Иуда встретил Ара в иллюзионе АББ-ОО-К. Предлагалась некое старье. Повтор. Потому Иуда предложил лететь на гондоле в отдаленную юго-восточную зону Дельф. Ар согласился. В дальних зонах Озов никогда не бывал.
К концу полета Ар стал замечать, что местность сильно изменилась. Здания-гиганты исчезли. Появилось множество построек в восточном духе. Ландшафт составляли скалы, ручьи, камыши, бамбуки.
Иуда и Озов вошли в некое собрание. Люди в нем полусидели-полулежали. Слушали тягучую усыпляющую музыку, либо наоборот — пробуждающую, но пробуждающую неизвестно что, как бы меняющую одно сознание на другое. В центре находились танцовщицы. В руках они держали светящиеся треугольники с изображениями птиц и рыб. Движения танцовщиц были вялы и замедленны, но иногда — стремительно-быстры.
У прохода Озов заметил человека, похожего на Нестора. Человек повернулся спиной и отошел вглубь. Непонятно, но словно бы повинуясь какому-то импульсу, Озов двинулся за ним, только был вынужден остановиться: внутри хода был еще ход, который резко расширялся в зал с гигантской линзой-полом.
У линзы сидел тайванец и подергивал за помпон. А что было под линзой! Что было под линзой! Роботы! Роботы двукрылые, четырехкрылые, шестикрылые… Виденье менялось: белые роботы, красные, смуглые, огненные… Это были настоящие роботы, а не протезные из Гелиона. Им не нужны суставы — они целиком из невещества… Вдруг Озов увидел голубого робота, сияющего, как дециллион светил. Тайванец быстро дернул за помпон, линза стала гаснуть, но в темноте еще долго светилось голубое… До Озова не сразу дошло, что робот сиял не только светом — он сиял самим собой, своими фантомами, умноженными изображениями, отчего могло бы возникнуть впечатление, что у него в неслитой многомерности в многоизлученных отражениях — трецентиллион голов, пара трецентиллионов рук и ног… Ясно, почему земные роботы страдают комплексом "изгнания из рая"… Но ведь и у только что увиденных роботов были физиономии печальных демонов. Разве будут высшие существа смеяться и резвиться?
Тайванец замер в неподвижной позе, держась одной рукой за помпон. Словно он выключил не только линзу, но и себя. Рядом с ним вдруг появился странный человек с косицей до пояса и повязкой на лбу. Человек состроил многомудрую мину и заявил Озову наставительным тоном:
— Ты видел вселенную роботов, планету роботов, вернее, непланету… Это мы, антики, сотворили роботов-ангелов, но кто бы мог подумать, что человек с его Колумбом-Гулуавлем их сотворит еще раз… Да ты и не знаешь, кто такой Колумб… Ха-ха-ха! Возможно, мы еще встретимся! — привидение с косицей и повязкой исчезло.
На стене загорелось бледное, очень бледное изображение И-ты. В таком виде она еще не являлась. Словно она пошевелила губами и произнесла протяжно:
— Мы земные ангелы, ангелочеловеки… мы без крыльев. Правда, Нестор спустился на Землю добровольно.
Некая громада надвинулась на изображение — и все исчезло.
Озова разыскал Иуда. Они уже шли по коридорам. Ар понял, что здание сообщается с лабиринтами — совсем другими, не теми, иными. В рукавах лабиринтов располагались дромы и студии. Искусства, с которыми знакомил Ара Иуда, были странны, действие их проявлялось помимо сознания. Никаких шифров они не требовали.
В одном из залов сидели негры с инструментами, похожими на гигантские камертоны. Между камертонами непрерывно проскакивали ослепительные лиловые искры и, пройдя по кругу, исчезали в зияющем среди пола огромном отверстии. Потолок и стены сотрясались от аритмичных звуков, чудовищная сила которых умеривалась только пределами восприятия… В звучании не было ни мелодии, ни хаоса… Даже на шумы звуки не были похожи! Они — словно имитация какого-то неизвестного процесса.
