Даун

Мама

Столько лет прошло – и вот он снова за свое. Вместо того чтобы поддержать, начинает ныть о том, как ему тяжело тащить на себе всю нашу семью. Боже мой, до чего же я устала! Когда Костик заговорил, я поверила: все наладится. Не может быть, чтобы такой живой ребенок навсегда остался недоразвитым. Все мы: я, мама, Борис, даже Сережа с утроенной энергией бросились заниматься с Костей. Две недели мы резали, клеили, рисовали, писали новые картинки. Носились по магазинам и библиотекам в поисках литературы по обучению детей. Мы верили, что все обойдется. Но.

Две, три недели, месяц, другой, третий. Костя так и не выучил ни одного нового слова. Да, он различал картинки. Он смеялся, плакал, бормотал свои «баба, мама, папа, гуля», но не говорил. Сначала скис муж. Он снова начал бурчать о том, что надо сдать его в интернат. И это после всего, что было сделано? Да как у него язык повернулся сказать такое? О своем сыне! Потом он еще часто говорил это, но это было потом. Я уже научилась не обращать внимания на его нытье. Но тогда. Я взяла детей и на месяц уехала к маме. Я не хотела никого видеть. Вообще.

Наверное, я бы скисла, если бы не мама. И не Михалыч с женой. Их сын давно уехал в город. Любимый сын. Поздний сын. Он уехал и больше не вернулся. С тех пор они жили одни. Они с радостью бросились помогать нам с Костиком. Земной поклон этим людям. Если бы не они, вряд ли бы во мне вообще вера в людей осталась хоть какая-то. Добрые старики. Они приезжали к нам на старом рыжем мотоцикле. Всегда привозили гостинцы. Они вернули нас к жизни.

Потом приехал Борис. Я простила, а он смирился.

Прошло одиннадцать лет. Мы два раза в год ездили в деревню всей семьей. Всегда к нам погостить приезжали Михалыч с женой. Потом с нами связался их сын. Оказывается, он стал важным человеком. Попросил передать посылку родителям. Мы, конечно, согласились. Мы полюбили этих стариков. Борис уехал в какой-то офис, за подарком, где ему и сделали предложение возглавить компанию. Все шло, все менялось. Мне казалось, что прошлое уже никогда не навалится на меня своей тяжесть.

И вот теперь, спустя столько лет, мужа снова прорвало. Нет, конечно, приятно, что он беспокоится о моем здоровье. Значит, для него я что-то еще значу. Хоть как жилетка, в которую можно поплакаться. Но почему он не признает Костю? Почему?