Чужая Вселенная

5.1 ИФ-2

В здании-тороиде (где размещался ИФ-2 — Институт фатальности) в первый день Ар не встретил чудес. Даже сдвигатели, как и везде, были капустоподобными… В прошлое смотрели по реликтовым полям; в будущее — о, это не великая, но тайна.

Во время хождений по секторам Доступного Ар очутился в круглом помещении. Маленький китаец с длинной бородой ползал на коленях по прозрачному полу, сделанному из гигантской линзы. Над линзой нависал шнурок с помпоном. Китаец время от времени подергивал за помпон…

Под линзой — ничего примечательного: некий иновселенский город с иновселенскими людьми… Площадь. Озверевшая толпа. В центре площади — возвышение… Человек в белом положил голову на странный пенек, человек в красном занес над ним топор. Толпа ахнула — голова отлетела…

— Что это? — из вежливости спросил Озов.

— Одна из богомерзких христианских цивилизаций. В них уничтожают лучших представителей рода людского с тем, чтобы легче было выродиться.

Озов бродил в ожидании по залам. В курс дела обычно вводят ангелы, но они почему-то не показывались. Здание было почти пусто.

Только в зале, похожем на информационный, Озов застал толпу из жрецов и сотрудников. Среди них был и Нестор. На гигантском голографическом экране можно было видеть странное бочкообразное сооружение. Двигаясь, оно исторгало из себя пучок черно-зеленых лучей.

— В какую вселенную направлен экран? — спросил Озов у Нестора.

— Это наша 313-ЭР. Аппарат — чужой. Его появление — признак катаклизма… ИФ-2 потребовал разъяснений у высших жрецов. В ответе отказали…

— Но мы и сами можем включить пространствосдвигатели.

— Их включили. Внутренность аппарата изучена. В нем — шестеро человек, их язык — невообразимая смесь азиатских и европейских наречий.

Возник вопрос о занятиях Озова в ИФ. Никакие уговоры не могли его заставить взять на себя иновселенский аппарат, пустотопологии, нелокальные полупространства, а игры в пифий уже давно вышли из употребления. И все же…

— Не заглянуть ли в будущее, чтобы узнать свое будущее? — выпалил Озов.

Мысль показалась дельной и Нестору.

…Бланки и допуски не понадобились.

(Из восприятия Озова)

Мы пошли через внутренний парк и миновали его очень быстро, но, оглянувшись, я увидел за собой необъятное расстояние, гораздо большее, чем от горизонта до горизонта. Движущихся дорожек и прыгающих мостов на нашем пути не было. Только дважды мне почудилось, что трава и земля под нашими ногами морщатся и складываются в гармошку… Внутри здания-тороида взошло огромное солнце, маленькое солнце скрылось за баобабом. На небе серебрилось облачко и как бы ползло в сторону горного пика. Мы входили под арки…

Вместо Нестора я увидел белесый силуэт; силуэт таял, исчезал; воздух, пространство источали шуршание, змоканье, зденьканье, броханье; я уже не видел своего тела; шуршание стало мельканием; ощущения смешались; все стало одним; было явно чуятельное, беспредметное небесно-живое, разорванное, расчесанное, разбросанное вовне; была невесомость, нахождение в матовом шаре полупрозрачном-полупросвечивающем, открывающем зачат-ки вещей, рождающем безналичие наличности; видимость рассеклась на многомерные кубы; кубы стали полигранными сотами, а в сотах, как на экранах, поплыли разные изображения, видимые одновременно; видеть их можно было только не обладая глазами и мозгом; видеть их мог только не-человек; я и не был человеком, не был духом, богом, привидением, материей, идеей, жизнью; мне казалось — я само из себя по себе вне себя сквозь самого ничего в чем вычего вычито вымеро-морянно отренно отранно о т о р о д о к о н н о л о к е н о полускондено; не было памяти, но помнилось все н а с к в о з ь оттуда и пронно толтепенно: срез разрез ломающаяся площадь тороид ИФ-2 чертовщина люди просвеченные насквозь мебель сквозь стены все этажи сразу все масштабы сразу несоизмеримость размеров с лучами и атомом водорода а атома водорода — с причиной всего; искры и шаровые молнии; шаровые молнии вытягивались в гири и расстреливали все окружающее; гири сталкивались друг с другом превращались в волчки; волчки распускались розами и исчезали, соты вытягивались, превращались в эллипсоиды. Один из них резко увеличился в масштабах. В нем я увидел гигантскую улитку со стеклоподобной дверью в раковине, улитка вздулась, вспыхнула алым, понеслась невнятица ощущений, которые не имеют ничего общего с возможностью памяти, изображения, описания. Мир почернел, и в черноте я стал ощущать самого себя.

