De Personae / О Личностях. Том I

ГИБЕЛЬ «КРАСНОГО ПАШИ»

О. Б. Озеров

В данном кратком исследовании речь пойдёт о Кариме Хакимове — трагической и выдающейся фигуре российской дипломатии периода СССР, в судьбе которого отразились и преломились все противоречия советского внешнеполитического курса периода 20-30‑х годов прошлого века и его непростых взаимоотношений как с народами и правителями Ближнего Востока, так и западноевропейских держав.

Цель этой работы — понять, почему в развернувшейся после Первой мировой войны борьбе за Ближний Восток наиболее яркими фигурами в которой являлись английский авантюрист и разведчик Томас Эдвард Лоуренс[821] (Лоуренс Аравийский), британский аристократ и друг короля–основателя Саудовской Аравии Джон Филби[822] и советский–дипломат Карим Хакимов, в конечном итоге к 1945 г. победил… Рузвельт. Почему Советская Россия и Британия, боровшиеся за умы и сердца народов и правителей обширного региона, которому предстояло стать одним из ключевых «призов» в геополитической борьбе XX в., эту борьбу на том этапе (т. е. в период до Второй мировой войны) проиграли? Британцы — отчасти, поскольку упустили нефть в Саудовской Аравии, а Советская Россия — вчистую (если не считать установления отношений с КСА и заключения пары торговых договоров с ней и Йеменом) и смогла вернуться в регион только в 50-60‑е годы XX в. на волне национально–освободительных движений, хотя и опираясь на заделы, созданные в 20-30‑е годы.

Чтобы понять истоки происходивших тогда событий и диспозицию основных игроков, обратимся к общеизвестным договорённостям мировых держав, которые стали основой мировой политики на Ближнем Востоке после окончания Первой мировой войны и во многом остаются ею до настоящего времени. Речь идёт о тайных соглашениях между Великобританией и Францией от 16 мая 1916 г., в соответствии с которыми были разграничены сферы влияния между ними, а также Россией, которая должна была стать державой–победительницей и поучаствовать в колониальном разделе региона, если бы в ней не произошла революция октября 1917 г.

Напомним, что по соглашению Великобритания получала территорию, соответствующую современным Иордании и Ираку, а также район вокруг города Хайфа. Франция получала юго–восточную часть Турции, Северный Ирак, Сирию и Ливан. Впоследствии Франция отказалась от обещанного ей Мосульского вилайета и от участия в управлении Палестиной, удовлетворившись частью исторического Леванта. Оставшаяся территория между Средиземным морем и р. Иордан должна была находиться под международным контролем. Каждая из держав имела право определить государственные границы в своей зоне влияния.

Россия должна была получить кусок территории современной Турции по линии Трапезунд — Эрзерум — Ван. Главным же призом должен был стать контроль над Босфором и Дарданеллами и, соответственно, над Константинополем, но поскольку Российская империя после октября 1917 г. развалилась, то не получила ничего и была исключена победителями из их расчётов, да и новый руководитель страны Владимир Ленин сделал ставку на развитие отношений с новой светской Турцией Ататюрка.

Из зон влияния, обозначенных в соглашениях Сайкса–Пико[823], на тот период выпали очень важные куски арабских территорий, показавшиеся тогда победителям в войне не особенно важными. Речь шла, прежде всего, об обширных пустынных просторах сердцевины Аравийского полуострова, где на тот момент ещё не была обнаружена нефть, стратегическая ценность которой влиятельным игрокам казалась весьма и весьма сомнительной. Важным казалось только побережье. На нём располагались немногочисленные, но воинственные племена, которые вели собственную игру. Их Великобритания желала лишь использовать как подсобный строительный материал для обеспечения собственных интересов в этом районе мира. Она не рассматривала их как самостоятельных игроков, а скорее как инструмент выстраивания ими системы сдержек и противовесов в рамках своих зон влияния.

Причём опирались британцы на Аравийском полуострове на тот период (во время Первой мировой войны и до 1924 г.) в основном на Великого шерифа Мекки Хусейна из хашимитской династии, контролировавшего святые места ислама — Мекку и Медину, чтобы расставлять его людей, с которыми были установлены прочные отношения, на правление в отошедших к ним зонах по соглашению Сайкса–Пико.

В Аравии с X в. Великим шерифом титуловался правитель Хиджаза и Мекки, управлявший святыми местами. В мусульманском мире первоначально право на этот титул имели лишь потомки Хасана — внука Мухаммеда, однако позднее «шерифами» называли всех потомков пророка Мухаммеда.

Шериф Мекки Хусейн был назначен на свой пост турками–османами в 1908 г., а в 1916 г. принял титул короля. Во–первых, это было сделано потому, что Османская империя, контролировавшая святые места ислама, разваливалась, а во–вторых, он рассчитывал на щедрые обещания англичан, что восстание арабов против Османов будет вознаграждено созданием единого арабского государства под его руководством. В современной Саудовской Аравии подают дело так, что Хусейном двигали «личные амбиции» и именно поэтому он отправил в июле 1915 г. письмо верховному комиссару Великобритании в Египте сэру Генри Макмагону[824], в котором высказал идею англо–арабского альянса для борьбы с Османской империей[825].

Однако Лондон, действовавший через своего агента и авантюриста Лоуренса Аравийского, мягко говоря, делал туманные и двусмысленные обещания (о создании единого арабского государства), которые он не собирался выполнять или выполнять лишь отчасти и таким образом, чтобы это отвечало в большей степени его интересам. Истинными его планами было выполнение соглашения Сайкса–Пико, о котором говорилось выше, руками шерифа Хусейна, и Декларации Бальфура[826] от 2 ноября 1917 г. о создании на территории Палестины еврейского национального очага (она была оформлена в виде письма Министерства иностранных дел Великобритании представителю мощного финансового клана Ротшильдов лорду Уолтеру Ротшильду).

