Чуть не треснуло очко!

Глава пятая ПАТРУЛЬ

— Игорь, а какое твоё самое запоминающее событие, ты там про какой-то патруль или про какую-то охрану говорил.

— Да, был у меня самый запоминающийся момент моей армейской службе. Это был патруль, у нас были пешие и один конный патруль, я в конном патруле стоял несколько раз, однако один свой наряд на коне я запомнил навсегда, — продолжал дядя Игорь.

— В тот жаркий июльский день, за три месяца до дембеля нас уже выпустили в патруль по городу, коня в нашей части было всего три: один блатной, один больной, один хромой. А несколько солдат, в том числе и я, патрулировали озеро, находящееся недалеко от города. Озеро считалось зоной отдыха, и туда, в основном, колоссибирцы ездили отдыхать на машинах, кто с семьёй, а кто с кем покрепче. Да и рыбаки постоянно околачивались там. Горы неубранного мусора и, в некоторых местах, невыносимая вонь помоев и отходов жизнедеятельности человека говорили о популярности этого места. Из наших сослуживцев туда обычно никто не хотел идти, это место было далеко и там было скучно, особенно если второй солдат любит помолчать. Одно утешало — это тёплая, летняя вода, хотя нам запрещалось в ней купаться. Патрулировали мы эту всю лесную свалку пешком, иногда, правда, был конный патруль. В этот раз меня поставили в паре с сержантом, правда с другой роты, в нашей роте все были на военно-полевых сборах, а меня и ещё десять человек оставили в патрульные наряды походить. Хотя на этих военных сборах творилось такое голубое братство, эх, мне бы сейчас туда подолбиться хотя бы на денёк, а от этого сержанта фиг что получишь, натурал хренов, хотя бы погоняли бы шкурки друг на друга и то ладно. Если я не забыл, то это был двадцатишестилетний парень, среднего роста, тёмненький, с хорошим мускулистым телом и хмурым лицом. Какого чёрта он делал в армии, в таком возрасте, для меня было загадкой. Я сразу обратил внимание на обручальное очко — он был женат. «Симпатичный, но не мой», — подумал я разочарованно. Мы были в одинаковой тёмно-серой форме, но у него были лычки, и он был старшим в нашей паре. Кроме того, он был на тёмно-коричневом коне, которого звали Ганнибал, я был на рыжике Ковыле, который немного хромал, одним словом, досталась мне эта старая кляча. Чтобы быстрее добраться до озера, Дима, так звали моего напарника, приказал мне сесть сзади него на Ганнибала, а Ковыль, пошёл рядом и немного прихрамывал. Это создавало некоторую щекотливую ситуацию, но делать было нечего, и я неумело взобрался, вплотную прижавшись к Диме. Для того, чтобы не упасть пришлось обнять его. Руки обхватили накаченное тело, и ладони находились чуть выше живота. Ещё бы немного вверх, и я бы обхватил соски, которые, с тайным желанием, погладил бы. Моя грудь плотно вдавилась в его спину, ощущая все его мышцы и впадины позвоночника. Я напряг живот, чтобы не было пространства, и мой сервелат был прижат к его булкам, отчего ему стало тесно, и он попытался освободиться, напрягаясь и увеличиваясь. Моё лицо касалось Диминой шеи, что возбуждало мою фантазию ещё больше; я видел его короткие волосы, бритый затылок, родинку за левым ухом. Во время езды мне иногда удавалось, как бы случайно, потереться щекой о его шею и случайно коснуться её губами. От него пахло тяжёлым мужским запахом, включающим в себя пот, табак и где-то даже запах молока, по ходу он тоже любил сам себя разрядить, и я невольно елозил по его спине. Мои руки, тело, лицо, ствол тёрлись об него. Почувствовал, как в трусах стало жарко и мокро, липкая влага обволокла весь газончик и стекла куда-то вниз, под мои булки. Наверное, он тоже что-то почувствовал, потому что оглянулся на меня, ничего не сказал, а только хмыкнул и продолжал держать поводья и смотреть вперёд. Ещё немного, и мы доехали до озера.

— Всё, слазь, — скомандовал он.

