Дальтоник

Глава 4

Сколько прошло дней?

Кейт не знала. Ее тело было налито свинцовой тяжестью. Даже для того, чтобы вытянуться в постели, приходилось приложить усилие, и немалое. А она большую часть времени проводила именно здесь, в постели, периодически всхлипывая, потому что плакать уже не могла. Сон был чудовищным испытанием. Каждый раз, когда Кейт закрывала глаза, начинался фильм ужасов. Один и тот же. Проход между зданиями, распростертое обезображенное тело Ричарда.

А затем морг.

Как ей это удалось, сейчас трудно представить себе. Она стояла в этой холодной комнате смерти рядом с холодным мраморным столом, на котором лежал муж, до подбородка накрытый простыней. Под ней скрывалось его прекрасное тело, до неузнаваемости изуродованное.

Рядом Флойд Браун крепко держал ее за руку. И правильно, иначе Кейт повернулась бы и с криками побежала прочь.

Что она чувствовала?

Ничего. Просто оцепенела.

Пыталась смотреть куда угодно, только не на мужа. На стены, раковины, подсоединенные к кранам черные шланги, весы — такие же, как в супермаркете, но здесь на них взвешивают не помидоры, а человеческие органы, — на хирургические инструменты, ножи, скальпели, ножницы, пинцеты, пилу Страйкера для костей, клещи.

Кейт бывала в таких местах. И не раз. Приезжала для опознания, присутствовала на вскрытии. Видела множество трупов. Но все это было в прошлом. Давно. Она покончила с этим.

Стоило только мельком взглянуть на мертвое лицо Ричарда — и ее ноги обмякли. Браун, должно быть, это почувствовал, он очень закаленный коп. Крепче сжал руку. Прошептал:

— Держитесь.

Кейт хотелось крикнуть: «Я умираю!» — но она молча кивнула, несколько раз глубоко вздохнула, слегка втянув в рот хирургическую маску, и быстро перевела взгляд на диктофон, стоящий на столе рядом. На него медэксперт записывал обстоятельства вскрытия.

Он уже что-то туда сказал. Что?

Наверное: «Мужчина. Белый. Примерно сорок пять лет. В хорошей физической форме. Рост метр девяносто».

Кейт прошлась взглядом вдоль простыни, под которой лежало такое знакомое и любимое тело.

Ей показалось, что он уже не такой большой, каким она его помнила. Боже, теперь все нужно говорить в прошедшем времени. В это невозможно поверить.

Кейт зажмурилась и увидела дюны у их дома в Хэмптоне, простирающийся в бесконечность синий океан и Ричарда, освещенного ярким полуденным солнцем, высокого, ладного. Они смеялись и смеялись, лежа на песке, не могли остановиться. Так им было весело. Она открыла глаза и почувствовала, что по щекам струятся слезы.

«Я хоть поцеловала его на прощание перед отъездом в Бостон? Нет, я спала».

Он так и не попал в Бостон.

Где его убили? В офисе? Ведь до этого прохода всего один квартал. Впрочем, напасть могли где угодно, а затем перетащили тело туда.

Господи, что это она рассуждает как детектив, сейчас, в такой момент?

Кейт не отводила глаз от руки Ричарда, где на алебастровом пальце поблескивало обручальное кольцо. Каким-то образом от него прошел импульс к ее пальцам и дальше вверх по руке прямо к сердцу. На мгновение стены пошатнулись, но она собралась с силами и заставила себя смотреть на руку отстранение, как будто это была превосходная копия руки Ричарда со всеми анатомическими подробностями. Произведение искусства, достойное резца Микеланджело.

Медэксперт, моложавый мужчина в сильных очках, проследил за ее взглядом.

— Кольцо вы можете взять позднее, если захотите. Дело в том, что некоторые хоронят близких с кольцами.

Похоронить с кольцом… похоронить с кольцом… похоронить с кольцом…

Слова вихрем пронеслись в голове Кейт и почему-то вызвали из памяти давно забытую глуповатую песенку юности. Трагедия на железнодорожном переезде. Девушка роняет в окошко подаренное любимым кольцо, останавливает машину, вылезает, чтобы подобрать его, и попадает под поезд. Рефрен «Ангелица, ангелица, ангелица, ангелица» повторялся и повторялся, словно заело иголку.

— Я хочу взять его сейчас.

Медэксперт быстро снял кольцо с мертвого пальца мужа и протянул ей. Холодный металл обжег ладонь.

Кейт прищурилась, чтобы прочитать имя и фамилию медэксперта на идентификационной карточке, косо прикрепленной к лацкану белого лабораторного халата. Только чтобы отвлечься. Даниел Маркович.