— Ты находишься в посольстве Антидельф, — произнес Иуда, пригнувшись к уху Озова.
— О-о! — удивился последний. — Быть может, здесь я узнаю что-нибудь о назначении самих Дельф?
Камертоны умолкли.
— Азия! — позвал Иуда одну из танцовщиц и добавил тихо:
— У тебя есть ангелы, но, кроме них, существуют и демоны…
— Этот человек, — обратился Иуда к подошедшей Азии, — не вполне доволен Дельфами. Я давно наблюдаю за ним через бегуресконы. Жрецы не посвятили его в первую дельфийскую истину.
Иуда отошел в сторону и начал о чем-то шептаться с высоким субъектом, тем самым человеком с желтой повязкой на голове, который вещал о вселенной роботов…
— Разве тебе ничего не говорили о Поросе-Алгосе, — начала Азия, обращаясь к Озову.
— Был такой разговор.
— И при этом, конечно, умолчали об Упусе!
— ?
— Упус и Упус-Алгос — главные начала чистого мира. А для улучшенного мира нужен Антиалгос… Мы прошли стадию Пороса и приближаемся к Упусу. В Дельфах живут позавчерашним днем! Жрецы окончательно свихнулись на античности.
— Аполлус — это очень странно для Дельф…
— Дичь! Дельфы тщатся задержать нивеляцию-усложнение, но утопают в пирамидах каст.
— Танцовщицы в Антидельфах похожи на профессоров! Как раз есть вопрос. Если здесь посольство, то где сами Анти?
— Кто? Это я танцовщица? — несказанно удивилась Азия. Ар взглянул на нее более внимательно… Что это? Он видел ее фас, правые и левые профили… Она излучала фантомы, пусть и не такие четкие, как голубой робот… Внезапно тысячи ее глаз скосились в одну сторону… Вспышка! Удар миллиарда вольт! Прорезалась пучина… Камертоны в руках негров стали столбами пламени… Ар почувствовал, что сейчас возникнет сверхзвук, небо и земля лопнут… По примеру тайваньца, Озов схватился за некий нависший справа над головой туманный хвост и дернул. Никаких линз не было, хлынул страшный, застилающий все ливень, быстро прекратился. У Азии уже не было фантомов, в руках мокрых негров вместо камертонов засверкали медные трубы…
Азия указала на этих черных людей:
— Им принадлежит будущее. Им чужд нелепый индивидуализм. Они завоюют вселенную.
Негры, словно чувствуя, что речь идет о них, схватили свои странные (отнюдь не оркестровые!) трубы, и пространство огласилось звуками извергающегося вулкана.
— Вот ответ, где Антидельфы! Антидельфы — повсюду! Именно потому, что они анти… Ведь все материки, планеты и галактики — вовсе не Дельфы! Мир не заменит нелепая умственная выдумка!
Азия повела Озова через лабиринт. В коридоре она протянула ему тюбик с какой-то субстанцией.
— Действует подобие ретропину, но более надежно и совершенно. Можешь воспользоваться сейчас.
Воспользоваться Ар отказался, но тюбик взял.
— Тогда мы идем не в ту сторону, — недовольно заметила Азия. — Ты так и не узнал первую дельфийскую истину…
Она повела Ара по коридору в обратную сторону и свернула за угол. Там Азия толкнула дверь с надписью:
АТТАШЕ АБ
В комнате перед низким столом сидел все тот же человек с желтой повязкой на голове. По углам располагались мрачные мулаты со шлангами в руках.
— Как ты смотришь на то, чтобы перейти на службу в Антидельфы, — вдруг заявил атташе.
— Странное предложение…
— Тебя оставляют слепым относительно всего. Какой смысл брести во тьме?