Я соскочил с коня, от непривычного сидения и возбуждения в паху и ногах ныло. Я боялся, что будет видно мокрое пятно на штанах, и он его заметит. Поэтому, как бы случайно, споткнулся и упал на задницу, сжав ноги. Быстро глянул вниз, на ширинку. Но она была сухая. Я облегчённо вздохнул и встал на ноги. Внутри штанов было, конечно, ещё мокро, но этого не было видно. Хотя запах от меня был эротический, и только свежий воздух проветривал его. Дима, не слезая с коня, посмотрел на меня и засмеялся то ли от моей неуклюжести, то ли моему замученному возбуждением виду.

— Пошли!

Я сел на немного хромого Ковыля, так как Ганнибалу было тяжело в такую жару таскать двоих, да и люди, увидев такую нелепую картину, могли засмеяться, какой уж тут порядок.

Он ударил своего коня по бокам, и мы потихоньку двинулись. Мои ноги вошли в норму, и внутри стало подсыхать. Ковыль шёл ровно, как будто вылечился в дороге. А какой был пейзаж тогда! До сих пор помню. Мы шли вдоль берега, вода в озере была тихая и прозрачная. Стайка мелкой серебристой рыбёшки с любопытством сопровождала нас вдоль кромки берега, бриллианты росы радужно светились на молодой изумрудной траве. Из травы выглядывали мелкие цветы: жёлтые, белые, розовые, голубые, создавая своеобразный узор на ковре земли. В такие минуты радость входит в человека. Я что-то замычал себе под нос, он посмотрел на меня сверху вниз и улыбнулся. Шли по берегу, по мокрой траве и вдруг Дима неожиданно привстал на стременах, поглядел вдаль и резко сказал. — Ну вот, начинается!

Невдалеке стояла серебристая легковая машина без тонированных стёкол, и было видно, что в ней кто-то находится под большой накидкой. Она качалась на рессорах и скрипела — в ней занимались любовью. Мы подошли к автомобилю, Дима постучал дубинкой по крыше. Внутри затихли, и накидка приоткрылась, и высунулась голова парня. Парень мутно посмотрел на нас. Дима поманил его пальцем. Накидка опять закрылась, и под ней началось шевеление и шептание. Было видно, что парень надевает трусы, второе тело смутно проглядывалось, но оно лежало животом вниз. Парень выскользнул из-под накидки, открыл переднюю правую дверь и вывалился на землю. Пока он всё это проделывал, я успел разглядеть его. На вид ему было лет двадцать, хорошее слаженное тело, короткие каштановые волосы, карие глаза. Взгляд был непонимающий. Он стоял перед нами почти голый, только в белых плавках, но там просматривался неплохой сервелат! Ещё не остывший и не упавший. Я внутренне застонал и тут же отметил, что вокруг его ствола было побрито. Наша ментовская форма его смутила.

— Ваши документы, — жёстко сказал Дима.

— Ребята, может, договоримся?

— Договаривайся, — согласился мой напарник.

Парень полез в бардачок машины доставать бумажник. Он встал к нам спиной и нагнулся. Плавки натянулись, и показалась полоска белого тела выше резинки. Было эротично. Я не мог оторвать взгляда от него, опять возбудил свою фантазию и чувствовал, как поднялся мой отросток. Вскоре парень выпрямился и протянул деньги.

— И это всё? — пренебрежительно спросил Дима.

— Ребята, у меня больше нет, — униженно проговорил он.

— Не, мы так не играем. Показывай документы на себя и на девушку, — Дима стал давить.

Парень умоляюще смотрел на нас.

— Нет у меня больше, поверьте. Я ж простой студент, а тачку у отца взял покататься.

— А это твои проблемы, — жёстко отрезал Дима.

Я видел, что Димка играет, но не мог понять почему. Случайно я посмотрел на его ширинку и удивился, увидев, как его бугорок здорово увеличился. Мне стало забавно: мы втроём стояли с увеличенными сервелатами, но каждый старался это скрыть.

Дима вдруг заглянул в машину и полностью содрал накидку. Под ней на разложенных сидениях на животе лежал парень без лишней одежды. На вид ему было лет девятнадцать, светлые короткие волосы, небесно-голубые глаза, алые пухлые губы, лёгкий пушок на подбородке и обалденное гладкое тело с шелковистой нежной кожей, покрытое ровным слоем светло-шоколадного загара. Даже там, где должны быть плавки, не было другого цвета. От него ещё резко пахло сексом. Димка удивлённо свистнул и сказал:

— Ну, пацаны, вы влипли по полной программе. Папа Ваш знает, что в машине происходит?

