Признаю — я человек неразумный и непоследовательный. Нормальный гражданин наверняка сделал бы все от него зависящее, чтобы поскорее отвязаться от тех странных личностей, с которыми я столкнулся на темной улице. И уж он-то точно ни при каких обстоятельствах не стал бы помогать запихивать в свой багажник такой опасный груз, как связанное тело неизвестного громилы по кличке Костлявый. В общем-то и в моей голове мелькнула мыслишка, что на фиг мне нужны все эти приключения? Но в том-то и суть, что на самом деле я всегда только их и ждал — хороших, увлекательных приключений. И ведь что интересно, если бы мои новые знакомцы стали меня уговаривать, обещать большие бабки, на худой конец, просто угрожать, тогда бы и я скорее всего сразу послал их куда подальше, не сильно заботясь и переживая об ответной реакции. Они же, напротив, просто стояли и смотрели на меня, не говоря ни слова, но именно этим как раз и было все сказано. Я понял, что впервые в жизни столкнулся с чем-то интригующим, загадочным и необъяснимым. Стоит мне сесть в машину и уехать, и мне уже никогда не узнать, каким образом светилась девица в зеленом, и с чего это вдруг к ней сами собой ползли куски разрубленного аркана. Никто никогда не расскажет, почему мужик, как две капли воды похожий на наш школьный портрет Антона Павловича Чехова, разгуливает по Москве с тяжеленным железным ломом. И опять-таки ни в каком Интернете не найдется объяснения тому, что двухметровый гигант, попав под машину, преспокойно встает на ноги, как будто дело происходит не на московской улице, а в малобюджетном голливудском боевике. Короче говоря, мое любопытство в очередной раз одержало сокрушительную победу над здравым смыслом. Я гостеприимно распахнул дверцу салона перед честной компанией и спросил:
— Куда ехать?
Машина и в этот раз завелась практически сразу же. Можно было подумать, что Костлявый не от нее в течение десяти, а то и пятнадцати минут пытался добиться хоть каких-то признаков жизни. Мы плавно и легко неслись по ночным улицам, стремительно минуя все перекрестки, которые каким-то волшебным образом неизменно встречали нас зеленым огнем светофоров. Не знаю, показалось мне или нет, но каждый раз при этом салатовый наряд сидевшей рядом со мной девушки также отзывался слабым свечением.
— Молодой человек, — неожиданно обратился ко мне устроившийся сзади Чехов, — я полагаю, у вас должно было возникнуть довольно много вопросов…
«Наконец-то!» — с облегчением подумал я.
— Так вот, — продолжил двойник Антона Павловича, — сожалею, но вам придется с ними подождать.
Видимо, у меня был настолько разочарованный вид, что девица в зеленом не удержалась от ухмылки. Я уже собирался сказать в ответ какую-нибудь резкость, но, спасибо Чехову, не успел.
— Терпение, — обращаясь непонятно к кому из нас, произнес он, — это редкая добродетель.
Ответа на это заявление у меня тоже не нашлось. Поэтому я просто надавил на газ. А девица как ни в чем не бывало вынула из зеленого замшевого футляра мобильный и стала куда-то звонить.
— Алло, Серый? Привет! — произнесла она в трубку. — Да, отловили… Да. Все целы.
Похоже, собеседник был в курсе ночной охоты, с которой возвращались мои пассажиры.
— Слушай, Серый, организуй-ка мне небольшую проверочку. Минут через десять. Сможешь? — Девица разговаривала таким тоном, что я почему-то не сомневался в том, что Серый сможет сделать все, что бы она ни попросила. Во всяком случае, будет очень стараться. Я бы точно старался. И дело тут было даже не в уникальной красоте девушки. На мой вкус, кстати, она казалась чуть-чуть большеротой. Типа Джулии Робертс, но с какой-то южной примесью. Причина крылась в другом. Есть люди, которым почему-то очень трудно отказать. В их интонации, в том, как они на вас смотрят, имеется нечто, сразу объясняющее, насколько важно, чтобы то, о чем они просят, было сделано. Более того, сделано именно вами, а не кем-то другим. Самое ужасное, что уже после того, как вы даете согласие, действие этой магии зачастую прекращается. И вы сами себе не можете объяснить, зачем и отчего согласились делать то, о чем вас мгновение назад попросили. Но идти на попятный уже поздно и некрасиво. Поэтому вы даете себе обещание больше не попадаться на такую удочку, и тем не менее ловитесь на нее и в следующий раз, и еще, и еще… И так до бесконечности.