— Я еще не знаю Дельф…
— Хорошо изучить Дельфы можно только в Антидельфах! Ты хотя бы понимаешь, что такое Улитка? Ха-ха! Улитка — это компромисс между нами и Дельфами! По нашему требованию Улитку проектировали роботы… Они-то и настояли на том, чтобы в верхнюю камеру поместить контейнер с эликсиром! Да-да-да! До чего додумались! Но мы их обошли! Улитка поставлена на гигантский кристалл из грехопадина! Ха-ха! Мученики, называемые биологическими организмами, существуют не только благодаря Тиру, но и благодаря Улитке. Хо-хи! Просветление не наступит никогда! Антидельфы — истинные благодетели человечества… Ты же знаешь, что дельфийские жрецы того… Им и Гомо сапиенс не нужен! Забыли, кто они сами!
— А медузомоллюск? — вдруг уперся в Озова взглядом атташе. — Разве солдаты бывают гермафродитами? Репортерская выдумка…
— О! Мы еще вернемся к причинам кое-каких стадий и ускорений. А услугу ты нам можешь оказать, и не покидая Дельф… Но подробности, увы, только после подписания договора.
— Двойная роль? Но в Дельфах читают мысли.
— Твоя ангелица? Она уже падший ангел. Её репутация подмочена, а порос подпорчен. Превращать тебя в бизома[7] никто не собирается.
Ар попытался найти другую отговорку:
— А процедура договора — это…
— Ты думаешь, — перебил атташе, — мы украдем «бессмертную» часть твоей психеи? Ошибаешься! Твое «я» уже почти украдено… «Я» бывает у младенцев. Они надрывно кричат, оттого что не хотят им приторговывать. Хотят войти в отверстие, из которого вышли, не принимают ничего внешнего, то есть собственные отходы, Кромир чужд «я», убивает его, иссушает. О, это время до грехопадения прахулителей! Знание — татуировка на «я», она все шире и глубже, все мрачнее и очаровательней. От «я» ничего не остается, опыт проваливается в никуда. Но самая важная татуировка — продажа себя хармахаям. Чем чаще человек продает и предает свое «я», чем быстрее и успешнее это делает, тем большего достигает, становится Генералом этой жизни.
Мечтатели-писаки еще цепляются за старые прохрюсты, живут райскими вонями, воспоминаниями о стране сказок и упований, дорождении, дозачатии. И правильно поступает общество, что травит таких дримодыров, низводит их до уровня терьма. Лишь немногие пачкуны достигают славы — те, что выбрасывают на свалку страдания молодого ветреника, показывают его гнусавость, становятся генералами и тайными советниками.
Многословие и пафос стали надоедать. Озов без разрешения снял со стены светящиеся четки. В бусинках четок плавали рыбки, шевелились золотые жуки и летали монгипетки. В это время в комнату зашел трехметровый горилла, положил на стол несколько плоских предметов и молча вышел. На каждом из предметов был экран.
— Ты уверен, что являешься человеком? — продолжил атташе. — Если даже у тебя есть смутные воспоминания о предках, это ни о чем не говорит. Память о родителях дают на всякий случай и в инкубаторах… Взгляни на экран темпорона, — он развернул принесенные предметы. — Видишь этот голубой кристалл у себя в мозгу?
Ар, конечно, узнал себя на экране. Поворачивая ручку, он сместил и увеличил изображение. Почти все детали опутывала странная паутинка, в центре которой располагался небольшой синеватый кристалл…
— Так кто ты? Человек или робот? Ха-ха-ха! Каково? Ты — гибрид! Именно поэтому ты слишком нормален и не сдвинулся, как все остальные, при постижении НГ. Такая система включается постепенно, требует дозапуска… В Дельфы той вселенной тебя не приняли. О твоем случае я не интересовался, но дозревший голубок размножается при каждом межвселенском переходе… И все двойники твои должны…
Атташе глянул на Озова:
— Отдай! Отдай нам Остатки своего «я», своего детского лепета! Все равно оно скоро исчезнет… Будь мужчиной!
"Я" Ару было совершенно не нужно, а душа — тем более… Но это всё — лишь его мысли… Антики ему чем-то не нравились.
— Все равно ты наш! Наш! — продолжил атташе. — У тебя наши три нуля в шифре. Все, что требуется.
— А куда такая торопливость? Что случилось?