Парнишка в машине посмотрел прямо мне в глаза. Он смотрел так доверчиво, искренне. Взгляд нельзя было отвести. Между нами пролетела невидимая молния. Я почувствовал его мысли и состояние. «Помоги!» — просил он. Медлить нельзя было.

— Серёга, привет! — радостно сказал я. «А может он и не Серёга, лишь бы врубился», — подумал я.

— Привет! — кажется, он понял. «Дурачок, не называй имени», — думал я про себя и быстро полез к нему обниматься. Мы крепко обнялись.

— Меня зовут Игорь, — сказал я тихо ему на ухо.

Мне было приятно обнимать его гладкое тело, не хотелось отпускать. И он ко мне прижался крепенько. Я постукивал по спине, подавая сигнал: «Говори!».

— Игорь, как дела? — спросил он. «Фу, кажется, врубился!» — подумал я про себя. Димка и парень, застывшие в недоумении, расслабились. Я, отвечая на вопрос, начал нести какую-то ерунду, выигрывая время и давая парню врубиться. Он, кажется, понял и заулыбался. Только Дима стоял, нахмурившись, ведь срывались бабки.

Я с сожалением выпустил «Серёжу» из объятий, и он, надевая джинсовые рваные шорты, влюблено и благодарно глядел на меня.

— Ладно, Димон, отпустим их, это же мой друг, пускай и гей, ну вот такая сейчас нынче молодёжь, — попросил я и обратился к «Серёже».

— Пацаны, вы нам хоть немного отстегните, нам тоже неохота здесь даром ошиваться. Вам, дуракам, надо думать головой, а не другим местом, где и когда, — сказал я.

Парень достал мятые триста рублей и неуклюже протянул их Диме. Димка сразу же подобрел, когда получил деньги.

— Долго тут не задерживайтесь, хотя теперь можете делать что хотите, — строго посоветовал он. И тут меня осенило, что Дима тоже любит, наверное, в воинской части в сослуживца брызнуть, только как у него об этом узнать, прямо вопрос в лоб задать, так за это можно получить туда же массивным кулаком.

Я ещё раз обнял «Серёжу» на прощание. Правой рукой прижал к себе, а левая рука как бы сама собой легла на его ягодицы. Слегка их незаметно сжав, почувствовал, что как они напряглись. Спросил тихо:

— Где тебя найти, рассчитаться?

Он написал мне номер сотового телефона. Хотел меня поцеловать, но я быстро отстранился. Не при всех же!

Мы пошли дальше. Отойдя немного, я оглянулся. «Серёжа» и его бой-френд стояли рядом и улыбались, а меня на душе было светло.

— Сорвалось, — сказал Дима, — думал, баба будет.

«Так вот в чём причина его несговорчивости и страсти, бабу ему надо, бздит как дышит, со стояком у пацанов деньги выклянчивал, а ещё когда в часть приедем я про тебя всё узнаю, какая там у тебя баба, чей ты там рот на свой сервелат насаживаешь», — подумал я про себя.

Солнце поднималось выше, роса заметно исчезала и трава стала высыхать. Навстречу нам бежали две девчонки-спортсменки. Поравнявшись с нами, засмеялись и побежали дальше. Димка оглянулся им вслед и вздохнул.

— Неужели ничего сегодня не будет? День впустую пройдёт, — размышлял он.

И неожиданно спросил:

— А у тебя с ним что-то было? А то у вас рота вообще голубая, вся часть знает, как вы там духов долбите. Лучше бы я в вашей роте б служил, хоть спускал бы почаще.

— Вообще-то нет, — искренне ответил я. «Конечно, нет! Я этого «Серёжу» в первый раз видел!» — подумал я про себя.

Шли дальше. Цветная гамма менялась: серая тропинка, переходила в зелёную траву, коричневые и серебристые стволы, и выше, в зелёно-серые листья, мелированые уже жёлтыми, и голубое небо. На небе не было ни облака, природа замерла в ожидании жаркого дня. Даже птицы замолкли. Только назойливые мухи не отставали и окружали нас, особенно доставалось Ганнибалу. Становилось душно и влажно. Дима опять напрягся и смотрел вперёд. Примяв траву и цветы, на поляне стоял автомобиль марки «Мерседес». Стёкла на дверцах были наглухо подняты. Мы подошли к машине и остановились. Окно приоткрылось. Высунулась бритая голова, сросшаяся с шеей, и спросила:

— Че надо?

