Дакия

Глава 26

В помещении воцарилось неловкое молчание, прерываемое лишь тихим храпом откуда-то из недр дивана. Улыбка понемногу сползала с лица Демида Львовича, и он, не получив от нас ожидаемой реакции, поспешил прикрыться краем одеяла.

Аня, следовавшая за нами, тихо выругалась, тоже узнав бывшего попутчика.

— О! Аннушка… — окончательно смутился журналист. — Не знал, что вы интересуетесь современным искусством.

— Пьяными оргиями точно не интересуемся, — проворчала девушка.

Желудь поспешил взять инициативу в свои руки.

— Кхм… Господа, — он обернулся к нам, — думаю, нам лучше не смущать гостей.

— Что вы! Мы ведь знакомы, — растерянно проговорил Лурье и принялся рыться в поисках одежды. — Я слышал, вы остановились в Русском доме…

«Миш, пора все это прекращать», — сказал ментально Денисов. — «Не нравится мне эта случайная встреча».

«Я тоже не верю, что это случайно. Думаешь, слежка?»

«Возможно. Только за нами или за Желудем?»

«А вот черт его знает», — отозвался товарищ. — «В любом случае нутром чую, что не просто так здесь этот журналюга нарисовался».

В кои-то веки я был согласен с Денисовым. Слишком уж нереалистичное совпадение. Да и Лурье — человек, который водил дружбу с именитыми художниками и танцорами, который трапезничал рябчиками и черной икрой и разбирался в сортах элитных вин… И оказался здесь, в этом гадюшнике?

Конечно, можно было предположить, что у каждого из нас есть свои маленькие гнусные секреты. Может, был у него фетиш такой — устраивать разнузданные попойки в компании незнакомцев или, наоборот, в очень узком кругу. И все равно… Мне тоже эта встреча не нравилась.

«Сотри ему память на всякий случай», — попросил Костя. — «Сам не рискну пытаться. Все же гражданский, не преступник. Если накосячу, потом будет неловко. У тебя получится гораздо лучше».

Мысль мне понравилась. Если эта встреча была случайной, то никакого вреда не будет. Лурье просто покажется, что он здорово перебрал накануне. Наверняка спишет на дешевое вино. Оно, кстати, судя по запаху, и правда было довольно дешевым, еще и сладким. От пола отчетливо несло сортом «Изабелла», и это всколыхнуло во мне не самые приятные воспоминания о похмелье утром в общаге.

Натянув невинную улыбку, я шагнул к журналисту, сделав вид, что намеревался поздороваться рукопожатием. Лурье наконец-то вытащил из складок одеяла мятую рубашку и, накинув ее на плечи, протянул мне руку.

— Михаил Александрович, я право слово…

Прикосновения хватило, чтобы я смог работать. Я крепко сжал его пухлую и нежную, похожую на женскую, ладонь, и направил силу на слом естественных защит. Лурье ойкнул, затрясся — на удивление у него оказались весьма крепкие щиты для неодаренного.

— Что вы…

— Вы просто перепили накануне, — шепнул я, ломая защиты. — Вас просто немного…

— Отставить, Соколов!!!

От неожиданности я вздрогнул, а Лурье и вовсе подпрыгнул к низкому потолку. Его ладонь выскользнула из моего захвата, и ментальный контакт прервался. Я злобно оглянулся на источник звука, который, к тому же, знал мою настоящую фамилию.

В дверном проеме стоял высокий мужчина лет сорока пяти. Судя по косой сажени в плечах и характерной выправке, товарищ был из служивых. Возможно, бывших.

«Колобок» мгновенно вспыхнул в моей руке.

— Погасите заклинание, Михаил Николаевич, — сказал незваный гость и взглянул на Желудя. — Я же просил предупредить, если решишь привести их сюда.

— Не смог дозваться, — ответил наш проводник.

Лурье медленно осел на диване. Остальные, к слову, даже не пошевелились, хотя нашумели мы уже изрядно. Либо попойка действительно оказалась зубодробительной, либо им помогли пока что не просыпаться.

Я поймал взгляды Грасс и Денисова.