Поблагодарив Серого (как я и предполагал, тот пообещал сделать все, что в его силах), девица спрятала телефон, и остаток поездки мы провели в полном молчании. Впрочем, мне к подобному не привыкать. Среди моих пассажиров вполне хватает типов, рядом с которыми волей-неволей научишься изображать из себя немого. Здание, к которому мы подъехали, оказалось старым жилым домом в районе Нового Арбата. Никогда не смогу запомнить названия всех тамошних переулков. Их столько, и переходят они один в другой так причудливо, что в результате вид Москвы сверху напоминает гигантскую паутину, сплетенную знатно обкурившимся пауком. Единственным достойным упоминания фактом, сопровождавшим наше прибытие, было то, что около дома оказалось свободное место для парковки. В центре столицы, переполненной машинами, как огурец семечками, такое случается крайне редко. Впрочем, по дороге к подъезду меня поджидало еще одно небольшое приключение. Я бы даже сказал — маленькое, но чрезвычайно злобное и шумное. Неизвестно откуда мне под ноги выскочил карликовый четвероногий уродец, которого можно было запросто счесть наглой крысой, если бы не громкий, заливистый лай, из-за которого эту шавку все же следовало отнести к собачьему племени. Так уж получилось: я твердо уверен в том, что настоящая собака должна быть большой. Вовсе не обязательно грозной и зубастой, но такой, чтобы ее размеры вызывали уважение. Еще со времен чтения детских книжек я привык воспринимать собаку как четвероногого друга, а карликовые, мелко трясущиеся истеричные существа в качестве друзей меня никогда не привлекали. Этот же уродец вел себя как классическая бабулька на проходной женского студенческого общежития, увидевшая особь мужского пола. Понятия не имею, чего от меня хотела эта тявкалка, но угомониться она не могла. Мне же необходимо было следовать за моими пассажирами, которые быстро покинули машину, извлекли из багажника тюк с Костлявым и преспокойно направились к подъезду.
Самым разумным показалось посчитать собачку футбольным мячом и отправить ее точным ударом в левый верхний угол арки ближайшего двора. Но родители всегда учили меня, что нехорошо обижать маленьких. В то же время просто проигнорировать этот комок злости на ножках и отправиться своей дорогой не представлялось возможным. Шавка скалилась, подпрыгивала, бросалась под ноги и еще десятком способов не давала себя обойти. Наконец я предпринял абсолютно идиотский для постороннего наблюдателя, но совершенно гениальный в моей ситуации маневр. Прижавшись спиной к машине, я сначала присел, а потом и вовсе с ногами взобрался на капот. Моська возликовала. Наверное, ей еще ни разу в жизни не удавалось загнать наверх такого здоровенного кота. Однако я все же был умнее, чем кот. Потому как не стал дожидаться, пока шавка проголодается, соскучится по хозяину, увидит настоящую кошку или уберется восвояси по каким-то еще важнейшим собачьим делам. Я просто с силой оттолкнулся от капота и, перепрыгнув злобное создание, оказался на пороге нужного мне подъезда. Однако едва мои ноги с глухим ударом коснулись асфальта, лай прекратился. Я невольно оглянулся и, признаться, был готов к тому, что шавка, оскорбленная интеллектом своей добычи, решила заткнуться и в тишине подкрасться ко мне, чтобы доказать свое превосходство зубами. Но, к моему удивлению, улица оказалась совершенно пустой. Моська, появившаяся ниоткуда, также бесследно сгинула в неизвестном направлении.
