Дальтоник

Глава 30

Лиз откинулась на спинку дивана. Обвела взглядом гостиную Кейт.

— В общем, я неплохо провела здесь время. Повидалась с сестрой, понянчилась с ребенком, пообщалась с тобой. Хотя, конечно, недостаточно.

Кейт грустно улыбнулась:

— Извини, дела. С утра до вечера. Сейчас только что с совещания.

— Теперь уже ясно, что он дальтоник?

— Да. Возможно, это тот самый подросток, которого госпитализировали в «Пилигрим-стейт». Он сбежал после того, как прирезал там медсестру. Таким же способом, как маньяк из Бронкса.

— Думаешь, это он?

— Почти уверена. — Кейт встала, села, снова встала. — Через полтора часа я встречаюсь с Уилли. Есть время. Может, прогуляемся?

Над городом, как обычно, висели низкие серые облака.

Лиз взяла Кейт под руку.

— Тут где-то неподалеку мемориал Леннона, «Земляничная поляна». Хотелось бы посмотреть.

— Это там. Рядом с домом, где он жил с Йоко. — Кейт показала на особняк в псевдоготическом стиле на углу Семьдесят второй улицы. — Пошли.

Извилистая дорожка в парке привела их к окаймленной деревьями «Земляничной поляне».

— Вот! — Кейт показала на большой мозаичный круг, в центре которого было выложено слово ТВОРИ. — Здесь вначале действительно нечто творилось. После того как Йоко Оно поместила в «Таймс» объявление о создании мемориала, со всего мира начали приходить подарки. Присылали скамейки, даже фонтаны. Но администрация парка воспротивилась, так что в конце концов пришлось ограничиться этим.

В качестве элементов мозаики были использованы монеты и фотографии. Повсюду лежали букеты цветов, большей частью увядшие.

Они постояли.

— А теперь, — сказала Кейт, — я покажу тебе самую тихую часть парка.

Это что, видение или на самом деле?

Он снимает темные очки, трет глаза.

Невероятно. Исто-рич-ка искусств. В цвете. Легкий ветерок колышет каштановые волосы.

После такого и умереть не страшно.

Он уже столько времени продежурил у ее дома, а она все не появлялась. Ему уже казалось, что он придумал ее. Что она плод его воображения. Так нет же. Вот она, во плоти!

Его сердце бешено колотится.

— Видишь, Тони, это она, — шепчет он, наблюдая, как Кейт входит в парк под руку с какой-то женщиной.

Кейт выбрала дорожку, ведущую вдоль пруда. Вокруг никого, лишь вдалеке на темно-зеленой поверхности покачивались несколько лодок.

— Никогда не придет в голову, что находишься в центре Манхэттена, — сказала Лиз.

— Да, Олмстед — гений, — согласилась Кейт, имея в виду устроителя Центрального парка, Фредерика Лоу Олмстеда.

— А как отнеслась группа к твоей идее устроить выставку картин убийцы?

— Положительно, — ответила Кейт. — Все-таки действие лучше, чем бездействие.

Они дошли до середины мостика и остановились, чтобы полюбоваться пейзажем.

— Просто фантастика! — воскликнула Лиз, глядя на покрытую ряской воду.

Кейт повела подругу дальше, за мост, где дорожка терялась в деревьях.

— Вот место, которое я хотела тебе показать.

Этот район знаком ему с детства. У него здесь даже есть любимые деревья.

Скрытый кустами, он наблюдает сверху за исто-рич-кой искусств и ее спутницей. Она что-то говорит, жестикулирует. Он улавливает лишь интонации и мгновенно узнает их. Они такие же, как в телевизионной передаче. Ему хочется выйти на дорожку, приблизиться, коснуться ее, обнять хотя бы на секунду, объяснить, что она для него значит. Сказать, что благодаря ей он обрел способность видеть цвет, а следовательно, стимул к жизни.

Боже, как он любит ее!

Перед глазами вспыхивает лицо той, другой. Это тоже она. Что он чувствует к ней? Любовь? Ненависть?

«Обними ее. Ласкай. Сделай больно. Трахни. Убей!»

«Нет. Не ее. А кого же? Какую „ее“? Которую?»

