Цирк в шкатулке

Глава шестая Про то, как цирк «Каруселли» поехал в столицу, Китценька чуть не потеряла свою косточку, а в труппе цирка оказалось на одного человека больше

Каждый день на пустырь, где раскинул свои палатки цирк «Каруселли», пробирались любопытные мальчишки. Очень хорошие мальчики появлялись после обеда, потому что с утра они ходили в школу. А мальчики не очень хорошие и просто обыкновенные нередко прибегали пораньше, потому что школу им случалось и прогуливать.

Но сегодня всех мальчиков ожидал грустный сюрприз.

Огромная поляна была пуста. На ней лишь валялись там и тут обрывки каких-то цветных лоскутов, веревки да темнел огромный круг, оставленный главным шатром.

Рано утром цирк «Каруселли» тронулся в путь. Еще до восхода солнца, пока было прохладно, упаковали весь реквизит, палатки, часть погрузили в цирковые фургоны, а часть — на большие грузовики королевской транспортной компании. Грузовики подъехали часам к восьми, и воздух сразу наполнился непривычными для цирка запахами — бензином и деловитостью.

Директор долго о чем-то спорил с бригадиром колонны, рассматривал путевые листы, перепроверял циферки в графе «итого». Потому что денег, заработанных Филиппом, было совсем мало, а еще неизвестно, что ждет их в пути и насколько удачными будут выступления в столице.

Да, именно в столицу решил направиться цирк «Каруселли».

Там, в столице, думали все, дела пойдут лучше, ведь, что ни говори, в большом городе живет полмиллиона мальчиков и полмиллиона девочек, и почти у всех есть папы и мамы, и этот миллион детей требует каждый день миллион развлечений.

Так что если ко всем зоопаркам, кукольным театрам, магазинам игрушек и кондитерским прибавить еще и маленький цирк — ценители непременно найдутся.

Уехали бензиновые грузовики, увезли самое тяжелое и громоздкое.

А цирковые фургоны растянулись пестрой вереницей по Королевскому шоссе и медленно ползли в сторону столицы.

В головном фургоне ехал господин директор. Он сосредоточенно смотрел вперед, и на лице его была решимость.

Рядом с ним сидела мадемуазель Казимира. Она вздыхала и искоса поглядывала на неподвижный профиль господина директора. Мадемуазель Казимире хотелось сказать ему что-то приятное и ободряющее.

Она кашлянула и осторожно промолвила:

— Конечно, в столице у нас все получится. А еще мы можем сходить на биржу труда и попробовать нанять себе клоуна. Я слышала, на бирже труда стоит огромная очередь тех, кто хочет немножко поработать, так что клоун найдется почти наверняка.

Я, как в столицу приедем, в библиотеку пойду, — отозвался вдруг господин директор. — Да! — Директор в подтверждение своих слов энергично кивнул, придержав дорожный цилиндр. — В библиотеку пойду — это самое правильное.

Мадемуазель Казимира слегка опешила, но быстро справилась с собой. Наверное, господин директор от всех пережитых неприятностей стал заговариваться, но главное — не обидеть его сейчас, мягко отвлечь от переживаний.

— Да-да, в библиотеку, — поспешно согласилась мадемуазель Казимира. — Хорошая мысль! Посидеть в тишине читального зала и почитать там стихи о птичках, о рыбках, о цветах, ни о чем не думая, ни о чем не волнуясь…

— Мадемуазель Казимира. — Господин директор строго глянул на нее. — Ну что вы такое говорите, дорогая моя? Разве у нас сейчас есть время заниматься рыбками и птичками? Я собираюсь взять в библиотеке учебник клоунского мастерства для третьего курса Королевской Академии Всяких Развлечений. Мы с вами академий не кончали, но ведь есть учебники. Я прочту и научусь. Может быть, у меня еще получится быть сносным клоуном…

Мадемуазель Казимира растерянно посмотрела на него и поспешно закивала:

— Конечно, конечно…

А про себя горестно вздохнула. Она никак не могла забыть того ужасного дня, когда господин директор стоял на арене с приколотой на спине картонкой.

