Глава 8: Данте разоруженный

998. М41
Стоянка на высокой орбите Асфодекса
Система Криптус

Лаватезериум со всех сторон ударил по броне и оружию Данте струями кипятка. Запах крови ксеносов проник сквозь отверстия дыхательной маски. Эта вонь раздражала Данте, поэтому пришлось загерметизировать маску и переключиться на внутренний запас кислорода боевой брони. Вода окропила его линзы. Барабанная дробь капель по золоту напомнила тот день, когда Данте впервые увидел дождь. Многого он уже не мог вспомнить — космодесантник или нет, он обладал человеческой памятью. И все же некоторое не забывалось. Он вспомнил, как стоял на прекрасном желтом мху под открытым небом, когда проливной дождь промочил униформу насквозь. Данте тогда открыл рот, позволяя теплой воде наполнять его. Подобие улыбки тронуло его губы при воспоминании о сержанте скаутов Галлилеоне, который заставлял их укрыться от дождя, награждая такими словечками, которых ангелам знать не положено. Все дары Императора, мощь его товарищей и учителей, сила техники, которую он видел, — все оказалось ничем по сравнению с водой, свободно падавшей с неба. Он не мог поверить в чудесное существование океанов и дождя.

Улыбка Данте исчезла. Все прочие скауты из его тренировочного отряда были мертвы. Последних убили сотни лет назад. Драгоценные воспоминания — вот то, что связывает людей. Никто ими больше не делился.

Лаватезериум издавал тихий звук. Вода перестала литься, последние капли падали на металлический настил. Грязная вода стекала. Лазер дезактивации размашисто двигался по броне, испаряя воду и сжигая все, что еще оставалось на поверхности. Повалил горячий пар. Данте не ощущал жара, на быстрое повышение температуры указывало лишь мигание индикатора на сенсориуме забрала. Дверь в армориум отворилась.

Очистка была неполной, а обеззараживание — бессмысленным ритуалом, который со временем утратил пользу. Доспехи все еще оставались грязными. Соки чужаков проникли в каждую щель, каждый рубчик гибких суставов, под инкрустацию декоративной мускулатуры на торсе. Усыпавшие броню драгоценности оказались залиты кровью. Мытье являлось лишь началом долгого процесса очищения.

Данте вышел. Дверь закрылась, очистительные машины лаватезериума остались позади. Лорда-командора окружало великолепие помещения.

Личный армориум Данте был оплотом мира. Тысячи красных свечей сияли тут мягким теплым светом. Тонко пахло воском, благоухали ароматные масла и порошки для полировки, сухо пахло стазис-полем и редкостными благовониями. Стояла тишина. В углах и закоулках лежали глубокие тени. Тридцати шести метров в длину и четырнадцати в ширину, армориум был одной из самых больших комнат, принадлежавших Данте. Искусство и война в равной мере по душе Кровавым Ангелам. Простые высокие своды таили в основе сложные математические закономерности. В стеклянных нишах, разделенных фигурами ангелов, хранились десятки видов оружия. Данте был экспертом по их применению и регулярно тренировался со всем, хотя редко сражался чем-то, кроме пистолета «Низвержение» и топора Морталис.

Двери заглушали внешний шум. Канонада пушек «Клинка возмездия» слышалась тут не громче сердцебиения и не отвлекала.

Ступив на каменный пол галереи, Данте не сдержал вздоха усталости.

Арафео ждал хозяина. За ним стояли еще полдюжины кровных рабов, готовых принять у Данте оружие.

— Мы здесь, милорд, — сказал Арафео хриплым старческим голосом. — Я принес еду в ваши покои и приготовил ванну.

— Спасибо, — искренне поблагодарил Данте, который больше всего на свете хотел сейчас искупаться.