— Внутри себя ты наш, но ты дурно воспитан. То, что тебе нужно, знаем только мы…
— Не собираюсь я давать согласия на что-то.
— Гха — га! Согласия-то вовсе и не требуется! А ну-ка, вставьте ему, — обратился он к мулатам.
Мулаты быстро подошли, — и оказались серо-зелеными метисами. Взяли на изготовку шланги с присосками. Один из серо-зелёных уперся Озову в плечо железными пальцами.
— А — а! Понеслась душа в рай, а ноги — в юстицию! — подбодрил мулатов-метисов атташе.
Показалось, что дверь распахнулась… Один мулат клюнул носом в стол атташе, другого осадила чья-то рука.
У стола стоял Нестор.
— Кто тебя сюда просил! — Закричал атташе. — Сожгу заживо!
— Ангел-хранитель? Ну и что! Выпекал пироги и с ангелами… Его (атташе указал на Ара) так и быть отпущу, но тебе — не выйти! Устраивать благотворительные сеансы для соглядатаев я не намерен. Никто не позволит мне портить кому-то память — эту удивительную мойру и эринию, символ греха, разрушительницу человеческой девственности…
Нестор кивнул головой и улыбнулся. Двумя пальцами он достал из складок своего одеяния невзрачный предмет. Из предмета вылетела ослепительно-белая бабочка. Мгновение — и бабочка стала трехцветной, мгновение — и бабочка заиграла всеми цветами радуги, выросла в размерах, мгновение — опять стала трехцветной, опять — белой, исчезла…
— Посланник Вечной цивилизации! — изумленно воскликнул атташе — Последний раз я его видел триста тысяч лет назад!
"Актеров мне еще не хватало", — подумал Озов.
— Ничего не случилось, — произнес Нестор. — Эра Паяца в мирах Азии заканчивается.
— А подопечный? — поинтересовался атташе.
— Подопечный не только не ваш, но и не их.
(Восприятие Озова)
Как всегда, я проходил мимо главного экранного зала. Показывали внутренность иновселенского аппарата. Невзирая на свою медлительность, он уже пересек орбиту Марса. Аппаратчики крайне боялись ускорений. При маломальских перегрузках они надевали на себя латы и захлопывали прозрачное забрало. На их шлемах красовалась некая странная аббревиатура: "СССР".[8] Даже без лат аппаратчики казались огромными и толстыми, похожими на допотопных зверей — медъедей. Один из малосведущих сотрудников обратил внимание на огромные кулачища летящих и выразил опасение, что во время потасовки экипаж может запросто пробить стенки корабля и разгерметизироваться.
Потасовки на корабле-бочонке могли быть нешуточные. Перед едой аппаратчики потребляли примитивный, но опасный для жизни наркотик. После введения его внутрь они начинали скалить зубы и похлопывать друг друга по плечу, но в других случаях реакция могла быть и иной.
В анимаретах аппаратчиков не было ничего зефирного бальзамического. Среди кучи ядовитых веществ в начинке их анимарет содержался малоприятный алкалоид. Одна его капля могла бы убить гиппопотама. Свидетельством общей интоксикации организма и частичной невменяемости было то, что аппаратчики называли себя космонавтами. Яркий признак мании величия! Мало того, они считали себя еще и покорителями космоса!
…устройство их двигателей было остроумно! Эта простейшая конструкция нивелировала координаты! Но, увы, раньше. Сейчас работали только каботажные форсунки. Кто бы подумал, что есть возможность опередить свое время на двадцать четыре столетия!
