Цирк в шкатулке

Глава тридцать первая Про то, как господин директор получил таинственную посылку и увидел свою мечту

Некоторые люди боятся лягушек. Или темноты. А когда в небе начинает перекатываться гром, кто-то радуется грозе, а кто-то, наоборот, закрывает поплотнее все окна и прячется в самый дальний уголок дома.

Казимира боялась грозы.

Если над головой Казимиры грохотало и сверкало, ей казалось, что все молнии вот-вот ударят ей прямо в макушку. И вообще, небо сейчас расколется на куски и свалится ей на голову.

Конечно, Казимира понимала, что небо не может расколоться, но страх был сильнее, чем доводы рассудка.

В цирке «Каруселли» все знали про этот Казимирин страх. И если гроза собиралась как раз перед началом представления, то на кассу садился кто-либо другой, а ее выступление снимали с программы. Казимира же пряталась в своем фургончике, затыкала уши ватой и, забравшись под толстое одеяло с головой, включала там фонарик и читала старинные журналы по домоводству. Про вышитые гладью кисеты, про бисерные чехлы для монокля, про рецепты пудингов и запеканок, про то, как уберечь запасы крупы и макарон от мышей, и про всякое прочее тихое, уютное житье. Это чтение очень успокаивало и отвлекало, когда от громовых раскатов вздрагивали стены фургончика.

Сегодня уже с утра в воздухе парило, было особенно тихо, как перед грозой, потом начали стягиваться тучи, а после обеда чуткий нос Казимиры уловил легкий запах озона.

По ее расчетам, часов в пять-шесть вечера должна была разразиться ужасная гроза.

Но до ее начала оставалось еще время — а у Казимиры как раз сломался фонарик. Перспектива остаться в грозу под одеялом в темноте совсем не радовала. И она решила, что сбегать в лавочку на углу двух ближайших улиц — дело получаса, до грозы как раз можно успеть.

Конечно, был риск попасть в грозу, и можно было бы кого-нибудь попросить купить фонарик. Но, откровенно говоря, хотя все в цирке с пониманием относились к Казимириным страхам, та немного стеснялась, что она такая трусиха, и не хотела лишний раз напоминать о своей слабости.

Поэтому Казимира быстро собралась, накинула на плечи шаль, и даже отважно взяла с собой зонтик, всеми силами души надеясь, что он ей не успеет пригодиться.

Несмотря на возможную опасность, настроение у Казимиры было прекрасное. Принцесса вернулась домой — и Казимира была очень рада, что в королевской семье все хорошо. «Она такая славная девочка, и они подружились с Мариком. Мальчику нужны друзья, необходимо общество ровесников, чтоб он не был так одинок среди нас, взрослых, — думала, торопливо шагая, Казимира. — И так хорошо, что Марик и Эва смогли помочь королеве. Как это печально, когда пропадают дети…»

Тут ее мысли снова перескочили на Марика. Сегодня с самого утра Марика позвали в гости к принцессе. В специальном приглашении, которое принес важный человек в мундире, расшитом золотом, было написано, что детей ожидает игра в бадминтон в королевском саду, катание на качелях, сладкий стол и купание в бассейне. Приглашение было отпечатано на бумаге с королевским гербом, а внизу стояла приписка рукой Карамельки: «Марик, мама и папа тоже очень ждут тебя. Они сегодня решили взять выходной и будут играть в бадминтон вместе с нами».

«Может быть, — думала Казимира, — король и королева примут участие в судьбе мальчика. Он так и не рассказал нам, кто он и откуда. Но по всему видно, что родителей у него нет. А король и королева могли бы, например, устроить его в хорошую школу-интернат и сделать так, чтоб он ни в чем не нуждался». Тут Казимире стало грустно. Она вспомнила, что Марик любит, сидя в ее фургончике, пить чай из белой кружки с нарисованным кленовым листом. И сама она уже не пользуется этой кружкой — так и говорит, когда он приходит: «Вот, Марик, твоя кружка». Чай с мятой он не любит, Казимира ему заваривает отдельно. А еще ему купили куртку. Он где-то продрал локоть, но Казимира заштопала так, что ничего не заметно.

