Глава шестнадцатая

Допрашивавший меня врач назвался Логопедом, но в минуту опасности хватка у него оказалась как у матерого костоправа. Левой рукой он намертво вцепился в мое запястье. А правой сумел дотянуться до горла. Прежде меня никогда не душили, и я не сразу нашелся, что противопоставить стальной клешне, сжавшей мою трахею. К счастью, инстинкт самосохранения переключил тело в режим автопилота, и оно само сообразило, чем ответить агрессору. Благо под мою левую руку как раз подвернулась настольная лампа, которой я и врезал по голове Логопеда. Удар был не очень сильным, но все же он заставил эскулапа оставить в покое мое горло и даже отскочить в сторону. Это произошло вовремя. Еще немного, и я бы разделил участь невинно убиенной Дездемоны. С той лишь разницей, что мне никто не предложил предварительно помолиться. Теперь же я снова мог дышать, что в общем-то еще ничего не значило. Судя по виду моего противника, он нисколько не пострадал, зато очень и очень разозлился.

— Поздравляю, Лев! Вот теперь вы нажили серьезные неприятности! — предупредил доктор, как будто весь предыдущий допрос был всего лишь невинной первоапрельской шуткой.

Впрочем, кое-что в поведении Логопеда действительно изменилось. Он наконец-то перестал улыбаться. Мне тоже было не до смеха. Все мои действия во время предыдущих столкновений становились, скорее, ответом на ту или иную агрессию. Но в данном случае вэчекист, как назло, предоставил инициативу мне. При этом сама его стойка — положение рук, ног, наклон головы — одним словом, все говорило о том, что в отличие от меня этот человек — настоящий подготовленный боец. Оставалось только надеяться, что в критический момент мне снова удастся ускориться во времени. Однако уверенности в том, что это произойдет, не было. И тем не менее просто выжидать, чем закончится наше пассивное противостояние, было нельзя. В любое мгновение в кабинет могли привести Бабу-ягу, а значит, и без того немалые силы Логопеда разом увеличились бы за счет ее конвоиров. Получалось, что я должен любой ценой обезвредить врача, и чем быстрее, тем лучше.

Придя к этому выводу, я метнул в противника лампу, которая после первого удара так и осталась в моей руке, а сам схватился за стул. К сожалению, это не дало никакого особого преимущества. Лампу Логопед, естественно, легко отбил, а воспользоваться своим новым оружием я так и не сумел. С невероятной (во всяком случае, для меня) ловкостью врач поднырнул под опускающийся на его голову предмет мебели, после чего проделал пару каких-то неуловимых движений. В результате я кубарем перекатился через его спину и рухнул вниз. Подняться мне уже не пришлось. Схватив меня за руку, доктор резко вывернул ее наружу, отчего я сам собой быстро перекатился со спины на живот и в то же мгновение оказался придавленным к полу. Потом Логопед, не тратя времени даром, вскочил на меня сверху и вдобавок взял в стальной зажим мою многострадальную шею.

— Сдаетесь? — прошипел в самое ухо мой калечащий врач.

— Нет! — сквозь зубы ответил я.

— Ну и не надо! — согласился он. — Теперь это значения не имеет. Все равно я решил, что к ухогорлоносу вы не пойдете. Я вас лучше рентгенологу покажу. Знаете, кто у нас работает рентгенологом? Скоро узнаете!

В голосе Логопеда было столько торжества и ненависти, что я понял: прием у этого специалиста закончится как минимум в реанимации. Но, как всегда в критических случаях, меня посетила шальная мысль, подсказавшая, как можно повернуть ситуацию в свою пользу.

— Иван-дурак в курсе того, что вы меня допрашиваете?

Вопрос был задан наобум. Примерно так же, как делается первый выстрел при игре в морской бой. Оставалось только надеяться, что Логопед не поймет, что это действительно выстрел. И он, похоже, не понял.

— Нет! Не знает! — донеслось сверху.

— А вы сообщили ему, что я сейчас нахожусь в этом кабинете?

