Дебют четырёх волшебников. Книга первая

Глава 5. Ты меня слышишь?

Деликатность Роба — качество врожденное, как говорится, впитанное с молоком матери. И он несомненно был очень приятным в общении молодым человеком. Вот только его собственную жизнь эта самая деликатность порой так осложняла, что мальчик уже не радовался своей благовоспитанности, а воспринимал её как сущее наказание.

Быть мягким, тактичным и предупредительным с окружающими, а особенно с друзьями — несомненно замечательно. Но только когда они отвечают тебе взаимностью. Что в жизни у нас случается не так уж и часто, насколько хотелось бы. И потому Баретто, парнишка умный и сообразительный, уже давно принял себе за правило: поступай так, как того требует ситуация, то бишь адекватно. Нельзя, например, улыбаться обидчику в ответ на оплеуху. Подобное поведение провоцирует его на еще более неправильные поступки. И уж тем более не стоит молчать в тряпочку в те моменты, когда что-то в душе свербит, не давая покоя, и терзает смутными, но тревожными сомнениями. Особенно, если тревожишься и переживаешь за друзей. Ведь высказать свои опасения вслух — язык не сломается.

А сомнения у Баретто сейчас имелись. Роб и сам не мог понять насколько они основательные. Вернее всего — грош им цена. Но, тем не менее, аналитический склад ума юного волшебника, привыкший раскладывать всё по полочкам, требовал внести полную ясность в появление у Янки новенькой игрушки. Она, несомненно, помогла им весело скоротать время, пока «Золотой Единорог» мчится от замка Хилкровс к Старгороду, но… Но присутствовало в этой прикольной забаве и нечто непонятное, мутное, раздражающее и в то же время притягательное, манящее, затягивающее, что вносило сумятицу в душу и разум юноши. Его чувства к увесистой мраморной шкатулке с двумя распластавшимися на крышке ящерицами, внутри которой хранились игровые принадлежности, смешались в причудливый коктейль с диапазоном вкуса, раскинувшегося от страстного обожания до почти лютой ненависти. И объяснить хотя бы самому себе такую пестроту бурно клокотавших внутри него чувств Роб не мог.

Но пугал парнишку даже не столько душевный сумбур, с которым он наверняка сможет совладать, сколько потеря чувства реальности происходящего, некая его размытость. Стоило ребятам сыграть всего три кона, побывав, предположительно, в неведомых иномирных измерениях или в их иллюзиях, что еще более вероятно, как разум запутался во всех этих «реальностях», а чувства легко поддались на обман. И теперь воспоминания о посещенных мирах казались даже гораздо более «настоящими» нежели, допустим, памятные моменты о совсем недавно сданных экзаменах, о еще не поросшей быльём ненужной ссоре с другом, о своем первом матче в школьном первенстве по квиддичу за команду факультета Блэзкор в качестве вратаря… Было чего испугаться!

Когда ребята возвращались в купе, затарившись мороженым для себя и подруг, то Баретто совсем не прозрачно, а вполне четко намекнул Гоше, что, дескать, не помешает поподробнее порасспросить Янку об истории появления у неё шкатулки с игровыми принадлежностями. И Каджи даже что-то ему ответил утвердительное, хотя с первого взгляда на друга становилось понятно: он сейчас витает мыслями в неведомых для собеседника далях. Слишком уж ответ прозвучал рассеянно и невнятно, и по тону он скорее походил на «конечно-да-только-щас-отстань-и-не-мешай». И поэтому Роб даже не стал предлагать другу первому завести разговор с Янкой, хотя так было бы гораздо проще и удобней. Уж кому-кому, а Гоше близняшка не откажет в подробностях. Да она, наверное, сутки напролёт готова с ним болтать о чём угодно, лишь бы он её слушал внимательно и заинтересованно…

Баретто, расправившийся со своей порцией холодного лакомства намного раньше других, терпеливо молчал, пока Янка неспешно вкушала «Дыхание Кархада», блаженно щурясь от привалившего ей счастья. И лишь когда колдунья проглотила последний кусочек мороженого, зябко поёжившись от нахлынувшей на нее морозной стужи, хоть и кратковременной, зато такой долгожданной, Роб кашлянул в кулак, пытаясь привлечь внимание Каджи. Но друг не отреагировал, продолжая упорно витать в облаках. И мальчику ничего другого не оставалось, как самому приступить к допросу подруги, начав его в лучших традициях сыщиков любого из существующих миров, то бишь с ничего не значащего вопроса, но непосредственно затрагивающего чувства допрашиваемого:

— Надеюсь, теперь тебе полегчало, Яночка?