Однако директор не заметил ее сомнений, он был увлечен своим планом и полон решимости справиться с неприятностями. Поэтому он глянул на светлую рощицу, с которой они поравнялись, прислушался к скучному ощущению в своем желудке и бодро спросил:

— Как вы думаете, не пора ли сделать привал?

Головной фургон притормозил, и господин директор замахал красным флажком.

Часа, отведенного на привал, хватило, чтоб напоить лошадей, накрыть на большой скатерти прямо на поляне походный обед, все съесть и еще немного размять ноги, прогулявшись по рощице.

Все были в настроении светлом и благодушном. Одна лишь Китценька тревожно поглядывала по сторонам, стучала по свежей травке хвостиком и явно нервничала.

Дело в том, что Китценька волновалась за судьбу любимой косточки. Она припрятала косточку в третьем фургоне, но сейчас ей казалось, что компания фокусника Иогансона — это совсем неподходящее общество для ее сокровища. Фокусник — человек ненадежный. Конечно, нередко в его руках полезные вещи — ленты, цветы, шары и даже кролики — появляются ниоткуда. Но так же часто они и пропадают неожиданно и неизвестно куда. Китценька не доверяла ни сундукам Иогансона, ни его шляпе, ни всему его фургону.

Поэтому собачка осторожно скользнула в фургон, отыскала косточку, выволокла ее из-под полога, пригибая кудрявую голову, и, торопливо перебирая лапками, понесла…

Где? Где спрятать самое дорогое, что есть у Китценьки?

Пестрая тележка Филиппа стояла неподалеку. В ней никто не едет, там лежат только два тюка со старыми костюмами. Директор не хотел, чтобы ослик слишком уставал, берег его больную ногу.

Китценька запрыгнула внутрь, примерилась сунуть косточку меж тюками — как вдруг!..

Со стороны казалось, что какая-то сила подбросила перепуганную Китценьку в воздух. Она подпрыгнула, оттолкнувшись всеми четырьмя лапами, и взвизгнула так, что на этот звук обернулись все, кто был в роще. Да и как не испугаться, если старая попона, которая лежала в углу тележки, зашевелилась. Там кто-то был!

Первым к тележке подоспел господин директор, за ним жонглер Хоп и мадемуазель Казимира, и все остальные тоже.

Китценька дрожала всем телом и обессилено скулила, глядя круглыми от ужаса глазами на ожившую попону. Директор быстро оценил ситуацию, шагнул вперед и решительным движением дернул попону на себя.

Вместо того страшного-ужасного, что напредставляла себе Китценька, в углу тележки лежал, подтянув коленки к животу, маленький мальчик в оранжевой футболке с нарисованным жирафом и вытертых джинсах.

Когда мальчик понял, что его обнаружили, он поднялся на ноги и посмотрел на собравшихся хмуро и с некоторым вызовом.

В наступившей паузе Китценька, которая тут же потеряла интерес к событию (подумаешь, мальчик), отыскала в пыли под тележкой свою косточку и с сокрушенным сердцем потащила ее назад в третий фургон.

— Здравствуй, мальчик, — первым пришел в себя господин директор. Что еще добавить, господин директор не знал, поэтому сказал первое, что пришло в голову:

— Ты, наверное, кушать хочешь, да?

Вообще-то Марик (а это был именно он) ужасно проголодался.

Поэтому он только кивнул. Мадемуазель Казимира и Рио-Рита поняли, что господин директор прав: сперва ребенка надо накормить, а потом уже выяснять, откуда он тут взялся. И они тут же повели его обедать и начали хлопотливо доставать убранные было уже бутерброды, чуть давленые помидоры, вареные яйца и чай в термосе.

Марик жевал и молчал. Запивал бутерброды чаем — и молчал. Солил крутое яйцо — и молчал.

