Дальние пески

Глава 14

В одиннадцать вечера Кэрол все eщe была глубоко погружена в чтение. Поскольку она уклонялась от продолжения разговора и явно тяготилась моим присутствием, я пожелал ей спокойной ночи и постелил себе в комнате для гостей.

В ту ночь я несколько часов проворочался с боку на бок, сражаясь с отвратительным силлогизмом, который она мне подсунула: «Фэй — убийца. Кэрол в точности похожа на нее. Следовательно, Кэрол — тоже потенциальная убийца».

Проблема заключалась в том, что в этом логическом построении я не в силах был найти изъяна. Видимо, на самом-то деле я никогда не верил, что смогу найти между сестрами сколько-нибудь существенную разницу. Я просто сам себя убедил, что разница существует, когда обнаружилось, насколько скверным человеком была Фэй. Я слишком часто слышал, как об этом говорили они, да и сам достаточно набпюдал за ними. Поэтому упрямая настойчивость Кэрол лишь подтвердила то, что в душе я давно знал: они действительно были копиями друг друга.

А если это так, то вывод напрашивался неизбежный. Я не мог принять его, но не мог и отвергнуть. У меня не было для этого доводов. Я слишком хорошо понимал, что до сих пор не знаю Кэрол по-настоящему. Наши общие корни были неглубоки. Мы не прошли через настоящие жизненные испытания, которые подвергли бы проверке наши чувства. Возможно, будь мы знакомы лет десять, я в состоянии был бы судить, может ли из Кэрол получиться вторая Фэй. Ныне же мне это было недоступно. Гнусный силлогизм существовал, и мне приходилось с ним считаться.

Мысли, которые еще несколько дней назад я отогнал бы как предательские, теперь так и роились в моей голове. Не вступила ли и Кэрол на ту опасную дорожку, по которой шла Фэй? — спрашивал я себя. Разве не вела она себя как авантюристка с самого начала? Мне припомнились обстоятельства нашей первой встречи — как она окинула оценивающим взглядом сначала мою дорогую машину, а уж затем меня самого, как улыбнулась и первой поздоровалась, как сделала все, чтобы мы оказались на подъемнике вдвоем, сколько интереса проявила к моей холостяцкой жизни и перспективам на работе, с какой готовностью согласилась встретиться снова. Тогда все это казалось совершенно естественным. Тогда, но не сейчас. Я вспомнил, что ее юность прошла в бедности, что ей тяжко доставался заработок на эстраде, что жила она в самой запущенной части Бэйсуотера. Словом, ей было от чего бежать… Странно, конечно, что она приняла так немного денег от Артура, когда он ей их предлагал, — здесь было определенное противоречие. Да, но мне-то она обошлась недешево. За последние несколько месяцев она приобрела многое из того, о чем может мечтать женщина. И как она ею наслаждалась. Объективно говоря, она сразу и активно принялась разрабатывать свою «золотую жилу». После того что случилось, как я мог закрывать на это глаза?

Но, несмотря ни на что, я по-прежнему любил ее. Если бы, как подсказывали мне рассудок и логика, она действительно была второй Фэй, я должен был бы чувствовать себя неуютно в ее присутствии. У меня же не возникло ни тени подобного чувства. Практически на глазах у меня Фэй из очаровательной девушки превратилась в кровавое чудовище, а я все еще был влюблен в ее «второе я». Вообразите муку, которая меня снедала!