— Ага, еще как полегчало!

Лекс, вполне довольная жизнью, откинулась на спинку сиденья, поднесла к губам раскрытую ладонь, что-то беззвучно прошептала, хитро улыбаясь, а затем тихонечко подула на нее. Уже через секунду, отправленный колдуньей воздушный поцелуй, звонко припечатался к мгновенно покрасневшей щеке Баретто. А девчонка еще более звонко рассмеялась, наблюдая за смущением одноклассника.

— Ура, получилось! Этому заклинанию меня совсем недавно Катя Дождик научила, только вот проверить на практике подходящего случая не подворачивалось. Так что, Робик, двойное тебе спасибушки: и за мороженое, и за…

— Да могла бы и на первом встречном проверить, будто для тебя это составляет проблему, — тихо и несправедливо обвинив, пробурчала в уголке Аня, у которой настроение не улучшилось даже после съеденного мороженого. Правда, когда ребята вернулись в купе, ситуация была гораздо хуже. Они сразу же заметили, что сестренки-близняшки, по всей видимости, успели за время их отсутствия не только переодеться в непохожие наряды, по-разному уложить волосы, но еще и крупно повздорить из-за чего-то, потому как скверным настроением на симпатичных мордашках отметились обе.

— Легко! — вроде соглашаясь со сказанным, беззаботно откликнулась Янка, но при этом так яростно кивнув, словно заранее примеривалась, как бы чуток опосля побольнее боднуть сестренку. Прилежно расчесанные до этого момента волосы буйно разметались по плечам колдуньи. Отчего она, по мнению Каджи, наконец-то вынырнувшего из неприятных мыслей о вновь начавшихся глюках, стала только еще более красивой. — Конечно не проблема. Сейчас у меня в жизни всего одна проблема, единственная. Это ты! И твое нежелание понять, что…

— Мы уже всё обсудили. И начинать болтовню по новому кругу, я думаю, ни к чему, — теперь голос Ани прозвучал громче и злее. — Особенно при ребятах.

Вот только ссоры сестер еще не хватало для безоговорочного счастья! Стоило ли вновь воссоединяться кампании, чтобы на сей раз близняшки между собой поцапались? И похоже, что всерьёз. Тут уж Гоша просто не мог не вмешаться, чтобы попробовать хоть как-то сгладить явно наметившийся скандал. Парнишка постарался улыбнуться как можно шире, дабы его улыбка досталась поровну обеим сестренкам, изготовившимся к бою или, как минимум, к словесной перестрелке в противоположных углах купе:

— А что вы обсуждали? И почему без нас?

— Да потому, что тебя это не касается! — с неожиданно проскользнувшей слезливостью в голосе, но все же вполне твердо отрубила Янка. — И Роба тоже…

— Ой ли? — притворно удивившись, всплеснула руками другая близняшка. — А я, наивная, думала…

— Аня, возможно ты неправильно думала, если твои мысли ведут к никому не нужной ссоре, — угрюмо прервал девушку Баретто.

Но чтобы сгладить резкость прозвучавших слов, парнишка примиряющее накрыл ее ладонь своей, с удивлением обнаружив, что руки у Лекс ледяные, как у покойника. А еще он с немой щенячьей мольбой посмотрел на колдунью, словно пытался мысленно докричаться до ее чувств: помиритесь! Аня прекрасно поняла значение его взгляда, но только презрительно фыркнула в ответ. Правда руку не отдернула, хотя вроде бы и собиралась сперва, но потом неведомо почему передумала. И более того, спустя минуту ее пальцы переплелись с пальцами Роба, и мальчик почувствовал легкое благодарное рукопожатие. И тогда он со спокойной душой вернулся к допросу Янки, благоразумно предполагая, что его расспросы заодно отвлекут сестренок от обиды друг на друга. А уж проделал Роб это так, что внимание друзей ему было гарантировано:

И хотя стихотворный экспромт юноши не блистал особо искусной словесной изощренностью, да и изяществом рифм не отличался, но зато он непринужденно, как бы походя, снял изрядную долю напряжения с предгрозовой атмосферы в купе. Тут же вспомнив недавнее подобное чудачество Баретто, «заказавшего» стихотворные заклинания в последнем коне игры, все без исключения весело улыбнулись. И шире всех расплылась в добродушной ухмылке «подозреваемая», ослепительно сверкнув зубками. Почти по-голливудски, только более искренне и естественно.