В голове все начинает путаться.

Они медленно двинулись по дорожке мимо огромных замшелых камней.

— Я записала на телевидении анонс выставки, — сказала Кейт. — По нашему сигналу его будут передавать в эфир каждый час.

— Думаешь, он смотрит телевизор?

Кейт помедлила с ответом. Ей показалось, что в листве мелькнуло что-то похожее на человеческую руку. Вглядевшись, она сунула в рот пластинку «Никоретт».

— А как же он узнал о Бойде Уэртере? Полагаю, только из моей передачи. Так что скорее всего смотрит.

Лиз улыбнулась:

— Забавно видеть, что ты жуешь резинку. Ты не баловалась этим даже в старые времена, до того как стала леди.

— Что поделаешь. — Кейт пожала плечами. — Это «Никоретт». Понимаю, что выгляжу глупо, но он помогает.

— Знаешь, а здесь немного жутковато. — Лиз поежилась. — Перейдя мост, мы не встретили ни одного человека.

Кейт улыбнулась:

— Так ведь именно в этом и прелесть. Хотя я не рекомендовала бы молодым девушкам гулять здесь по вечерам. — Она посмотрела на подругу. — Давай прибавим шагу. Там, впереди, Бельведерский замок, где всегда полно людей.

«Нет. Она не может вот так взять и уйти. Не надо. А что, если мне… заговорить с ней? Задать какой-нибудь вопрос? Например: „Это вы недавно ехали на „форде“ и чуть не задавили меня?“ Или рассказать что-нибудь?»

Оттягивайся! Смотри свое Эм-ти-ви! Политика страховой компании «Оллстейт» — сделать все и даже больше!

«Не обращай внимания. Сосредоточься. Куда они идут? К Бельведерскому замку? Наверное».

Забор не проблема. Через него легко перелезть. А вот и каменные ступени. Он знает, что их пятнадцать. А внизу заколоченная пещера. Сколько раз он побывал в этом аду? Десять? Сто? Превосходное место для свиданий за двадцать долларов.

У пещеры он замирает. Перед глазами проносится множество лиц — Кейт, она, лица тех, кого он убил. На долю секунды он видит яркие ослепительные цвета, потом все меркнет.

«Ладно. Давай, двигай к замку».

Они поднялись на каменную террасу, нависшую над Черепаховым прудом. Внизу темно-зеленый тростник, зеленоватая вода. Неподалеку от них человек двадцать туристов. Двое детей бросают в воду камешки.

— Здесь мило, — сказала Лиз, — но как-то одиноко.

«Вот именно одиноко, — подумала Кейт. — Но мое главное одиночество еще впереди».

Она повернулась к подруге:

— Мне пора.

Детей он ненавидит. Особенно тех, в ком души не чают родители. Их веселый пронзительный смех приводит его в ярость.

Он стоит рядом с двумя супружескими парами, говорящими на непонятном языке. А может, это пришельцы объясняются друг с другом с помощью специального кода? Похожи на людей, но это камуфляж. Исто-рич-ка искусств не видит его, а он видит ее прекрасно. И другую женщину, которая тоже кажется ему знакомой. Почему? Сейчас не время гадать. Он слишком возбужден.

Кейт смотрит на воду.

Выглядит печальной. Ему непонятно почему.

О чем ей грустить?

Он смешивается с группой туристов, перемещается вместе с ними, сгорая от желания приблизиться к ней и задать несколько простых вопросов: «Как это у вас получается включать для меня цвет? Вы волшебница?»

Они направляются к выходу из парка.

Он крадется следом. Разумеется, прячась за деревьями.

Когда он видит ее, деревья вспыхивают, становятся ярко-зелеными. Когда она исчезает, чернеют.

Да, Кейт — волшебница.

За оградой женщины обнимаются. Затем она останавливает такси.

Он притаился за зелено-черными деревьями. В крови бушует адреналин. Когда она захлопывает дверцу машины, он делает рывок и тоже останавливает такси.

Прислушивается к работе счетчика, отщелкивающего доллары и центы. За окном расплываются серо-коричневые деревья. На короткое мгновение вспыхивает бледный цвет. Этого достаточно, чтобы подогреть надежду. Ее нельзя потерять. Ни в коем случае.

