Вечеринки у Аликс Картер неизменно оправдывают ее прозвище: Спендерелла {Spend — тратить, мотать (англ.). Зд.: игра слов, намек на имя Синдерелла — Золушка}.
Спендерелла — единственная в Нью-Йорке женщина под тридцать пять, которая может честно признаться, что имеет бальный зал, в котором ежегодно проводятся новогодние балы. Она утверждает и сама искренне в это верит, что оплатила дворец на Чарлз-стрит из доходов за свою серию мыльных продуктов «Арансия ди Фиренце». И хотя всем известно, что за все платит муж Аликс Стив из прибылей от сети своих казино, об этом никогда не упоминается ни авторами статей в дамских журналах, ни рабски преданными подругами, иначе говоря, фрейлинами, преданными Аликс.
— Послушай, не слишком ли много грушевых цветов? Или их слишком мало? — встревожено спросила она, когда мы с Лорен прибыли после полуночи в пентхаус отеля «Ривингтон», где устраивался прием. На ней было белое платье от Унгаро, с узором из алых маков, прекрасно соответствующих цветочной теме.
— Если что-то не так, во всем виноват Энтони Тодд которого я обожаю. Это он добывал цветы.
Энтони Том, как всегда, содрал безумные деньги за декор из грушевых цветов: шестьдесят долларов за стебелек. Абсурдная цена полностью уравновешивалась тем фактом, что второго октября грушевых цветов просто не может быть в природе. И разумеется, именно по этой причине они понадобились Аликс (теперь, когда полагающиеся ей по статусу сумочки считались дурным тоном, цветы заполнили пустоту в ее жизни. Ходили слухи, что, создавая свой цветущий сад, она причинила больше вреда новозеландским грушевым садам, чем Макдоналдс — тропическим лесам).
— Возрождение! — объявила Аликс, объясняя причину появления весеннего сада осенью, хотя все знали: единственной причиной ее любви к цветочным темам было то, что последующая стоила намного дороже, чем предыдущая, то есть общая сумма оказалась поистине ошеломляющей.
— Изумительно, Аликс, — поспешила заверить я.
— Сильви Мортимер? Я счастлива наконец познакомиться. Поздравляю с разводом, девочки! — взвизгнула она, поворачиваясь к другой гостье. Она не позаботилась упомянуть о пропущенной примерке. Я тоже промолчала.
— Пойдем выпьем поскорее, — предложила Лорен, направляясь к бару. — Два шампанских со льдом в винных стаканах, — заказала она. — Я где- то читала, что Фред Шандон пил шампанское именно так. Ну разве негламурно?
Бармен подвинул нам стаканы, и Лорен вручила мне один.
— Видишь здесь кого-то по-настоящему шикарного? — спросила она, оглядывая комнату. — Я выгляжу отвратительно?
Безупречный наряд Лорен соответствовал неписаному дресс-коду отеля «Ривингтон», постояльцы которого, как известно, предпочитают консервативный черный галстук. На ней было облачно-серое, доходившее до пола платье от Тюле, с рюшами и узором в крохотный белый горошек. Плечи прикрывал жакетини — крохотный, едва доходивший до лопаток жакетик, сшитый приблизительно из полудюйма запрещенного для использования в промышленных масштабах обезьяньего меха. Глаза обрамлены накладными ресницами и обведены сурьмой, волосы падают на плечи волнами. Я же со своей стороны надела самое скромное платье Теккерея из белых кружев, желая показать, что не собираюсь охотиться на завидных парней.
— Ты выглядишь просто отпадно, — уверила я.
— А чувствую себя как-то странно, — пробормотала она, скользя взглядом по толпе гостей. — Здесь все слишком круто для меня.
Вечеринка не слишком напоминала типичный прием-девичник (слава Богу!). Сплошная стеклянная стена пентхауса, сквозь которую можно было видеть уличные огни, переливающиеся красным и оранжевым, стала сверкающим задником для сцены вечеринки. То там, то здесь я различала силуэты мужчин, обнимавших за талию девушек, маленькие компании, примостившиеся на крошечных диванах, внесенных сюда на ночь, и влюбленные парочки, расположившиеся на гигантских меховых пуфах, разбросанных по всему залу. Я даже подметила, что кое-кто уже целовался под грушевыми цветами, воздушные бутоны которых выглядели пышнее взбитых сливок.
