Даун

Костик

Михалыч! Сегодня он везет бабушку в город. Для него это целый обряд. Он даже надел свой костюм со значками. Наверное, он одел его, чтобы не потеряться. Чтобы бабушка его везде могла заметить. Хотя зачем? Михалыча не потерять из виду нипочем. Он такой громадный! А еще – лохматый. Как медведь из сказок. Такой смешной в этом костюме!

Мы завтракаем. Михалыч важно рассказывает, как в последний раз был в Центре.

– Лет двадцать как был там в последний-то раз. Никак не меньше. Славку в институт провожал. Народищу там я вам скажу! И все при пиджаках. Все аккуратные такие. Потому как нельзя в Центр потрепанным ехать. Не положено. Порядок потому как такой. Так я тогда, помню, на киносеанс попал даже. Ситро, значит, купил – и в зал. Так ведь не пускают! Нельзя, потому как с ситро, в кинозал.

Я слушаю Михалыча. Представляю себе эти чистые улицы. Этих людей в пиджаках. Я вместе с Михалычем сижу в кинотеатре и смотрю фильм. Я пытаюсь представить себе, как это: сидеть в огромном зале и смотреть на стене кино. Я никогда раньше не был в кинозале. Никогда. Я слушаю Михалыча. Не пропускаю ни одного его слова. Я хочу поехать вместе с ними.

– Бабушка, Михалыч, возьмите меня с собой! – прошу я их. – Я тоже хочу попасть в Центр! Я хочу в кино!

– А что Константину Борисычу делать здесь одному весь день-то навылет? Пусть бы с нами поехал. Посмотрел бы, что это такое – Центр, – понял меня Михалыч.

Бабушка не ждала такого. Почему-то она ничего не ответила. Ей сегодня неспокойно. Она чего-то ждет. Чего-то нехорошего.

– Пусть побудет дома. А то я уже и Аркадьевну попросила к себе взять его. У нее внуки приехали, пусть поиграют чуть. А то ведь и неудобно перед человеком получится. Договорилась же.

Бабушка говорит не то, что думает. Мне это непонятно. Зачем? Хотя. Мне кажется, я понимаю, отчего это. И теперь я знаю, что иногда хорошо так поступать.

Аркадьевна оказалась полной женщиной с уставшим лицом. Они долго о чем-то разговаривали с бабушкой. Как будто не видели друг друга очень давно. Хотя на самом деле встречались они только вчера вечером. Потом бабушка села в коляску мотоцикла, и они с Михалычем уехали.

– Меня зовут баба Катя. Пойдем! Ко мне внуки приехали погостить: Маша и Паша. Ты с ними подружишься. Потом приедет Надежда и заберет тебя домой.

И она взяла меня за руку.

Втроем мы здорово провели время. Сначала играли в мячик. Как когда-то давно с теми ребятами во дворе. Маша и Паша кидали мяч друг другу, а я ловил. Они хоть и меньше меня, но такие хитрые! Они постоянно меня обманывали. Они показывают, что собираются бросить мяч в одну сторону. Я бегу туда. Хочу поймать его. Но они вдруг кидают его в другую сторону. Совсем. Но я не обижаюсь на них. Это игра. Они должны обхитрить меня. Иначе будет неинтересно. Им эта игра очень понравилась. Очень! Мне тоже.

Потом я играл для них на своей гармошке. Сначала им понравилось. Очень! Потом они устали. Они больше не захотели слушать мою музыку. И пошли в дом. Я пошел за ними. Там они достали большую картонную коробку. Внутри оказалась мозаика. Я обожаю собирать эти штуки! Много-много кусочков целой картинки! Их надо собрать. Точь-в-точь как на листиках в коробке. Мама часто покупала мне такие. Она тоже любила собирать их со мной.

Мне было всегда интересно: что будет, если собрать их по-другому. Не так, как они подходят друг к другу. Что получится тогда? Я часто пытался сделать это. Но у меня ничего не получалось. Они как заколдованные. Собираются только так, как хотят они сами.

После мозаики мы пошли к реке. Я еще ни разу не был здесь. С тех пор как живу в деревне, Михалыч часто возит меня к себе на озеро. Но про эту речку я не знал. Хотя она совсем рядом. Там, где начинается лес.

Мне здесь не понравилось. Совсем. Было сыро. А еще мелко и узко. Река должна быть широкой. Она должна быть глубокой. Там должны быть пляжи с желтым песком. А еще там обязательно должен быть мост. Большой! Чтобы могли ездить машины. Здесь ничего этого не было. Только крутые берега и много-много мусора: пакеты, пустые бутылки, пачки от сигарет. Здесь грязно и совсем нет песка. Наверное, это не настоящая река. Совсем. Но одна вещь мне очень понравилась – навесной мост.

Этот мост – волшебный. Иначе, как объяснить, что он висит между берегами на канатах? Мост собран из досок. И он – живой! Он чувствует, что по нему идут. Он раскачивается из стороны в сторону. Качается, когда на него наступаешь. Наверное, ему щекотно.

Я прошел по нему несколько раз: туда-сюда. Я хотел обхитрить его. Сделать так, чтобы он не почувствовал меня. Напрасно! Даже тогда, когда я шагал очень осторожно, мост меня видел. Когда я шагал аккуратно, он чуть-чуть раскачивался. Туда-сюда. Я останавливался, и он тоже. Потом я делал шаг, и он снова начинал качаться. Нам было здорово вместе! Ему только не понравилось, когда я попытался пробежать по нему. Он начал так сильно раскачиваться, что чуть не сбросил меня вниз. Наверное, это очень больно, когда по тебе бегают. Я больше так не буду.

А еще здорово слушать, что он шепчет. Для этого надо просто не шевелиться. Надо, чтобы мост забыл, что на его спине кто-то есть. Тогда можно расслышать его тихий шепот. Скрип-скрип. Это он разговаривает сам с собой. Или, может, с речкой. Они разговаривают друг с другом! Мост что-то шепчет, а река смеется в ответ. Наверное, она не понимает, что мост говорит. Совсем. А еще мост старый и грустный, а река – молодая и веселая. Наверное, река просто смеется над мостом. Она не понимает, что ему очень одиноко. Бежит себе куда-то. Она видит далекие страны. А мост просто висит здесь. Он ничего не видит, кроме берегов и реки. Наверное, именно поэтому он так радуется, когда по нему кто-то идет.

Маша и Паша купаются в реке. Я и не заметил, так здорово играл с мостом. Они плещутся в прозрачной воде. Поднимают тучи брызг. Они смеются. Я тоже люблю плескаться в ванне. Но мама никогда не разрешала мне делать столько брызг. Я хочу присоединиться к ребятам. Я нашел тропинку, по которой они спустились к воде. Вот она, я ее вижу. Я спускаюсь по ней. Вбегаю в воду. Она такая холодная! Не то, что в ванне или в бане. Я хочу выскочить назад, на берег, хочу, чтобы мне стало тепло, но ничего не выходит. Ребятам, наверное, тоже очень холодно. Я смотрю на них, но им нравится. Они смотрят на меня. И вдруг начинают смеяться. Я не могу понять, в чем дело. Я смотрю на них и вдруг понимаю. На них нет одежды. Только трусы и какая-то штука на Маше. А я в штанах и рубашке. Это их рассмешило. А мне стало сыро и очень холодно.