— Куда вас везти? — спрашивает водитель.

— Не могли бы вы… хм… поехать вон за тем такси? — говорит он. — Там моя… приятельница.

Он никогда прежде не попадал в такую ситуацию. Замечательно, как в шпионском фильме.

Кейт откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза.

Убийца пишет теперь на своих картинах ее имя. Это ужасно.

«Ну почему преследование преступников приводит к тому, что они начинают преследовать меня? Не слишком ли близко я подбираюсь? Или касаюсь каких-то болевых точек?»

Она вдруг вспомнила все мерзости и уродства, виденные ею. Те, с какими коп встречается почти ежедневно. При этом жалованье не ахти какое, а еще сильно портится характер. Любой коп в конце концов становится подозрительным. Все люди кажутся ему обманщиками, если не хуже. Это накладывает тяжелый отпечаток на личную жизнь, в том случае, когда кто-то еще ухитряется иметь ее.

«Почему в парке мне вдруг стало так тревожно? Только потому, что это наше с Ричардом любимое место?»

Кейт снова закрыла глаза. Вспомнила их первое свидание, оперную постановку в парке. Через три недели он сделал ей предложение. В пиццерии, всего в квартале от участка Кейт. Боже, она тогда чуть не подпрыгнула от радости. Конечно, главным была любовь. Но возможность бросить это постылое занятие и начать новую жизнь тоже кое-что значила.

И все сложилось хорошо, даже лучше, чем она ожидала. И вовсе не из-за денег или чего-то другого, хотя это точно не помешало. Разумеется, они не достигли идеала. Как и в любом браке. Она и сама не идеальная. Бывала угрюмой, замкнутой. И Ричард порой проявлял эгоизм и расточительность. Хотя мотовство свидетельствовало о его щедрости, особенно к ней. Он не мог снять такие крупные суммы со счета фирмы и не сказать ей. Кейт не верила в это. В их совместной жизни не было места лжи.

«Ты ведь не лгал мне, верно, Ричард?»

За окнами такси расплывались городские огни.

Их брак не был идеальным, но они любили друг друга. И доверяли друг другу. И она докажет, что Ричард был хорошим, достойным человеком, павшим жертвой каких-то негодяев.

Обязательно докажет.

Поход по галереям, вот как это называется. Художники, коллекционеры, туристы, просто посетители. Все снуют туда-сюда по широкой улице Челси, запахивая куртки, кутаясь в кофты и свитера, удивляясь, кто это украл у них ясное осеннее солнце.

Кейт была рада отвлечься. Особенно на картины Уилли. Пересекла улицу, посмотрела на часы. Нола, наверное, уже в галерее. Вспомнила последнюю выставку Уилли, то, как он остроумно разместил свои картины, эти сложные комплексные работы, объединяющие фигуративную живопись и абстракцию. Погруженная в свои мысли, Кейт не заметила, как попала в центр группы оживленно болтающих женщин, явно приезжих, которые заполнили весь тротуар.

— Ой! — вскрикнула блондинка, когда Кейт наступила ей на ногу.

— Извините.

Блондинка присмотрелась к ней и просияла:

— О Боже! Вы Катрин Макиннон.

И тут же все десять женщин заговорили одновременно: «Я обожаю вашу передачу!», «Это потрясающе!», «Вы потрясающая!»

— Спасибо, спасибо, — бормотала с улыбкой Кейт, протискиваясь вперед. Наконец группа свернула в галерею налево. Ей нужно было идти дальше, но она застыла на месте. Навстречу двигался высокий молодой человек в больших полукруглых темных очках. Кейт не успела как следует разглядеть его, как из галереи вышла девушка и бросилась ему на шею.

Неужели именно так выглядит сейчас угрюмый невропат, которого описала доктор Шиллер? Вполне возможно. Она сказала, что он обаятелен и очень хитер. Кейт посмотрела вслед молодой паре, идущей в обнимку, и усмехнулась.

«Меня насторожили его темные очки? Так это же абсурд! Я сама иногда ношу такие. Ну и что?»

Как красиво! Оказывается, ее волосы отливают медью, а блузка темно-сливовая. Он видит цвет. Все работает.