«Это еще что за хрен?»

«Сейчас выясним», — ответил я и направился к мужчине.

Заклинание я все же погасил, но оставил в ладони немного чистой силы на случай, если придется отбиваться. Желудь жестом остановил меня.

— Это свой. То есть наш. Идем вниз.

Не шелохнулся, продолжая сверлить незнакомца глазами.

— Все идем вниз, — уточнил незнакомец. — И вы, Демид Львович, тоже.

Журналист вздрогнул, принялся торопливо застегивать пуговицы и наконец-то нашарил среди вороха барахла свои штаны. Прикрыв срам, он сунул ноги в пыльные туфли и вытащил из-под дивана небольшой саквояж.

Интересно. Господин журналист не был при параде, но и вряд ли настраивался на рабочий лад, когда сюда шел. Тогда зачем саквояжик? Все любопытнее и любопытнее, однако.

Незнакомец первым прошел в следующее помещение, отпер нужную дверь, за которой оказалась добротная бетонная лестница, уводившая куда-то вниз. Я поднял глаза на Желудя, и тот уверенно кивнул в ответ.

Хрень какая-то.

Внизу оказалось темно, прохладно и довольно тесно. Когда Желудь щелкнул выключателем, мы увидели подвал с минимумом мебели. Бывшая репетиционная база превратилась в комнату отдыха: вдоль стен стояла старая мебель, в углу располагался обеденный стол, и в конце вытянутой комнаты ютился старый покосившийся шкаф.

Бюджета им что ли не выдавали?

— Располагайтесь, — сказал высокий незнакомец и особенно пристально взглянул на Лурье. — Чем порадуете, Демид Львович, раз уж почтили нашу дыру своим присутствием?

Журналист покосился на нас. Сейчас он сбросил маску добренького чревоугодника и глядел на нас со всей строгостью.

— При них? — уточнил он, кивнув в нашу сторону.

Желудь переглянулся с незнакомцем и ухмыльнулся.

— Сдается мне, вы работаете примерно над одним и тем же заданием. Давай, шеф, не мучь людей.

«Шеф» шагнул к нам.

— Желудя вы уже знаете. Я — Клен, работаю в Букуреште для наших общих друзей. А господин Лурье — добрый друг Тайного отделения уже больше пятнадцати лет.

— Семнадцати, если быть точным, — отозвался журналист и улыбнулся, заметив изумление на наших лицах. — Служить государству, господа, можно по-разному. Я много где бываю, много с кем говорю и многое вижу.

Я все-таки сел на диван, переваривая увиденное и услышанное.

— Мы с господином Кленом знакомы еще с Вены… Когда я…

Шеф Желудя жестом перевал его.

— Сейчас это не имеет значения. Так с чем приехали, Демид Львович? Еще и с такой конспирацией этажом выше?

Лурье рассмеялся.

— Ну, хотелось тряхнуть стариной. А тут приятное с полезным… Впрочем, есть кое-что интересное, господа, — он водрузил саквояж на колени, раскрыл его и принялся деловито в нем рыться. — Где же она… где… Нашел!

Он протянул Клену перетянутую резинкой записную книжку. Тот кивнул и принялся ее изучать.

— Здесь мои подробные записи, но вкратце изложу. Изначально я предполагал, что наиболее опасным элементом будет женщина, однако госпожа Буайе-ле-Дюсон не была замечена ни в каких порочащих связях. Скандальных — да. Дива любит эпатировать. И все же список ее контактов вполне прозаичен. Даже среди ее поклонников не нашлось никого, кто был бы вам интересен.

Мы с Денисовым переглянулись.

— Так ваша поездка — прикрытие для слежки за той богемой? — удивился Костя.

— Не совсем. Я действительно работаю, я практикующий журналист и собираю материалы для книги. Совмещаю работу и службу государю. Обычный информатор.

Лурье признался в этом так буднично, что я поразился. Забавно, но логично. Он действительно мог быть полезен как информатор и Тайному отделению, и внешней разведке. Много где бывал, много кого знал, имел хорошо подвешенный язык…

И, что самое главное, вообще не производил впечатление человека, готового работать на Отделение. Хотя может это мне недоставало опыта, чтобы раскусывать таких налету. Лурье провел и меня, снимаю шляпу.