А затем она наконец осмелилась в первый раз посмотреть на лицо Ричарда. Оно чудесным образом осталось неповрежденным: гладкая кожа, чуть раскрытые бесцветные губы.

Кейт смотрела на мужа и ждала, когда он откроет глаза, улыбнется и подмигнет. Смотрела на его жемчужно-сероватое лицо, такое знакомое и вместе с тем совершенно чужое, напоминающее восковой музейный манекен. Но он все не открывал глаз и не подмигивал, и Кейт вдруг осознала, что Ричарда, мужа, которого она любила, больше нет. Он мертв и никогда к ней не вернется. И в этот момент внутри у нее как будто что-то треснуло.

Кейт пошевелилась в постели. Медленно поднесла пальцы к глазам, желая убедиться, что они открыты, что она не спит, что это не кошмарный сон.

На часах светились время и дата. Значит, прошло трое суток. Она лежит дома, в постели, пока живая, хотя мысль о том, что придется жить дальше, казалась непереносимой. Она жива, а Ричард мертв. Ничего не изменилось, и изменилось все.

Кейт погрузила лицо в подушку Ричарда, еще хранящую запах его тела, волос, слабый аромат английского одеколона «Скай», который она привезла ему из Лондона. Колпачок в виде маленькой золотой короны.

— Разрешите преподнести вам, ваше величество. — Кейт поставила ему на голову маленькую корону, и они потом долго смеялись.

Яркими пятнами выделялись несколько букетов цветов. Хотя Кейт настоятельно просила не тратить деньги на цветы, а делать в память Ричарда благотворительные взносы, некоторые все равно присылали.

На столике высилась гора писем и телеграмм с соболезнованиями.

Время от времени Лусилл — тихая женщина, которая уже десять лет занималась в их доме хозяйством, — приносила чашку куриного бульона с тостами, но Кейт не могла прикоснуться к еде.

Каждый день ее навещала Нола. Садилась рядом, много говорила о том о сем, старалась отвлечь. А Кейт от этого испытывала только неловкость, потому что ей тоже следовало бы утешать Нолу, для которой Ричард был вторым отцом. К тому же девочка ждала ребенка.

Кейт с трудом узнавала себя в слабой, убитой горем женщине, которая смотрела на нее, отражаясь в оконном стекле.

Похороны прошли как в тумане. Все делалось в спешке, потому что евреи стараются поскорее предать тела близких земле. Не то что ирландцы. Кейт вспомнила поминки по матери. Родственники собрались в небольшом доме Макиннонов в Куинсе. Воздух синий от сигаретного дыма. Тетушки хлопочут на кухне. «Молли, не забудь положить в тушеную капусту щепотку сахара». Братья отца, Майк и Тимоти, оба копы. В гостиной включен телевизор, на экране какие-то спортивные соревнования в режиме нон-стоп. На диване и креслах, обитых коричневой шотландкой, полиэтиленовые чехлы: маме не нравилось постоянно отчищать пятна пива и пепел. После похорон отец их сразу же снял.

Уилли звонил раз десять. Он был в Германии по программе Фулбрайта.[8] Кейт очень скучала по этому мальчику, которого они с Ричардом опекали в фонде «Дорогу талантам» начиная с шестого класса. Теперь он стал весьма преуспевающим художником, и его картины шли нарасхват. Уилли давно уже перевез мать и сестер из Бронкса в прекрасную квартиру в Куинсе, рядом с чудесным парком. Славный мальчик. Нет, не мальчик, молодой человек.

— Я еду домой, — объявил он в первый же день.

— Не нужно, — твердо сказала Кейт. — Ты должен закончить картины для выставки.

— Уже закончил. До открытия осталось меньше двух недель. Все картины отправлены.

— Уилли, на прошлой неделе ты говорил, что продолжаешь работать над акварелями, которые привезешь с собой в самолете. Так что не ври.

— Кейт, акварели не обязательны. Для меня важнее быть сейчас с тобой.

Но она категорически возражала.

— Уилли, эта выставка очень важна для тебя. Галерея одна из самых знаменитых в Нью-Йорке, и ты должен показать себя с самой лучшей стороны. От этого во многом зависит твое будущее. Поэтому не приезжай ни на день раньше. Заканчивай акварели. Увидимся на выставке. — Она глубоко вздохнула и соврала: — А обо мне не беспокойся, я в полном порядке. Ты слышишь меня?

В конце концов Уилли пришлось согласиться, слишком уж Кейт давила.