Он наблюдает за ней с противоположной стороны широкой улицы — в этот момент она смотрит вслед молодым людям, которые идут, держась за руки, — и воображает, как он потрошит их, как расплескиваются по тротуару внутренности и на него, будто из рога изобилия, обрушиваются великолепные, первоклассные цвета. Экстаз.

Через секунду она исчезает за дверью галереи.

Попытаться пойти за ней? Нет. Слишком рискованно. Он подождет. Мимо него проходит группа женщин. Хорошо одеты, приятно пахнут. О чем-то разговаривают, оживленно жестикулируя. Две, или даже три, посмотрели в его сторону. Улыбнулись. Да, таких он еще не пробовал.

Но сейчас не время.

Галерея Винсента Петрикоффа занимала полквартала и размещалась в одном из лучших зданий Челси. Кейт открыла дверь с табличкой «ИДЕТ ОФОРМЛЕНИЕ ВЫСТАВКИ».

Для экспозиции Уилли отвели пространство размером со спортивный зал олимпийского стандарта с высоченным потолком. По полу разбросаны деревянные упаковочные обрешетки и обертки из пузырчатого полиэтилена. Рабочие галереи, кто на стремянке, кто внизу. В общем, обычная суета.

В центре зала Уилли дает указания рабочим. Эту картину передвинуть на десять сантиметров направо, вон те две поменять местами. Рядом с ним Нола.

Кейт подошла, расцеловала обоих. Осмотрела прислоненные к стенам картины.

Большие, от двух с половиной до трех с половиной метров шириной. Все выполнены в характерном стиле Уилли, гибрид живописи и скульптуры. Прибитые гвоздями погнутые металлические крышки от мусорных баков, покрытые граффити, в обрамлении абстрактного узора. Работа походила на археологическую находку будущего при раскопках негритянского гетто. Мозаика, составленная из вмазанных в краску осколков стекла и зеркала, в которых многократно отражается лицо зрителя.

Кейт двигалась от одной картины к другой.

— Изумительно!

— Ты говоришь, чтобы просто что-то сказать?

— Нет. — Кейт подумала, что перед выставкой, наверное, волнуются даже самые маститые художники. — Ты действительно сделал шаг вперед. В общем, мне нравится.

— Иногда мне кажется, что это все напоминает мусорную свалку.

Кейт вскинула руку, останавливая его.

— Успокойся. Картины прекрасные.

Уилли засмеялся:

— Обычный мандраж перед выставкой. Но тебе в самом деле нравится?

— Уилли, разве я когда-нибудь обманывала тебя?

— Нет, но тебе всегда все у меня нравится.

— Верно, нравится. Потому что талантливо.

— Я уже говорила ему это раз десять, — подала голос Нола.

— А кто сказал, что десять раз достаточно? — Уилли улыбнулся. — Я люблю вас обеих.

— Мы тебя тоже любим. — Кейт бросила взгляд на картину с зеркалами. — Я поменяла бы ее местами с той картиной. Зритель должен натолкнуться на эту неожиданно, а не сразу у входа.

— Хорошая мысль, — согласился Уилли.

К ним подошел Винсент Петрикофф. Поцеловал Кейт в щеку.

— Ну как?

— Замечательно. Ярко. Мощно. Умно.

— Может, напишете рецензию?

Кейт улыбнулась:

— Пожалуй, не стоит. Я и так уже разрекламировала выставку в своей передаче. К тому же все знают, что он фактически мой приемный сын. Слишком много участия с моей стороны может только повредить. Меня заинтересовала эта работа. — Кейт показала на картину с зеркалами, которую рабочие переносили на другое место. — Она продается?

— В принципе — да. Но на нее уже очередь. — Петрикофф задумался. — Первым в списке стоит куратор мадридского музея «Рейна София». Он тоже очень заинтересовался этой работой.

— Неужели? — удивился Уилли.

— Да. Он был здесь вчера, когда мы только распаковали ее. — Петрикофф посмотрел на Кейт. — И сразу же вцепился в нее. Правда, я проявил дипломатичность. Сказал, что подожду, посмотрю, кто еще проявит серьезный интерес.

— Ну я, конечно, не стану перебивать покупку у музея, — сказала Кейт. — Это важно для карьеры Уилли.