— Кто это? — изумилась я.
Рядом со мной девушка невероятно экзотического вида, сидевшая на высоком табурете, лихорадочно целовала темноволосого мужчину, все настойчивее прижимая его к стойке бара. Мне казалось, что ему крайне неудобно. Когда он был окончательно притиснут спиной к стойке, с его затылка слетела кипа и плюхнулось прямо на бокалы. Он ничего не заметил, а мы с Лорен постарались не хихикать слишком громко.
— Это Саломея аль-Фирай, известная как разведенка плана мирного урегулирования Ближнего Востока. Она никогда не целуется с мужчиной, приверженным другой религии. Невероятно крута. Я стараюсь ей подражать, — взволнованно прошептала мне Лорен и, подойдя к Саломее, тронула ее за плечо. — Саломея, ты должна быть осторожнее. Это не Женева, а отель «Ривингтон».
— Лорен! Я занята, — прошипела Саломея, почти не отрывая губ от незнакомца.
Она очень походила на ближневосточную Софи Лорен. Кожа — цвета дорогого пралине от «Фашон», черные пряди, рассыпавшиеся по плечам блестели, словно смазанные маслом. Ресницы, как у Бэмби, опахалами окаймляли глаза цвета зеленого нефрита. Отличную фигуру подчеркивало очень откровенное платье. Она напоминала высококлассную арабскую бомбу — грозное оружие террориста.
— Саломее следует быть осмотрительнее, — довольно снисходительно заметила Лорен, обращаясь к затылку девушки.
Та на миг оглянулась и надменно подмигнула Лорен.
— Счастливого развода, дорогая, — бросила она. — Зачем быть осмотрительной, когда и так все всё знают?
То всё, что знали все, заключалось в следующем: Саломея, двадцативосьмилетняя принцесса из Саудовской Аравии, в двадцать один год по велению родителей вышла замуж за окончившего Гарвард Фейсала аль-Фирая, племянника короля. Через несколько лет после свадьбы он привез жену в Нью-Йорк, где управлял семейным бизнесом. Примерно год назад ему пришлось месяца на три вылететь на Ближний Восток. Именно тогда Саломея и обнаружила «Бунгало-восемь», частный клуб, начинающий работу после двух часов ночи, любимое место всех некоронованных королей и королев Манхэттена. Но и Манхэттен, в свою очередь, открыл Саломею, а Саломея поняла, что обожает фотографироваться. Хотя выглядела она изысканнее пантеры, «Бунгало восемь» был только вторым ночным клубом, в котором она побывала. И тут она слетела с катушек, помешалась на мужчинах и водке с мартини и стала коллекционировать тапочки, выдаваемые в «Бунгало-восемь» как предметы искусств. Однажды ночью застукали, как она обжимается с Шаем Фледманом, парнем американо-израильского происхождения, нажившимся на недвижимости. Следующим утром несчастный Фейсал прочел правду о своей жене в Интернете, в заметке под пространным заголовком: «Дневники саудовской принцессы, влюбленной в израильского работягу», а прочтя, немедленно позвонил из Эр-Рияда и трижды произнес слово «развод». На этом все и кончилось. По законам шариата этого достаточно для мгновенного развода. Теперь Саломея встречается с евреем. Ее родители не желают его знать. Его родители не желают знать ее. Родители Саломеи и с ней не разговаривают, поэтому она называет себя Дорожной картой одинокой женщины.
Я не могла отвести глаз от Саломеи отчасти потому, что в области поцелуев ей не было равных, и потому, что от нее исходило некое сияние. Как бы Теккерею понравилось одевать эту женщину, особенно если с Аликс Картер ничего не выйдет, а такая вероятность достаточно велика. Саломея казалась мне куда более интригующей, чем любая кинозвезда или телезвезда.