— Я же вам уже отвечала на этот вопрос, — простодушно удивилась близняшка, невинно хлопая ресничками.

— Янка, ты конечно, прости меня, неразумного и непонятливого, — Каджи, не сдержавшись, прыснул в кулак, — но твой предыдущий ответ: «Да какая вам нафиг разница, откуда у меня эта игра взялась?! Давайте лучше немедленно заценим её в действии», — не отличался излишней подробностью. Может быть добавишь к нему еще парочку незначительных деталей? Так сказать, для более полной картины…

Колдунья старательно изобразила на личике якобы глубокое раздумье. А нужно ли посвящать друзей в эти самые детали, коли они и впрямь мелкие и незначительные? Ведь и вправду, какая им нафиг разница? Но еще чуточку поприкалывавшись над их желанием услышать подробности, девочка расщедрилась на многозначительное обещание:

— Ладно уж, любознательные вы мои, сейчас расскажу. А то Роб, смотрю, уже на всё готов пойти ради выяснения истины, даже перед допросом с пристрастием не остановится. А меня испанские сапоги, например, совсем не интересуют. Уже имеющихся босоножек вполне хватает, чтобы чувствовать себя жестоко наказанной за излишнюю доверчивость к рекламе обуви… Итак, слушайте и смотрите.

Друзья и на самом деле заслушались и засмотрелись на Лекс, которая в очередной раз сверкнула перед ними своим ярким артистическим талантом. Колдунья, которой надоело сиднем сидеть, не столько рассказывала коротенькую историю появления у нее игры, сколько показывала её: в лицах, движениях и деталях, с подробностями, и так эмоционально, что глаз не оторвать. И уже через несколько кратких мгновений Каджи, например, просто-напросто мысленно перенесся из этого купе назад в недалекое прошлое, очутившись сторонним наблюдателем на перроне около ждущего скорой отправки «Золотого Единорога». И почти воочую увидел то, что Янка сейчас проигрывала перед ними:

— Мне было скучно просто сидеть в купе, бездумно таращиться в окно и дожидаться в этой осточертевшей духотище, когда же Гоша наконец наговорится с Этерником всласть, присоединится к нам, а поезд направится в Старгород. Вот я тихонько и выскользнула обратно на перрон. Да вы двое, собственно, всё равно не заметили бы моего исчезновения. Роб так крепко о чём-то задумался, что мне показалось, будто на него заклятие окаменения наложили ради шутки. Аня с Барни вообще отсутствовали, выгуливаясь по коридору и развлекая там всех подряд хохмочками и прикольчиками. Ну а я отправилась «подышать свежим воздухом»…

Янка бодро спрыгнула с нижней ступеньки вагона на перрон. Там кроме нее почти никого уже не было. Ученики дружно забились в поезд, выбирая, а изредка и отвоёвывая, лучшие места. Те учителя, что контролировали отправку ребят домой, или присоединились к общей сумятице внутри состава, или уже вернулись обратно в замок, посчитав свою миссию выполненной. Перрон, заливаемый потоками яркого солнечного света, оказался пустынным.

Колдунья, убивая тягуче тянущееся в ожидании Каджи время, неспешно прогулялась вдоль вагона туда и обратно. Потом еще раз, и еще… Но такой утренний моцион не доставил девочке удовольствия. От нагревшегося на солнце состава ощутимо пыхало жаром, не хуже чем от печки-каменки. Испарения креозота, которым были пропитаны шпалы, раздражающе щекотали ноздри, заставляя ее постоянно морщиться от накатывавшего желания оглушительно чихнуть. Вот только чихнуть-то никак и не получалось. Да еще и привкус горьковато-неприятный от этих испарений во рту появился, словно она целую шпалу только что сгрызла, а обрубком проржавевшей рельсины позабавилась на десерт.