— Но это же не все? — оторвавшись от блокнота, спросил Клен. — Не томите, дражайший.

— Матвеев и Фрам, — сухо ответил журналист.

Клен улыбнулся.

— Это уже интереснее. Молю, скажите, что Константинополь не зря тратился на первый класс.

— Разумеется, не зря! — оскорбился информатор. — Матвеев недавно получил очень жирный заказ на портрет австро-немецкого магната Круппа.

Желудь присвистнул.

— Того самого?

— Сына того самого. Подарок на день рождения. И портрет писать будут в Константинополе. Из чего я делаю выводы, что Круппы либо будут присутствовать на мероприятии, либо будут в это время по иным причинам.

Клен кивнул.

— Проверим. Благодарю. А Фрам?

Лурье самодовольно улыбнулся.

— О, Фрам — это настоящая шкатулка с секретами. Не имеет вредных привычек, ни разу не был женат, ведет крайне аскетичный образ жизни. Казалось бы, все силы должны уходить на творчество.

— И все же? — приподнял темные брови Клен.

— Его подмастерье, Антоний Брага, кое о чем проболтался. Наш музыкальный гений спонсирует одну церковь. Что занимательно, этот католический приход расположен… В Букуреште. Храм Святого Сердца в Старом городе.

Желудь кивнул.

— Знаю такой. Австрийский приход, построили в позапрошлом веке. Дважды бомбили, но каждый раз отстраивали. Там по воскресеньям еще бесплатными обедами кормят.

— Так вот, — увлеченно продолжал Лурье. — Угадайте, кто еще из обозначенных лиц тоже недавно перевел значительную сумму в благотворительный фонд этой церкви?

— Вряд ли Матвеев. И уж точно не дива, — сказал Денисов.

— Крупп? — тихо отозвалась из угла дивана Аня.

— Именно, Аннушка. Тот самый Крупп. Сдается мне, кое-кому следует наведаться в эту церквушку, господа.

— А еще у НОАРДовцев, которые напали на нас, было новое австрийское оружие, — добавил я. — И они искали Соколова. Полагаю, меня.

Журналист широко улыбнулся.

— Значит, даже если мы работаем не над одним и тем же, то наши интересы точно пересекаются, — ответил он.

Букурешт оказался куда интереснее, чем его описывали в путеводителях. На мой взгляд, гораздо интереснее и глубже, чем зализанные и разрекламированные трансильванские городки, которые предлагали посетить. Может потому, что мое знакомство с Букурештом началось не с открыточных видов, а с очередного опасного приключения.

Из-за узких улочек, наполненных модерновыми вычурными зданиями, столица Дакии получила прозвище «Восточный Париж». До наших дней дошла примерно треть этого города — остальное уничтожили войны.

После разговора с Лурье я попросил Желудя проводить меня к месту встречи с Ириной.

На территорию старого города мы зашли со стороны набережной реки Дымбовицы. К моему удивлению, почти весь Старый город оказался пешеходной зоной. На улице уже стояла изнуряющая жара, а жёсткий белый свет убивал глаза.

— Тебе на Францеску? — уточнил Желудь, когда мы вышли на узкий переулок.

— На Каля Франта.

— Это одно и то же. Ну идем. Только не зевай и приглядывай за карманами. Воришек здесь полно. Охотятся на зазевавшихся туристов.

Основные улицы Старого города были достаточно широкими и ухоженными. На них было много магазинчиков и кафе, я даже заметил несколько сувенирных лавок. Обрамляли их отреставрированные классические и модерновые здания. Жарким утром здесь было не так много народу, но всё равно эти улицы не казались пустыми.

Количество кафе и ресторанов здесь просто зашкаливало. Несмотря на печальное прошлое столицы, на этих уютных летних улицах царила атмосфера какого-то праздника и торжества.