Подъезд был темным, обшарпанным и, судя по запаху, не самым чистым. Пассажиров внизу не обнаружилось, и, значит, мне предстоял путь наверх. К счастью, здесь имелся лифт. Его проволочная шахта исполинской птичьей клеткой возвышалась посреди лестничного колодца, а массивная железная дверь поразительно напоминала тюремную. Однако, сколько я ни давил на обугленную пластмассовую кнопку, вызвать кабину так и не удалось. Пришлось карабкаться наверх по ступенькам, выщербленным и осыпающимся, как древние каменные блоки, из которых сложены египетские пирамиды. Я не очень-то понимал, куда и зачем лезу. Дом выглядел незаселенным. Поэтому в какой-то момент я решил, что меня попросту надули. Так сказать, даром воспользовались моим простодушием и машиной. Однако на пятом этаже передо мной вновь забрезжила надежда. Вернее, забрезжил свет, льющийся из оставленной открытой высокой двухстворчатой двери. Шагнув внутрь, оказался посреди просторной, совершенно разоренной прихожей.
— Прошу прощения! У нас ремонт, — известил появившийся из длинного бокового коридора Антон Павлович. — Прежний офис сгорел. Серый не закрыл клетку с фениксами. Пришлось временно перебраться сюда. Чаю?
Вскоре мы с Чеховым сидели на бывшей коммунальной кухне и пили горячий чай. Мне досталась высокая, чуть надтреснутая чашка с раструбом. Вся в аляповатых цветах. Чехов же изящно подносил ко рту тонкий стеклянный стакан в мельхиоровом подстаканнике. Такая посуда попадалась мне разве что в детстве в поездах дальнего следования. Впрочем, в те годы любая поездка казалась увлекательным событием, которое непременно принесет встречу если не со сказочными чудесами, то, по крайней мере, с незабываемыми приключениями. Сейчас это чувство возникло вновь и, надо сказать, было вполне уместно. Открылась дверь, в комнату зашла уже знакомая девица. Она успела переодеть джинсы и футболку и теперь была в шортах и безрукавной маечке. Тем не менее и в этих вещах, как и в прежнем наряде, преобладали оттенки зеленого.
— Заходи, Вася! Присаживайся! — пригласил девушку Чехов. Впрочем, теперь, при более ярком, чем на улице, освещении, я понял, что слово «девушка» подходит к новой знакомой так же плохо, как и мужское имя Вася. Передо мной была зрелая женщина. Зрелость заключалась не в фигуре. Ее тело казалось весьма изящным, если не сказать спортивным. И в движениях не было той возрастной тяжести, которая отличает даже следящих за собой дам после того, как им исполнится тридцать пять или сорок. Кожа Васи также выглядела прекрасно. Ни сеточек в уголках глаз, ни намечающейся дряблости на шее, ни проступивших вен на руках или икрах. Короче говоря, все в ней было воплощением здоровья и молодости. И все-таки, сам не знаю по какой причине, я был твердо уверен, что женщине, на которую я смотрю, в лучшем случае за сорок, а возможно, уже и под пятьдесят. Наверное, можно было наплести что-то про незаурядный ум или особенную мудрость, светившиеся в ее бездонных глазах. Но это было не так. Глаза и впрямь оказались бездонными, светло-карими с прозеленью и совершенно по-детски блестящими. У взрослых такого блеска просто не бывает. Что-то меняется с возрастом то ли в составе, то ли в строении роговой оболочки. У женщины блеск был, но прочесть что-либо по этим огромным, манящим, словно гипнотизирующим очам было совершенно невозможно.
— Ну что? Насмотрелся? — как-то очень уж по-деловому осведомилась Вася, наливая себе чай. — Смотри, смотри! Не возбраняется. Только давай договоримся. Если ты с нами останешься, чур, не влюбляться. Работе мешает.
— Да я как бы и не собираюсь, — опешил я от таких прямоты и натиска.
— Никто не собирается, — очень тихо, но не настолько, чтобы не расслышать, произнес Антон Павлович.
— Хватит, Ваня, — неожиданно мягко и все же очень настойчиво попросила любительница зеленого. — Не сейчас.
Чехов кивнул и отвернулся к окну. Стало ясно, что этих двоих связывают какие-то очень давние, очень личные и очень непростые отношения. Но меня сейчас гораздо больше занимало другое.
— Э… Кто вы? — не выдержав, поинтересовался я. — И о какой работе речь?
— Об интересной! — лаконично ответила Вася. — Впрочем, об этом ты, похоже, уже и сам догадался. Что касается твоего первого вопроса…
Женщина повернулась к Чехову:
— Давай, Ваня! У тебя эта часть обычно лучше получается.
