарелые эффекты спираноголографии!

В стороне стояло очень странное здание, совершенно ни на что не похожее. У него были купола и какие-то крестовины вверху… Здание и вход в него охраняли огромные черные псы в лиловых натуловищниках. Я остановился и застыл, как вкопанный. Это вЗденье словно бы мерцало, казалось чем-то приснившимся, нереальным, нарисованным. На стенах здания были картины. Чаще всего на них красовался человек с крестовиной в руках и светящейся «тарелкой» расфокусированности вокруг головы…

На одной из стен была изображена молодка в скафандре оптической сдвинутости, младенец в ее руках, похожий на князька, крепко держал игрушечную крестовину… Каким косоглазием и какой близорукостью надо было обладать художнику-индуктору, чтобы выплеснуть в мир все эти ореолы, нимбы, блестки!

— Что это? — спросил я.

— Памятник врагам Золотого века. Я никогда не спрашивал, как такое чудище попало на планету Земля, — ответил проводник. — Можно представить, что нас еще в древности могли уничтожить варвары. Это здание — фетиш варваров. Например, если бы Александр Великий не дожил до своих 97 лет, а пробыл в этом мире гораздо меньше, он, возможно, и не успел бы выжечь дотла враждебные цивилизации земли…

Нетудаплюев слушал все это с видом сомнения. Я взглянул на небо: там сияли четыре солнца, четвертое на значительном расстоянии от остальных. Как мне было известно в прежней жизни, Дельфы владели двумя искусственными солнцами, а Александр Великий дожил до 83 лет… Перед моими глазами встали светящиеся волчки, и я понял, что изменилась не только история, но и мои мысли, память…

Странное здание-памятник ясно говорило, что Дельфы сообщаются с дивергентными вселенными. Вероятно, именно по ним высчитывают будущее. Передо мной всплыла догадка о том, что есть вселенные, в которых не было и никогда не будет настоящих Дельф, и такие, в которых нет и никогда не будет человечества. И все это — иллюзия, иллюзия, пузыри, всплывающие над бездной, которая также есть сновидение сновидений…

Сам я только что несколько раз пересек границы вселенных, Дельфы «тех» вселенных меня почему-то не приняли, но при переходах изменился и я… Даже Нетудаплюев — вовсе не тот Нетудаплюев.

* * *

По дороге мы не встретили никаких заведений, напоминающих о быте. Только раз я видел витрину, заставленную странными предметами, наподобие поросших металлическими перьями камертонов, но, возможно, и она имела некое музейно-культовое значение. Нам не попалось ни одного клокомобиля. Прохожие были редки, среди них ни одной женщины.

Проводник заявил, что женщины в Дельфах составляют треть жителей. Это или жрицы, или духовные гетеры, или просто монстромузы, хотя пол последних расфокусирован подобно тарелке нимба.

4.3 Хижина

И в первый день пребывания в Дельфах, и впоследствии Озова не покидала мысль, что все видимое — лишь малая часть, а главное скрыто, хотя и рядом. Где-то рядом впадают в прострацию пифии, где-то близко источники с подземным дурманом — остатки пифонов, тифонов, дельфиниумов…

Но всё — сказки, пережитки первобытных мечтаний, воплощения в подземелье стремящихся мыслей… Даже исполненная ужасной красоты, ужасной, без всякого прибавления ложной степени, статуя Аполлуса не имела никакого сходства с человеческим обликом. Да и статуя ли она? Это — глыба переливающихся цветов, это метаплазменный кисель, разметавшийся в воздухе, готовый схватить, убить, уничтожить, обратить в гармонию сфер, превратить бытие в ее струны.

Трое продолжали двигаться. Проводник указал здание, в котором Ару и Нетудаплюеву предстояло служение Дельфам. Фиолетовый тороид надвигался с небес; из него, как змея, выползала многовитковость фасада, вверх уходили, в улитку закручивались блестящие стены, не было окон, подъездов, ворот, водоскатов, швов, соединений, разъемов. На что-то похоже. О! Эта лиловость подобна громаде той черноты, что обнимала корпус Сентра НГ.

— Городу не страшна возможность самоуничтожения, — оценивающе произнес Нетудаплюев.

Наконец проводник указал прибывшим их жилища, — площадки остекленелой земли… Гид уверял, что это дома со входами прямо в тороид. Ближайшей была площадка Ара Озова. Подойдя к ней, Ар увидел выступы, сходные с гигавольтными изоляторами.