— Она потрясающе подходит для Теккерея, — прошепталаЛорен.
— Именно это я сейчас подумала, — пробормотала я.
Лорен тут же встала и буквально оттащила Саломею от Шая, несмотря на упорное сопротивление и смешки, после чего поманила меня.
— Познакомься с моей подругой Сильви — бросила она.
— Привет. Мне нравится ваше платье.
— Спасибо, — кивнула я, намереваясь на следующей неделе позвонить Саломее и завлечь ее в студию. На этот раз мне придется быть осторожнее и умнее, чем с Аликс.
Мимо прошел официант с шампанским.
— Хотите? — спросила я Саломею.
— Нет. Шампанское на меня не действует, я пью только крепкие напитки. Водку, пожалуйста, — сказала она официанту.
— Минутку, — ответил он, шагнув к бару.
В этот момент появилась беременная особа очень аккуратных пропорций. Насколько я успела заметить, она соответствовала единственному типу беременных, которым позволяется появляться ночью на Манхэттене: волосы собраны в блестящий хвостик, одежда — узкие джинсы и блуза в крестьянском стиле с рюшами, под которой выделяется небольшая дынька живота.
— Лорен! Мой подходящий мужчина уже удрал к другой! — взволнованно пожаловалась она.
— Фиби Колдер! Господи, я так рада, что ты пришла. Полночь — довольно позднее время для беременной леди. Правда, выглядишь ты идеально стройной, — солгала Лорен.
— Я чувствую себя двугорбым верблюдом, — солгала, в свою очередь, Фиби.
— Я никогда бы не подумала, что ты беременна, — выдала Саломея.
Тут как раз появился официант с водкой и поставил поднос на маленький столик рядом с нами.
Все, кроме Фиби, взяли по рюмке. Безутешный Шай, не в силах вынести разлуку с Саломеей, взял две.
— Фиби, ты знакома с Сильви? — спросила Лорен.
Фиби тепло мне улыбнулась. Я никогда раньше ее не видела, но имя показалось мне знакомым. Застенчиво моргнув, она призналась:
— Я знала Хантера еще с тех пор, как была дебютанткой. И слышала о вашей тайной свадьбе. Поздравляю. Как это вам удалось его заарканить? Он поразительно красив. А какой игрок! О-о, он был изумителен.
— Да он и сейчас такой, — кивнула я, игнорируя остальные замечания Фиби.
Саломея, оказавшаяся, как я заметила, более тактичной, чем можно было предположить, поспешно сменила тему.
— Когда рожаешь? — спросила она между очередными порциями водки.
— Через месяц или около того. Мы только что вернулись из последней поездки по Европе. Доктор Сэссун велел бы посадить меня под замок, узнай он, что я все еще летаю самолетами. Сильви, мы встречались с Хантером в Лондоне. Два уикэнда назад. Он безумно привлекательный. Безумно.
— Париж, — поправила я. — Он в Париже.
— Да? Но мы видели его в Лондоне. Упс…
О чем это Фиби? Хантер в Лондоне? Два уикэнда назад? Но…
Тут шестеренки в моем мозгу бешено завертелись. Два уик-энда… не о том ли это уик-энде речь, когда я никак не могла ему дозвониться?
У меня перехватило дыхание. Я попыталась мысленно пролистать календарь, свести даты… Кажется, это действительно было две недели назад, когда Хантер исчез неизвестно куда… Хотя кто знает, что сотворили две — или уже три? — рюмки водки с моими умственными способностями? Нет, это абсурд! Фиби мелет чушь!
— Он весь уик-энд провел в Париже, в своем отеле, — твердо заявила я. — Деловые встречи.
— Отсутствующие мужья! Ха-ха-ха! — рассмеялась Фиби. — Я и своего-то никогда не вижу! Класс!
Почувствовав, что атмосфера становится все более напряженной, Лорен спросила:
— Как расходится твоя линия детской одежды, Фиби?
— Эх! Все это так тяжело! Я отослала образцы в Шанхай. Они должны вернуться на следующей неделе.
— Простите, мне нужно в туалет, — извинилась я, спеша исчезнуть.