В этот раз пауза между вопросом и ответом заняла уже больше времени.

— Не сообщили! Заткнись!

— А почему вы этого не сделали?

— Это… Это… Противоречит интересам нашей организации!

— А вы вообще имеете право меня допрашивать?

Задавая последний вопрос, я был почти уверен в том, какая последует реакция. И не ошибся. Захват, сдавливавший мое горло, ослаб, а комнату огласил надсадный кашель Логопеда, наглядно показавший, что я нахожусь на правильном пути.

— Повторяю! — заорал я во всю мощь освободившихся от давления легких. — Вы — сотрудник ВЧК, имеете право здесь и сейчас допрашивать меня — сотрудника Общества защиты волшебных животных?

Кашель усилился, а через мгновение Логопед скатился с моей спины. Наконец-то у меня появилась возможность встать на ноги. Я не замедлил ею воспользоваться и, торжествуя, взглянул на хрипящего на полу медика.

— Ну же, доктор! — празднуя победу, продолжил я добивать своего соперника. — Вам был задан прямой, четко сформулированный вопрос. Отвечайте. Пожалейте свое горло!

— Нет, не имею! — с трудом выдавил из себя правдивое признание вэчекист и снова обрел способность нормально дышать и разговаривать. — Остановись, идиот! Ты сам не понимаешь, что делаешь! — немедленно рявкнул он и, словно раненый зверь, оттолкнувшись от пола одновременно и руками, и ногами, прыгнул в мою сторону.

К счастью, мои мозги работали гораздо лучше, чем тело. Потому что увернуться от молниеносного броска я, конечно, не успел, зато времени на новый вопрос мне вполне хватило.

— Каким образом вы узнали, что я нахожусь в Лысогорке?

Логопед с ненавистью посмотрел мне в глаза и, отпустив воротник, за который уже успел меня схватить, снова согнулся в приступе жестокого сухого кашля.

— Сообщение! Информатор! Облава! — нехотя, по частям, выплюнул требуемый ответ.

— Имя и род занятий информатора? — не дав ему опомниться, продолжил допытываться я и на всякий случай переместился так, чтобы нас с Логопедом разделял письменный стол.

— Не могу! Секретная информация, — чуть не взмолился он.

— Понимаю, — согласился я с ним. — Поэтому и интересуюсь, что секретная. Ну!

Похоже, что сыворотка правды имени Пиноккио и впрямь являлась мощнейшей штукой. Логопеду явно не хотелось рассказывать, кто меня сдал, но коллодийское снадобье попросту не оставило ему выбора.

— Карга! Продавщица из Лысогорки! — не выдержав, сдался врач.

— Ну вот! Можете же, когда хотите, — похвалил я его за правдивый ответ. — Воды дать?

— Да! — на сей раз без запинки выпалил Логопед и в два глотка прикончил остаток жидкости в стакане, из которого сам поил меня в начале допроса.

При виде того, как трясутся у него руки, становилось понятно, что врач основательно утратил волю к сопротивлению. Впрочем, теперь начиналось самое сложное. Все прежние вопросы я задавал не столько ради самой информации, сколько стараясь найти тему, на которую мой противник не захочет разговаривать. Учитывая, какую дозу сыворотки правды мне удалось в него впрыснуть, я не сомневался, что любая ложь, равно как и умалчивание, заставят его сильно помучиться.

Теперь же мне представился шанс выяснить, что тут происходит на самом деле. Заняться этим следовало как можно быстрее.

— Итак, господин Логопед, продолжим. Меня интересует, откуда вам стало известно о пропаже бухгалтера нашего Общества?

По тому, какими несчастными сделались глаза собеседника, я понял, что этот вопрос также относится к секретной информации, а значит, является весьма и весьма важным.

— Не молчите, доктор, не стоит! Вы же знаете, что сыворотка все равно заставит вас сказать правду.

— Вас же не заставила, — с трудом сдерживая очередные позывы к кашлю, просипел врач.

— Сами виноваты! — не скрывая торжества, заявил я. — Не понимаю, кто вообще учил вас так вопросы формулировать?