— Принцип действия — тот же, что и у Башни грома, — пояснил проводник.

Как бы в подтверждение сказанного площадка закипела, забурлила. Из пены вырвались огненные языки и, уйдя, оставили нежное, раскаленное докрасна и слегка просвечивающее устройство, состоящее из множества блоков, соединенных извивающимися, вибрирующими трубками. Устройство постоянно менялось, дышало, что-то перекачивало внутри себя. За какую-то минуту оно ка- тастрофически выросло в размерах.

Послышалось шипение, и всё объялось тихим взрывом. Пляска прекратилась, из сиреневого чада выступило здание дачного вида, с всевозможными мелкими деталями, характерными для дельфийской архитектуры. Хотя оно и стояло на изрядном расстоянии от других огромных зданий, диссонанс был явным. Проводник остался недоволен.

Вновь раздалось шипение, строение исчезло, появилась площадка, и после огненной пляски одновременно с прежним сооружением, как из-под земли, выросли большие папортникоподобные деревья с красными стволами.

Только теперь Озов увидел, что от горизонта до горизонта под четырьмя солнцами на пустынных пространствах между дворцами и храмами голубели точно такие же оазисы, как и только что возникший.

* * *

Нетудаплюев и проводник удалились. Озов отправился осматривать свое владение, и ему показалось, что он вступает на неизвестный необитаемый остров. Топча газон, на котором, увы, — не было и намека на тропу, Ар подошел к постройке. Всматриваться было бесполезно: дверей не существовало, или в Дельфах принято ходить через стены? Бесполезной оказалась и попытка найти запасной вход: попробуйте обойдите этот домик вокруг: он поворачивается, как избушка на курьих ножках, вежливо подставляя вам свое лицо — фасад. Ар заметил, что здание не только поворачивается в такт его перемещениям, но и заметно меняется сообразно движению его зрачков.

Всё это было довольно комично, но веселиться мешало лёгкое головокружение от созерцания слишком пластичных стен. Озов попробовал ощупать стену — не ощутил ничего твердого и непонятно как оказался внутри. Он не успел произнести про себя никаких ласковых слов в адрес проводника, обомлев от резкой перемены обстановки, — в его голове зазвучал серый блюз, и представилась безвозвратно пропавшая "Памятка отъезжающим в Дельфы.

Ар не думал, что возможна такая убогость, какая ему предстала, а находился он в какой-то дичайшей пещере, перемешанной со складом. С потолка свисали ядовито-красные сталактиты, в стены были воткнуты белемниты, повсюду — камни, обрезки металла, кипы бланков, увядшие листья, изломанная мебель. С потолка и стен капало. Трудно было сделать шаг, не ступив при этом в лужу. По лужам плавали разноцветные шарики, похожие на мыльные пузыри, и предметы, напоминавшие калоши. Там и сям были навалены ящики.

Озов сел на размалеванный бочонок, предварительно убедившись в его твердости и устойчивости. Бочонок был совершенно сух, но выглядел так, как будто об него только что вытерли кисти. Осмотревшись, Озов заметил, что окружение изменилось: лужи и сталактиты исчезли, а напротив него выросло сооружение напоминающее кафедру. Сверху светилась надпись:


Информационный селектор


Никаких ручек или клавиш у селектора не было. Ар задал свой вопрос устно. Ответ пришел моментально:

— Вторично "Памятка отъезжающим в Дельфы" не выдается.

— Что это за декорации вокруг, и где вход в тороид? — сконцентрировал в голове вопрос Ар.

Селектор долго молчал. При новых вопросах зажглась почти микроскопическая надпись:

— Ответ будет. Ответ будет скоро. Скоро скоро скоро скоро, жди жди жди жди….

Четкая надпись становилась все более неразборчивой, а далее совсем размывалась. Почему-то многие согласные лежали на боку, а гласные были неестественно раздуты.

В полутемноте пещеры вдруг появилась быстро идущая женщина в накидке-медузе. Тут же Ар почувствовал, как кто-то подошел сзади и начал выкручивать ему руки.

Женщина подошла ближе и чем-то чиркнула: вспыхнуло пламя, Ар словно засветился изнутри и увидел проплывающие в небе облака. В это мгновение он легко мог дотянуться рукой до неба или до горизонта — так ничтожен стал мир.

— Отпусти его, Нестор. Никакого умственного помешательства у него нет, — произнесла неизвестная.