Добравшись до туалета, я заперлась в кабинке. Неужели Хантер действительно был в Лондоне? С чего бы Фиби лгать? И что гораздо важнее: если он действительно туда ездил, почему не сказал мне?
Неожиданно дверь туалета с треском распахнулась. Кто-то постучал в кабинку. Выйдя, я увидела Лорен и Саломею, взиравших на меня с искренним сочувствием.
— А вот и ты, — начала Лорен. — Не волнуйся из-за Фиби: беременность довела ее до ручки. Крыша съехала по полной. Как она могла видеть Хантера в Лондоне? Просто Фиби любит мутить воду.
— Правда? — прошептала я, надеясь, что Лорен говорит искренне.
— Конечно, — подтвердила Саломея. — Единственное, что твердит Фиби: «Мои образцы в Шанхае». Это нечто вроде мантры. Они там уже два года.
А вот это было не совсем так. Фиби была на удивление преуспевающим и широко известным модельером детской одежды. Но со стороны Саломеи было очень мило делать вид, будто она полная неудачница.
— Пойдем с нами. Я хочу тебя кое с кем познакомить, — попросила Лорен, дернув меня за руку.
Этим «кое-кем» оказался Сэнфорд Берман. Когда его семья в 1939 году перебралась из России в Америку, их настоящая фамилия Бермотовски сократилась до Берман. Он ловко пристроился на меховом пуфике, в своем деловом костюме и галстуке, со стаканом перье в руках. Древний старикашка с оплывшим телом, он все же обладал аурой человека могущественного, казалось, знал всех, и все жаждали познакомиться с ним.
— А-а, вот и вы, — кивнул он, протягивая руки Лорен, которая их сжала.
Поскольку Сэнфорд по-прежнему был прикован к пуфу, Лорен уселась рядом. Все остальные стояли вокруг, глядя на них сверху вниз.
— Самая красивая девушка в Нью-Йорке, — объявил Сэнфорд и, подняв ее руку к губам, поцеловал.
— Сэнфорд, я хочу представить вам Сильви, — объявила Лорен, показывая на меня.
— Рада познакомиться, — кивнула я, пожав руку Сэнфорда, показавшуюся мне ледяным компрессом.
— Друг Лорен — мой друг, — тепло заметил Сэнфорд.
Фиби выжидающе уставилась на Сэнфорда, но ей он ничего не сказал и вместо этого повернулся к Лорен.
— Дорогая, у меня к вам деловое предложение.
— Наконец-то! Хотите, чтобы я нашла что-то для вашей прелестной жены? — осведомилась Лорен.
— Нет, речь идет обо мне.
— Надеюсь, вы собираетесь себя побаловать.
— Помните те запонки Фаберже, которые я прохлопал на аукционе?
— Погодите! — перебила Фиби. — То же самое случилось со мной, когда так и не удалось купить подвеску в виде горгоны на аукционе Филлипса! Я просто заболела! Отправилась к доктору и сказала, что умираю… И доктор посоветовал: если желаете выжить, то просто должны купить горгону. Поэтому после аукциона я купила ее у Фреда Лейтона за двойную цену, и представляете? Выжила!
Все уставились на Фиби. Та вдруг покраснела и пробормотала:
— Собственно говоря, я занимаюсь бизнесом. Знаете, мои образцы уже в Шанхае.
— Знаем, — кивнула Саломея. — Пойдем есть десерт.
Саломея и Фиби исчезли, а мы с Лорен остались в обществе Сэнфорда. Он повернулся и пригвоздил мою подругу к месту повелительным взглядом:
— Я серьезно, Лорен! Мне нужны запонки Фаберже, принадлежавшие Николаю Второму. Но я понятия не имею, у кого они теперь.
Я обнаружила, что Сэнфорд обладает поразительно тонким вкусом. Владельцы запонок Фаберже вряд ли захотят теперь за них цепляться: слишком много охотников, хотя цена достигает восьмидесяти тысяч долларов и выше. Если они когда-то красовались на царе, их стоимость может взлететь до небес. Что же касается Лорен, то чем сложнее поручение, тем больше сил и энергии вкладывает она в его выполнение. Как-то она призналась, что, гоняясь за драгоценностями, обычно тратит больше денег на частные самолеты, чем составляют комиссионные за очередную сделку. Но, как она говорит, что еще ей делать между ленчем и ужином?