— Я позвоню ему, — сказал Петрикофф. — Он заинтересовался еще несколькими работами. Так что, возможно, удастся договориться.

Кейт действительно не хотела портить выгодную для Уилли сделку, но не исключала, что галерейщик блефовал.

— Пожалуй, я сама позвоню Карлосу. Мы хорошо знакомы. Где он остановился?

— О… — Петрикофф смутился. — По-моему, он уже уехал.

— Ничего, я позвоню ему в Мадрид.

— Почему не в перчатках? — вдруг крикнул галерейщик рабочему.

От неожиданности парень выронил картину. Раздался глухой стук.

Уилли охнул.

— Идиот! — Петрикофф пошел к парню. — Вон отсюда! Ты уволен! Чтобы ноги твоей здесь больше не было! Ты слышал меня? Расчет получишь по почте!

Другие рабочие замерли, прислушиваясь. Уилли проверил картину.

— Она в порядке. Вообще-то мои картины трудно разрушить. Разве что топором. Так что не стоит увольнять парня.

Петрикофф побагровел:

— Не учите меня, как управлять моей галереей.

Уилли насупился:

— Я говорю не о вашей галерее, а о своих картинах.

Кейт уже хотела вмешаться. Все знали, что на Петрикоффа нападают приступы ярости. Но, посмотрев на Уилли, она увидела, что тот уже улыбается. Галерейщик тоже улыбнулся. Слава Богу, инцидент исчерпан. Значит, Уилли способен умерять спесь. Это хорошо.

Кейт прошлась по периметру зала, замечая детали картин, при первом просмотре ускользнувшие от ее внимания. Не давала покоя мысль о другой выставке, в Галерее аутсайдеров. Придет он или нет?

— Уилли, я пошла. Увидимся на открытии. И не забудь, потом мы ужинаем вместе. Втроем. Ты, Нола и я.

— Конечно.

— Я тоже пойду с тобой, — сказала Нола и чмокнула Уилли в щеку.

— Винсент. — Кейт помахала галерейщику. — Может, вы сами позвоните Карлосу?

Петрикофф улыбнулся:

— Разумеется.

— Если он не выразит неукротимого желания купить картину с зеркалами, я возьму ее.

Галерейщик просиял:

— Постараюсь, чтобы она досталась вам.

Кейт в последний раз взглянула на картину. Почему-то эта вещь напоминала ей ее прежнюю жизнь.

Низкие облака угрожали неминуемым дождем. С Гудзона веяло холодом.

Нола поежилась:

— Боже, почти как зимой.

— Да, — согласилась Кейт, положив руку на плечо девушки, — зима в этом году будет ранняя.

Из галереи выскочил Уилли.

— Хочу еще раз поблагодарить вас за поддержку. Думаю, она мне еще понадобится. Особенно… в отношениях с галерейщиком.

— Ты должен поладить с ним, — твердо сказала Кейт. — Понял? А за выставку не волнуйся, она будет успешной. Поверь мне.

Не успели они дойти до угла, как у Кейт зазвонил мобильный.

Звонил Браун.

Тейпелл дала добро на проведение выставки картин маньяка.

На противоположной стороне улицы он укрылся за фонарным столбом. Наблюдает. Темные очки, как всегда, на нем.

Кто они такие? Родственники? Дети? Но нигде не сказано, что у нее есть дети. К тому же они не похожи на нее. У нее лицо белое, а у них темные.

Они ей нравятся, это очевидно. Может быть, даже она любит их. Хотя он не понимает, в чем тут разница. Он даже осмеливается подойти чуть поближе, чтобы получше разглядеть. Они слишком поглощены друг другом, чтобы заметить его.

Неожиданная вспышка ревности гасит цвета. Волосы Кейт, которые минуту назад были медно-каштановыми, блекнут, а красноватые кирпичные здания становятся грязноватыми.

Это они виноваты. Все испортили. Разрушили то, что дала ему исто-рич-ка искусств.

Темнокожий парень возвращается в галерею. Кейт с девушкой скрываются за углом. Устало прислонившись к фонарному столбу, он бормочет:

— Ничего, они еще заплатят за это.