Только к вечеру она осознала, почему так настойчиво убеждала Уилли не приезжать. Ей не хотелось, чтобы он видел ее такой — полностью расклеившейся, не владеющей собой. По какой-то абсурдной причине Кейт было важно, чтобы Уилли продолжал считать ее суперженщиной, сказочной феей, способной справиться с любыми трудностями. Кейт казалось, что если так будет думать он, это действительно станет правдой.

Мать Ричарда «сидела шиву»[9] у себя во Флориде. Кейт обожала ее, но не могла заставить себя поехать к ней, поскольку была не в состоянии поддерживать связный разговор.

Так что же делать?

Она понятия не имела. Прежде ей всегда как-то удавалось, даже в самых тяжелых ситуациях, совладать с собой.

Кейт перестала выдергивать нити из пояса махрового халата, посмотрела в окно и увидела верхушки деревьев Центрального парка. Цвет неба соответствовал ее настроению.

Кресло рядом с постелью скрипнуло. Она повернула голову и вздрогнула:

— Ой, ты напугала меня.

В кресле сидела Лиз Джейкобс и критически рассматривала свою самую близкую подругу.

— Да, выглядишь ты скверно.

— Премного благодарна. — Кейт сделала вид, что рассердилась, хотя была очень рада ее видеть. — Как тебя пропустили? Ведь я запретила привратникам…

— Милая моя, удостоверение ФБР открывает и не такие двери. Неужели меня остановит какой-то привратник, после того как я целовала шефа в толстую задницу, чтобы он отпустил меня из Квонтико[10] на весь день. — Лиз улыбнулась. — Но я скоро приеду в Нью-Йорк на две недели, в отпуск.

— Из-за меня?

— Нет. Просто я потеряю его, если сейчас не использую. Буду жить у сестры в Бруклине, нянчиться с детьми.

— Врешь.

Лиз вгляделась в лицо Кейт.

— Ты хоть что-нибудь ешь? Худая как палка, страшно смотреть.

Кейт знала, что подруга старается ее расшевелить. Так было всегда. Многие годы они помогали друг другу преодолевать невзгоды. И получалось.

Она улыбнулась. Впервые с тех пор.

— Ты не представляешь, как я рада тебя видеть.

— Не торопись радоваться. — Лиз притворно нахмурилась. — Лучше скажи мне, что это такое. Волосы в беспорядке, лицо измятое, и вообще передо мной настоящая развалина. Приказываю немедленно привести себя в порядок.

Кейт засмеялась, но смех сменился слезами.

— О, Лиз… — Она обняла подругу за шею и зарыдала.

Лиз прижимала Кейт к себе, давая выплакаться. Через несколько минут Кейт отстранилась, промокнула салфетками нос и щеки.

— Скажи мне, Лиз, как это у меня тогда получилось? После гибели Элены. Как я это пережила?

— Ты занялась расследованием.

Кейт показалось, что на нее вылили ушат ледяной воды.

— Что? Ты предлагаешь мне участвовать в расследовании убийства Ричарда?

— Кейт, мы знакомы много лет. Кажется, я тебя знаю. Ты не из тех, кто способен пассивно ждать развития событий. Ты человек действия. Вот что всегда давало тебе силы. Ты говорила, что Тейпелл и Флойд Браун просили тебя о консультации по делу этого маньяка. Ну и прекрасно.

— Но это было до… — Кейт проглотила застрявший в горле комок. — До… Ричарда. Сейчас совсем другое дело.

— Понимаю. И поверь мне, я не уговариваю тебя. — Лиз взяла подругу за руку. — Ты задала вопрос, как тебе удалось пережить убийство Элены, я напомнила. Вот и все.

Позднее, стоя под душем, Кейт повторяла про себя слова Лиз и понимала, что просто сама мысль о том, чтобы принять участие в расследовании, заставила ее подняться с постели, пойти в душ, выдавить на ладони шампунь, намылить волосы. И все это без плача и воспоминаний об утрате. В первый раз после гибели Ричарда ее отвлекло какое-то занятие.

Как сказал Уилли после смерти Элены? Превозмочь горе ему помогла его живопись.

Выйдя из душа, Кейт обернула голову мягким белым полотенцем. Подошла к запотевшему зеркалу, вгляделась в свое лицо. Теперь на нее смотрела не та женщина, которая непрерывно плакала несколько дней. Глаза оживились и выражали решительность.

Принять участие в расследовании убийства. Это возможно?

Кейт извлекла из стеклянной банки ватный тампон, погрузила в очищающий гель аквамаринового цвета, провела по лицу, как будто соскабливая налет светскости с крутой женщины, полицейского детектива из Куинса. Теперь это уже не совсем Кейт Ротштайн, жена видного нью-йоркского адвоката, устраивающая у себя в доме роскошные приемы и работающая в благотворительных организациях. В новой Кейт угадывалась крепкая смелая женщина, детектив отдела по расследованию убийств, та, что спокойно осматривала места кошмарных преступлений, успешно разыскивала пропавших детей, уничтожила Живописца смерти.