— Главврач!

— Кто?

— Глава нашего регионального отделения.

— Ну то-то! А меня Яндекс!

Похоже, мое последнее заявление окончательно сломило дух Логопеда. Он понуро уставился в пол и произнес:

— Хорошо. Спрашивайте! Что вас интересует?

— Другое дело! — милостиво заметил я и вальяжно, как университетский преподаватель на устном экзамене, продолжил: — Итак, повторяю вопрос…

Закончить фразу мне не удалось. Услышав звук открывающейся двери, машинально повернул голову и увидел стоящую на пороге Бабу-ягу. «Опоздал!» — подумал как-то отрешенно, и в тот же миг в мое ухо врезался тяжелый кулак Логопеда.


На сей раз перемещение из кабинета в кабинет, а вернее, из каземата в каземат, было самым стремительным, равно как и самым грубым. Никаких каталок, не говоря уже о праве на самостоятельную прогулку, мне не предоставили. Пока я отлеживался на полу после мощнейшего удара врача-следователя, он сам пулей выскочил в коридор и отдал несколько команд терракотовым стражникам. Те в свою очередь немедленно ворвались внутрь, схватили меня за руки, за ноги и бодро куда-то поволокли. Примерно на середине этого перемещения коллодийская сыворотка наконец прекратила действовать на мой организм, поэтому к концу пути я вновь видел вокруг себя коридор поликлиники, и тащили меня уже не огромные глиняные страхолюдины, а щуплые старички-пенсионеры. Вернее, один старичок, вцепившийся в мою правую руку, и три бодрые бабульки, держащие меня за остальные конечности. При этом силы им было по-прежнему не занимать, поэтому мне оставалось, не рыпаясь, позволить престарелой кавалерии не только доставить себя по назначению, но и прикрутить широкими кожаными ремнями к креслу. Единственным положительным моментом во всем происшедшем было то, что я каким-то чудом все еще оставался худо-бедно задрапированным в давешнюю простыню, которая заменяла мне конфискованную в просмотровой одежду. Все-таки, как ни крути, а нагота еще со времен Адама и Евы никому не прибавляла чувства защищенности и уверенности в завтрашнем дне.

Похоже, Логопед решил осуществить свою угрозу и действительно передал меня в лапы Рентгенолога. Впрочем, самого хозяина кабинета мне еще не довелось увидеть, а выводы о его специальности сложились на основе имевшегося в помещении оборудования. Через мгновение хозяин и сам заглянул на рентгеновский огонек и, признаться, слегка меня разочаровал. Я ожидал увидеть могучего злобного монстра, а вошедший в помещение мужик был просто очередным мрачным громилой с перекачанной шеей и сплющенным покатым лбом, форма которого запросто могла послужить прототипом для дизайна скошенной вперед орудийной башни танка «Т-80». Сходство с бронемашиной усиливало также то, что поверх халата доктор был облачен в тяжелый прорезиненный фартук, прикрывавший его грудь, живот и, разумеется, гениталии. Впрочем, о защите последнего Рентгенологу можно было уже не беспокоиться. На ком бы он ни женился, его дети будут выглядеть такими же мутантами, как и он сам.

Покончив с разглядыванием пыточных дел мастера, я потерял к нему интерес. Но, как ни странно, наше равнодушие оказалось взаимным. Рентгенолог, занимаясь своими делами, спокойно перемещался по кабинету, обращая на меня столько же внимания, сколько на имевшуюся в комнате мебель. Вдруг дверь отворилась, и в комнате появился еще один медик — брат-близнец первого.

— Идет, — сообщил пришелец нервным шепотом хозяину кабинета.