— Что это могло быть? — спрашивал Ар у Нестора, с трудом говоря о той или иной картине. Помнил он только ничтожную часть виденного.

Нестор как-то неопределенно пожимал плечами, будто не желая разбираться с только что исчезнувшим калейдоскопом. Главным было упоминание Ара об улитке со стеклянной дверью.

Нестор и Озов шли через парк. Земля морщилась и сгибалась. Нестор нагнулся и снял с куста что-то длинное, похожее на ужа. Воздух взвыл и застрекотал. Двое поднимались вверх. Вокруг сыпались синие и красные яблоки. Пахло прелью. Стрекотание прекратилось. Озов заглянул в экран-окно и понял, что они с Нестором забрались под верхние купола здания.

Дверь распахнулась. Во всем чудовищном величии перед ними предстала раковина внутренней улитки. Ее голубая дверь была полузашторена. Справа от двери полулежала в прыгающем кресле И-та и выплевывала изо рта красные и синие шарики. Похожие Озов видел в пещере со сталактитами.

Нестор сорвал со стены пакет с огнеустойчивой накидкой, изо всех сил ударил им И-ту по голове. И-та последний раз подпрыгнула и, выскочив из кресла, растянулась на полу. Нестор тут же наступил ногой ей на живот. Изо рта И-ты с ракетным ревом вырвался целый рой шариков и, ударившись о потолок, исчез.

— За что не любят в ИФ женщин — так это за то, что они любят играть в пифий, — шепотом произнес Нестор. — Могла прямо сейчас сыграть в ящик. Но, видишь, каково ее чутьё — она оказалась здесь гораздо раньше нас… Не будь этой способности, твоя ангелица оказалась бы одной из монстромуз.

И-та лежала на полу и глубоко дышала. В ее совершенно невинном профиле не было и намека на пифийство или шаманство.

— Я уверен, что она пару раз уже побывала в отрицательных мирах и изрядно подпортила свой порос, — продолжил Нестор, — но при редких путешествиях туда, она еще не скоро потеряет свое "я".

— Мы ее застигли, но это мог сделать и еще кто-то, — предположил Озов.

— Институтом фатальности заправляют низшие жрецы, фатально именно то, чего они не могут. Их индикаторы срабатывают только на ретропин, которым твоя ангелица не пользуется. Сверх того, она читает мысли и намерения…

Улитку не сравнить с капустным полем! Миллион пространствосдвигателей — ничто… Только заведение "Тир Дракона" иногда соперничает с чудищем. Может ли улитка ползти медленно, если в ее завитках все миры?

Нестор начал о Тире, а я — формульное приложе-ние 1, эктентное приложение 5, пропедевтику сплошного перехода…

Почему?! Почему я не обратил внимания на возможность такого раздвоения?

Вот когда началось!!! Да нет — гораздо раньше!

5.2 Средний ПИО

Тир прилетает на Драконе. Дракон прилетает в Тир. Тир — в Орене — никому не известной диаспоре, городке на Земле… Но Орена — внепланетная сфера в Скоплении Дидоны, в Шестнадцатой галактике Второго каскада Вихря Гимнософиста…

Тир — анахронизм. В нем выделяется или поглощается абсолютная энергия, бесконечная, хотя любая бесконечность — только символ, обман…

Война с Драконом — самое высокооплачиваемое занятие в мире. Вредность для хронострелков не плюс и минус пламя, но тэ-мультиполя… Чем менее точен стрелок, чем меньше поражен дракон, тем сильнее тэ-поля.