Казимира вздохнула. И тут ее окликнули:

— Мадемуазель Казимира! Могу я составить вам компанию?

Обернувшись, Казимира увидела, что ее догоняет господин директор.

Слегка запыхавшись, он поравнялся с нею.

— Мне надо на городской почтамт, должно прийти одно важное послание. Нам, кажется, несколько по пути?

И, хотя мысли Казимиры были прерваны, она ничуть не была в обиде на господина директора за это. Подумать она успеет потом, а сейчас можно идти рядом с ним и радоваться, потому что… Из-за того что… Словом, радоваться — и все тут.

Господин директор очень спешил. Вид у него был крайне озабоченный, но, как показалось Казимире, настроение при этом было неплохое.

Он двигался очень быстро, почти бежал, и Казимире приходилось поторапливаться — она даже несколько запыхалась. На следующем углу их пути должны были разойтись: улица, ведущая к почтамту, уходила направо, а Казимира почти пришла — магазинчик, торгующий фонариками, керосиновыми лампами и свечками, находился на углу.

И тут над их головой совершенно неожиданно вспыхнуло ярко, и через несколько томительных секунд раскатился гром. Вслед за этим на теплые спины булыжников мостовой начали тут и там шлепаться тяжелые кляксы дождя, запахло прибитой пылью.

Казимира ахнула, остановилась и в панике закрыла лицо руками, вся дрожа от страха.

Случилось самое ужасное — гроза застала Казимиру в пути. Зонтик бесполезно качался у нее на локте, шляпка стремительно намокала, а Казимира была не в силах сделать ни шагу.

Тут она почувствовала, что господин директор, обняв ее за плечи, увлекает куда-то, а шум дождя и грохот грома становятся тише.

Казимира едва решилась оторвать ладони от лица и увидела, что они оказались в застекленном павильончике сквера. Сквозь цветные стеклышки частого переплета мир вокруг казался нереальным, а оттого и менее опасным. Казимира вдохнула, выдохнула, присела на скамью и начала дрожать чуть меньше.

— Увы, — сказал господин директор, — я очень огорчен, что мне надо покинуть вас в такую минуту. Но я не могу — мне непременно, непременно надо успеть на почту.

«Я умру тут одна от страха, — с тоской подумала Казимира. — Но я не могу просить, чтоб он остался со мной…»

Гром громыхнул еще раз, Казимира втянула голову в плечи и слегка побледнела.

— Я ненадолго — полчаса туда и обратно! К сожалению, почта закрывается через час, а завтра не работает. А мне очень надо получить это послание именно сегодня! В понедельник будет уже поздно. — Казимире показалось, господин директор несколько смущен тем, что покидает ее. — Но вы можете заткнуть уши, закрыть глаза и… и подождать, когда гроза кончится.

«А если она целый час не кончится?» — чуть не заплакала Казимира.

— А если гроза не кончится, то я как раз вернусь и постараюсь успокоить вас, побуду тут вместе с вами, а потом мы вернемся домой, — угадал ее мысли директор.

Казимира сжала зубы, кулаки и с трудом кивнула. Да, она постарается пересидеть грозу тут. Потому что идти по улице — и речи быть не может, она не сделает ни шагу.

— Я быстро, — пробормотал директор и ринулся прочь из беседки.

Поскольку глаза Казимиры были закрыты, она не видела, что произошло. Услышала только вскрик и звук падения чего-то тяжелого.

Тут уж пришлось приоткрыть один глаз и глянуть.

Господин директор с перекошенным от боли лицом медленно поднимался с гравийной дорожки. Подгнившая ступенька старой беседки, скользкая от дождя, подломилась под ним, и он рухнул на землю, а когда встал, обнаружил, что вывихнул щиколотку. Кряхтя, господин директор заковылял назад в беседку, едва ступая на поврежденную ногу. Упав на скамью рядом с Казимирой, он сокрушенно всплеснул руками:

— Ну как неудачно! Боже мой, а мне надо на почту! Что же делать? Все пропало. То есть, конечно, не все, но многое!