Он прошел по длинной галерее, которая вела к нише для хранения боевой брони. Служители следовали за ним без единого слова. Трое взяли топор Морталис из правой руки хозяина и водрузили его на стойку. Двое других отключили питание пистолета «Низвержение», и Данте с радостью избавился от оружия. Пальцы распрямились с хрустом, многодневная хватка разжалась. Хлопья засохшей крови чужаков посыпались на роскошный ковер. Данте протянул руку и коснулся сенсорной панели футляра брони. Красный свет над стеклянной дверцей погас, и загорелся зеленый. Дверца открылась со свистящим звуком. Пламя свечей дрогнуло. Стойка торжественно выдвинулась изнутри с долгим скрипом. Остановившись, она раскрыла зажимы. Данте повернулся спиной. Лапы-зажимы с мягкими наконечниками захватили его прыжковый ранец. Он вскинул руки, и зажимы взяли его за локти. Другие скользнули под мышки, чтобы поддержать его. Захваты сомкнулись вокруг задних пластин поножей.

Данте заморгал: после остановки реактора брони длинный перечень сообщений заполнил экран шлема. Из-за отключения дополнительной мускулатуры изрядная тяжесть легла ему на плечи. Связь между нервной системой и боевой броней разорвалась, и Данте охнул от холодной острой боли.

Арафео поманил помощников. Те подкатили столы на колесах со столешницами из редкого камня. На одном из них блестели инструменты. Шепча молитву разоружения, они принялись снимать с Данте золотой доспех. Командор позволил себе закрыть глаза. Мысленно он вторил ритуальным речам служителей.

— Битва окончена, но нет конца войне. Краткий отдых воину, обслуживание — снаряжению. Хвала духам машин, которые охраняют нас в бою.

Сначала они сняли посмертную маску Сангвиния — из всех частей его костюма она была самой драгоценной, — после чего Данте ощутил присутствие Сангвиния. Конечно, это было неправдой, ведь примарх сейчас находился вне мира смертных. Его наследие, однако, казалось более ощутимым, чем когда бы то ни было. Мягкую мембрану вокруг шеи он снял следующей. Материал издал чмокающий звук, выпуская воздух, застоявшийся между броней и поддоспешником. Данте поморщился от собственной вони, появившейся за дни жестокой битвы. Запах Ангелов был не более приятен, чем запах других людей, к тому же он отдавал жесткими химическими летучими продуктами биологии усиленного организма, которые не скрывали никакие благовония.

Слуги работали быстро. Их руки и специальные инструменты снимали доспехи гораздо быстрее, чем он смог бы в одиночку. Они отключили силовые кабели и освободили его от нагрудника. Кровные рабы занялись ногами, шепча хвалы машинным духам доспехов. Как только сняли переднюю часть набедренников, Данте не стал ждать полной разборки ножной брони и просто вышел из нее в плотно прилегающей нижней одежде. На столах уже лежали части доспеха. Космодесантник при необходимости мог снять броню самостоятельно, но полная разборка требовалась для правильного ухода за священным снаряжением. Без очистки, проверки и обслуживания между победоносными кампаниями машинный дух заболеет.

В отличие от золоченой изукрашенной брони, нижняя одежда с короткими рукавами была простой и практичной. Двое слуг расстегнули ее у шеи. Одежда, прилипшая к телу из-за грязи и пота, с влажным звуком отлепилась от кожи, цепляясь за металл разъемов нейроинтерфейса. Данте снова шагнул вперед, освобождаясь от липкого эластичного костюма. Воздух охладил его обнаженную кожу.

Затем он повернулся. Доспехи были разобраны. Прыжковый ранец висел на крючьях. Кровные рабы завернули другие компоненты в чистую красную шелковую ткань, поклонились и исчезли.

Как только Данте окажется в своей каюте, они выйдут из укромных мест и унесут его боевое снаряжение в рабочие отсеки, расположенные за богато украшенными стенами армориума. Там они тщательно почистят оружие и доспехи, починят и вернут на стойки. Когда Данте снова придет сюда, оружие будет блестеть, а доспехи окажутся собранными и чистыми. Старательные руки смоют следы одной войны, чтобы приготовить их к войне следующей. Останется только запятнанная душа.

Данте представил, как будет в последний раз исполнять этот ритуал. Но не сейчас, нет. Пока хоть одна свеча человеческой жизни теплится в Галактике, он не успокоится. Данте поклялся в этом давным-давно, а он не был клятвопреступником.