Грустно вздохнув, Лекс решила найти место поприятнее, где можно дождаться припозднившегося Гошу. Скользнув взглядом по почти безлюдному перрону, она выбрала себе тенистый закуток под сенью высоченной разлапистой ели, произраставшей впритык к краю перрона немного левее предпоследнего вагона, в котором они с сестрой и Робом оккупировали своё излюбленное купе. Именно в нем ребята и познакомились, впервые отправившись в школу обучения колдовству, что находится в замке Хилкровс.

Выбранное местечко оказалось именно тем, что и требовалось. В тени не так жарко, как на солнцепёке. Даже лёгенький ветерок ласково треплет волосы и чуточку освежает тело и мысли. Есть перила, отгораживающие перрон от полого уходящего вниз лесочка. На них можно облокотиться, ведь так ждать гораздо приятнее, разглядывая деревья, уходящую к замку дорогу, по которой вот-вот должен примчаться в карете Каджи. Если конечно он не надумал опоздать к отправке поезда, чтобы и летние каникулы зависать в любимом Хилкровсе. Флаг ему в руки в таком случае! Только ведь Янка тогда тоже никуда не поедет, «совсем случайно» прозевав отправку «Золотого Единорога», будто замечталась тут вот так крепко, что всё на свете для нее перестало существовать. А самое интересное, что ведь запросто поверят в произошедшее! Такое легкомысленное поведение ей свойственно. А точнее будет сказать: все, знающие Янку, думают ТАК. И бог с ними, пусть думают, что хотят, от неё нисколечко не убудет…

А помечтать и на самом деле хотелось! Как классно было бы остаться с Гошей здесь… Да хотя бы на пару неделек всего, вот только жаль, что Мериды нет. Погостить у неё в домике в «тесной семейной обстановке» — почти предел мечтаний. Особенно, если любимый Гошенька поблизости ошивается, в пределах досягаемости. Тем более сейчас, когда его отношение к «своей лучшей подруге» кардинально изменилось в нужную сторону.

В их общении после того момента, когда они вместе вернулись из замка Серого мира, где Вомшулд неудачно попытался короновать Каджи Венцом Гекаты, да не без Янкиной помощи конкретно обломился, наступил переломный момент. Колдунья это почувствовала сразу, едва открыла глаза после длительного беспамятства в больничной палате у Диорума Пака, и тут же столкнулась со взглядом Гоши. Она успела ухватить за жабры это мгновение и полностью насладиться тем кратким мигом, когда его мятущиеся чувства и мысли, сжатые тисками безвозвратной потери рванули Большим Взрывом всеохватывающего облегчения, перерастающего во Вселенную безразмерного счастья. Тогда для них двоих хватило единственного взгляда…

Хотя, какое там: «наступил переломный момент»? Он уже давно позади. А то, что происходит сейчас с ними, гораздо лучше, приятнее и интереснее. Из их общения исчез лишний «мусор», пропала сковывающая порой неловкость, растаяла туманной дымкой недосказанность… И хотя никакие слова и признания не были произнесены вслух, но они оказались и не нужны вовсе: им двоим теперь и так всё понятно. А для посторонних осталась игра, в которой Янка, типа того, ненавязчиво, с юморцой продолжает клеиться к Каджи. А он, бедненький, тоже типа того, как почти смирился и поддакивает ей во всём. Но изредка ему разрешается, для внесения разнообразия в спектакль и для добавления сумятицы в умы сторонних наблюдателей, малость взбрыкнуть копытцами. А порой и на дыбы встать. Зрители от подобных нюансов в восторге, они ж всё разыгрываемое перед ними представление за чистую монету воспринимают. Одним словом, супер! И все тащатся, как удавы по мокрому песку: и актеры, и поклонники их таланта. Янке хотелось верить, что и режиссерам этой романтической истории, руководящими событиями с неведомых мистических высот, их с Гошей лицедейство тоже нравится…

Колдунья тихо вздохнула и, счастливо улыбнувшись, отвернулась от леса, вновь окинув взглядом перрон. Вряд ли она могла пропустить приезд друга, хотя слегка и погрузилась в пучину своих воспоминаний и мечтаний. Да нет, уж точно не могла просмотреть его прибытие! Он почему-то до сих пор в замке.

