29

Когда я вернулся, археолог стоял на табуретке и с выражением, как будто читал стихи, говорил Рите и дедушке:

— Мало того, что орнамент наличников вырезан с большим художественным вкусом и безупречной геометричностью. Он еще и музыкален. Да! Музыкален! Смотря на него, вы чувствуете стройный и самобытный ритм рисунка. А какие переходы от одной темы к другой! Это — песня! А резьба карнизов как бы завершает ее легкой, изящной и лирической горизонталью! Я уж не говорю о главке с петушком… Не правда ли, Егор? — увидев меня, спросил археолог.

Я кивнул, хотя не успел как следует присмотреться к карнизам и почувствовать музыкальность наличников, и подумал: «Вам надо Рите с выражением говорить то, что я говорил Норду, и пытаться моделировать свое чувство. А так будете мучиться долго-долго… А изба дедушки красива… и правда, золотые руки у него…»

Позавтракав, дедушка, Рита и археолог пошли в правление узнать, отправлена ли телеграмма о варварстве. Я должен был догнать их на лесной дороге и успел прокрутить две пластинки, пока ждал Жукова. Горох на обеих грядках вытянулся после дождя. Может быть, мне так казалось, но стебли «джазового» были толще и зеленей и капельку повыше стеблей «симфонического». Я полюбовался ими, а потом подошел к стене сарая, на которой дедушка сделал отметку, хотел проверить: подрос ли я от рубки дров, тасканья воды, еды и беготни, но не проверил. «Лучше проверю под конец лета. Так интересней», — решил я, и, не дожидаясь Жукова, сам зашел за ним.

Загрузка...