Хусейн, поднявший 10 июня 1916 г. антиосманское восстание, эти реалии полностью осознал уже к 1920 г., когда победителями в Первой мировой войне был свёрстан Версальский договор и места единому арабскому государству в нём не нашлось — регион оказался поделён между англичанами и французами по линиям Сайкса — Пико. Хусейн такой договор отказался подписать. В 1921 г. Лондон предложил Хусейну новый большой договор, предполагавший военное сотрудничество с Великобританией, получение от неё значительных субсидий, а также признание «особых интересов» Лондона в Хиджазе. Но Хусейн уже англичанам не верил и иронично попросил их прояснить, зачем создаётся еврейский очаг в Палестине, на что ответа, естественно, не получил. Его надежды стать королём всех арабов рушились на глазах. Лондон предложил довольствоваться тем что есть и кинул его семье несколько жирных, на его взгляд, кусков.

Как писал известный российский учёный–востоковед А. М. Васильев в своем фундаментальном труде «История Саудовской Аравии (1745-1973)» про период послевоенного обустройства Ближнего Востока: «У. Черчилль на совещании в Каире (1921 г. — Прим. авт.) определил послевоенную структуру Ближнего Востока. Англичане решили сделать Фейсала, сына шерифа Хусейна, королём Ирака, и вскоре состоялась его коронация, а Абдаллаха — эмиром Трансиордании» (его внук до сих пор правит современной Иорданией. — Прим. авт.)»[827].

В эти расчеты и планы вознамерились вмешаться две новые силы: Советская Россия и боровшийся за создание или, точнее, воссоздание своего государства будущий король Саудовской Аравии Абдельазиз бен Сауд, на тот период являвшийся эмиром Неджда.

Советская Россия сразу же после Октябрьской революции заявила о себе как новая пассионарная сила, предложившая миру мессианскую, или, как теперь сказали бы, глобалистскую идею коммунизма — идею братства и равенства угнетённых трудящихся масс всего мира.

Уже 20 декабря 1917 г., то есть всего через два месяца после победы восстания в Петрограде, лидер большевиков В. И. Ленин обратился с воззванием «Ко всем трудящимся мусульманам Востока». В документе говорилось, что арабы, как и все мусульмане, имеют право быть хозяевами своей страны, «устроить свою жизнь по образу своему и подобию»[828].

В Москве на тот момент исходили из того, что ислам наиболее близок к коммунистической доктрине — он провозглашает идеалы равенства, объявляет всех мусульман братьями, взывает к принципам справедливости, предлагает делиться с бедными. Кроме того, на ислам, в отличие от христианства, в Москве смотрели как на религию эксплуатируемых масс, как на форму протеста против угнетения и колониализма, рассчитывали, что на каком–то этапе эту идеологию, соединённую с антиколониальными лозунгами самоопределения народов, коммунистическая идея окажется способной трансформировать или поглотить. Ближний Восток в этом контексте рассматривался как огромный резервуар свежей энергии, которым можно было бы подогревать огромный котёл мировой революции.

Эти воззрения вроде бы подпитывались опытом борьбы с басмачеством в Средней Азии, где часть населения, особенно наиболее обездоленного и люмпенизированного, пошла за большевиками, тогда как правящие круги потеряли свои богатства и власть. Исходя из накопленного и, как казалось тогда, позитивного опыта, а ещё больше из грандиозных планов, в июне 1918 г. в Казани на I Конференции мусульманских коммунистов, организованной Центральным мусульманским комиссариатом, была учреждена Российская мусульманская коммунистическая партия — РМПК. Новая партия входила на федеративных началах в состав РКП(б). По решению I Съезда коммунистов–мусульман в ноябре 1918 г. партия была преобразована в мусульманские комитеты РКП(б), которые просуществовали до начала 1930‑х гг.

Чтобы максимально быстро привлечь на свою сторону не только арабские массы, но и арабских вождей того времени, начавших восстание против Османской империи, советские власти по прямому указанию В. И. Ленина в ноябре 1917 г. опубликовали соглашения Сайкса–Пико, что вскрыло обман, на который пошли англичане, чтобы заманить доверчивых и слепо веривших им арабов на сторону Лондона в его извечной борьбе против материковых держав.

С целью обеспечить своё проникновение на Ближний Восток Москва также воспользовалась разочарованием короля Хиджаза Хусейна в Великобритании, вероломно нарушившей все обещания Томаса Эдварда Лоуренса. Москва стала активно налаживать контакты с Хиджазом (надо заметить, что заслуги Лоуренса сильно преувеличены в мировой историографии). Истинными авторами соглашения Хусейна с англичанами были представители Великобритании в Египте — Китченер[829] и, как указано выше, Мак–Магон, которые вели с ним переговоры ещё с 1914 г. через его сына Аблаллаха и выстроили договорённости на основе предложений тайных сирийских панарабских обществ «Молодая Аравия» и «Аль–Ахд», к которым примкнул Хусейн[830]. Причём инициатором этих контактов, как ни парадоксально, выступил Хиджаз, или, как его тогда называли в Советской России, Геджаз[831].

Отправным моментом в истории советско–арабских и, в частности, советско–саудовских отношений стала Лозаннская конференция 1922–1923 гг., на которую съехались не только делегации стран, официально приглашённых в ней участвовать (среди них — делегация СССР во главе с Г. В. Чичериным[832]), но и многие представители национальных организаций и движений Ближнего Востока. В кулуарах конференции делегаты Сирии, Палестины, Египта, Хиджаза, Ирака вели активную работу с тем, чтобы западные державы выполнили данные ими во время Первой мировой войны обещания о предоставлении арабским странам независимости.