Озова отпустили. Он увидел, как в противоположной точке земного шара играет в волнах океана синий кит и идет огромный быстроходный корабль. Ар понял, что кит — не кто иной, как он сам. Корабль шел прямым ходом на Ара, и Ар не желал ему уступать.

Нестор — бородатый старик с атлетической фигурой, окончательно оставил Озова и бесшумной походкой вышел. Озов не заметил, чтобы он открывал какие-либо двери.

Незнакомка опять чем-то чиркнула и без всяких церемоний вновь просветила мозг Ара. На сей раз она продлила его сознание до границ метагалактики. Вдруг ему увиделся участок звёздного пространства. Звездолет с экипажем неспящих возвращался неизвестно откуда… Сбоку от корабля висел странный объект, напоминающий цветок ромашки или скорее даже — медузу… Ар взглянул на женщину: на нее была надета не медуза, а легкая полуротонда…

"Но я не в таможне!" — подумал Ар — "Что за дознание? Хотя бы представилась…"

— Я вовсе не из ментальной службы, — заговорила незнакомка. — В Дельфах есть нечто иное… Здесь… Мое имя И-тЮ. Я — твой ангел. Тебя никто не будет посвящать, но по своим занятиям ты соответствуешь второй ступени. Пока у тебя два ангела: я и Нестор.

4.4

— Но при чем здесь просвечивание?

— Ты находимся в привилегированном, но несвободном обществе и ведешь себя в нем странно (она указала на обстановку пещеры). Дело не в памятке…

— Управление комнаты, — продолжила она, перейдя с тона ангела на бесстрастные интонации, — оказалось не рассчитанным на твой мозг. Его непространственные функции близки к функциям варвара. Не для специалиста по НГ! Триста лет назад людей со столь слабой непространственностью принимали за шпионов из аристотелевских цивилизаций…

— Аристотель? Один из размышлителей минойской эпохи? — спросил я.

— Нет! Эпохи Александра Великого. Это роковой философ: кан[6] вреда полководцу, кан вреда науке. А вред (И-та засмеялась) — из-за избытка досуга… Закон передачи кана… Тот из Аристотелей, что свободен и усерден, преуспевает однобоко… Вернемся в наш редолокус. Твоих НГ-функций хватило только на селектор.

И-та добилась связи со жрецами. Управители запретили перестраивать дом, но выслали прибор-медальон — усилитель импульсов мозга.

Как только Озов надел медальон, И-та исчезла, стены превратились в нечто кисельное, а воздух — в некое дрожащее желе. Озов стоял, но не чувствовал под собой опоры, не ощущал собственного веса. Ему казалось, что он сам изменяется, теряет границы тела, растворяется в пространстве…

Несколько раз медальон создавал помещения, похожие на те, в которых Ар когда-то был, и — другие более родные комнаты — связанные с обстановкой сновидений. Тысячи забытых сновидений промелькнули, растворились, напомнили о своем многомиллионном продолжении за гранями граней…

Вдруг все стало устойчивым. Ар оказался в некоем сверхселекторе: большой круглой комнате со множеством выходов. Выходы вели в бесконечные коридоры со стенами, украшенными орнаментами из неевклидовых фигур. Повсюду останавливали взгляд горельефы-мнемоны. Посмотришь чуть внимательнее — и ясно видишь, все что было… в этой жизни… не в этой, в давно улетевшей грезе, видении… Озов много увидел! Словно перед ним мелькнул смысл бытия, слегка поколдовал и исчез, посеяв недоуменное волнение…

Внезапно пространство впереди захлопнулось. Ар сделал шаг назад и чуть было не полетел на пол, наткнувшись на вакуумное унитазное сооружение. И впрямь оно, причем весьма комфортабельное… Вот он скрытый смысл бытия!

Из коридоров Озов вышел в коридоры коридоров. Это и не лабиринт! Нечто более запутанное, но заблудиться ничто не обещало — спасли мнемоны! Мозаики на дверях вызывали представления о том, что находится далее. А за дверями скрывались: Дельфы, джунгли, библиотеки, застывшие мгновения, реальные пейзажи типа амальхонтеры на планете Ауондана с восходом Сириуса…

В проемах некоторых коридоров виднелись улицы с людьми — вовсе не дельфийские улицы. В других проемах просвечивали моря и пустыни, звездное пространство, ландшафты внепланетных образований, граница вселенной…

Обыденные помещения не представляли собой ничего особенного. Необычными как будто были только библиотеки. В одной из них Озов застрял надолго. Мало того, что она представилась бесконечной — в ней не оказалось ничего, кроме печатных книг! Выглядела она, как вечерний город. На ее центральной «улице» что-то светлело, похожее на статую. Это был Нестор. Он принял руку из-за спины — в руке оказалась книга. Нестор швырнул ее в воздух — она вспорхнула и полетела, словно голубица. Очертив круг, книга понеслась к линии горизонта — одному из циклопических стеллажей-зданий… Прекурьезное виденье! Но ничего другого засознание Ара не выдумало.