Я почти тут же ввязался в спор с самим собой. Хорошо, предположим, что Кэрол — вторая Фэй. Тогда она должна отлично знать, что Фэй виновна. А зная это, не в ее ли интересах было помочь мне отыскать разницу между ними вместо того, чтобы упрямо тыкать мне в лицо их абсолютным сходством? Разве не это было бы для нее самой разумной политикой в сложившейся ситуации? Разве не таким путем должна она в таком случае поддерживать мое доверие? В конце концов, ее материальное благополучие — да что там, все ее будущее — зависит от того, сумеет ли она остаться заслуживающей доверия женой. Если сумеет, то сможет рассчитывать на обеспеченную, легкую жизнь, высокий социальный статус и завидное положение в обществе как супруга человека, который в не таком уж далеком будущем станет лордом Ренисоном. Блестящая перспектива для любой «зо-лотоискательницы». Если же не сумеет и мы разойдемся, ей достанется лишь сравнительно небольшое содержание, она останется в одиночестве, а при том, что она будет известна как сестра убийцы, от которой отказался муж, это одиночество может стать пожизненным.

Так почему же она так себя ведет? Возможно, понимает, что ей недолго удастся скрывать свое полное сходство с покойной сестрой. Вероятно, она предчувствует, что, как бы я ни хотел верить в различие между ними, призрак их похожести будет непрерывно преследовать и мучить меня до — тех пор, когда я уже не смогу выносить этого более. Если она рассуждает так, то она безусловно права… Возможно, ей показалась более надежной позиция непоколебимой веры в невиновность Фэй, и теперь она со всем пылом и горячностью, на которые только способна, будет доказывать мне, что произошла ужасная ошибка. Если ей удастся убедить меня в этом, ее будущее можно считать гарантированным… Но неужели она всерьез считает, что меня можно в этом убедить вопреки всем фактам? Неужели она настолько твердо уверена в своей власти надо мной?..

К черту! Пусть будет, что будет. Время покажет. Я проглотил две таблетки снотворного и уже скоро забылся тяжелым сном.

За завтрак мы сели одинаково бледными и заспанными. Как я догадывался, большую часть ночи она провела переваривая изложение материалов расследования, чем, без сомнения, и объяснялось ее сдержанное поведение. И неудивительно, такие факты вынудили бы отступить любого. Она была вежлива, холодна и так далека от меня, словно не сидела напротив, а находилась за миллион миль отсюда. Я тоже решил держаться с холодной вежливостью.

Когда она налила нам по чашке кофе, я поинтересовался:

— Ну, что ты думаешь обо всем этом по здравом размышлении?

Помедлив немного, она сказала:

— Я вижу теперь, почему ты поверил. Но только сама не верю и не поверю никогда…

— Значит, ты решила отбросить факты и довериться своему «шестому чувству»?

— Видимо, тебе так и должно казаться, хотя это не совсем верно.

— В чем же это неверно?

Ее лицо приняло упрямое выражение.

— Даже если допустить, что Фэй действительно хотела избавиться от Артура, хотя это, конечно же, неправда, в этом деле все равно очень много странного.

— Ну, например?

— Например, этот случай с яликом… Фэй ведь обращалась с ним очень умело.

— Не забывай, при каких обстоятельствах это происходило. Версия инспектора Бернса правдоподобна. Она должна была очень торопиться, а когда потеряла весло, просто запаниковала.

— А как ухитрилась она зацепиться за якорь лямкой купальника?

— Что же здесь удивительного? Ей, естественно, пришлось поднять якорь, чтобы бросить его за борт.

— У ялика был очень легкий якорь — всего несколько килограммов.

Я только пожал плечами.

— Что с того? Этого вполне могло оказаться достаточно… Что-нибудь еще?

— Да… Она разделась и оставила одежду на «точке», но сумку взяла с собой на остров, иначе ее не оказалось бы в ялике.

Значит, она плыла, держа сумку над головой. Мне кажется, логичнее было бы оставить ее вместе с одеждой.

— Разве женщины не таскают свои сумки повсюду?

— Да, но лезть в воду они все-таки предпочитают без них!.. И потом, этот инсулин. Зачем ей понадобилось уносить его? Нужно было просто слегка ослабить пробку пузырька и дать ему вылиться на песок. Это все равно выглядело бы как несчастный случай, и не надо было бы придумать, как вернуть его на остров… Тебе не кажется, что такой план был бы намного лучше?