Он прошел по галерее обнаженным. Встроенные сервиторы отворили бронированную дверь в помещение для омовения, и Данте очутился в предбаннике, от пола до потолка украшенном изразцами темно-красного, золотого и белого цветов. Стоя в центре комнаты, он позволил слугам вытереть тяжкий боевой пот теплыми полотенцами и вошел в кальдерум. Целых полчаса он сидел в такой духоте, которая убила бы обычного человека, позволяя ароматному пару расслабить натруженные мышцы. Оттуда он шагнул в кабину, где на его голову обрушились сотни литров ледяной воды, убежавшей затем через декорированный сток. Ощущая покалывание на коже, он перешел в главную часть помещения. Здесь находилась ванна с восстанавливающими минералами, настолько большая, что в ней можно было плавать. Стены и потолок украшали изображения. Данте спустился по винтовой лестнице и по самую шею погрузился в теплую, как кровь, воду.

Он закрыл глаза и глубоко вдохнул. Частота выстрелов из корабельного оружия совпадала с пульсом. Данте погрузился в медитативное состояние. Он хотел бы отправиться в свой саркофаг в зале Сотворения и обрести долгий покой. Эта тоска преследовала его даже в состоянии оцепенения между сном и смертью.

Арафео стоял на краю бассейна. Белая вода все еще шла рябью после очередного удара пушек. Долгий Отдых Ваала оказался почти несбыточной мечтой. Мирские заботы не отпускали.

— Я спал? — спросил Данте.

Вода остыла на пару градусов. Он пробыл тут дольше, чем намеревался.

— Только два часа, милорд. Капитан Афаил на пути к флоту. У нас есть сообщение от капитана Фаэтона. Он встретил осколок улья, но полагает, что задержка получится недолгой. Скоро он окажется здесь.

— Почему меня не разбудили? — спросил Данте.

Арафео посмотрел в глаза господину. На такое он осмелился впервые за полвека. Слуга был одним из немногих, кому Данте позволял увидеть свое лицо. Оба были стариками, каждый по-своему.

— Потому что я не позволил вас будить, — ответил Арафео. — Вы изнуряете себя, милорд, и должны отдохнуть.

— Спасибо за беспокойство, но мне нужно нечто большее, чем отдых.

Данте оттолкнулся от края ванны мощными руками и вылез из воды. Тонкие волоски на его руках выцвели, приобретя белый сверкающий оттенок. Мышцы, теряющие силу, напряглись.

— Лорд-командор, позволю себе заметить… Если вы не будете отдыхать и убьете себя, этого «большего» вы не добьетесь.

Руки Арафео, пораженные артритом, походили на корни и дрожали, когда слуга протянул Данте полотенце. Арафео отвернулся, стыдясь собственной беспомощности.

«Если бы он знал, что у нас одни и те же заботы», — подумал Данте.

Я должен отдыхать, но и ты тоже, — сказал Данте.

Человек сжал свои трясущиеся ладони.

— Как могу я отдохнуть, если вы не хотите делать то же самое?

— Ты не я. У нас разные судьбы.

— Ваша ответственность намного серьезнее, милорд. Если бы я сдал тесты на Месте Избрания, то, возможно, моя ноша оказалась бы сходной, но я их не сдал. Я раб, а не ангел, однако все мы служим Императору, каждый по-своему, и я помогу вам нести ваше бремя, насколько получится.

— Обещаю, после заседания Красного Совета я отдохну.

Успокоившись, Арафео кивнул. Данте взял полотенце. Арафео поклонился и отошел, чтобы убрать со стола кубок. Он становился медлительным. В минуты усталости дрожь в его конечностях была заметнее, а ослабевал Арафео с каждым днем все сильнее.

Полторы тысячи лет войны против восьмидесяти лет смиренного служения… И все же оба они слуги. Будь возможность, поменялся бы Данте местами со своим шталмейстером? Он задался этим вопросом и ответил себе:

«Желания такого не испытываю, но, если бы пришлось, жалеть не стал бы. Служение есть служение. Все обязаны играть свою роль. Арафео прав».