— Попробуй что-нибудь вызвать сам, — произнес Нестор.

В голову ничего не приходило. Мысль о проверке запретных пуанских формул Озов отогнал: "Всегда успею". А не испытать ли Дельфы на прочность? И его медальон дал команду:

— … Компено Ас. "Малипотовы игры в лучах заходящей".

От самого названия этой повсюду запрещенной супербодографической гепталогии не могли не потрястись капустообразные пространствосдвигатели! Ничего не ожидая, Озов замер в ожидании. Наверняка, желание-импульс выполнено не будет. Названное мегапроизведение считалось сверхопасным не только в нравственном и политическом отношении, но и в медицинском… Оно раз и навсегда посрамило все прошлые и будущие перлы порнофилии и оделоконии, трансментализма и дрегонофрении.

Тот, кому удавалось прочесть две страницы гепталагии "Малипотовы игры в лучах заходящей", уже физически не мог оторваться от чтения. После марафонского книгочейства с неизменными грезами и галлюцинациями могло быть всё: и психиатрическая лечебница, и смерть от жажды и голода, и потеря желания жить. Это в лучшем случае. В худшем — книгочей инициировал великий массовый психоз. Бывало, эпидемия психоза охватывала континенты… Целые города погружались в каталепсию или вымирали от нервного перевозбуждения жителей.

Автор "Малипотовых игр" не мог быть человеком. Гепталогию написал нимфоид-полиплоид.

* * *

Ар совершенно не ожидал, что произведение будет доставлено. И вдруг вдали, высоко в небесах над гигостеллажами показался птичий клин. Очевидно, все восемьдесят томов гепталогии… Клин приближался. Нестор уставился на него как бы с недоумением. Кому нужны ангелы, не умеющие читать мыслей?

— Почему ты мной недоволен, — спросил Нестор.

Ар объяснил.

— Мысли читает И-та. Меня более заботит то, что неправильно называют чувствами…

Ар глянул на Нестора, и его ударило как током: где, где до Дельф он мог видеть этого старика?

— А почему бы именно женщине ("самке" — про себя добавил Озов) не читать чувства?

— Так ты не заметил, что у И-ты такой же медальон, как у тебя? Ты — не художник, тебе важнее сродство по мыслям.

В это время перед ними вырос стол, на него опустились все восемьдесят томов. Нестор удалился.

Озов открыл первый том. Начало было занимательным, почти ароматным — подобные тексты ему еще не попадались. Он весь внутренне расслабился и собрался, предвкушая нечто сверх-сверхособое, как вдруг заметил, что автор беззастенчиво повторяется: повторялись строчки, затем абзацы, и вдруг изложение перешло в абсолютную невнятицу! Что за чушь?! Озов взял наугад тридцать седьмой том. О ужас! Слова там состояли из одних согласных. В других томах — то же самое: гласные исчезли! Приглядевшись, он заметил, что над всеми строчками проходят странные точки и завитушки. Это не брак. В Дельфах такое невозможно!

— Как тебе понравилась гепталогия? — услышал Ар за спиной иронический голосок И-ты. Ару осталось только развести руками.

— Учиться читать онейропись надо было в свободном обществе, — мудро заметила И-та.

Озов вспомнил, что послушником колледжа придумывал разные уловки и избавлялся от медиальных прокурсов. Вместо эстетики он избрал для себя историю силонгики… Модерные языки отменил вообще, сославшись на надзаконное задание электринной рулетки. На самом деле заказ был несложен. Просто в те годы еще считалось хорошим тоном познавать прелести жизни, отдавать этому несчетное количество времени…

Именно тогда Озову и подвернулась четырнадцатилетняя милетянка, — увы, ни лица, ни имени он уже не помнил… Почему-то до сих пор иногда представляется ее ожерелье из синеватых полиэдров. А была ли она? Было ли это странное ожерелье? Мир трижды подменили!

Загрузка...