— Прохлаждаешься, Яна? Да, здесь на самом деле приятнее находиться, чем в душном купе. Гошу, небось, ждешь не дождешься?

Лекс вздрогнула от неожиданности и резко повернулась на тихий голос, прозвучавший со старческой хрипотцой за спиной девушки едва ли не у самого уха. Рядом с юной колдуньей стояла бабулька, из-за светившего ей в глаза солнца подслеповато разглядывающая Яну через тонкие стекла очков-хамелионов в стильной оправе. Правда, старушка тут же их сняла, словно застеснявшись своей легкой близорукости, и быстро спрятала в карман мантии.

Ростом она не вышла, оказавшись чуть выше Янки. Старость не испортила ее былой красоты, а в том, что она была когда-то давным-давно красавицей, сомнений у Лекс не возникало. Правильные черты лица с миловидным овалом. Изящный прямой нос. Смешливые ямочки на щеках, сохранившиеся видать еще с молодости и до такого вот пожилого возраста, что встречается у людей не так уж и часто, как хотелось бы. Губы нормальной полноты, чуть изогнувшиеся в приветливой усмешке. Слишком хорошо выглядевшие для старости зубы, поблескивающие из-за приоткрытых губ двумя ровными рядами и отливающие жемчужным блеском. Тонкая линия бровей, одна из которых слегка насмешливо вздернута кверху. Добродушный взгляд серых глаз. Сеть морщинок в их уголках выдавала в бабульке человека, любящего веселье и смех, и не отказывающего окружающим в благосклонной улыбке. Благородная седина, густо осыпавшая замысловатую по форме прическу, значительная часть которой скрывалась под накинутым на голову капюшоном мантии. Осанка благородной дамы, знающей себе истинную цену. С бабульки портреты писать бы!

А вот одежда совершенно не сочеталась с внешним обликом старушки, смотревшись на ней так, словно была временно накинута с чужого плеча. Слишком уж проста, традиционна, непритязательна и… Ну зачем же в такую жарищу облачаться в мантию? Да еще из настолько плотного на взгляд материала? Ладно хоть, что скромный серый цвет одежды не очень сильно притягивает к себе солнечные лучи. Правда, и не особо старается их оттолкнуть от себя подальше.

Была б Янкина воля, так вот лично она свою мантию уже давным-давно бы скинула с плеч. Но к сожалению традиция не велит: ученики Хилкровса переодеваются в другую одежду лишь перед прибытием поезда в Старгород. Кто такие правила завел, скрыто в туманной глубине прошедших лет, но все их безоговорочно придерживаются. И Лекс не исключение, потому как гордится тем, что попала учиться в такую замечательную колдовскую школу, а значит можно и потерпеть немного возникающие иногда неудобства. Они того стоят! Но всё ж нынешнее лето так и подмывает нарушить традицию, и желательно немедленно!

— Значит, Каджи ждешь? — полуутвердительно повторила вопрос старушка, вдоволь налюбовавшись девчонкой, пока та отвечала ей взаимным разглядыванием. И после секундного раздумья она, подозрительно прищурившись, решила уточнить: — Ведь ты же Яна, а не Аня? Я не ошиблась?

Странно, но ведьмочка с первого взгляда прониклась симпатией к невесть откуда появившейся старушке. И доверием вдовесок. Лицо бабули показалось близняшке смутно знакомым. Наверняка они уже где-то встречались мельком, только девочка её не запомнила почему-то. Может быть она видела эту бодрую старушенцию где-нибудь в Старгороде? А возможно, что и прямо в школе, в Хилкровсе. Мало ли там кроме учителей других взрослых бродит, на которых ученики обращают внимание крайне редко? Из обслуги замка, например. Да и посетителей последнее время хватает. Они в колдовскую школу что-то зачастили в этом году, не в пример прошлому. Хотя с другой стороны, чему удивляться то? Второй курс обучения выдался еще тем: на редкость напряженным, тревожным и насыщенным неприятностями…

Короче, неважно, где она эту бабулю имела честь лицезреть, но гадостей старушка Янке и ее друзьям точно не делала. Уж нанесенные обиды девочка точно не забыла бы, хотя и не считает себя злопамятной злюкой. Почему же тогда и не ответить?