— Документы.

— Ты че охренел, Дима, уже своих не узнаёшь?

— Геннадий Саныч, не узнал, богатым будешь. Новая тачка?

Голова не ответила, а засунулась обратно. Через несколько мгновений из окна высунулась мохнатая лапа с золотым перстнем и протянула десять баксов.

— Это тебе на пиво.

— Спасибо, Саныч. Отдыхай.

Окно наглухо закрылось. В машине были слышны женские голоса и отборный мат.

В это время я пересел на рыжика Ковыля, так как Ганнибалу было сложно выдерживать двух людей в такую жару, и мы осторожно побрели дальше.

Позже я узнал у Димы, что это был вечный обитатель этих мест, несколько раз уже пойманный с занятиями долбильней в зад с мальчиками, да и с девочками тоже, ну что ж у обоих у нас оказались знакомые — пидовки в одном месте и в один день, только разного возраста и размеров. Мы продолжали двигаться по тропинке, она, изгибаясь и обходя деревья и кустарники, бежала вдоль берега.

На берегу сидела компания пожилых людей. Они устроились в тени большого дерева и разложили еду на розовом покрывале. Заметив нас, они все посмотрели в нашу сторону, и, когда мы к ним подошли, пожилая женщина угостила нас бутербродами, и предложили выпить спиртного, но мы отказались. Я не пил в армии вообще, а Димон просто отказался. Поблагодарив и жуя бутерброды на ходу, мы пошли дальше. Всюду был разбросан мусор. Среди грязных и мятых пивных пластиковых бутылок и полиэтиленовых пакетов я обратил внимание на один предмет. Муравьи суетились в выброшенной светло-зелёной использованной резинке, полной мутной свежей жидкости чего-то молока. Подошёл Дима, и молча, стал рядом. Мы стояли, как два придурка, открыв рты и наблюдая за работой. Муравьи были большие, чёрные, блестящие и суетливые. Они деловито проложили тропинку к добыче и опустошали содержимое презерватива. Такое виделось впервые. Природа наводила порядок после человека. Ничего говорить не хотелось, и мы молча пошли дальше. Да и что тут говорить, молоко как молоко, ничего особенного.

Мы уже долго двигались, и ничего интересного не предвиделось больше. Сидело несколько одиноких рыбаков, да пара худых мальчишек плескалась на протяжении всего нашего пути. Дима предложил искупаться и вскоре мы нашли хорошее тихое место с мелким чистым песком. Пляж принял нас в свои объятья, он располагался полумесяцем, и вода в нём была чистая и тёплая. Золотая солнечна сетка, подрагивая, лежала на дне. Нахождение пляжа вдали от города создавало определённый комфорт и делало его безлюдным. Деревья и кустарники образовывали своеобразную изгородь.

Мы остановились, привязали коней к дереву и стали разглядывать место. Дима стал раздеваться. Китель, брюки, ремень, фуражка, майка — всё было аккуратно сложено. Рядом поставил обувь. Я тоже стал раздеваться, исподтишка поглядывая на него. На груди у него были кучерявые чёрные волосы, правда волос было так не много, которые также образовывали круги возле сосков и сбегали вниз, к животу и дальше, под трусы.

Теперь мы стояли на песке только в тёмных казённых трусах. На моих трусах уже всё засохло, образовав лёгкую корочку.

— А давай снимем трусы, чтобы не замочить форму! — предложил он.

Сказано-сделано! Трусы складываются сверху на сложенную форму.

«Да, есть на что посмотреть!» — восхищаюсь я, оглядываю его фигуру. Мускулистое крепкое тело с рельефными мышцами. Слегка уже загоревшее. Но там, где были трусы, оно было ещё белым. Аккуратный, крепкий, белый зад и сервелат внушительных размеров, даже в не поднятом состоянии. Розовая шляпа еле выглядывала из кожицы, и большие мохнатые яйца низко свисали. Даже в немыслимых фантазиях нельзя было представить себе такую зовущую красоту. Пока я тайно любовался формами и рельефами, Дима подошёл к коню, снял попону, кинул её на траву сушиться, легко вскочил на Ганнибала, и они с разбега врезались в воду. Стеклянные брызги воды взметнулись, образуя радужную водяную феерию. Мокрые, красивые, мускулистые, блестящие, они, слившись в одно существо, носились по воде и по берегу. Наверное, именно из такого образа и рождались кентавры. Эх, как же это было прекрасно!