Антон Павлович, который оказался вовсе даже Иваном, отставил стакан, вздохнул и доверительно посмотрел мне в глаза.
— Мы, молодой человек, представляем собой некую благотворительную организацию. Или, если хотите, Общество.
«Блин! Сектанты!» — подумал я.
— Наша задача, — продолжал Чехов, — охрана окружающей среды, решение экологических проблем, забота о мире живой природы.
— В смысле, вы представляете Партию зеленых, — попытался уточнить я. Зеленая Вася уткнулась в свою чашку и фыркнула, отчего ее чай разбрызгался во все стороны. Иван осуждающе взглянул на подругу и снова обратился ко мне.
— Вы правы! — кивнул он. — Пожалуй, в современных терминах нас можно назвать и так. Впрочем, думаю, нам больше подошло бы определение Общество защиты животных… Волшебных!
— В смысле? — не понял я собеседника.
— Послушай, парень! — не выдержала Вася. — Ты сказки в детстве читал? Легенды? Мифы всякие?
— Конечно! — поспешил обидеться я. Возможно, потому, что чтение всегда было моим слабым местом.
— Ну тогда сам попробуй сказать, — потребовала Вася, — что такое, по-твоему, волшебные животные?!
— Вы имеете в виду таких, как единорог? — назвал я единственное мифологическое существо, пришедшее в голову.
— Совершенно верно! — обрадовался Иван.
— Еще! — не унималась Вася.
— Ну не знаю! — Я мучительно пытался вспомнить прочитанные мне когда-то вслух детские книжки или хотя бы фильмы, которые смотрел по воскресеньям в полдень в телевизионной рубрике «В гостях у сказки». — Конек-Горбунок, Змей Горыныч, русалка…
— Русалка не животное, — оборвала меня Вася тоном строгой учительницы. — Это деградировавший человек-амфибия.
— Что? — не понял я.
— Видите ли, молодой человек, — решил просветить меня Иван, — русалки уже множество лет как утратили способность к полноценной трансформации. Теперь, чтобы стать человеком либо, наоборот, полностью превратиться в рыбу, им необходимо соответствующее зелье. Поэтому Василиса и упомянула деградацию.
«Так вот почему она Вася!» — мелькнуло в моей голове. Но мысль эта была немедленно вытеснена более важным предметом.
— Секундочку! А что, раньше они могли превращаться полностью?
— Конечно! — подтвердил Иван таким тоном, как будто речь шла о том, что Земля — круглая, Анджелина Джоли — женщина, а Москва — столица Российской Федерации. — Некоторые, между прочим, и сейчас умеют! Василиса!
Иван призывно посмотрел на напарницу. Та продолжала молча стоять рядом, делая вид, будто сказанное к ней не относится.
— Вася, — в интонации Чехова проявилась неожиданная для его рафинированно-интеллигентного вида твердость, — ты же понимаешь, иначе все затянется очень надолго.
— И что, — взорвалась Василиса, — я должна по этому поводу воду в вино превращать?! Или прикажешь пройтись по воде!
— Нет, — с достоинством ответил Иван. — С этим я бы обратился не к тебе. Ну пожалуйста. Не ломайся.
— Пусть отвернется! — потребовала Василиса. Я не сомневался, что речь шла обо мне, и с готовностью уселся спиной к ней. Не то что бы мне не было интересно взглянуть, что сейчас произойдет, но я нутром почувствовал, если попытаюсь подглядывать, меня запросто оставят без чуда. Надо отдать должное Ивану, он из солидарности тоже отвернулся от Василисы. Более того, наклонился к моему уху и заговорщицки прошептал:
— Потрясающе! Пятьсот лет уже. А каждый раз одно и то же!
Потом прислушался, вытянул из жилетного кармана золотые часы, взглянул на них и задумчиво произнес:
— Ну что ж… Думаю, уже все! Вася, ты готова?
Василиса не ответила. Зато кухню огласило звучное и, готов поклясться, весьма раздраженное лягушачье кваканье.
— Готова! — резюмировал Иван и предложил: — Можете поворачиваться.