— Да, Вы не ошиблись. Меня зовут Яной, — от глаз близняшки не укрылось то, с каким облегчением вздохнула бабушка, напряженно замершая в ожидании ее ответа. — А Вы кто?

— Я-то? Да просто старушка, — весело хмыкнув, как от чего-то несущественного отмахнулась от вопроса собеседница. — Главное, не кто я, а зачем тут.

Брови Лекс удивленно поползли вверх, но бабулька не собиралась отвлекаться на несущественные с ее точки зрения мелочи. Она деловито извлекла приличных размеров шкатулку, спрятанную до поры до времени под полой мантии, и протянула ее колдунье.

— Мне нужно было всего лишь передать тебе вот этот подарок… Да нечего ее разглядывать! У тебя найдется еще уйма времени, чтобы налюбоваться и самой шкатулкой, и ящерками, и всем прочим тоже. А вот сверкать подарком направо и налево — точно ни к чему хорошему не приведет. Живенько спрячь ее, как и я, под мантию. И запомни, красавица, хорошенько: никому, кроме самых близких тебе людей, знать о ней вовсе не обязательно…

Янка, как само собой разумеющееся, утвердительно кивнула головой, пряча шкатулку, оказавшуюся весьма тяжелой, под мантию. Но вот от роя вопросов, тут же загудевших в голове, так легко не отмахнешься. Особенно, когда Любопытство — твоё второе имя.

— А что это за подарок? И кто его мне подарил? А еще странно, почему не вручил лично, попросив Вас это сделать? Интересненько, что там в шкатулочке? Можно я хоть одним глазком гляну? Я быстренько, никто ничего не успеет заметить. Да и нет на перроне почти никого…

Лекс, не особо дожидаясь согласия, уже запустила было ладонь опять под мантию, где шкатулочка, прижатая другой рукой к телу, обжигала его даже через блузку, но не своим холодящим прикосновением, а заключенной внутри загадкой. И пускай она внутри хоть пустой окажется, но желание немедленно заглянуть под резную крышку от этого не становилось менее жгучим и дразнящим. Янка, как впрочем и большинство девушек на планете, страсть как любила подарки. И еще прямо-таки обожала всевозможные тайны да загадки. А вот эта черта её характера уже не так сильно была распространена среди прекрасной половины человечества.

Но старушка сердито зашипела сквозь зубы, с легкостью перейдя на доверительное «ты» и столь же легко не дав свершиться задуманному:

— Ты совсем сдурела что ли, Янка? Я же только что тебе сказала на чистейшем русском языке: не сверкай подарком попусту. Он… Он слишком дорогой! Возможно даже бесценный, потому как я, в крайнем случае, другого похожего не знаю… А ты тут клоунаду устраиваешь! Умерь свое неуёмное любопытство, а то нос прищемят когда-нибудь…

Бабуля вряд ли говорила правду, одну лишь правду и ничего кроме нее родимой. Но кто его знает, а вдруг так и есть на самом деле? Лекс в задумчивости прикусила губу и виновато шмыгнула носом. Старушка приблизилась к девушке почти вплотную и, немного склонившись, быстро зашептала колдунье на ухо:

— Береги его. А прислали тебе этот подарок те, кому ты можешь полностью доверять, прямо как самой себе. Лично не могли, заняты крайне сильно, так что не обессудь. Но зато шкатулка тебе очень пригодится, — бабуля запнулась на миг, вздохнула, и продолжила, — в скором времени. А пока едете в Старгород, можешь опробовать подарок в действии, заодно и время убьете. Эта шкатулка, вместе со всем содержимым, — игра «Тьма миров»… Ну, почти игра… Пользоваться ей просто. Обручи одеваете на голову. Расстилаете большой лист «туманного пергамента», который имеется внутри шкатулки. Туманом вверх, естественно. На обычном кусочке пергамента каждый из вас втайне от других должен написать несколько характеристик того кона, который начинаете играть. Ими может быть что угодно: какой главный приз в этой игре, что можно и что нельзя делать, какая вокруг местность, климат, кто враги играющих… Короче, всё, что душа пожелает или в голову взбредет. Потом бросаете свои условия в шкатулку, закрываете её, и указательным пальцем каждый дотрагиваетесь до любой из ящерок в центре крышки… Вот и всё! Вы уже в игре, и окажетесь почти настоящими, — старушка усмехнулась, — в одном из подобранных для вас реально существующих миров.