А вот мелкие улочки чем-то напоминали московские переулки возле Арбата — узкие, разветвлённые, с интересными названиями. Этакий островок глухоты в центре большого города. Но вот масштаб разрухи живо напоминал, сколько всего пережила Дакия. И самым печальным было то, что в разрухе пребывали в основном шикарные классические здания времён самого пика расцвета города.

— Есть такое выражение — «остатки былой роскоши», — сказал Желудь, заметив мой интерес. — Это про Букурешт. Красивый город. Был когда-то. Здесь кипела богатая и интересная жизнь, а сейчас от неё остались здания-призраки.

— Ну, город все-таки понемногу восстанавливают…

— Да только займет это не один десяток лет, — вздохнул мой проводник. — И то если очередной войны не будет. А если сюда снова решили запустить руки австрияки, то, поверь, Михаил, здесь снова разверзнется ад.

— Это пока что лишь догадки. У нас нет никаких доказательств, кроме слов Лурье.

— Насколько я знаю, Лурье не первый год нам помогает. И если уж он сам решил к нам заглянуть и поделиться сведениями, то основания для беспокойства есть. Впрочем, ты, Михаил, в это дело не лезь. У тебя свои заботы.

Свои-то свои, но если предположить, что все это было связано, то картинка у нас вырисовывалась совсем уж интересная. Ладно, рано делать выводы. Возможно, Ира сможет рассказать больше, если я задам правильные вопросы. Вдруг она видела конкретных людей на приемах? Или слышала что-нибудь об австрийских магнатах и дворянах…

Тем временем мы вышли на Францеску. Чёткой грани между разрухой и новизной в этом районе не было. Отдельные куски прилегающих улиц, близкие к выходам в «большой город» парадно прилизали. Но отреставрированные дома могли соседствовать с разрушенными почти до основания, а уютные и вполне европейские кафе нередко находились в зданиях, второй этаж которых был разрушен.

Окна где-то были заколочены картоном, а где-то — даже рисунками окон, да ещё и с силуэтами людей в них. В открытых окнах время от времени появлялись люди, походившие на цыган, и глядели вниз на отдыхающую молодёжь и туристов. На одном из балконов сидели двое плотных мужчин в одних трусах, выпивали с самого утра и рубились в домино.

— Вот мой салон, — сказал я, указав на вывеску «Parfait».

Витрина салона красоты пестрела какими-то надписями — видимо, с перечислением предоставляемых услуг. Пафосная и явно дорогая вывеска намекала на высокий ценник. Да и само здание, как ни странно, оказалось целым, свежеокрашенным и вполне симпатичным.

— Мне на задний двор, — уточнил я. — Не хочу здесь тереться.

— И правильно.

Мы завернули в арку, ворота которой были распахнуты. Красивые ворота, старинные — деревянные, тяжелые, даже сохранившие герб бывшего владельца. Внутренний дворик оказался совсем небольшим. Она стена была увита плющом, на нескольких балконах высадили яркие летние цветы. А еще здесь был настоящий старинный колодец.

— Давай туда, — Желудь указал на еще одну арку, что выводила на соседний переулок. Здесь, в Букуреште, почти не было дворов-колодцев в привычном смысле. Много где разбивали сады и старались засадить каждый свободный клочок земли деревьями или кустарниками.

Мы решили укрыться в тени арки. Я взглянул на часы — без четверти одиннадцать. Ирка должна была скоро появиться.

— Погоди-ка, — шепнул я и двинулся вдоль стены.

Салон занимал весь первый этаж, и окна нескольких помещений выходили во двор. Я заметил силуэты парикмахерских кресел и зеркал, увидел полки с различными флаконами и банками. Но меня привлекло не это.

В соседнем с парикмахерским залом окне склонилась над чьими-то руками девушка. Видимо, маникюрша или как там они назывались. У девушки на голове был темный объемный платок, который развязался и накрыл ее лицо черной вуалью.

И я узнал ее, вспомнил этот профиль. Приблизившись как можно ближе и взглянув в окно, я знаком велел Желудю убираться в арку.

Это была она. Та самая подружка Штефана из НОАРД. Девушка со шрамами.