— Я сумею найти запонки, но, Сэнфорд, неизвестно, согласится ли владелец их продать.
— Вы способны убедить любого отдать вам все на свете, только моргнув глазом! — игриво заметил Сэнфорд.
Лорен рассмеялась:
— Сделаю что могу.
— Спасибо, дорогая, — поблагодарил Сэнфорд и, расцеловав ее в обе щеки, с трудом поднялся. — Мне нужно идти, но держите меня в курсе, договорились?
Лорен кивнула и смотрела ему вслед, пока он не исчез за дверью.
— Он такой милый, — вздохнула она.
— И по уши в тебя влюблен, — добавила я.
— Пф! — фыркнула она. — Он хороший друг. И это блестящий проект. Подобные запонки — редкость. Вносят в жизнь хоть какое-то оживление. Если не считать секса, разумеется.
— Дорогой, это Сильви, — сказала я.
— Милая, ты еще не спишь? Который у тебя час? — спросил Хантер.
В Нью-Йорке было три часа утра. В Париже — девять. Я стояла на кухне с зажатой в руке трубкой. Сна не было ни в одном глазу. И вряд ли я смогу уснуть после такого приема — слова Фиби ужасно меня расстроили, хотя еще несколько часов назад я не желала этого признавать.
— Я только что вернулась с послеразводного приема Лорен. Он начался в полночь.
— Иди спать, поговорим, когда ты проснешься.
— Хантер, мне ужасно одиноко без тебя, — пробормотала я.
После той неприятной беседы, пару недель назад, когда Хантера не оказалось в отеле, все, похоже, вернулось на круги своя. Я почти забыла о той истории, а Хантер был еще внимательнее обычного и звонил при каждой возможности. Мне очень не хотелось упоминать о разговоре с Фиби, но и молчать тоже не было сил.
— Сегодня я встретила твою старую подружку Фиби, — все-таки сообщила я.
— Сто лет ее не видел. Как она? — поинтересовался Хантер.
— Сто лет? А как насчет пары недель назад? — Мысленно готовясь к худшему, я пояснила: — Она очень сильно беременна. Сказала, что встретила тебя две недели назад. — И, помедлив, спокойно добавила: — В твоей тайной лондонской поездке.
Воцарилось молчание. Я рывком открыла холодильник и налила бокал шампанского из открытой бутылки. Сделала глоток. Ничего не произошло. Я не ощутила восхитительной легкости. И голова не закружилась. Может, Саломея и была права насчет шампанского: оно не действует.
— Фиби! — наконец воскликнул Хантер. — Она вечно несет чушь. Гормоны в ней так и бушуют! Я действительно видел ее у «Жоржа» в Париже. Она была с Питером, своим мужем. Огромная и переваливается как утка.
— Почему же ты сказал, что не видел ее сто лет?! — взорвалась я.
— Сильви, дорогая, я очень тебя люблю. И тебе не о чем беспокоиться.
Разве я упомянула, что беспокоюсь? Почему он вдруг вообразил, что я встревожена? Означает ли это, что у меня действительно есть повод для тревоги?
— Я не беспокоюсь, — солгала я.
— Вот и хорошо. Ни о чем не волнуйся и иди спать. Забудь о Фиби. Мало того что она беременная, так еще и с тараканами. Кстати, не хочешь поужинать с ней и ее мужем, когда я вернусь?
Этой ночью, лежа в постели, я гадала, возможно ли, чтобы брак оказался короче, чем у Лиз Тейлор и Ники Хилтона? Всего шесть недель, а я уже подозреваю, что мой муж вдали от меня ведет нечестную игру. Но стоит побывать на приеме по случаю развода, и выясняется, что мир населен коварными мужьями и бойфрендами, а на следующее утро ты просыпаешься (очень поздно) и обнаруживаешь, что твой муж святой. О чем я думала прошлой ночью? Я не следующая Лиз Тейлор, и Хантер мне не лгал. Он вполне определенно заявил, что видел Фиби, но в Париже. Фиби просто ошиблась, и все из-за своей беременности. Может, у меня мозги набекрень из-за того, что слишком много времени провожу в обществе разведенных дам?