Впервые Дракон прилетел три тысячелетия назад. Он явился в биплогическом пространстве. Грезил уничтожить Башню грома. Его сместили в другую геомагнитную точку, ему поменяли координаты, он уже на две трети — в другой галактике — в противоположном конце вселенной, но все еще прилетает…

Убитые хтононы стали ужасом. Прошлое — внутри настоящего. Нет покоя от выросших чудищ Эры титанов. Грехи мира проплыли по Большому меридиану мегаистории, совершили круговселенское путешествие и стали возвращаться назад. Свободным был только Золотой век… Эра опеки — первый этап войны…

Не так страшна статуя Аполлуса, но искусство требует жертв. Мудрость в разделении: разделяй и имей. Иначе смерть музам и грациям, иначе сады фортуны сменяются подземельями, орлы — змеями, мир превращается в шаманскую сказку.

Хвосты прошлых времен пытаются разорвать мир. Оглашается рёвом Тир Дракона. Стрелки в скафандрах стреляют по дракону. Не спасают оболочки от тэ-мультиполей. Дважды Дракон разрывал сам Тир. Тогда стреляли хроногаубицы на холмах, уничтожали все вокруг вместе с призраком Дракона.

Тир не терпит модернизаций: оборудование на нем изношенное и списанное. Его стрелки — комиссованные военные, но Тир — мечта всех вояк… Попадание или смерть. Попадание или желтый дом… Воспарение души вон от тэ-мультиполей — или волны розового океана, райские кущи, стоокие и сторукие гурии от тех же мультиполей…

Стреляет стрелок и все его дублеры, но Тир опасен. Ждут, когда Земля станет раскаленной плазмой или охладится до абсолютного нуля, когда улетит в другую галактику, внепланетную сферу и обратит в ничто Скопление Дидоны, но Земля… Земля — крошка, пылинка, прилипшая к чешуе Дракона-прародителя, артефакт, то, чего не должно быть, похоть мирового Алгоса…

Негодования, протесты; требования срыть, убрать, заморозить; проекты демонтажа, дренажа, выстреливания, отпочкования нелепы, безосновны, наивны. Тир Дракона сейчас и потом — причина возникновения жизни на Земле в прошлом.

Жрецы отрицательно относятся к биологической жизни, но… блюдут обет невмешательства. Они смирились, проглотили эту пилюлю и всё ждут, ожидают, когда она подействует. Пусть всё давным-давно и предсказано, растолковано, истолковано, выбито на скрижалях Храма вечности.

Тир Дракона проникает в другие вселенные, в нем стреляют по другим вселенным, выискивают двойников, меняются энергией. И все ясно-понятно: бесконечные силы не пребывают в конечном мире, и в целом космосе их нет и быть не может, но все — обман вложения одних миров в другие, обман происхождения, иллюзия существования, кажимость замыкания, умножение умножений, то, чего нет, и благословение на жизнь. Все перемешано. Достаточно частицы бытия, чтобы казаться мегамиром и отражаться в кривых зеркалах вечности.

Никогда не смолкал слух о срединном жреце — негласном управителе Тира, о пресечении им катастроф. Знают о смежных временах и пространствах, но мало кто подозревает о перпендикулярно-внутренних, гипермерно-эллипти-ческих…

Неделю назад Дракон пересилил стрелков. Огненный джинн выплеснулся наружу через микронную щель. Возник огромный светящийся шар. Не сработали балансогаубицы и зенитки на ожерельях холмов. Только над садовой сторожкой, расположенной в миле от Тира, возник белесый шар, дошел до облаков, расплылся. Белесый джинн оплел раскалённого. Никаких бурь, взрывов, раскалываний пространства. Ни одного звука, если не считать слабого щелчка — и на небе ни облачка, а в поднебесной все та же Орена.

Но срединного жреца не нашла в сторожке комендатура.

5.3 Улитка

Ангелы включили туман. Туман густел, превращался в брызги пены. Все невидимей становилось окружение, все ярче сияла дверь улитки. За дверью уже можно было видеть движение теней и бликов, что-то покачивалось за ней, отбрасывало неровный контур затемненности. Пена стала взвешенным градом — миллиардами колеблющихся и шелестящих горошинок, не имеющих твердости… На такие прозрачные горошинки распалась и дверь.