Кейт кивнула своему отражению, узнавая старую подругу, с которой не виделась много лет.

«Я сделаю это. Снова стану копом».

Видимо, Лиз знала ее лучше, чем она сама. А что здесь удивительного? Двадцать лет дружбы — это кое-что значит. Хотя тогда, при первом знакомстве в полицейском участке Астории они друг другу не очень понравились. Кейт Макиннон, самонадеянная ирландка из семьи копов, и Лиз Джейкобс, башковитая еврейка, от которой почти отказались родители, когда она, получив диплом психолога в Нью-Йоркском университете, поступила в полицейский колледж имени Джона Джея.

Окончательно их сблизила работа по делу об исчезновении миловидного восьмилетнего Денни Клингмана, в результате которой удалось задержать Малколма Гормли, наркодельца, порнографа, педофила и, возможно, убийцу.

Гормли был подозреваемым номер один по делу об исчезновении Клингмана. Ему постоянно удавалось ускользать от полиции в Манхэттене, Бруклине, Бронксе и Стейтен-Айленде. Только почуяв приближение копов, он тут же перебирался в другой округ. До шефа полиции округа Куинс, Клэр Тейпелл, дошли слухи, что Гормли открыл магазин где-то в Лонг-Айленд-Сити.

Тейпелл решила подключить к расследованию двух девушек. Кейт уже имела опыт в розыске пропавших детей, а Лиз считали серьезным аналитиком. Вскоре Кейт посетила тюрьму, где поговорила по душам с бывшим сокамерником Гормли и пообещала ему скостить на пять лет двадцатилетний срок, который он отбывал за вооруженное ограбление. Тот согласился сотрудничать, сообщил о пристрастии Гормли к белокурым мальчикам (Денни Клингман был именно таким) и номер телефона подельника Малколма Гормли, того ФБР разыскивало за детскую порнографию. Между тем Лиз перепроверила все материалы на детей, пропавших в последние десять лет, особенно тщательно, если метод похищения хотя бы отдаленно напоминал тот, каким пользовался Гормли. Он похищал детей в супермаркете, когда их мамы или бабушки выбирали продукты.

В результате удалось кое-кого вычислить. Кейт под видом покупательницы вошла в контакт с детским порнографом, надела на него наручники и угрожала отрезать яйца, если он не скажет, где находится новое логово Гормли. После чего она и Лиз много часов без замены вели наблюдение за заброшенной швейной фабрикой в Лонг-Айленд-Сити. Дождались, когда Малколм Гормли уйдет, подобрали ключи и проникли в здание, где обнаружили Денни Клингмана и еще одного восьмилетнего мальчика. Оба белокурые херувимчики, голые, в шоке. Измождены настолько, что едва говорили. Лиз повезла детей в участок, а Кейт упаковала фотоаппаратуру и пачки детской порнографии, от которой ее чуть не вырвало, а затем, закурив сигарету, начала ждать Малколма Гормли.

Три часа спустя, когда на место прибыл наряд полиции, им пришлось вызвать для Гормли «скорую помощь». «При аресте он оказал сопротивление», — пояснила Кейт.

Денни Клингман вернулся к уже потерявшим надежду родителям, а об исчезновении второго мальчика никто не заявлял. Через некоторое время Гормли признался, что ребенка ему продала мать-наркоманка за двухдневную дозу героина.

Только два крепких копа помешали Кейт расправиться с этой женщиной, когда ее наконец выследили и задержали. Потом дело передали в отдел по защите детей, и Кейт жалела, что не убила эту дрянь, хотя имела возможность. Этот мальчик являлся к ней во сне в течение нескольких месяцев. Очередной ребенок, которого не удалось спасти.

По факту увечий, нанесенных Малколму Гормли, Служба внутренней безопасности провела быстрое расследование. Лиз подтвердила, что при задержании подозреваемый действительно оказал отчаянное сопротивление и Кейт пришлось применить силу. Комиссия не обратила внимания на то, что сама Кейт никак при этом не пострадала, только содрала на кулаках костяшки, а у педофила были сломаны челюсть, коленная чашечка, выбито несколько зубов, вывернуто три пальца и вдобавок поставлено по фонарю под каждым глазом. Все это признали мерами «необходимой обороны». В конце концов, Кейт ведь могла пристрелить подозреваемого.