Российскую делегацию возглавлял глава внешнеполитического ведомства Советской России Г. В. Чичерин. В записке М. М. Литвинову[833] по поводу своих бесед в Лозанне от 17 декабря 1922 г. он писал:

«У меня был сирийский князь Хабиб Лотфаллах (христианин), советник короля Геджаса по иностранным делам и в настоящее время полпред Геджаса в Риме и в Вашингтоне. Гуссейн Первый, король Геджаса, вполне самостоятелен, никакого мандата Лиги Наций на его королевство нет. Он участвовал в нескольких больших европейских договорах, не знаю, есть ли это двурушничество, но он во всяком случае, между прочим, ведёт политику создания большой независимой Аравии и фрондирует против Англии. Лотфаллах изложил мне весь план создания Великой Федеративной Аравии, в которой Гуссейн Первый был бы Верховным Союзным Правителем. Он излагал мне самые фантастические планы участия России в создании этого союза… Под строжайшим секретом он сообщил мне, что Муссолини обещал ему полную поддержку против Англии и что ожидается присоединение Америки к его проекту. Когда он пришёл ко мне во второй раз, он весьма секретно представил мне текст секретного договора, который он мне предложил подписать. Этот текст я себе оставил и пересылаю его Вам. Речь идёт о создании тоже Великой Федеративной Аравии. Я сказал ему одно: что желательно остаться с ним в контакте, а для этого ему надо познакомиться с тов. Воровским, ибо он будет Полпредом в Риме и там будет встречаться с тов. Воровским; это я и сделал. Кроме того, я говорил о желательности создания снова Российского Консульства в Джедде».

«Я действительно нахожу, что нам крайне важно иметь в Джедде консула. Джедда находится рядом с Меккой; наш консул в Джедде будет в самом центре мусульманского мира… и таким образом очень многие совершающиеся в мусульманстве политические движения, которые теперь от нас ускользают, будут происходить перед глазами нашего консула, При нашей мусульманской политике нам, по–моему, необходимо иметь человека в самом центре мусульманского мира»[834].

Следует принимать во внимание, что подходы СССР к мировым делам быстро эволюционировали. К 1924 г., то есть к моменту установления дипломатических отношений с Хиджазом, они уже претерпели серьёзные изменения. Во–первых, верх, вместо поборников мировой революции, в СССР шаг за шагом стали брать жёсткие государственники, такие, как И. Сталин. Г. В. Чичерин, несмотря на свои коммунистические воззрения, эволюционировал вместе с новым главой государства от ленинских идей мировой революции (от которых и сам Ленин стал отказываться в последние годы своей жизни) в сторону большего учёта национальных интересов советского государства. Советская Россия вроде бы по–прежнему была оплотом коммунистического движения, а в то же время шло её становление как крупного самостоятельного государства со своими национальными интересами. Но, как и царская Россия, СССР долго ещё был в этом смысле «двуголовым» — практически до 1943 г., когда Сталин, нуждавшийся в помощи союзников для победы над Гитлером, упразднил Коминтерн.

Квинтэссенция этих дуалистических подходов, в том числе и в отношении роли ислама, была выражена в письме Г. В. Чичерина полпреду СССР в Италии К. К. Юреневу[835] 3 апреля 1924 г: «Вступление в сношения с королём Гуссейном, однако, вовсе не означает готовности с нашей стороны признать его халифом. Наше правительство не имеет отношения к церковным организациям и игнорирует существование таких институтов, как халифат. Что же касается мусульманской церкви на территории СССР, она, по всей вероятности, будет стоять на точке зрения полного упразднения института халифата, и будет в этом смысле пытаться влиять на мусульман других стран. Это действительно есть для нас самое лучшее»[836].

Иными словами, Советская Россия была за единое светское арабское независимое государство, с которым можно было бы установить дружественные отношения для того, чтобы противостоять Великобритании и Франции, наносить ущерб их интересам на Ближнем Востоке, делая их сговорчивее по другим проблемам, которые волновали тогда молодой СССР. Таким образом, речь шла о вполне понятной геополитической игре государств, а первоначальные замыслы превращения ислама в восточную версию коммунизма постепенно сдавались в архив, хотя ещё в 1925 г. (17 марта) Г. В. Чичерин писал: «Нас интересует вопрос о панисламизме, как особой форме национального движения, как идеологической маске последнего»[837]. Впоследствии развеялись надежды даже на такое использование ислама…

Таким образом, используя обиды Хусейна на Великобританию и его неудовлетворённые амбиции в части создания великого арабского государства, а также фантазии его сирийского представителя, Россия решила играть по–крупному. Однако те люди, которых она направила в Хиджаз, ещё не осознавали этого, продолжали курс на объединение исламских и коммунистических идей и их продвижение в массы. Во главе приехавшей в Хиджаз в 1924 г. группы коммунистов Москвой был поставлен Карим Хакимов, который, кроме поручений Москвы, имел и собственное видение стоящих перед ним задач. Возможно, что именно это его и сгубило.

Фигура К. Хакимова достаточно неординарная и загадочная, во многом ещё не изученная. В своём опросном листе, так в 1930‑е гг. называлась анкета (копия имеется у автора), он сообщает, что родился в 1892 г. в селе Дюсян (сейчас — Дюсяново) Иль–Кульминской волости Белебеевского уезда нынешней Башкирии. В том же опросном листе он сообщает: «Происхожу из крестьян… они занимались земледелием. У родителей было малоземельное хозяйство, которое распалось в 1918 году…» (цит. по первоисточнику).

Впоследствии станет известно, и об этом напишет в своей диссертации исследователь его биографии Руслан Хайретдинов[838], что на самом деле в соответствии с ревизскими сказками (метрическими книгами) он родился в 1890 г. и в далеко не бедной семье, обладавшей десятью десятинами земли… Возможно, эти расхождения послужили впоследствии основанием для доноса, по которому был репрессирован Карим Хакимов в 1938 г. К этому моменту мы ещё вернемся.

Но зачем было Хакимову скрывать своё происхождение? Почему он изменил год своего рождения? До сих пор это остаётся тайной.

Одно из самых простых объяснений — религиозному мусульманину Хакимову было бы трудно сделать карьеру в Советской России, если бы он раскрыл своё истинное происхождение.

Однако заменивший его впоследствии на посту полпреда Назир Тюрякулов[839] раскрыл своё «мелкобуржуазное» происхождение. Впрочем, с тем же результатом.

В любом случае фактом является то, что Хакимов получил блестящее образование в одном из элитных медресе Уфы «Галия», что также говорит в пользу его непростой родословной. Правда, как пишут одни из первых исследователей его жизни Л. Гадилов и Ф. Х. Гумеров[840], учёбой там, как и в двух предыдущих медресе, где он проучился по году, непоседливый и любознательный Хакимов остался недоволен. По некоторым данным, которые приводят другие авторы, Хакимова преследовали и дразнили более богатые и удачливые ученики, считая его ниже себя. Это оскорбляло честолюбивого юношу, его самолюбие было уязвлено, и он, пережив душевный надлом, покинул медресе, уехав в Ташкент.