Смирение слуги умерило пыл командора.

— Арафео, — позвал он. — Сегодня ты поработал достаточно. Спасибо, что защитил меня от моих же собственных дел. Я ценю подобное. Приказываю: отдохни. Вина я налью себе сам.

Винный поднос загремел, когда слуга поставил его. Арафео печально склонил голову. Он не хотел, чтобы его отпускали, и не хотел, чтобы считали старым.

Защитить человека от боли или спасти его гордость? В эти черные времена каждое решение командора, от несущественного до способного потрясти Империум, оказывалось выбором из двух зол. Добро покинуло Галактику. Он устал выбирать. Эти мысли никак не отражались на лице Данте, все еще сверхъестественно красивом, несмотря на годы.

— Как пожелаете, лорд-командор, — тихо ответил Арафео и неохотно удалился.

Данте подошел к столу и выпил вина. Он переживал за Арафео и злился, что приходилось отсылать слугу ради его же блага. Он должен соблюдать осторожность, чтобы на заразить Арафео тем же самым раздражением. Шталмейстер не виноват, что постарел.

Принесенная Арафео еда уже остыла. Вкусная, она все равно казалась пеплом во рту. Данте, впрочем, съел ее, наслаждаясь первой за несколько дней твердой пищей. Он жевал медленно, запивая мелкими глотками вина. После каждой кампании заново привыкать к такому питанию приходилось все дольше. Данте ел и уверял себя, что его все устраивает и этого достаточно. Он игнорировал иной аппетит, терзающий его тело и душу, — голод, который наполнял его мечты ярким блеском крови. Соблазн Красной Жажды был силен. Ему следовало сопротивляться, ибо такую жажду можно утолить лишь на время, после чего зависимость станет сильнее.

Желание пить влагу жизни мучило всех сынов Сангвиния, и оно было древним. Данте отрицал эту потребность. Он отказывался признавать свою тягу. Он не слушал собственное тело, которое говорило ему в минуты боли и усталости выпить кровь всего одного смертного, чтобы сила вернулась и дух воспарил.

Данте бы не стал. Он не употреблял живую кровь после войны на Эрее. С тех пор он не желал ставить свой комфорт выше чужой жизни. Появившаяся слабость изматывала его, но он не хотел так выходить из ситуации.

Он был ангелом, а не чудовищем.

Через полчаса Данте вышел из помещения для омовения и отправился в армориум. Доспехи оказались тщательно почищенными и отремонтированными. Они выглядели словно музейный экспонат за стеклом.

Он посмотрел сквозь стекло: отражание его морщинистого лица сливалось с нестареющей золотой маской Сангвиния. Они походили друг на друга, поскольку Данте приобрел сходство с повелителем во время Перемены Крови. Он моргнул — золотая маска Сангвиния так не могла. Уста примарха оставались открытыми в вопле праведной ярости.

«Так жаль, что самый вдумчивый и послушный из сыновей Императора запомнился в таком гневном облике», — подумал Данте. На кораблях Кровавых Ангелов и в крепости-монастыре на Ваале имелись тысячи изображений Сангвиния, но это оставалось самым известным — яростно кричащий примарх, спустившийся с небес, чтобы пролить кровь и встретить смерть.

Если бы более мягкая часть естества генетического отца восторжествовала, если бы не было постоянной жажды битвы, имей Данте возможность выбирать, он пожелал бы себе участь устаревшего музейного экспоната, не нужного в дни мира. Он хотел этого не только ради других, но и ради себя. С миром настал бы покой и конец всех трудов…

Впрочем, мир никогда не наступит. Войне нет конца. Данте никогда не обретет покой. Так давным-давно сказал Араезон. Так говорили все сангвинарные жрецы во время Избрания. Горько, но командор знал об этом лучше других.

Его палец коснулся сенсорной панели. Отсек открылся, слуги выступили из тени.

Он должен снова стать своим лордом Сангвинием.

Загрузка...