Помыв коня, Дима привязал его к дереву. Тот спокойно вместе с Ковылём стали щипать траву, помахивая хвостами и шевеля ушами. Кони немного пофыркивали, тряся уздой.

Дима лёг на песок животом вверх и закрыл глаза. Он приподнял ноги и согнул их в коленях, пятки касались песка. Руки были раскинуты в стороны. «Хорошая эротическая поза», — подумал я. Казалось, он заснул. Его мягкий отросток то ли от солнца и тепла, то ли от недавних воспоминаний и мыслей стал увеличиваться. Я лежал рядом. «А, была, ни была!», — подумал я про себя, поднялся и сел рядом. Как бы случайно поставил свою руку рядом с его и коснулся пальцев. Он никак не реагировал. Во рту пересохло, и начало мелко трясти. Мой дружок стал увеличиваться и поднялся. Я положил руку на грудь напарнику. Опять никакой реакции. Легонько провёл пальцем вокруг одного соска, затем другого, поглаживая жёсткие волосы. Накрутив так несколько восьмёрок, опустился ниже. Когда коснулся пупка, кожа вокруг немного дёрнулась. Я замер, остановив движения, но дыхание у него оставалось ровным. Я понизу медленно перешёл к его набухшему шлангу. Шляпа стала багроветь и высовываться из кожи. Двумя пальцами легонько стал оттягивать кожицу. И вдруг, оказался лежащим на спине с прижатыми руками. Дима сидел сверху и нахально смотрел на меня; его большой сервелат лежал у меня на груди.

— Ты что это делаешь, гадёныш? Это тебя там в твоей заднеприводной роте научили?

Он странно смотрел прямо в глаза.

«Ну, влип!» — ужаснулся я. И молчал.

— Что, так сильно хочется? — тон стал мягче. Ну, давай, посмотрим, чему ты научился?

Он не слазил с меня. Я лежал прижатый, и ничего не мог сделать. Он сидел на мне, как бы раздумывая, что делать дальше, затем наклонился и коснулся моих губ. Это не было поцелуем, но я быстро вышел из шока и, приоткрыв рот, высунул язык. Дима запал на глубокую игру мётлами. Играл языком он классно, бурно и эротично: наши языки перемешались, как тела, не отрываясь друг от друга. Он отпустил мои руки и положил свои ладони мне на соски, слегка сжав их, я обнял его за талию и, погладив её, стал сжимать его упругие булки. Он слез с меня и лёг рядом, не отрываясь от приятного сосания моих сладостей. Если бы наши языки могли кончать, они бы уже давно обкончались, но они продолжали двигаться. Мы лапали друг друга, потом стали теребить друг у друга сервелаты, его толстый шланг приятно пульсировал у меня в кулаке. Другой рукой я гладил его булки и старался проникнуть в дырочку.

— Не надо, давай потом, — сказал он.

«Потом — так потом. Что же ему сделать?» — подумал я про себя.

— Хочешь, я сделаю тебе, — я немного замешкался, но через секунду собрав силы, уверенно спросил, — хочешь, я пососу тебе?

— Хорошо, что ты это предложил. Да, хочу. Давай.

Он лёг на спину и достал сервелат. Я провёл языком по его твёрдому основанию, покрытому набухшими и выпуклыми корнями, облизал его волосатый мешок с крупными яйцами, помассировал канат, затем провёл кончиком языка по дырочке, медленно обработал шляпу и уздечку. Взял у него за щеку. Дима обхватил мою голову и стал прижимать к себе, приподнимая бёдра, я почувствовал кончик его шляпы у себя на нёбе. Моё лицо упиралось в его чёрные жёсткие волосы, шланг в это время был жарким и пульсирующим. Я сжал губы и создал вакуум во рту, слегка прижав шляпу зубами. Дима застонал и начал ритмично двигал бёдрами. Сначала наши такты не совпадали, затем мы подмахивали друг другу с чувством и расстановкой. Это было страстно и прекрасно. Его тело пылало и стало мокрым от капелек пота. Я ласкал и сжимал его напряжённые булочки.