Остроумный и весёлый, отличный певец, хорошо игравший также на мандолине и скрипке, он обладал личным обаянием, которое ему позволяло входить в самые разные круги общества. Но, поскитавшись по Средней Азии, он понял, что вход в высшее общество при сложившейся системе общественных отношений ему, несмотря на его блестящий ум, закрыт. Он там был чужой.

Будучи человеком авантюрного склада, он мог приспособиться к любой жизни. Оставшись без средств к существованию и не желая вернуться домой, что означало бы признаться родителям в своей несостоятельности (домой Хакимов попадёт только в 1914 г.), он поступил простым шахтёром на шахту «Канибадам» (ныне Таджикистан), которая и предопределила перелом в его судьбе. Впоследствии, отталкиваясь от этого эпизода, он называл себя пролетарием, на что ссылался видный деятель российской революции В. В. Куйбышев[841], который дал ему лестную характеристику. Эту «неправильность», судя по всему, тоже отметили в 1930‑е гг. въедливые следователи, занимавшиеся его делом.

Однако, скорее всего, Хаким Каримов просто гордился этим «пролетарским» эпизодом своей биографии и рассказал об этом В. В. Куйбышеву. Ведь там, на шахте, на которой он проработал около трёх лет, он познакомился с политическим ссыльным, поляком Ковалевским[842], который дал ему первоначальные знания о марксистском учении.

И вот тут–то в голове молодого и горячего человека с хорошим мусульманским образованием соединились исламские принципы «адаля» (справедливости) и марксистские постулаты братства и равенства всех пролетариев. Произошла магическая химическая реакция, которая на долгие годы, практически на всю жизнь определила убеждения Карима Хакимова, как и многих мусульман Российской империи, поддержавших революционное движение, которое возглавили большевики.

Отныне его путь был предопределён — с Аллахом в душе и с Марксом в котомке он пошёл по новой дороге, которая в конечном счёте привела его на расстрельный полигон «Коммунарка» в московском пригороде Бутово 10 января 1938 г.

Но тогда о таких мрачных перспективах никто не задумывался, поскольку с точки зрения многих молодых энтузиастов в России разгорался мировой пожар коммунистической революции, который зажёг сердца миллионов. В его огне должен был сгореть старый мир. Карим Хакимов хотел во всём этом участвовать, искал своё место в революционном движении и уже после Февральской революции энергично окунулся в бурную политическую деятельность. Революция стала тем социальным лифтом, который быстро вознес одарённого юношу на головокружительные карьерные высоты.

Уже в 1918-1919 гг. он становится членом Оренбургского мусульманского военно–революционного комитета, губернским комиссаром народного просвещения, командиром 2‑го батальона интернационального полка на Актюбинском участке Оренбургского фронта, затем начальником политотдела 1‑й Отдельной Приволжской татарской стрелковой бригады. В 1920-1921 гг. он уже заместитель начальника политуправления Туркестанского фронта, одновременно секретарь временного ЦК компартии Туркестана, полномочный представитель РСФСР в Бухарской народной республике, секретарь ЦК Бухарской коммунистической партии.

И вот тут в его судьбе происходит очередной крутой поворот: К. Хакимова после его участия в III Конгрессе Коминтерна В. В. Куйбышев рекомендует для работы в Народный комиссариат иностранных дел, откуда его посылают генконсулом в Мешхед и Решт в Персии, где в 1921-1924 гг. и закладываются его профессиональные качества как дипломата. Там же он вступает в первый контакт с советской разведкой, которой начинает активно помогать.

А в декабре 1923 г. в Москве принимают решение о переводе К. Хакимова на работу в Хиджаз, где он 9 августа вручает верительные грамоты королю этого нового государства Хусейну аль-Хашими.

Однако прибывает он в Хиджаз, где у России ещё до Октябрьской революции было своё генеральное консульство для обслуживания мусульманских паломников, не один. В состав возглавляемой им так называемой арабской пятёрки, официально приехавшей для работы в генконсульстве, входят: Юсуф Гульметов — 1‑й секретарь, правая рука Хакимова (знаток персидского и турецкого языков), Наум Белкин[843] – 2‑й секретарь со знанием немецкого, французского и арабского языков (любопытно, что у него была своя «легенда» — будто бы ранее он работал на Хиджазской железной дороге), И. Амирханов — переводчик, который ранее жил в Сирии, и М. Аксельрод[844] – юрист, изучал арабский язык в Москве, писал материалы о Востоке под псевдонимом Рафит Муса. Эта группа больше похожа не на дипломатов, а на «панчаят» законспирированных спецагентов…

В начале работы «пятёрки» в её задачи входило создание союза Хиджаза и России против Англии и Франции, что соответствует указаниям Г. В. Чичерина.

А виделась ситуация главе советской дипломатической службы следующим образом, о чём он написал К. Хакимову 14 ноября 1924 г., через несколько месяцев после его приезда в Джидду.

«Уважаемый товарищ,

В этом письме мы хотим сообщить Вам, в каком виде, по имеющимся у нас данным, представляются нам последние события в Аравии… Мы просим Вас подробно сообщить нам о возможных неточностях нашей схемы, которую в общем и целом считаем правильной.

Нападение ИБН-САУДА на Геджаз было спровоцировано Англией, которая этим путём хотела поставить на колени ГУССЕЙНА, начавшего выходить из повиновения и пытавшегося добиться от Англии выполнения ею обещаний 1915 г. Особенно одиозными и опасными для Англии были несомненно палестинские вожделения ГУССЕЙНА. В связи с продолжающимся антианглийским движением в Египте перспектива образования в Палестине арабского правительства, к тому же зависимого от Геджаза, стала пугать Англию. Крушение сионизма в Палестине в конечном счёте привело бы к тому, что арабские националисты Египта и Палестины подали бы друг другу руку. Этот политический мост через Суэцкий канал мог поставить Англию в чрезвычайно затруднительное положение.