Войдя, мы оказались на обширнейшем плато. Оно не внушало ощущения пустынности из-за причудливых низких облаков салатного цвета. Облака отошли от зенита, выглянуло светло-рубиновое фонарь-солнце, солнце-спрут; исчезли одни тени, появились другие; в воздухе закачались ромбы-крылья, ромбы-коврики. Некоторые были похожи на паруса, с других свисали тяжелые крюки, снасти, ступени, лестницы, кабины. Число кабин увеличивалось. Все они были почти одинаковые и выкрашены в различные оттенки желтого цвета. Двигаясь под салатными облаками, они производили впечатление необычного танцевального представления, расцвеченного действа или цветочной мистерии. Кабины исчезли, появились пустые снасти. Одни из них имели обгоревши вид, оборванные тросы, напоминали о катастрофах; на других раскачивались кабины-фантомы, полупрозрачные кабины, иногда, — непонятным образом только их фрагменты, темные силуэты, проекции, тающие огоньки, осколки блестящих стекол. Близко пронеслось что-то странное, похожее на гигантскую бабочку с оторванными крыльями… Но вот эти инвалиды улетели, и все пространство заполонил стремительный танец бесконечности желтых кабин.

Я оглянулся назад. Дверь, через которую мы вошли, была во много раз выше роста человека и выступала прямо из воздуха, но когда мы входили — в нее можно было только еле-еле протиснуться, и она напоминала дверцу клокомобиля легкого типа…

Ангелы спешно опрыскали ее, черной эмульсией. Из пустоты возникла физически нереальная субстанция и превратилась в слой инертана. ИФ и Дельфы теперь под защитой. По обычным понятиям науки предмет, не имеющий квантовой структуры, должен или аннигилировать или вылететь за пределы Гелиона. С инертаном это не происходило.

Недалеко от нас болталась на стеклоподобном крюке совершенно лиловая, отстраненная от общего хоровода кабина. Мы сели в нее. Нестор сорвал предохранитель, и мы помчались по вновь созданному пространству.

Через минуту полета впереди и позади нас поплыли точно такие же кабины, в них сидели люди… люди были мы сами нас было много даже мелькающие тени за дверью что мы видели до входа в улитку также были мы сами; размылись переходы между временами и безвременьем, не понадобились взрывы Тира Дракона, мир объяла мультипликация возможностей, дециллиона дециллионов возможностей — псевдовремя и псевдопроницаемость; псевдодействительность — это действительность; движенья нет и всё — вседвиженье. Числовая ось — восьмерка, где нуль — это бесконечность, раскаленная магма, подземные воды, лже-макуум-вакуум, отрицание космоса, игра ничтойного ничто-то. Всё было рядом, всё было вместе и раздельно; лишь абсолюту подсильно виденье такое, и даже нет: и у него нет средств для злостных расщеплений вне себя; но мы не убили мир первопричин, не сдвинули корней, их нет нигде; все остальное — миф; мы — наблюдатели мы — бесконечны мы — повсюду мы видим всё и странна в памяти игра я прожил то и это я вижу жизнь свою чужую я был нечеловек протуберанцем вышел из огромности великой из огромности что ярче звезд и миража обманов я жил в нечеловеческом и неземном роду и соплеменники мои как бирюзовые дымы вне кажимой вселенной превыше леса тропиков и рая и светил то было действо вне всего и сну не передать в узорах сновидений не передать всего правда правда думал я когда до меня дошло что в памяти появилось то чего я никогда не переживал чего никогда со мной не было ни в сновидениях ни наяву ни в спонтанных виражах вневременных аппаратов — аппаратов парящих над временем подобном желтеющей лиловости… в память влились воспоминания — реальные ложные воспоминания о действительном которого не было, неотменяемом действительном о той эпохе когда на диске заменяющем планету жила колония неподвижных разумных кошек кошек величиной с египетские пирамиды внутри кошек располагались миллиарды микроскопических городов миллионы стран а по гигантским туннелям-ахеронтам проплывали гигантские элементарные частицы — мертвые отходы цивилизаций и начала новых миров…

Кабина перешла из непрерывно порождающих друг друга виражей на обычную трассу. Уже не всё было доступно воспоминаниям. Остановку кабины хотелось сравнить с пробуждением…

Далее последовали комментарии И-ты:

— Ты все понял? Не было ничего общего с земной цивилизацией в этом и других мирах. Показались иные разрезы мира. Сам виноват, что выбрал улитку… Сейчас низших жрецов не интересует ничего, кроме провокации с роботами.