Я с трудом выдержал ее взгляд. Как я теперь убедился, она только методично и скрупулезно изучила газетные отчеты, чтобы обнаружить в фактах малейшую слабость. Она демонстрировала сейчас передо мной тот же тонкий и изощренный ум, какой пустила в ход Фэй, продумывая план убийства!

В ответ я сказал:

— Фэй, по всей видимости, не хотела трогать пузырек. На нем могли остаться отпечатки пальцев.

— Верно, об этом я не подумала… — С минуту она размышляла, потом сказала: — А эта записка, которую у нее нашли? Разве не логичнее было сразу уничтожить ее?

— Она, несомненно, и собиралась это сделать, — сказал я. — Но позже, уже дома. Существовал риск, хотя и мизерный, что кто-нибудь найдет обрывки.

Кэрол смотрела на меня с сомнением, и я решил, что она будет дальше спорить по этому поводу. Однако она вдруг сказала:

— Как бы то ни было, мне этот план кажется далеко не самым удачным. Если верить тому, что пишут газеты, Фэй и этот ее мифический возлюбленный хотели, чтобы смерть Артура была приписана сразу двум несчастным случаям. Первый — потеря инсулина, второй — небрежно закрепленный ялик, который унесло в море… Ты не думаешь, что такое совпадение ному-то могло показаться странным?

— Я уверен, это сошло бы им с рун, — ответил я.

— Что ж, может быть. — Она еще немного помолчала. — Впрочем, есть странность и в телефонном звонке. Даже несколько странностей. Если, как предполагает полиция, ее дружок был в тот день где-то поблизости в песчаных холмах, то он должен был знать наверняка, удалось ей это или нет. К чему же звонить и спрашивать?

— Нам практически ничего не известно о его действиях, — сказал я, все больше понимая, сколько терпения потребует от меня этот бесплодный спор. — Ясно только, что в решительный момент поблизости его не было, иначе он спас бы Фэй. Я думаю, что записку, он оставил совсем рано утром, пока было еще темно. При свете дня ему разумнее было держаться подальше от тех мест.

— Мне кажется странным, что он вообще решил позвонить ей тем вечером. Он ведь понимал, что Фэй должна будет поднять тревогу, когда Артур не вернется, так что в доме у нее вполне могли оказаться посторонние.

— Вероятно, они условились, что она поднимет тревогу только после его звонка. Мы же не знаем их план в деталях.

— В том-то и проблема, что мы слишком мало знаем… Жаль, что меня не было на разбирательстве. Так много осталось вопросов…

— Франклин решил, что ты недостаточно поправилась, чтобы узнать страшную правду, и был прав, — сказал я. — Мы сделали все, что могли. Поверь, это было нелегко…

— О, тебя я ни в чем не виню…

— Что касается вопросов, то юрист, которого я вызвал из Лондона, задал их больше чем достаточно. Быть может, можно было выяснить что-то еще, но какой смысл? Это ничего бы не изменило. Все, о чем ты здесь говорила, сущие пустяки в сравнении с фактами и доказательствами.

— Я не считаю эти доказательства неопровержимыми, — упрямилась Кэрол.

Я вздохнул.

— Тебя не убеждает даже то, что инсулин был найден в ее сумке?

— Я все равно не верю, что это она взяла его.

— Тогда кто же?

— Кто-то другой.

— И подложил ей в сумку?

— Именно.

Я покачал головой.

— Это бесполезно, Кэрол… Неужели ты не видишь, как сходятся все факты? Разорванный карман, инсулин в сумке, записка, телефонный звонок… Если Фэй невиновна, то это чудовищная ловушка, в которой продумано все до мелочей, но как раз это совершенно невероятно.

— Неужели? А для меня невероятно только одно — что Фэй виновна в убийстве. Возможно, это действительно была ловушка. Потому-то, вероятно, с Фэй и произошел несчастный случай. Известно, что она утонула, но как? В газетах пишут, что у нее на теле были ссадины.