— Я сейчас закончу, — охрипшим голосом сказал он, и через несколько качков, тёплая вязкая жидкость наполнила мой рот, небольшие ручейки потекли по уголкам губ. Он вынул потухающий сервелат, и устало лёг на спину. Я руками вытер кончики губ, заталкивая его молоко себе в рот и проглатывая его.

Всё в природе как будто замерло, наблюдая за нами, даже ветви деревьев нагнулись ниже.

— Хочешь попробовать? — спросил я.

Мы оба поняли что. Он задумался. Затем отрицательно повёл головой. Встал и пошёл в воду, подмылся и подошёл ко мне. Его сервелат хоть и потерял твёрдость, но не уменьшился в размере и болтался из стороны в сторону.

— Один раз, — настаивал я. — Попробуй.

Он сел на песок, широко расставив ноги и глядя на воду. Подойдя к нему ближе, я опустился перед ним на колени и прикоснулся его. Он слабо ответил мне губами. Я выпрямился так, что мой затвердевший сервелат оказался на одном уровне с его лицом. У меня он был очень напряжён. Я его потрепывал в руках, и коснулся своей шляпой его губ. Он не отвёл лицо, но и не открыл губ. Я рукой слегка раскрыл его губы и зубы, и стал протискивать свой сервелат внутрь. Димкина голова слегка наклонилась назад, но я взял её в руки и притянул к себе. Шершавый язык во рту слегка зашевелился, губы сжались. Правда, зубы создавали некоторый дискомфорт. Я тихонько стал трахать его, и он уже не сопротивлялся, а даже слегка помогал. Я закончил быстро, он не захотел проглатывать и выплюнул всё на песок. Мы легли на песок и смотрели в чистое голубое небо, переваривая ощущения.

— А ты по-другому ещё можешь? — спросил он.

— Да.

— Научишь?

— Если хочешь, да.

— Потом, — сказал он и закрыл глаза. Длинные ресницы опустились вниз.

Я встал, зашёл в воду, вымылся и вышел на берег. Было легко и приятно.

И вдруг я начал смеяться, давно мне так не хотелось смеяться. Дима приподнялся и удивлено смотрел на меня, не понимая причины моего веселья. Я валялся по песку, схватившись за живот. Я не мог ни дышать, ни говорить, ни слова. Слёзы от смеха текли из глаз. Еле подняв руку, указал на Ганнибала и Ковыля. Дима посмотрел туда и тоже упал на землю от смеха. Так мы с ним и валялись по песку. Ганнибал равнодушно стоял у дерева, фыркая и помахивая хвостом. Но у него стояла его конская дубина — большая и тёмная. Он покачивался из стороны в сторону. Шляпа была обнажена и представляла внушающее зрелище.

— Развратник! — сказал Дима, немного успокоившись. — Эту клячу тоже надо в твою роту засунуть, такой большой шляпой вам Ганнибал все дырки разорвёт.

Мы переглянулись и опять засмеялись, подумав одновременно, что это он, наверно, на нас насмотрелся. Ещё немного побыв на пляже, мы засобирались обратно, время нашей смены ухе подходило к концу. Так мы и доехали, и на этом закончился наш конный патруль.

Да, чуть не забыл! Потом я, всё-таки, позвонил «Серёже», и мы встретились. Самое интересное то, что его на самом деле звали Серёжей! И с ним мы тоже пару раз потрахались, когда я был в увольнении.

Что было после армейской службы у Димы, я не знаю, но мне кажется, что этот день, как и я он не забудет никогда, пусть он буде хоть трижды женат, пусть у него будут много детей, но тот прекрасный солнечный голубой день будет стоять перед нашими глазами всегда.

Дядя Игорь, заканчивая свой рассказ, сделал глоток сока и увидел, что Антон уже спит крепким сном:

— Вот впринципе и вся история, о, Антошка, ты уже спишь, а я тут, наверное, сам себе всё рассказывал, — прошептал дядя Игорь и, посмотрев, что Антоша уже давно сопит в подмышку, тоже вскоре отрубился, пустив дежурного пшикуна под одеяло. Хррр…