Кое-что я вспомнил из старых объяснений ангелов…

Нормальный грех — это грех расчленения целого. Его снимает разделение, данное Аполлусом, убирает последствия, происходит возврат к первоначалу. Иначе произошло с роботами: юпитерианский эликсир не имеет сходства с веществом, это квинтэссенция времен. Создание роботов — преступление, карикатура на аполлунство…

А в виражах мы не дошли до вершин эликсира.

5.4 Шифр

В Дельфах Озову было свободнее, чем в свободном обществе из-за того, что он отказался от обетов. Но свободным он был только вне дома: дом, как живое существо, или пресекал его намерения или предлагал то, что оказывалось неожиданностью,

Внешние стороны Дельф оказались ему доступны: в смысле доступа. Внутренне наполнение всего ускользало… Беседы, диспуты в присутствии арбитров, бесчисленные салоны, выставки, декоративные рощицы, каланы, маканы, бегуресконы имели как бы несколько слоев-планов. Одни только поверхностные планы его не удовлетворяли.

Иногда он даже считал, что пред ним не дельфийцы, а роботы, потерявшие ангелоподобный вид. Общее впечатление от дельфийских искусств, зрелищ, аподендрий, фальшонков, дыротоний, вогорендий и ностурнелий было ужасающее.

На очередной выставке Озов «продегустировал» несколько дельфийских словесных изысков. Каждый раз он стремился брать тот, где гласные буквы еще существовали. Попадалось такое: оборболедонлобдон соробнедедонэззонннн плэрехрронноонынн голхоннн сурбартабаннн вкасссс или амирмАла сом?м ушушА нулилЩ генинА ион'э метисА сононИй…

Подлежащее ничем не отличалось от сказуемого, прилагательные превращались в многосложные предлоги. Невозможно, но это было так! Ничего записывать Озов не собирался; предлоги и числительные как бы соответствовали тем сверхпространственным изворотам, в которых побывали стиховидцы. Числовой ряд — уже не восьмерка, он — георгин! А по законам георгина, все смежно и криволинейно.

Попадались и пииты-марамаги. Их заклинания совершенно не действовали: омана маром маны мари менот макоморм… или хохихихо бибонхо бибихибихохи оханско…

Проспект утверждал, что всё это — проглядная нодезия, читаемая глазами, читаемая не сплошь, но успеянно точтосхватываемо. Далее шли глубокомысленные пропересуждения о стробобундре.

Если о содержании, то говорилось много и по разным поводам о сияющих зеленым огнем конопеченках на дветретискатертях упарпонного хаоса, произносились проклятия в иксотовый адрес некой игрековой плеблонской отринутости, плудования о "кромошедших молниях цветных запахов".

Не лучше были кабины живописи, салоны крукописи и сингулографии. На одной из картин Ар увидел вариацию шабаша неких полуодухотворенных предметов, похожих на изломанные табуреты, под сенью восьмимерных и кривогранных пчелиных сот.

Около объемной картины, вправленной в иридиевые рамы, он заметил даму — то ли гетеру, то ли монстромузу, которая лила крокодиловы слезы. Странно! Впечатление на нее произвели всего-навсего какофонии орнаментов. Дама ушла. Несколько минут разглядывал картину и Озов. Да! Действие картины было физиологическим: перспектива была настолько щекотливой, что нестерпимо хотелось чихать.

Дельфийские индуктофильмы были то квазисентиментальны, то торно-высокопарны, то кокибуффны. Разнообразие и пестрота всего, как в городе Лоске… Но, увы, нет! Это не свобода! Дельфийская цензура жесточайша. Штат эстетцензоров необъятен.

Но что это? Озов — на концерте музыки, странной и вычурной, ни на что не похожей… Она ему как будто подходит, кажется близкой неким родным стихиям… Он представляет протуберанцы на незвезде-непланете, световые столпы небиологических существ… Это другая вселенная, его. Вселенная посюсторонняя — чужая… Море-музыка, музыка-океан, лишенная ритмов нелепых, бренчаний, ударов, музыка-в-себе.

На афише, помимо названия «Эо» и имени автора: Оада Икоон, некое обозначение: АББ — 304 — К.

Запоздалое открытие: дельфийские искусства имеют типы. Подобно дренам (психотипам) людей. Есть универсальные искусства — они не для многих: для тех, кто превзошел собственный тип… Экспертиза типа делалась до Дельф. Её шифр проставлялся в памятке.