Сознание такой перспективы, видимо, и предопределяло отношение Англии к панарабскому движению и заставляло её упорно преследовать политику балканизации арабских территорий, недопущения объединения Аравии под властью единого правителя. Одно время Англия, нуждаясь в арабах, пыталась удовлетворить их панарабские стремления путём удовлетворения династических интересов семьи ГУССЕЙНА. Этим создавалась видимость панарабской политики со стороны Англии, но на деле это давало противоположный результат: сыновья ГУССЕЙНА ФЕЙСАЛ и АБДУЛЛА превратились в британских чиновников, которые силой обстоятельств теряли свою связь с панарабской политикой ГУССЕЙНА. Таким образом, обширные арабские территории, объединённые под властью династии ГУССЕЙНА, на деле представляли из себя ряд отдельных государств, а не единое государство»[845].

Надо сказать, что видение в Кремле ситуации было в целом правильным (если не считать того, что в глазах Абдельазиза Хусейн заслуживал того, чтобы быть низложенным), и К. Хакимов стал действовать, отталкиваясь от этой схемы. Получалось так, что теперь уже Советская Россия, а не Лондон, в пику разоблачившим себя англичанам, добивалась создания единого арабского государства и искала, на кого из арабов она могла бы опереться.

На первом этапе дела у Хакимова шли прекрасно. Шериф (теперь уже король) Мекки Хусейн (или Гуссейн, как его обозначает Г. В. Чичерин) лично нанёс визит Хакимову и полтора часа разговаривал с ним. Он уже понимал свою крайнюю слабость и хватался за любую внешнюю поддержку. Дипкорпус был в восхищении от блестящего и обладающего светскими манерами Хакимова, который к тому же хорошо говорил по–арабски, знал Коран и неоднократно появлялся на приёмах в национальной арабской одежде. Он смог завоевать доверие как местных властей, так и многих дипломатов.

Английские дипломаты, однако, не верили в то, что Хакимов приехал только для налаживания отношений с Хиджазом. Англичане полагали, что «аравийская пятёрка» занята коммунистической пропагандой через паломников. Работа якобы строилась на основе антиколониальных лозунгов, причём группа работала только с паломниками, то есть не против Шерифа Хусейна или Аль–Сауда. Активные оперативные мероприятия также, с их точки зрения, проводились с Генконсульствами других стран, в том числе с Генконсульством Индии. Иначе говоря, группа решала двоякую задачу — открытую политическую и скрытую — по формированию в арабском мире ячеек компартий.

Однако политическая ситуация в Хиджазе быстро менялась. Хусейн утрачивал авторитет и власть, его «халифат» был поражён коррупцией, англичане постепенно от его поддержки уходили, тем более что он отказался подписать не только Версальский договор, но и по той же причине (несогласие с созданием еврейского очага в Палестине) привезённые ему Лоуренсом предложения об англо–хиджазском договоре, в соответствии с которым правитель Мекки должен был получить английские субсидии и заключить военный договор с Великобританией, а в обмен признать её особые интересы в Хиджазе.

Вскоре всё это стало терять смысл. В середине октября 1924 г. Абдельазиз ибн Сауд триумфально занял Хиджаз (Мекку), причём сделал это элегантно, руками своих сыновей, так что анализ Г. В. Чичерина, даже будучи в целом правильным, несколько запоздал. Шериф Мекки Хусейн бежал, доверив остатки королевства своему сыну Али. К. Хакимов, как истинный дипломат, попытался примирить врагов и поехал в Мекку (его привилегия заключалась в том, что, будучи мусульманином, он мог это делать свободно, в отличие от западных дипломатов), где уже с декабря 1924 г. находился новый властитель Аравии.

Об этом выдающемся политическом деятеле следует сказать особо. Абдельазиз ибн Абдель Рахман ибн Фейсал аль Сауд из древнего рода Саудов с 15 января 1902 г., то есть с момента завоевания им Эр–Рияда, возвысился над другими вождями племён полуострова и чрезвычайно эффективно проводил политику объединения аравийских земель. Будучи от природы одарённым полководцем и политиком, он, опираясь на твёрдую исламскую веру, неукротимую энергию, целеустремлённость и осознание правоты своего дела, быстро добился выдающихся результатов. Это были вынуждены признать англичане, для которых его возвышение оказалось неожиданным. Уже 26 декабря 1916 г. они подписали с новым арабским вождём договор, которым признавали «Неджд, Аль–Хаса, Катиф, Джубейль и зависящие от них территории… а также их порты на берегу Персидского залива странами (т. е. владениями. — Прим, авт.) ибн Сауда и его предков, и настоящим подтверждается, что указанный Ибн Сауд является их независимым правителем и абсолютным руководителем этих племён…»[846].

К концу 1924 г. Абдельазиз уже оказался близок к своей цели — поставить под свой контроль практически весь Аравийский полуостров. Теперь уже он, а не Хусейн виделся проницательному К. Хакимову той фигурой, с которой Кремль мог бы выстроить отношения на базе поддержки идеи единого арабского государства и противостояния Великобритании, поскольку этот плечистый, почти двухметровый великан из пустыни выглядел как человек более решительный и принципиальный, чем Хусейн.

Но задача выхода на этого нового энергичного и удачливого правителя казалась сложной. Решить её помогли личностные качества К. Хакимова, который сумел подружиться с «Джеком» Филби (Гарри Сент–Джон Бриджер Филби, Harry St John Bridger Philby), который был отцом советского разведчика Кима Филби.

«Джек» Филби был большим оригиналом. Он бросил свою колониальную службу (ранее работал в Индии, Ираке и Трансиордании) и перебрался в 1920‑е гг. в Аравию. Первый раз он заехал в официальную командировку туда, будучи ещё на государственной службе в Ираке в 1917–1918 гг. в качестве главы официальной британской миссии для переговоров с Абдельазизом. Позднее он там осел, женился на арабке, носил арабскую одежду и жил как араб, принявший ислам (официально он его принял в 1930 г.), хотя был выпускником Кембриджа, просвещённым и знающим востоковедом. По характеру человек абсолютно независимый, он не считал себя связанным обязательствами перед британской короной (во всяком случае, он это не афишировал) и занимался в жизни тем, что ему было интересно. А интересен ему был как раз король Абдельазиз, которого он считал, и, думается, не без оснований, величайшим арабом после пророка Мухаммеда. Эти слова вслед за ним повторяли потом многие западные дипломаты.