После этого дела Кейт и Лиз прославились на весь округ и подружились навсегда. Правда, Малколма Гормли больше никогда не вспоминали.

Кейт зашла в спальню, прошлепала босиком по бархатному ковру и открыла просторный платяной шкаф, продолжая вспоминать прежнюю работу.

Астория, Малколм Гормли. Казалось, все это осталось в той жизни, когда Кейт была совсем другой.

Но если подумать, не такой уж другой. Даже сейчас, едва она вспомнила этого негодяя, в ней закипела ярость.

Кейт заставила себя сосредоточиться на выборе одежды. Все модельное она отодвинула в сторону, облачилась в джинсы, а на ноги надела туфли на крепкой подошве.

Ее пистолет, «глок», автомат сорок пятого калибра, лежал там, куда она его положила год назад. На верхней полке, за стопкой шарфов, которые Кейт редко надевала.

Зачем она хранила его? Кейт подумывала избавиться от пистолета раз десять, но не решилась.

Это оружие она получила за год до ухода из полиции. Ей пистолет понравился. Корпус из полимерного пластика, легкий, красивый, надежный.

Рукоятка приятно охлаждала ладонь. Проверив спусковой механизм, Кейт вставила обойму. Тринадцать патронов. Несчастливое число, ну и пусть. Какие еще несчастья ждут ее впереди?

Теперь она была почти готова к тому, чтобы вернуться к работе копа. Уже больше недели как вдова. Вдова.

«Какое страшное слово! Разве оно имеет ко мне отношение? Другие женщины могут быть вдовами. Но я…»

Кейт обвела взглядом спальню, словно что-то вспоминая.

На покрывале лежали пижамные штаны Ричарда. Она не снимала их все эти дни, что провела в постели. Запретила Лусилл стирать их. Хотя остальную одежду Ричарда в первый же день отдала в Армию спасения и спрятала подальше от глаз все фотографии. Думала, что это поможет избавиться от воспоминаний. Все существо Кейт восставало против мысли, что того, кого она любила и с кем прожила многие годы, больше нет.

Но теперь, возродившись в новом качестве, Кейт достала из ящика любимую фотографию, много лет стоявшую на ее ночном столике. Пальцы легонько пробежали по изящной серебряной рамке, погладили Ричарда. Он улыбался, заслонившись рукой от солнца. Порывшись в ящике, Кейт вытащила коробочку, где лежали его обручальное кольцо, золотые часы «Ролекс» и зажим для банкнот из монетного серебра с выгравированными инициалами «RR». Это был ее подарок на сороковой день рождения Ричарда. Она смутно помнила, как, придя из морга, засунула коробочку глубоко в ящик.

Кейт потрогала рельефные инициалы. Довольно странный подарок, зажим для банкнот, но Ричард полюбил его. Ему нравилось демонстрировать зажим, когда он расплачивался в ресторане или за такси, давал на чай гардеробщице. Щедрый Ричард тратил деньги легко и весело.

Кейт снова поставила фотографию улыбающегося Ричарда на туалетный столик, рядом положила зажим для банкнот и, надевая обручальное кольцо на тонкую золотую цепочку на шее, прошептала:

— Я отомщу за тебя.

Кольцо скользнуло вниз и остановилось во впадинке между ключицами.

Она посмотрела на фотографию и зажим. Этих двух предметов плюс кольцо достаточно, чтобы возродить его присутствие. Это необходимо для нее, чтобы заниматься расследованием убийства и вообще… жить дальше.

«Дальше? Ну хорошо, мы найдем убийцу, а что дальше?»

Кейт прокрутила эту мысль в голове и отбросила как ненужную. Сейчас не время строить планы на будущее. Все, больше никаких эмоций. «Стоит только встать на эту дорожку, и мне не удастся помочь никому. Ни копам, ни себе. Стисни зубы, Кейт, и вперед».

В ванной комнате она придирчиво осмотрела себя в зеркале. Макияж? Правильно. Нужно, чтобы все было как прежде. Нельзя выходить на улицу в таком виде, чтобы тебя жалели окружающие.

Кейт поработала над лицом, откинула волосы назад и тщательно закрепила заколками. Такая прическа Ричарду не нравилась. И правильно, это простило ее. Но сейчас в самый раз.

Кейт посмотрела в зеркало и удовлетворенно кивнула. От светской дамы почти ничего не осталось.

Забавно. Казалось, что крутая женщина-полицейский из Куинса осталась в далеком прошлом. А она, видно, всегда была рядом, ждала. Как и «глок» за стопкой шарфов.

Кейт пристроила через плечо кобуру и сунула туда пистолет.

Лиз права. Нужно заняться делом.

А горевать потом.