Тот отчего-то засуетился, быстро опустил на последнем остававшемся открытым окне светонепроницаемый экран и встал рядом по стойке смирно — ни дать ни взять гвардеец у вечного огня. Его пришедший позднее клон тоже вытянулся возле двери, что явно свидетельствовало о приближении к кабинету какого-то местного начальства, которое, по неписаной традиции всех времен и народов, как всегда, заставило себя ждать. Впрочем, напрасно многие думают, что боссы задерживаются из неуважения или по безалаберности. На самом деле пытка ожиданием — один из самых эффективных приемов психологического давления. А в моем случае она еще и сопровождалась мерно трясущимся полом и дребезжащими в окнах стеклами. Создавалось ощущение, что где-то за стеной проходит тяжелый товарный состав, который того и гляди раскрошит в пыль оказавшуюся подле него больничку. Однако вместо этого дверь в кабинет распахнулась и внутрь, покряхтывая на каждом шагу, вдвинулось могучее, тяжеловесное существо совершенно невероятных размеров. Глядя на него, я невольно подумал, что теперь понимаю, откуда могла взяться поговорка «если Магомет не идет к горе, гора идет к Магомету». Именно такую ходячую гору и представлял собой монстр, пожаловавший в кабинет. Увы, у меня не имелось никакой возможности взглянуть на него магическим зрением, чтобы понять истинную природу этого существа. Хотя, с другой стороны, возможно, это было к лучшему. Во всяком случае, одно я теперь знал точно: медик в фартуке, принятый мной за рентгенолога, вряд ли имел звание выше санитара, а настоящий врач пришел только сейчас.

— Где пациент? — возвысил голос человек-гора, и при этом из его рта пахнуло чем-то сырым и заплесневелым, так иногда несет из тоннелей московского метро.

«Слепой рентгенолог? Оригинально!» — подумал я. Однако помощники чудовищного врача не заметили в его вопросе ничего странного.

— Одну секундочку! Разворачиваем! — подобострастно пискнул один из санитаров, после чего они оба встали по бокам возле своего шефа и повернули его лицом ко мне.

Впрочем, о лице здесь можно было говорить лишь с большой натяжкой. На меня уставилась пористая, словно кусок пемзы, широченная красно-бурая маска. Рта как такового на ее поверхности не было. Вместо него в нижней части огромного лицевого блина вытянулась длинная узкая щель, в которой через равные промежутки поблескивали металлические пластинки, напоминающие многочисленные лезвия уничтожителя для бумаг. Нос отсутствовал в принципе, а глаза, расположенные на неправдоподобно близком расстоянии друг от друга, казались просто двумя уходящими в толщу головы черными отверстиями. Но самой жуткой деталью этой кошмарной физиономии были две бугристые, отливающие свинцом кожистые складки, ниспадающие со лба на изъеденные щеки монстра и спускающиеся по бокам далее, едва ли не до уровня его колен.

«Господи, да что же это за тварь такая?!» — заметалась в моей голове до смерти перепуганная мысль. Но следующая фраза чудовища неожиданно дала ответ на этот вопрос.

— Поднимите мне веки! — приказал помощникам Рентгенолог, и те, брезгливо морщась, но все же не смея ослушаться, кинулись выполнять команду.

Только теперь мне наконец стало ясно, кем меня так упорно стращал Логопед. Передо мной предстал не кто иной, как Вий — величайший «дурной глаз» нашей отечественной литературы и всей старославянской мифологии. Одного взгляда его радиоактивных очей было достаточно, чтобы предать смерти любое живое существо, спалить деревню, сровнять с землей город. Мне же, по всей видимости, предстояло пройти у него магнитно-резонансную томографию головного мозга.

— Ребята! — окликнул я угрюмых санитаров, медленно, с трудом скатывавших в два плотных увесистых рулета мясистые веки своего шефа. — Мужики! Сбегайте кто-нибудь к Логопеду. Скажите, что я готов рассказать все, что знаю. Серьезно. Мужики, слышите, он не будет успевать задавать вопросы. Ей-богу!

Черта с два! Вероятно, санитары этого кабинета не раз и не два слышали подобные обещания и давным-давно научились на них не реагировать. Сам Вий тоже оставался абсолютно спокойным. Сопел себе в две ноздри, которые я сперва посчитал его глазами, и ждал, когда можно будет заглянуть в мою пропащую голову.