Филби искренне восхищался королём, стал его личным другом («открыл», правда, Абдельазиза ибн Сауда для Британии не он, а британский агент в Кувейте, капитан со звучной фамилией Шекспир, который в 1913 г. познакомился там с эмиром Неджда, а затем доложил о нём Лондону как о перспективной фигуре). «Джек» помогал молодому монарху во многих делах, в том числе коммерческих, и не без выгоды для себя. Он сумел сохранить хорошие отношения с метрополией, помогал ей, когда мог, ездил в Лондон, где купался в лучах славы, выступая с лекциями о малоизвестной тогда Саудовской Аравии, ставшей знаменитой благодаря его книгам о пустыне Руб аль-Хали. Он продолжал выполнять деликатные поручения британской короны, но почему–то каждый раз в выигрыше оказывался саудовский монарх. Позднее именно Филби сыграл ключевую роль в том, что аравийская нефть перешла под американский контроль (точнее, контроль клана Рокфеллеров), а сама Саудовская Аравия оказалась в отношениях special partnership с США. К этой теме мы ещё вернёмся.

Как конкретно Хакимов вышел на Филби, история умалчивает. Думается, что они просто приглянулись друг другу — оба интересно и независимо мыслящие, питающие симпатии к арабскому и исламскому миру. Факт состоит в том, что Филби убедил ибн Сауда принять Хакимова в качестве человека, который хочет помочь отстаивать право на паломничество мусульман из СССР (15 000 человек). Проблема на тот момент состояла в том, что англичане их не пускали через проливы, опасаясь усиления русского присутствия и проникновения «коммунистической заразы». При личной встрече Хакимов попросил Абдельазиза ибн Сауда помочь в организации Хаджа. Но, возможно, речь шла о каких–то других, политических, вопросах.

В любом случае, после этой беседы Хакимов рекомендовал Москве не вмешиваться в противостояние хашимитов и саудов, что тогда работало на эмира Неджда. Ибн Сауд этого доброго совета не забудет. Хакимов, действительно, благодаря своей тонкой интуиции, врождённым дипломатическим талантам правильно сориентировался в ситуации и понял, кто на самом деле является самой сильной фигурой на Аравийском полуострове.

22 декабря 1925 г. войска ибн Сауда, уже «переварившего» Мекку, захватили Джидду. Сын Хусейна Али бросил всё (кроме казны в 800 000 золотых соверенов) и уехал в эмиграцию. Колеблющиеся англичане, выстроившие планы на сыновей Хусейна, в этот момент заняли нерешительные позиции, чем и воспользовался Хакимов. В результате Москва «на последней миле» обскакала Лондон и первой в мире признала власть ибн Сауда над объединёнными землями Неджда и Хиджаза.

16 февраля 1926 г. Хакимов направил ибн Сауду ноту с признанием его власти со стороны Кремля.

Более того, Россия, которая тогда к ваххабитам относилась очень позитивно, активно помогла признанию новой страны другими государствами.

В этих целях по просьбе Абдельазиза Ибн Сауда 26 сентября 1926 г. в Мекку прибывает советско–мусульманская делегация для участия во Всемирном мусульманском конгрессе в Мекке, организованном новым правителем для обеспечения признания себя не только новым королём, но и Хранителем двух благородных святынь ислама — Мекки и Медины, что автоматически давало ему приоритет и большую легитимность (ООН ещё не существовала) по сравнению со всеми другими правителями региона. Возглавил российскую делегацию, возможно тоже по предложению К. Хакимова, председатель Центрального духовного объединения мусульман СССР Муфтий Риза–Уддин Фахретдинов[847].

Фахретдинов так объяснил участие советской делегации в конгрессе: «Во- первых, отрицательное отношение ко всем попыткам империалистических держав использовать в своих целях религию мусульманства и стремление к единству мусульманского народа. В силу этого соображения мы не участвовали в катарском конгрессе, созванном и работавшем по заданным Англией условиям и занимавшемся вопросами халифата.

Во–вторых, желание всячески содействовать укреплению возродившейся под руководством ибн Сауда самостоятельности и независимости арабского государства и, следовательно, противодействовать всем попыткам дискредитировать в глазах мусульман главу этого государства, а также сорвать созванный по его инициативе первый мусульманский конгресс»[848].

Всего в этом судьбоносном форуме приняли участие 68 человек. Советская делегация была весьма активна в обеспечении признания не только Королевства, но и лично короля в качестве Хранителя двух благородных святынь (родословная которого, в отличие от Хусейна аль-Хашими, не восходила к Пророку Мухаммеду), и поэтому пользовалась всеобщим уважением. Конечно, эти услуги Москвы не были забыты королём, и он всегда был благодарен Хакимову (причём гораздо больше ему персонально, чем самой стране, чьи инструкции он выполнял) за них, и даже во время общемусульманского конгресса пригласил Хакимова вместе совершить Хадж, что было высшим знаком уважения к нему.

В Лондоне же считали, что благодаря этим усилиям король слишком уж усилился и стал выходить из–под зависимости британской короны, претендуя на самостоятельные роли.

Но вскоре после этого в политике Москвы происходят заметные теперь уже невооружённому взгляду перемены. Поддержав новое государство, она делает крутой разворот от масштабной политики проникновения на Ближний Восток, всемерной поддержки всех подряд антизападных революций и борьбы с Великобританией к политике выстраивания торговых отношений со всеми странами, в том числе и с Саудовской Аравией. Советы теперь больше волнует начавшаяся в СССР индустриализация и потребности её обеспечения. На первый план выходит достижение торгового соглашения с Эр–Риядом. Об этом говорят практически все указания Центра К. Хакимову.