Лекс уже рот раскрыла, чтобы задать один очень важный уточняющий вопрос, но бабулька, словно прочитав мысли волшебницы, опередила девочку, с лукавой улыбочкой отвечая на него:

— В каком? А кто ж его знает? Это зависит от того, что вы назагадываете в условиях игры. Если почему-то надоест развлекаться прямо посреди кона, то достаточно всего лишь снять обруч со своей головы, находясь в чужом мире. И тут же вернешься обратно. Но не вздумайте в своем реале срывать обруч с чужой головы. Ни в коем случае! Капыр его знает, что может тогда произойти! Возможно, что игрок тогда так и не вернется назад. А может и еще чего похуже случится… Всё поняла и запомнила?

Бабулька строго посмотрела на девочку, у которой аж дух захватило от открывающихся перед ней перспектив по части развлечений. Лекс немножечко рассеянно кивнула головой, подтверждая свою понятливость. Но старушке этого почему-то показалось маловато, и она с силой встряхнула колдунью, больно вцепившись ей в плечо пальцами и выдернув из радужных грёз:

— А ну-ка скажи вслух, что всё уяснила. А то я сослепу недопоняла твоих судорожных конвульсий…

— Мне всё предельно ясно, — четко произнесла Янка, продолжая впрочем мечтательно улыбаться. — Я ж не глупая… А еще я вежливая. Поэтому благодарю Вас за то, что доставили подарок. И за пояснения тоже гранд мерси. И передайте, пожалуйста, мою искреннюю признательность тем, кто прислал мне эту игрушку. Век не забуду! — искренне произнесла колдунья, почему-то сразу же подумав о том, что наверняка этих таинственных дарителей можно называть одним именем: Этерник, — и не ошибешься. Ну кому еще, кроме директора колдовской школы, она может доверять в волшебном мире, как самой себе? Не Вомшулду же, право слово! А других знакомых, кто мог бы преподнести такой роскошный подарок, у неё нет. В крайнем случае, слёту они не вспоминаются…

— Вот так уже намного лучше, — старушка отпустила плечо девочки и, достав из кармашка мантии изумительной красоты часики, озабоченно посмотрела на циферблат, отщелкнув крышечку, украшенную тончайшей паутиной гравировки. Мир вокруг собеседниц наполнился звуками мелодии, сколь красивой, столько же и печальной. У ведьмочки неожиданно даже слезы в глазах заблестели, готовые помимо её воли заструиться по щекам. Но старушка, узнав время, тут же захлопнула крышку часов, и наваждение неимоверной печали мгновенно исчезло. Осталась только легкая грусть, как при расставании с близким человеком, когда знаешь, что в следующий раз вы увидитесь еще нескоро.

— Мне пора возвращаться домой, — с неохотой произнесла старушка, внимательно, словно запоминая каждую черточку, вглядываясь в лицо Янки. — А ты иди в вагон, Гоша тебя там уже заждался. Просмотрели мы тот момент, когда он приехал. Давай, беги к нему…

Колдунья конечно же с радостью помчалась бы к другу, только успевай за сверкающими пятками наблюдать. Но вместо этого она вполне степенно слегка поклонилась старушке на прощание, и неспешно направилась к составу. «Золотой Единорог» как раз трубно взревел, выпустив густые клубы пара, предупреждая всех о своей скорой отправке. Едва смолкли последние нотки его рёва, девочка на полпути к вагону почему-то нестерпимо захотела оглянуться, хотя вряд ли старушка стоит там и провожает ее взглядом. Зачем ей это нужно? Тем более, сама сказала, что ей домой пора.