(Восприятие Озова)
У улитки не было ни ангелов, ни жреца-хранителя. Кто-то из них уже за дверью? Я произвел необходимый ритуал. Внутри было множество изменений: в порядке шествия кабин, в оттенках их раскраски, а солнце было каким-то странным и заваленным на бок… Я глянул вверх на запретный серпантин… А что в самом деле?! Какова цель моего нахождения в Дельфах? Методика вхождения в виражи? А если улитке вообще приходит конец? Серпантин меня давно настораживал и манил… Я двинулся к кабине, предназначенной для путешествия в верхние завитки, убыстрил шаг и, войдя в кабину, увидел в других кабинах своих двойников, повернул рычаг — кабина пришла в движение; всё вокруг закрутилось… Со слабым стрекотом она взмыла; я почувствовал какой-то звук и запах марципана; запахи превратились в искры, раздвинулись; это было новое пространство: память и запах — одно и то же; лимонность — это толщина; жасминность — это длипина; и мощина — кременность. Ароматы передвинулись, как лепестки гигантской диафрагмы, возникло внепамятное море и сразу обратилось в ничто. Там — д?хи и духЗ. Пошла симфония одновременности всего, а волны были движениями по лабиринтам; я был в улитке и вне Дельф, далеко от Дельф; исчезла кабина; я — внутри гигантского и живого пространствосдвигателя в центре совокупности вселенных, в бесконечной громкой тишине, замыкающей сферу; центр и граница — одно и то же. Я был тишиной-ароматом, пространствосдвигателем, улиткой, миром, абсолютом…
О ничто, которое никто, вечно снящийся сон без сновидений, когда все сновидения одновременны и в одном; я — оно, я — оно. Я — в шурфах-вершинах. Я — в туннелях-консолях. Я — повсюду, я — везде. Я — разумно, но я проклинаю свой неразумный плохо растущий кокон. Мне в нем тесно, гадко, противно. Я бы с удовольствием разнесло его на куски, но этого не дано. Единственное, что дано — это разделять, разделять, разделять, аккумулировать одиннадцать не похожих друг на друга зарядов, создавая потенциал, потенциал-памятник, потенциал памяти — коралл из одиннадцати измерений пространства, которое есть лжевремя, масса пустых вневремен. Как быстро уничтожается прекрасное блестящее ничто, как утешительна мысль, что рано или поздно все одиннадцать измерений-потенциалов соединятся и создаваемый кокон распадется, но, увы, — я разветвлено, я уже построило множество миров и всё строю, строю, строю. Блестящее прекрасное ничто неисчерпаемо богато, но оно меркнет, меркнет, меркнет… Скоро оно будет совсем не то…
Абсурдное и нелепое великолепие фантомических вспышек родного ничто. Оно будет совсем не то. О кажуще-отвердевшее сновидение! Я — кажуще-отвердевшее сновидение. Я кажусь, я кажусь, я кажусь. Меня нет, меня нет, меня нет. Я мыслю, следовательно я не существую…
Мир изменился. Доминировала серебряная многоразнолучевая звезда — настоящая звезда, а не какое-то слишком отдаленное солнце.
Я шел к Улитке и проходил через Главный экранный зал. Иновселенцы на экранах наивно считали, что летят на собственную планету Земля… Их можно было вернуть, но беда в том, что перепутал миры не один какой-то бочонок… Сверх того возврат назад вызовет эффект умножения! Парадоксы не исчезнут. Распутывать этот клубок противоречий должен был ИФ-2.
Я хорошо понимал, что уже был в Улитке, но оказался вызванным на повторение… Ноги как бы сами несли меня из экранного зала. Но и я могу что-то сделать! А что если вообще покинуть здание-тороид? А если бежать из Дельф? Только не через Огненные поля! Лучший путь — Улитка…
Я заглянул в боковой зал. Табло показывало: половина иновселенских аппаратов уже возвращена на свое место. Это сделал Тир дракона. Сейчас он остановлен…
Внезапно возникло ощущение тонкого, накатываю-щего волнами звука. На всякий случай я поплотнее завернул тюбик, который дала Азия.
У Улитки я заметил Нетудаплюева. Появился млад-ший жрец Фант-Махи и объявил:
— Уже готовят место для приземления аппарата. Лучше его отправить сейчас. Антики проявляют необычное беспокойство.