Но этим уже займётся другой советский дипломат — Назир Тюрякулов, который заменит К. Хакимова в 1927 г. В 1929 г. он получит из Центра секретные указания подписать с Абдельазизом общий договор. «Основной вопрос, который нам необходимо урегулировать, является осуществлением нашей торговой деятельности в Геджазе», — пишет ему 21 мая 1929 г. руководитель ближневосточного направления, заместитель наркома иностранных дел Л. М. Карахан[849].

Такой разворот, обозначившийся ещё в период пребывания К. Хакимова в Хиджазе, вызывает внутренний протест у этого пламенного революционера, романтика и искреннего мусульманина, и он просит в 1927 г., чтобы его вернули в СССР, о чём мы узнаем из записки И. Сталину того же Л. М. Карахана от 16 ноября 1927 г.[850] До этого К. Хакимов неоднократно отказывал своей жене Хадиче в возвращении на Родину, хотя она находилась в крайне тяжёлом положении после смерти их сына Шамиля от дизентерии в 1925 г. А тут неожиданно он сам просится домой. Не потому ли, что вместо поддержки идей мировой революции он получает в 1927 г. новое задание — организовать прозаическую поставку в Джидду морским транспортом первых трёх партий товаров первой необходимости из Одессы — сахара, муки (местное население с тех пор называет муку высокого качества «москоби» — «московской»), керосина, что он и делает.

Но большевикам он пока нужен, хотя с самого начала они довольно цинично говорили о нём как о человеке с «дефектами», но который «уже привык к нашей политике». Вскоре после этого, в 1929 г., Хакимова назначают представителем Экспортно–импортной конторы Госторгов по торговле с Турцией и Ближним Востоком «Ближвостгосторг» в Йемене. На заседании Политбюро от 9 мая 1929 г. (Протокол № 79) «было принято предложение НКИД утвердить генеральным представителем СССР (генеральным уполномоченным Ближвосторга) в Йемене т. Хакимова»[851], где он проработал около двух с половиной лет, с июня 1929 г. по декабрь 1931 г. Там его деятельность также носит двоякий характер. Являясь полпредом, он одновременно возглавил координационную работу местного отдела Коминтерна. В 1929 г. в результате именно его усилий СССР подписал торговые соглашения с Йеменом (с имамом Яхъей[852]). Любопытно, что не распадается и «аравийская пятёрка». Один из её членов, Наум Павлович Белкин, становится коммерсантом и заключает соглашение о поставке товаров в Йемен из Советской России. Создаётся сеть компаний под разными флагами, но торгующих советскими товарами.

В записке на имя Л. М. Карахана от 10 марта 1930 г. Н. Тюрякулов вновь подчёркивает, что в отношениях с Саудовской Аравией «торговый вопрос для нас является одной из основных задач, удовлетворению которой придаётся прежде всего большое политическое значение»[853]. Примечательно, что он при этом нс забывал о своём предшественнике. В совершенно секретной записке на имя того же Л. М. Карахана от 25 марта 1930 г. он требует от Москвы прислать ему на какое–то время Хакимова, чтобы тот мог «совершить хадж» (!) и «проработать с нами как вопросы торгового договора, если это окажется возможным, так и вопросы торговли»[854].

В 1932 г. Хакимов уже находится в Москве, где учится на курсах красной профессуры, но параллельно готовит визит сына Абдельазиза, принца Фсйсала, лично участвует в его встрече на Белорусском вокзале.

Поездка Фейсала в Москву во многом была сформирована под впечатлением от трудов незаурядного дипломата К. Хакимова. Советская Россия во многом воспринималась в Саудовской Аравии через его призму как весьма дружественное государство. В Эр–Рияде решили, что надо поискать, кто мог бы помочь молодой стране, и в список перспективных союзников и партнёров, наряду с США и Великобританией, внесли СССР.

Когда 29 мая 1932 г. принц Фейсал прибыл на Белорусский вокзал, то его там пышно встречал весь второй эшелон тогдашнего политического, военного и дипломатического руководства СССР, но знакомых лиц было всего два — Н. Тюрякулов и К. Хакимов. Эта поездка была последним пунктом в турне Фейсала по странам Европы. Главной целью визита наряду с решением ряда торговых вопросов было получение займа в СССР для испытывавшего тогда серьёзные финансовые затруднения Саудовского Королевства.

Фейсал посетил в Москве заводы и воинские части, музеи, парки и театры, провёл переговоры почти со всеми руководителями СССР, кроме лично И. Сталина. 31 мая 1932 г. в его честь был проведён приём в Кремле от имени председателя СНК СССР В. М. Молотова[855].

Однако, несмотря на пышность приёма, разочарование от визита было обоюдным. Большевики увидели в принце не главу национально–освободительного движения, как они ожидали по рассказам Карима Хакимова, а набожного сына абсолютного монарха, стремившегося к получению денег из любых источников. Москва отказала Фейсалу в кредите, а сам Фейсал был крайне обижен не только этим, но и тем, что ему не дали встретиться с Фахретдиновым по непонятным ему причинам. Однако можно догадаться, что ему было отказано в этой встрече потому, что с конца 1920‑х гг. в России была развёрнута широкая антиисламская пропаганда, а с декабря 1929 г. из 12 000 мечетей 10 000 закрылись. В начале 1931 г. прекращается богослужение в главной мечети Ленинграда. Иными словами, власти опасались, что Фейсал от Фахретдинова узнает о притеснениях мусульман в Советской России. В результате же Фейсал убедился, что СССР — атеистическая страна, к тому же не столь развитая, как Великобритания или США.

Вскоре после завершения визита на Аравийском полуострове объявляется о создании Саудовской Аравии (23 сентября 1926 г.) и королём на основании доклада от любимого сына, которому он полностью доверял, делается выбор в пользу сотрудничества с западными партнёрами, а не с СССР.