Потому что он думал: если рассказать, откуда он взялся, его, пожалуй, отправят восвояси. А он не собирался возвращаться назад, теперь, когда цирк был так близко. Когда он, Марик, был в цирке.

Вчера утром Марик проснулся раньше всех.

Первым делом он посмотрел на своего клоуна. А потом встал и начал быстро одеваться. За ночь решение, которое вчера смутно брезжило в его голове, созрело окончательно.

Марик не будет больше жить в этом неволшебном месте. Он уйдет в цирк. Он еще не знает, что придумает, чтоб его взяли туда, но ведь он может быть очень полезным. К примеру, он может подметать манеж, поить лошадей, выколачивать попоны, заваривать всем чай и кофе, и еще он умеет пришивать пуговицы, чистить ботинки и делать бутерброды с соленым огурцом и вареной колбасой — их учили этому в приюте на уроках «подготовки к самостоятельной жизни».

Потому что хотя вчера в цирке и не было клоуна, но однажды он обязательно там появится. А вот когда сам цирк появится в городке — совершенно неизвестно. И Марик не может ждать так долго.

Он уйдет сейчас.

В школьный рюкзак Марик положил книгу про клоунов и свой рисунок — между страниц, чтоб не помять. Подумав, он сунул в рюкзачок еще сборник занимательных задач по математике — пригодится, если нужно будет скоротать время.

Ему очень хотелось забрать еще две вещи: одеялко и картинку с зайцами. Но одеялко хранилось где-то в подвале, в сейфе у Гертруды, там, где лежали всякие прочие документы и вещи, связанные с доприютскими годами детей. А картинка… Марик даже снял было ее с гвоздя, но увидел, что на стене остался некрасивый прямоугольник.

Пусть висит, решил Марик. Вместо меня тут поселится какой-нибудь другой мальчик, и ему будет очень неприятно видеть пятно на обоях. Пусть смотрит на зайцев, пусть они тоже понравятся ему.

Еще Марик подумал, что госпожа Гертруда, не обнаружив его утром за завтраком, начнет волноваться и искать пропавшего воспитанника. Поэтому надо написать записку — такую, чтобы никто не спохватился раньше времени. «Я решил немного прогуляться перед первым уроком, а потом сразу пойти в школу», — написал Марик на листе, вырванном из тетради по математике. Подумав, Марик приписал: «Я хочу подумать на свежем воздухе над решением задач № 328 и 329».

Надо было решить вопрос с одеждой. Дело в том, что на всех Мариковых вещах стоял небольшой серый штампик: «Приют „Яблоня“». На кроссовках, рюкзаке и джинсах Марик зачеркал штампик шариковой ручкой — так, что он стал почти неразличим. Что касается футболки, то там штампик стоял на подоле. И Марик, недолго думая, просто отрезал край футболки ножницами — она стала от этого короче, но это было неважно.

Потом Марик со всеми предосторожностями пробрался на кухню. Там было еще тихо, начищенные кастрюли выстроились в ряду стены, белые одинаковые фаянсовые тарелки горкой стояли на столе. Марик, ежась от холода, которым тянуло из приоткрытой форточки, вытащил из-под полотенца, прикрывающего хлебный поднос, два куска слегка зачерствевшего вчерашнего хлеба, посолил и завернул их в льняную салфетку.

Можно идти.

Вдоль стены приюта Марик прокрался, пригибаясь, а от угла припустил во весь дух.

Он не знал, каким именно образом попадет в цирк. Вдруг его не пропустят дальше первого фургона? И как он уговорит артистов, чтоб они взяли его с собой? Но, к счастью, путь Марика на пустырь, где был раскинут цирковой шатер, лежал через центральный сквер. И там мальчик увидел ослика с цирковой тележкой. Решение было принято. Марик спрячется в тележке и будет там жить, а потом цирк уедет и увезет его с собой.

Удивительно, но так и вышло.

И вот теперь Марик был сыт и кругом был цирк, а не опостылевший приют.

Осталось только найти клоуна.