Казимира сказала дрожащим голосом:

— Я могу вправить вам вывих, но ведь у вас еще и растяжение. Вы все равно не сумеете побежать на почту. — Она присела перед ним, ощупывая его щиколотку. — Сильно болит?

— А как вы думаете? — еле сдерживая раздражение, спросил директор. — Ай! Главное, что мне так надо было успеть на почту именно сегодня. Это было так важно…

Казимира поднялась с колен. На лице ее сквозь страх медленно проступала решимость.

— Господин директор. Я пойду и получу ваше письмо. Напишите на листочке записку начальнику почты. Если почта закрывается через час, то я как раз еще успею.

— Казимира! — ахнул директор. — Как же вы пойдете? Ведь на улице гроза!

Но в ответ Казимира отчаянно замахала на него руками. Не надо, не надо ничего говорить. А то ее решимость сломается под напором привычного страха. Лучше она, не задумываясь и не глядя по сторонам, ринется прямиком вдоль улицы и будет бежать, бежать, пока не уткнется в двери почтамта. А назад… ну уж как-нибудь…

Прошли томительные пятнадцать минут, потом полчаса. Господин директор вглядывался в просвет между кустов черемухи — был виден поворот аллеи, за которым скрылась мадемуазель Казимира.

Гроза стихала. Ее грохот становился все глуше, и директор от нечего делать стал считать, сколько секунд проходит от вспышки до раската грома. Но все время сбивался — мысли его были далеко. Гремящие тучи уползали за город, и вот-вот должно было показаться солнце. Кажется, на какой-то краткий миг господин директор даже задремал.

Он открыл глаза потому, что ему показалось — откуда-то раздается знакомая мелодия. Впрочем, он не совсем был уверен, что проснулся. Звон тонких колокольчиков переливался в воздухе, гроза стихла, и сквозь цветные переплеты на пол беседки зелеными, голубыми и лиловыми квадратами светило солнце.

Прямо перед ним в дверях беседки в облаке мягкого вечернего света стояла нимфа из его сна. Ее кудрявые локоны, усыпанные тысячами блестящих капель дождя, растрепались, ее кружевная накидка намокла и потемнела от влаги. Она грациозно склоняла голову к плечу, ее глаза сияли радостью, на щеках играл нежный румянец. Она протягивала к нему руки, а тысячи колокольчиков все вызванивали нежную мелодию, от которой кружилась голова.

Нимфа звонко чихнула и сказала счастливым голосом:

— Вот ваша посылка, господин директор! Я успела до закрытия.

Директор, не отрывая потрясенного взгляда от ее лица, рассеянно взял протянутый пухлый пакет, обмотанный бечевкой и облепленный сургучными печатями.

Мадемуазель Казимира забеспокоилась:

— Вам плохо? У вас болит нога? Не двигайтесь, я сбегаю за доктором!

— Не надо доктора, — махнул рукой директор. — Я… что я хотел сказать?… Вот, забыл… Откуда эта музыка? Я слышал ее где-то… Вспомнил! Это играют колокольчики из Эвиной шкатулки. Разве она поблизости?

— Нет, это шарманщик ходит по скверу и крутит ручку шарманки. И совсем не похоже на колокольчики — такой тягучий звук. Но мелодия и правда похожа. Как ваша нога?

— Если не наступать, не болит. Спасибо за посылку, мадемуазель Казимира. Я встревожен — успеем ли мы в магазин? Кажется, вы шли купить себе новый фонарик?

— Я уже купила его на обратном пути. И купила вам в аптеке тросточку. Хотя, кажется, фонарик мне больше не нужен.

— Да, гроза закончилась, — рассеянно кивнул директор, прижимая к себе посылку. — О господи, да вы промокли насквозь! Скорее домой!

И опираясь на плечо Казимиры и тросточку, зажав под мышкой пакет, господин директор отправился домой.

Туда, где над поляной у реки раскинулась во все небо яркая радуга.