— Этому есть объяснение… Кэрол, неужели ты это предполагаешь всерьез?

— Я знаю, что Фэй невиновна. Если ловушка представляется единственным альтернативным вариантом, значит, это и была ловушка… Разве это совершенно невозможно?

Я погрузился в размышления. Теоретическая возможность существовала, разумеется. При благоприятном стечении обстоятельств инсулин могли выкрасть, а карман разорвать еще до прибытия Фэй на остров. Фэй могли перехватить, затащить в воду и утопить, подсунуть ей в сумку инсулин и записку и изобразить несчастный случай, столкнув ялик с берега. Однако продумать такой план в деталях было бы неимоверно сложно, а осуществить — крайне рискованно. Таким образом, это не было совершенно исключено, хотя лично мне такая вероятность представлялась минимальной.

— Твой гипотетический убийца должен был бы чертовски хорошо знать местность — сказал я после долгой паузы.

— Разумеется.

— Ему, кроме того, должно было быть известно, что Артур страдает диабетом.

— В Пепельном Береге об этом знали все, так почему бы не знать и ему?

— Дальше — он должен был знать, насколько необходим Артуру инсулин и что произойдет, если пропустить инъекцию.

— Он вполне мог вычитать это в специальной литературе.

— Скажи мне, пожалуйста, в чем суть твоей идеи? Ты считаешь, что убийцу интересовал на самом деле только Артур, а от Фэй он избавился лишь для того, чтобы было на кого спихнуть вину и отвести подозрения от себя?

— Могло быть и так… А возможно, он вынужден был убить Фэй.

— Почему?

— Чтобы она не подняла тревогу. Он, вероятно, знал, что смерть Артура наступит только на вторые сутки, и понимал, что Фэй поднимет людей на поиски гораздо раньше этого срока.

— Да, но на острове они бы не стали искать, потому что там не было ялика, — возразил я. — Это тоже обсуждалось в суде… Поэтому вряд ли кто-то мог опасаться, что она поднимет тревогу и его найдут живым. К тому же если не Фэй, то уж Морин сделала бы это в любом случае.

— Верно. Ну хорошо, тогда давай вернемся к первому предположению. Убийца устроил все так, чтобы не было риска попасться, и для этого заманил в ловушку Фэй.

— Извини, но я не понимаю, как он мог это сделать, — сказал я. — Откуда было ему знать, что Фэй передумает и решит позже присоединиться к Артуру, то есть сама угодит в расставленные сети? Она вполне могла отправиться на его поиски только утром и уже не одна. Что тогда?

Какое-то мгновение Кэрол казалась растерянной. Потом она заговорила, но без особой уверенности в голосе:

— Может быть, этот план появился у него только в гот момент, когда он увидел, что она отправляется к Артуру. Возможно, он уже был там и увидел, как она идет вдоль дамбы, и тут у него появилась идея…

Я покачал головой.

— Я уверен, что никому не под силу было бы моментально придумать столь сложный план, не говоря уже о его исполнении… И вообще я никак не возьму в толк, зачем твоему мифическому убийце понадобилось все это. Если он хотел разделаться с Артуром, то вполне мог раскроить ему череп чем-нибудь тяжелым во время одной из его ночных прогулок, да и других возможностей было хоть отбавляй. И все они были бы значительно менее рискованными, чем тот план, который ты ему приписываешь.

Кэрол молчала.

— И потом, — продолжал я, — в твоей версии есть еще одна нелепица, с которой хорошо бы разобраться… Я имею в виду звонок по телефону.

Кэрол казалась удивленной.

— А что, собственно, звонок по телефону? Я считала, что он как раз отлично вписывается в план убийцы, как и записка, подброшенная ей в сумку. Убийца явно хотел укрепить подозрения, что у Фэй был любовник.

— У кого же он собирался их укреплять? Если он приговорил к смерти Артура и утопил Фэй, он должен был знать, что дом пуст. Так зачем же звонить?