Но бабулька никуда не делась, оставшись на прежнем месте и, не отрываясь, смотрела вслед девчонке. А когда их взгляды встретились на прощальный миг, она громко крикнула ей вслед совсем без старушечьей хрипотцы в голосе, и такое, что ведьмочка ничего не поняла из сказанного, но запомнила всё:

— До встречи, Яна! Ничего не бойся. Всё будет хорошо… А на поведение Ани сегодня сильно не обижайся. Она просто ревнует тебя к Каджи, но это наверное пройдет с возрастом. Вот только ты сегодня Гошу в Старгороде никуда одного не отпускай. Он один, без тебя не справится с…

Дальнейшие слова перекрыл последний предупредительный гудок паровоза и громкий лязг сцепок вагонов, медленно, но резко дернувшихся вперед. Янка ухватилась за поручень и легко вскочила на ступеньки отправляющегося поезда. Краем глаза она успела заметить, как бабулька щелкнула пальцами правой руки и… осыпалась вниз серебристо-золотыми искрами, которые мгновенно разметал внезапно налетевший порыв ветра. Такой красивой трансгрессии девочке еще ни разу в жизни не доводилось видеть воочую. Теперь сподобилась…

— Я с ней вежливо попрощалась, поблагодарила и пошла к вам, — бодро закончила рассказ близняшка, решив чуть сократить заключительную часть своих воспоминаний.

Девушка театрально поклонилась друзьям, потом присела в легком реверансе и тут же устроилась на сиденье рядом с Каджи, небрежно махнув рукой:

— Аплодисменты не обязательны. Я и так прекрасно знаю, что вы вне себя от счастья… Как видите, ничего особенного с игрушкой не связано, так что мой предыдущий ответ был краткой версией этого рассказа.

— Я вот не уверен, что «Тьма миров» просто обыкновенная игрушка, и более ничего, — Баретто в задумчивости теребил одной рукой собственный подбородок, а другой, словно по забывчивости, продолжал сжимать Анину ладонь. Она не возражала. Да и вообще никак не отреагировала на спектакль, разыгранный перед ними сестрой. Казалось, что девочку сейчас вообще ничего не интересует, кроме проплывающего пейзажа за окном поезда.

Гоша, «вынырнув» из Янкиных воспоминаний, ответил Робу вместо своей подружки:

— Да ладно тебе придираться к пустякам. Кончай ломать голову над несуществующими тайнами и загадками, мы ж на каникулах… Нормальная игрушка. Наверняка шкатулку Янке Этерник отправил, больше некому.

— Ну как знаете, — неохотно согласился Баретто. — Хотя все равно что-то в этой истории мне кажется странно подозрительным. Вот пока никак не пойму, что именно смущает.

— У тебя завтра будет целый день над полученной загадкой поразмышлять, — притворно вздохнула Янка, и тут же добавила: — Используй его по максимуму. Потому что я намерена, как и хотела, уже послезавтра забрать вас с Гошей в нашу берлогу в Рязань на всё лето. И никаких возражений! Вы обещали…

Мальчики ничего подобного близняшкам не обещали, но их возражения ни тогда, ни сейчас во внимание не принимались. Да, честно говоря, лично Каджи и не собирался возражать, грустно вздохнув только для вида. Его сейчас посетила одна неожиданная догадка и захотелось немедленно ее проверить.

— Янка, дай мне, пожалуйста, твою руку.

— Странный ты, Гоша, однако. Обычно девушке предлагают руку и сердце, а ты наоборот просишь, — колдунья весело рассмеялась и вытянула ему навстречу ладони. — Тебе какую хочется? Правую или левую? Подарочным бантиком перевязать, или и так сойдет?

Каджи, улыбнувшись в ответ, осторожно сжал Янкину ладонь, словно здоровался с девочкой, и посмотрел ей прямо в глаза.

— А вот сердце свое, заметь, я тебе не предлагаю, — мысли колдуньи с легкостью зазвучали в голове парнишки, будто она просто продолжала с ним разговаривать. — Ты, Гошка, и так прекрасно знаешь, что оно принадлежит тебе и только тебе!..

— Знаю, Янка, знаю. И я тоже тебя люблю, — обрадовавшись подтверждению своей догадки, развенчавшей теорию о вернувшихся глюках, с облегчением подумал Каджи, счастливый до нельзя. — Очень!

— А вслух это сказать слабо? — в «голосе» Янки проскользнула неприкрытая лукавая насмешка.

— Так ты меня тоже слышишь? — непритворно изумился Гоша, оторопело уставившись на подругу.

— Не сходи с ума. Договорились? Прикоснулся ненадолго к прекрасному, и хватит, — колдунья мягко высвободила руку из Гошиного захвата.