— Ну и фиг с вами! — заорал я, переходя от уговоров к грубости. — Все равно вы от меня ничего не узнаете. Козлы! Кретины! Чтоб вам всю жизнь в душевой мыло ронять!

Не буду перечислять всех оскорблений, которые я нанес как самому Вию-рентгенологу, так и его помощникам. Скажу главное — цели они не достигли. Чудовище не приказало меня заткнуть, а санитары не бросили его веки, чтобы нормально, по-людски, набить мне морду. Однако, даже поняв, что все усилия тщетны, я все равно не мог остановиться. Возможно, сказалось возбуждение, возможно, на меня еще немного действовала сыворотка правды, но я орал, ругался, а когда бранные слова закончились, перешел к декламации героической классики:

Правду сказал я, шотландцы,

От сына я ждал беды.

Не верил я в стойкость юных,

Не бреющих бороды.

А мне костер не страшен.

Пускай со мною умрет

Моя святая тайна —

Мой вересковый мед.[2]

На этой патетической ноте санитарам наконец-то удалось распаковать зенки своего начальника. К моему удивлению, ничего страшного в них не оказалось. Это были просто два молочно-белых бильярдных шара, бешено вращающихся в глазных впадинах, заполненных по краям красивыми ртутными слезами. Слезы текли, струились, разбегались многочисленными ручьями, после чего вновь встречались вместе, заполняя собой большое, чуть выпуклое озеро. Оно было поистине прекрасно. Его мерцающая серебром поверхность так и звала окунуться вглубь, раствориться, насладиться нежной прохладой жидкого металла, который укутает, приласкает, вытянет из членов усталость и заберет из головы все пустые, суетные мысли, видения, образы, составляющие никчемную человеческую память. Вот одна из них камнем сорвалась в блестящую металлическую воду. Вот вторая. Вот третья. И наконец они частым дождем забарабанили по озерной глади, уродуя ее мириадами разбегающихся во все стороны картинок моего недавнего бытия. А сам я при этом становился таким чистым, таким сияющим, таким металлическим, что не мог сдержать радости и плакал, плакал, плакал от восхищения.

И вдруг что-то произошло.

— Тревога! Тревога! Тревога! — раз за разом повторялось противное, ноющее, как зубной бур, слово.

Поверхность озера взволновалась. По нему прошла матовая рябь, сменившаяся непрерывно растущими волнами, которые стали дергать меня из стороны в сторону в такт невероятно грубому и неуместному в этом ртутном раю голосу.

— Побег! Побег! Побег! Всему личному составу занять посты согласно боевому расписанию.

Я не понимал, что значат эти странные, лишенные смысла выражения. Но вдруг одна половина озера разом померкла, а вторая возопила жутким, нечеловеческим голосом:

— Что ты делаешь?

— Шеф, так ведь приказ! — попытался оправдаться кто-то невидимый перед озером.

— Плевать! Нельзя закрывать веки порознь!

— Тут же и вторая половинка водоема погасла, оставив меня с ощущением сиротства и безысходности в жестокой холодной темноте.

— Идиоты, — продолжало реветь невидимое более озеро. И, признаться, оно почему-то уже не казалось мне таким чудным и нежным, как ранее, когда я его видел. — Немедленно верните все назад!

— Не надо, — хотел попросить я, но меня, к сожалению, никто не услышал.

Видимо, потому, что в этот момент рядом со мной, озером и теми, на кого оно злилось, появился еще кто-то.

— Отставить! — сказал он, вернее она. — Все на выход! Вий, ты тоже нужен.

— В чем дело, Яга? — пробасило озеро, которое почему-то назвали Вием. — Не видишь? У меня пациент.

— Массовый побег из Лысогорки!

— То есть как это массовый? Много народу ушло?

— Все!

— Все?! Они что, сбрендили — такой толпой к людям соваться?

— Если бы к людям… Они на ту сторону ушли!

По моему телу пробежала тяжелая дрожь — это чудесное озеро отправилось куда-то вдаль, но вдруг снова остановилось.