Определение шифра заново — не только неприлично — оно опрометчиво. Возможна высылка неизвестно куда… Это Озов чувствовал даже интуицией. Ангелы подтвердили такое мнение. Но постоянно находиться не в своей тарелке — еще хуже высылки! А самодеятельный подбор шифра грозит ошибкой…

И-та взглянула на ладонь Ара:

— Первые знаки твоего шифра — А Б Б, но далее по линиям ладони и тембру голоса ничего не определить!

Не назвав какого-то выдуманного шифра, И-та обратилась к информационной машине и заявила:

— Шифр подопечного (имярек) определен неправильно! Прошу нового определения…

Машина информации расцветилась радугой возмущения:

— Ошибки информационной службы в Дельфах исключены! Духовный шифр имярека: "А Б Б — 000 — К" абсолютно верен!

Цвета возмущения перешли в оттенки угрозы. И-та мгновенно отключила машину и ударила ее тяжелым оптическим журналом.

При новом включении память доносчика сотрется… Схема займется восстановлением себя, а не фискальными функциями.

Озов был восхищен хитростью своей ангелицы. Да и знание шифра теперь не могло его не вдохновить, но что это? В окно из тонкого металлизированного листика глянула рожа чудовища… Пластинка прогнулась и треснула, по ее поверхности пошли потеки…

Это был летающий парусный моллюск! Он добрался и до Дельф!

Увидев это чудище из позднего палеозоя, И-та зашлась от приступа хохота. Пришлось ее держать, чтобы она не упала навзничь и не оказалась, подобно машине, с разбитой головой.

С точки зрения книги Балабонкуса "Бытовой психосинтез и миф истории", появление моллюска — отнюдь не случайность… Но и появление солнца — не сновидение ли, с точки зрения робота?

Свободная жизнь в несвободных Дельфах необычно облегчилась. Никакие чуждые культурные отложения (именно отложения!) Озова не касались. Теперь он всегда попадал туда, куда хотел; видел, осязал, обонял, слушал, апозидал, исотернал, лодоцептал только то, что ему подходило. Можно была пощекотать нервы и чем-то совершенно чуждым. Чужое было теперь пряностью…

Из восприятия Озова

За день до хождения по каланам и маканам я был в библиотеке. Что я заметил! Скорость чтения стала огромней… Мало того — я читал литературу без гласных! Дело в нахождении шифра или появлении моллюска? Вот он миф истории и психосинтез! Причиной хохота И-ты был вовсе не обалдевший моллюск-гермафродит, затеявший спаривание со стеклом… А причина изменений? Она могла быть и в ином — в виражах, в виражах желтых танцующих кабин, меняющих «я», меняющих вселенные, устраивающих произвол миражей…

Бесполезно что-то у кого-то спрашивать. А ангелы объяснят все экономией мышления, эффектом просветления из-за того же шифра…

Теперь я не казался дебильным сам себе на диспутах универсалистов. Наверное, и диспуты роботов были бы небезынтересны… Дельфийские универсалисты казались уже заурядными болтунами, а мысли, которые возникали в противовес их речам, стали совпадать с замечаниями жрецов-арбитров. Но ведь три нуля в шифре вызывают ассоциации совершенно иного рода! Быть может, здесь, как и везде, нуль равен бесконечности?

Вместе со мной с диспута вышел некий человек с котиными усами.

— Не правда ли, все эти размышления и искусства не для нас?! — спросил он.

— Может быть, — неопределенно ответил я.

— Конечно, не для нас! — отрезал усатый. — Те дельфийцы, которых мы сейчас видели, не обращают внимания на эмоции. Для них главное — тончайшие нюансы ощущений. Таких нюансов вовсе нет. Это пошлая выдумка абулеманов. Главное — ряды эмомыслей. Мы сначала во времени и только потом — в пространстве.

Котиноусый представился:

— Иуда Прокариот, жрец второй ступени.

Иуда оказался жителем отдаленной зоны Дельф и «очень-очень» старым знакомым… И-ты.

Речи Прокариота пробудили во мне новые сомнения. Я начал думать о своих хранителях. И в самом деле, что это за ангелы, если они вовсе не ангелы?