Совершенно очевидно, что это становится крупнейшим поражением лично Карима Хакимова, который страстно ратовал за развитие отношений с Саудовской Аравией. Но в изменившейся атмосфере Москвы, где уже не до мировой революции, а ислам превращается на глазах в преследуемого идейного конкурента коммунизма, ему уже ничто не может помочь, ничто не может спасти его карьеру, а как потом оказалось, и жизнь. Из прагматических соображений Хакимова для развития торговых отношений с Саудовской Аравией в 1936 г. вновь посылают туда на замену Назиру Тюрякулову, который чрезвычайно устал от малопродуктивных торговых переговоров с неуступчивыми Саудами и попросился домой. В июле 1937 г. Н. Тюрякулова арестуют, а 3 ноября расстреляют.

О том, что тучи над ним сгущаются, К. Хакимов, видимо, знал. Косвенным признаком этого служит письмо Н. Тюрякулова из Берлина неизвестному т. Цукерману от 26 января 1936 г., в котором без всякой связи с основным текстом (Н. Тюрякулов жалуется на трудности работы в Саудовской Аравии) в конце приписана странная фраза: «Тов. Хакимов уехал из Парижа в очень удручённом состоянии»[856]. Зачем Хакимов находился в Париже, остается загадкой.

Известно лишь, что «красный паша» не избежит участи Н. Тюрякулова. Его 6 сентября 1937 г. отзывают в Москву. Он отважно возвращается, уже предчувствуя свою судьбу, но ещё надеясь доказать свою невиновность. В ноябре его арестовывают и 10 января 1938 г. расстреливают.

1937-1938 гг. практически вся «аравийская пятёрка» подвергается репрессиям.

В живых почему–то (об этом оставляем догадываться читателей) остаётся Н. П. Белкин, которого уволили, но с началом войны он вернулся в строй. Он умирает в Иране в 1942 г. естественной смертью во время очередной командировки.

Ставший известным востоковедом М. М. Аксельрод расстрелян 27 февраля в Москве. И. Амирханов — расстрелян в Казани 3 ноября 1938 г. Ю. Г. Гульметов — 19 февраля 1938 г. на полигоне «Коммунарка» — там же, где Хакимов. Жена Хакимова Хадича получила 8 лет колонии в Казахстане.

Любопытный штрих: король узнал о смерти своего друга от Джона Филби. «Джек», как утверждают некоторые историки, даже специально ездил в Москву, чтобы прояснить судьбу выдающегося дипломата (по другим данным, он под псевдонимом «советник Абдулла» приезжал в 1943 г. в Каир, где в только что открывшемся посольстве СССР интересовался судьбой Хакимова). Известие о его гибели произвело на монарха эффект разорвавшейся бомбы, и он принял решение заморозить отношения с Советским Союзом. Эта ситуация продлится 60 лет…

А что же Джон Филби? Вот уж кто не прогадал, так это он. Он увидел то, что талантливый, но сосредоточенный на вопросах мировой революции Карим Хакимов не увидел: нефть. Англичане были первыми на Ближнем Востоке, кто вплотную занялся нефтью. Однако их интересы были сфокусированы в основном на Иране и Ираке и в меньшей степени — на Персидском заливе. В Саудовской Аравии они решили действовать через Д. Филби, который стал представителем «Ирак петролеум».

Но независимый англичанин смотрел на вещи широко: он принял также в 1933 г. предложение работать на американскую «Стандарт ойл оф Калифорния» — одну из ведущих нефтяных компаний семьи Рокфеллеров. Действовал он так, исходя из установки короля Абдельазиза — отдать концессию на добычу нефти той компании и той стране, которая предложит больше денег. И сентиментальные чувства к британской короне не помешали ему сделать рациональный выбор[857].

Англичане не верили в нефть в Саудовской Аравии и не платили больших денег Филби. Зато это сделали американцы, которые сразу мощно вложились в поддержку Абдельазиза и успешно подписали с ним 8 мая 1933 г. соглашение, в соответствии с которым они за 35 000 фунтов наличными и 5000 фунтов в год получили право на добычу нефти. За тонну нефти они обещали Саудам платить всего 4 шиллинга. Так началась новая эра на Ближнем Востоке, приведшая в 1945 г. к установлению отношений особого партнёрства Саудовской Аравии с США и вытеснению СССР, и частично Великобритании, с Ближнего Востока.

Англичане пытались получить всё: от арабов — за поддержку единого государства и от клана — Ротшильдов за сионистский проект. В конечном счете они потеряли доверие арабов, в том числе короля Абдельазиза, вступили в конфликт с сионистским движением и получили то, что получили: владения в пределах линий Сайкс–Пико и иракскую нефть. Но после Второй мировой войны поддержанные СССР национально–освободительные движения сильно сократили их сферу влияния, а появившийся в 1948 г. не без их помощи Израиль быстро переориентировался на США.

При этом надо отдать им должное — англичане, вслед за СССР, разглядели мощный потенциал исламского фактора. Но если Советский Союз, поглощённый модернизацией, отказался от затеи соединить социалистические идеи с исламскими, то Лондон своего не упустил. Поддержав, а в чем–то и сформировав проект появившихся благодаря Хасану аль-Банне[858] в 1928 г. «Братьев–мусульман», он сумел дать старт политическому исламу, который стал к началу XXI в. немалой, хотя и распадающейся на разные потоки (шииты и сунниты), силой на Ближнем Востоке. Попечение над ним также впоследствии перешло к США, но свой след в истории подъёма этого феномена англичане оставили.

И всё же Вашингтон переиграл стареющую империю. Стратегия Рокфеллеров победила. Запах нефти и денег оказался важнее идеологии ислама и коммунизма, важнее мировой революции. Нельзя исключать, что если бы Карим Хакимов в этот период больше интересовался экономическими вопросами, то со своими талантами и благодаря дружбе с королём он мог бы теоретически переиграть англичан, да и американцев, в нефтяных вопросах, как он это сделал в случае с признанием Королевства. Но Советская Россия не нуждалась в нефти и сама продавала Саудовской Аравии керосин, а суровые предвоенные чистки в СССР дипломатов, заподозренных в излишне «интернациональных» настроениях, довершили дело…

Озеров Олег Борисович — заместитель директора Департамента Африки МИД РФ, посол РФ в Королевстве Саудовская Аравия (2010-2017)