— Стоп! А с этим чего делать?

— Пусть остается! Под мою ответственность! Двое из ларца, тащите сюда ковер. И ты, Виюша, поторопись! К месту сбора сам дойдешь или проводить?

В ответ послышалось то ли фырканье, то ли приглушенное рычание, после чего раздался характерный хлопок закрывающейся двери, сменившийся ритмичными неторопливыми ударами чьих-то массивных ног.

Похоже, в этот момент мой контакт с Вием-рентгенологом окончательно прервался, и я снова стал более-менее соображать, что происходит и где я нахожусь. Мне стало понятно, что ни в каком озере я не купался, а просто побывал под действием чарующей и одновременно мучительной магии Вия. Правда, мучительной она стала казаться мне только теперь, когда я попытался открыть глаза и почувствовал, что моя голова готова вдребезги расколоться от боли на тысячу кусочков, как бутылка шампанского, сброшенная с двадцатого этажа. Еще я осознал, что с трудом вспоминаю самые простые слова и формулирую самые элементарные мысли. Например, я уже понял, что хорошо знаю распоряжающуюся в кабинете старуху с метлой, которую Вий называл Ягой! При этом у меня сохранялась уверенность, что есть у нее и другое, гораздо более приятное имя, но вспомнить его мне никак не удавалось.

— Да, касатик, тяжко тебе пришлось, — неожиданно ласково обратилась ко мне бабка. — Ну-ка, дай-ка я на тебя посмотрю.

Яга приставила к стене метлу, после чего взялась крепкими пальцами за мой подбородок и, подняв голову вверх, стала внимательно изучать мои мутные глаза.

— Плохо дело! — резюмировала она. — И раньше ты особым умом не отличался, а теперь как бы и вовсе дурачком не сделался. Ну ничего, такая должность в вашем Обществе тоже имеется.

Похоже, старуха собиралась еще что-то сказать, но тут в комнату, пыхтя и чертыхаясь, вернулись близнецы-санитары, вернее, «двое из ларца», как метко обозвала их бабка. Они притащили тяжелый, свернутый в рулон ковер и, рассчитавшись на «раз, два, три», аккуратно опустили его на пол.

— Идиоты! — выругалась старуха. — Режим полета не могли задействовать?

— В помещении не положено! — буркнул один из санитаров.

— Мозгов вам не положено! — передразнила его бабка. — Ладно! Открывайте окно, раскатывайте ковер и дуйте на сборный пункт! Ну что встали?

Похоже, что-то в этих предельно простых указаниях Яги и впрямь вызвало у санитаров неразрешимые вопросы. Тем не менее один из них все же стал поднимать экран окна, а второй, словно нехотя, присел на корточки перед ковром и начал его медленно раскатывать.

Старуха тем временем вернулась ко мне и, пристроившись так, чтобы санитары не видели, что она делает, выпростала из-под ворота странное ожерелье, сплошь состоящее из нанизанных на суровую нитку кусочков коры, корешков и щепочек. Перебрав их, как мулла четки, Яга нашла нужную деталь украшения, содрала ее с нитки и сунула эту дрянь мне в рот.

— Пожуй, полегчает! — шепнула она и обернулась к близнецам. — Ну что вы там возитесь…

Конец фразы застрял у Яги в горле, что неудивительно. Начать с того, что оба санитара мрачно целились в нас из ружей: один — из помпового, второй — из пневматики для игры в пейнтбол. Однако это было еще не все. На полу, на самом краю размотанного ковра, сидел страшно довольный собой мужик в белом халате, пристроив поперек колена старухину метлу.

— Ни с места, Арина Родионовна! Переломлю!

«Ну конечно! Арина Родионовна!» — вспомнил я наконец, как на самом деле следует называть старуху. «А мужик… Е-мое! Это же Логопед!» Похоже, снадобье Бабы-яги, действительно, начало возвращать мне память, а вместе с нею пришло понимание того, в какую неприятную передрягу мы вновь угодили.

Загрузка...