— А Морин? — спросила Кэрол неуверенно. — Он мог знать, что она должна вернуться.

— Но ведь этот звонок производил нужный эффект только потому, что он мог сказать: «Фэй, дорогая, тебе это удалось?»— спутав голоса. С Морин у него бы этот номер не прошел.

— Тогда он, возможно, знал, что в доме были мы. Вероятно, видел нас, когда мы ходили искать Артура и Фэй.

— Но мы-то уж точно его не видели. Я еще подумал тогда, как пустынно там было. Во всей деревне ни одной припаркованной машины.

— Он мог следить за нами из-за дамбы.

— Но не мог же он предвидеть нашего приезда? Мы же свалились как снег на голову, без всякого предупреждения. Нет, это маловероятно… К тому же, даже если бы он знал, что мы приехали, какой ему в том прок? Он же не мог предвидеть, что к телефону подойдешь именно ты. А что, если бы трубку снял я?

— Он мог все равно попросить к телефону Фэй, — ответила Кэрол, — и бросить трубку, когда бы ему сказали, что ее нет дома. Даже такой звонок мог показаться подозрительным… Допустим, ему только это и было нужно, но, поскольку трубку сняла я и голос оказался похож, он этим и воспользовался…

— Что ж, возможно, — сказал я. — Однако, когда я пытаюсь оценить весь план предполагаемой ловушки, мне он, честно признаться, кажется нелепым. Его осуществление бессмысленно и опасно. К тому же всех улик против Фэй он все равно не объясняет. Ночные прогулки, ее настойчивое желание отправиться в то утро в — Фэйрхавен, а потом столь же решительное стремление присоединиться к Артуру… И еще, кому, кроме Фэй, могло понадобиться убивать Артура? Она бы получила его деньги, а что мог выиграть от его смерти кто-либо другой?

Мы снова немного помолчали. Потом Кэрол сказала:

— А кто наследует деньги Артура сейчас?

— Родственники, должно быть. Завещание, в котором он все оставлял Фэй, будет признано утратившим силу, поскольку было установлено, что она умерла раньше его.

— У Артура был только один родственник, очень дальний, — какой-то троюродный брат или что-то в этом роде. Разве 200 тысяч фунтов стерлингов не достаточно серьезный мотив? А вдруг мы с самого начала рассуждали неверно и думали, что основной целью убийцы было устранить Артура, тогда как на самом деле и Артур и Фэй были убиты, потому что оба были препятствием на чьем-то пути к богатству. Тогда понятно, зачем понадобился столь мудреный план. Убийце нужно было хорошенько запутать следы и полностью отвести от себя всякие подозрения, потому что они в первую очередь пали бы на того, кому преступление выгодно… Скажи, Джеймс, разве мы можем быть уверены, что все это не дело рук того самого дальнего родственника?

— Совершенно невероятное предположение, — заметил я.

— Почему ты так уверен? Ты ведь даже не знаешь, кто он, что он за человек.

— А я тебе говорю, что у тебя чересчур разыгралась фантазия.

Она встала и подошла к окну. Некоторое время она стояла лицом к нему, и в ее поникших плечах были усталость и отчаяние.

— Видишь ли, Джеймс, — сказала она, не оборачиваясь, — если ты не хочешь даже подумать над какой-то другой версией, то для нас с тобой не остается ни малейшей надежды…

Учитывая, сколько времени мы потратили, обсуждая ее абсолютно фантастическую идею о какой-то западне, упрек показался мне несправедливым.

— Я готов рассмотреть любую версию, — сказал я.

— Так давай сделаем это. Ты называешь мои мысли фантазией, даже не взвесив все как следует. Как ты можешь быть настолько самоуверен?.. Мы могли бы по меньшей мере попытаться узнать, где этот самый дальний родственник находился в то время.

— Ничего хорошего из этого не выйдет.

— Но ведь и вреда большого не будет, ведь правда? Что мы с тобой теряем?

Ответ на это мог быть только, один: ничего.