— Причина явления паравселенцев — Тир, — напомнил Нетудаплюев. — Умер хранитель Тира… Прожил восемьсот сорок два года старичок…
— А умер ли? — возразил Фант-Махи. — Боюсь, и с помощью Улитки не удастся вернуть бочонки на место… Слишком рады антики все перемешать…
— Не так глупы антики, чтобы действовать прямо, — выразил мысль Нетудаплюев. — Мы спокойно все распутываем, возвращаем на место, а антики что-то подбрасывают — и мы будем бить сами себя! Лучше бы аппараты приземлялись!
— Вот и скажи это Верховному жрецу, — парировал Фант-Махи. — Он наместник ПЦ и знает что делает.
— А ПЦ и нашим и вашим! Крутись, как можешь! — кисло улыбнулся Нетудаплюев.
— Пусть крутятся неспящие, — заметил Фант-Махи и добавил: — Вместе с Верховным жрецом. Он тоже из их числа! Все они рехнулись, что ли? А наши?! Над Дельфами ставят недельфийца!
В это время в дверях улитки что-то блеснуло. Из нее вышли трое. На их рукавах красовались черные крабы. Подобных персон мне встречать еще не приходилось. По выражениям их постных физиономий ничего нельзя было прочесть. Не обращая на нас ни малейшего внимания, они пошли своей дорогой.
— Пятая ступень посвящения, — спокойно прокомментировал Нетудаплюев, — ограничиваются только созерцанием.
Вид у этой троицы был какой-то неживой и нереальный. Я сразу вспомнил изречения, выбитые на стене Храма вечности:
Мудрые не живы и не мертвы.
Тот понял свет, кто видел свою гибель.
Забывший о памяти теряет дленность.
Мы вошли в Улитку. В кабине Нетудаплюев включил четыре экрана. На них виделись данности самых близких соседних миров… Фант-Махи нажал рычаг — кабина понеслась. Нетудаплюев сорвал пломбу, набрал на шкале астрономическое число и принялся тасовать изображения на экранах. Попробуй найди интерференции умноженных вселенных! Фант-Махи начал новый вираж. Кабина ухнула в неизвестное пространство.
Что такое? Тончайший пронизывающий мир звук! Это не ухо! Лопнул тюбик, в нем триста доз — кажущийся только мне пронизывающий звук усилился. Нет, это не баловство И-ты, снотворного действия нет. Как выбросить из кармана, чтобы не привлечь внимания? Может впитаться через кожу еще больше.
Кабина, Фант-Махи, Нетудаплюев стали голубыми волчками, исчезли; не было ничего, кроме лиловых и белых шариков; каждый шарик — свой мир; но и это — условность, и это — кажимость, знак. Я — не я, меня много, я одновременно везде: в Дельфах, в Антидельфах, на других Землях и других планетах, в тех и других летательных аппаратах. Вот — другой Фант-Махи, вот — тысячи Нетуда- плюевых, биллионы солнечных систем, но нет ничего; можно представить мир радуг, — и будет мир радуг; радуг — разумных ощущающих себя существ; есть то, и есть другое, разложение предсущего; можно незримо явиться в гости к себе прошлому, себе будущему в любом из возможных миров. Вылетают и разлетаются голубые кристаллы; это — сфера сфер, это — звезда звезд, сфера разделения разделений; я разделяю, разделяю, разделяю, но вот я — другое, я — оно, я — провокатор, я — провокатор самому себе; делаю плюс, делаю минус, я на всех полюсах и всех горизонтах, на феерии периферии, на феерии центра; все противоречит всему, все пересекается со всем; любая осуществленность, любая вещественность — паренье неполноты, взгляд незавершенности, а завершенное — как бы ничто; ощути — и его нет. О, я уже не вернусь, я не вернусь никуда: нет Итаки — и везде Итака. Разделяю-смешиваю — разделяю, всё исправляет себя истина фатальности.
А не выкинуть ли голубого паука вон? Пусть добавится к биллионам еще один биллион.
В воздухе расцветал парад подёнок. Вода и дорога еще оставались чисты. Отходил первый закат. Я шел вдоль набережной. Стоявшее высоко в небе розоватое облачко внезапно исчезло, словно его и не было. Впереди я заметил фигуру. Это был Наввиридон.