Следующие несколько дней я полностью погрузилась в работу и ремонт квартиры. Команда Милтона творила чудеса, и квартира превратилась в настоящий дворец. Хантер должен был вернуться через несколько дней, и я умирала от нетерпения. Ему наверняка понравится квартира.
Работа оказалась хорошим способом отвлечься. Я сумела дозвониться до Саломеи, которая любезно согласилась надеть платье Теккерея на прием Аликс Картер. Мы договорились о встрече через неделю. Теккерею понравился тембр ее голоса.
Так или иначе, теперь Аликс Картер мне ни к чему. А вот саудовская принцесса — это то, что надо.
Несколько дней спустя в квартиру ввалился Милтон, еле тащивший две привезенные из Парижа люстры. Я помогла пристроить их в коридоре, после чего мы организовали экскурсию по квартире. Выглядела она ослепительно, и мы закончили поход в моем любимом помещении — на кухне. Теперь там стояли красивые кремовые шкафчики, над раковиной красовалась зеркальная плитка, на окнах висели ярко-красные шелковые занавески с шоколадно-коричневой гросгрейновой отделкой. В центре возвышался старый дубовый фермерский стул, рядом — винтажные бамбуковые стулья. Милтон настоял на маленьких стенных бра с абажурами красного шелка вместо утопленных в потолок лампочек, как у всех остальных.
— Вам тут нужна «Ага» {Кухонная плита, работающая на мазуте, газе или электричестве}. Новая, белая. Тогда здесь будет по-настоящему уютно, — объявил Милтон и, взглянув на часы, покачал головой. — Я ненадолго. Утром улетаю в Узбекистан. Иду по следам Дианы фон Фюрстенберг и Кристиана Лабутена. Три месяца на Новом шелковом пути. Хочу поработать над моей линией мебели «Таргет». Не вернусь до января. Как вам нравится квартира?
— Я от нее без ума. Не дождусь, когда Хантер ее увидит! — весело выпалила я.
— Вы такая славная, — заметил Милтон. — И влюблены в него, верно?
Я слегка покраснела и кивнула.
— Интересно, кто в наше время действительно влюблен в своего мужа? Не знаю таких. Даже голубых.
— Какой ужас! — вздохнула я. — Хотите чая со льдом?
Я взяла два стакан и высыпала на блюдо шоколадное печенье из пакета. Милтон схватил одно и уселся у стола.
— М-м! — восхитился он.
— Развлекались в Париже? — поинтересовалась я, прислонясь к рабочему столу.
— О да. Фамильный замок Софии изумителен!
— Хантер снимает там какие-то сцены, верно?
— Да. Очень умно сделал, что нанял ее.
— Он нанял Софию? — поразилась я.
Пресловутая охотница за мужьями работает на моего мужа? Нет, кажется, у Милтона поехала крыша! Хантер просто не мог нанять Софию, ничего не объяснив мне! Мы всегда обсуждали все происходящее в его компании.
— Вы уверены?
— Не стоит так волноваться, — поспешил успокоить меня Милтон.
— Я не волнуюсь, — пробормотала я, едва не подавившись печеньем. Иногда мне кажется, что перед свадьбой каждый должен получать предупреждение от Управления по контролю за качеством продуктов и лекарств!
— Сильви, София встречается с Пьером Ломбарденом. Знаете, с тем типом, который вечно красуется на страницах «Пари матч». Он лучший друг семьи князя Монако. По-моему, у него прекрасные связи в правительстве. Хантер ей ни к чему. Просто пресса вечно цепляется к ней из-за потрясающих ног. Все ей жутко завидуют. Но вам не стоит тревожиться.
Мне сразу стало легче. Милтон был прав: потрясающие ноги — еще не повод для тревог.