Я не спеша оглянулся. Нельзя сказать, что увиденное стало для меня сюрпризом. И все-таки красота трюка не могла не вызвать восхищения. Мошенники продумали практически все детали. Например, на стуле Василисы висели не только вся ее верхняя одежда, но также и нижнее белье: шелковые трусики и лифчик, тоже, кстати, зеленого цвета. Самой женщины, разумеется, нигде не было. Вместо нее на кухонном столе красовалась средних размеров обычная лесная лягушка. Я не сдержался и зааплодировал. Все было ясно, как божий день. По всей видимости, ожидалось, что я поверю, будто подруга Ивана превратилась в амфибию. Что ж, возможно, если бы меня поили коньяком, а не чаем, после второй бутылки я на это и клюнул бы. Однако в трезвом виде не стоило особого труда заметить, что в огромной тумбе под раковиной мог с легкостью поместиться даже я сам, не говоря уже о такой изящной женщине, как Василиса. А то, что ей удалось забраться туда абсолютно бесшумно, ну так на то она и профессионалка.
Теперь вопрос был только в одном: ради чего, собственно, Костлявый, Короткий, Длинный и Василиса с Иваном устроили такое шикарное представление? Может, они перепутали меня с каким-то тайным миллионером? Не могли же мои новые знакомые, в самом деле, закрутить такую сложную схему ради того, чтобы завладеть моими скромными «жигулями». Ведь, как ни крути, а другого имущества у меня не имелось. В любом случае пора было показать этим господам, что, хотя на первом этапе нашего знакомства я и повел себя как лох, больше им со мной ловить нечего. Однако в этот момент ход моих рассуждений был прерван мощным прыжком дрессированного земноводного. Лягушка разом перемахнула со стола на нижнюю стойку буфета и приземлилась прямо на клавиатуру стоящего там ноутбука. Компьютер немедленно ожил. Видимо, несмотря на мою реакцию, шоу должно было продолжаться. Либо у мошенников просто не существовало способа подать амфибии знак, согласно которому она могла мирно отправиться спать в свою коробку или аквариум и позволить настоящей Василисе выбраться из-под раковины.
И все же то, что вытворяла лягушка с ноутбуком, выглядело потрясающим. Она отползла с клавиатуры, проследила, когда на экране появится картинка выхода из режима ожидания, и стала елозить лапкой по тачпэду, подводя курсор к списку с именами пользователей. «Наверное, его поверхность чем-то намазана!» — подумал я. Однако, когда земноводное переключилось с сенсорной панели на кнопки, мои объяснения кончились. Лягушка мало того что вошла в систему под именем Василиса, она еще и открыла текстовый редактор, после чего набила в нем одну единственную фразу, адресованную Ивану и в то же время совершенно убийственную для меня: «Убедился?! Этот идиот нам до сих пор не верит!» Что ж, лягушка была права. Я и в самом деле не верил. Вот только речь шла уже не о мошенниках. Теперь я не верил своим глазам. К счастью, Иван — вот что значит интеллигентный человек! — не стал злорадствовать. Напротив, он тихонько подошел ко мне сзади, по-дружески положил руку на плечо и попытался утешить:
— Не огорчайтесь! Василиса иногда бывает очень резка. Впрочем, это можно понять. Очень уж ей не хотелось превращаться!
— Так… Так… Так вы хотите сказать, что все это по-настоящему? — Голос отказывался мне повиноваться, но Иван понял даже то хриплое заикание, которое я смог извлечь из своего горла.
— Более чем!
— И эта лягу… В смысле, женщина… В смысле… — Я снова открыл рот и вдруг понял, что не знаю, как правильно назвать сидящее передо мной на клавиатуре существо. Мало того, мне показалось невежливым в его присутствии говорить о нем в третьем лице. В то же время обращаться к лягушке впрямую было каким-то безумием. И все же я решился.
— Прошу прощения. То есть вы и есть та самая… — я снова запнулся, прежде чем выдавить из себя следующие слова. — Имею в виду, вы и есть та сказочная Василиса?!
Амфибия помедлила, словно раздумывая, достоин ли я ее ответа, но потом все же вспрыгнула на клавиатуру и коротко отбила: «Да!» Это было потрясающе. И все же…
— Вас что-то смущает? — уловил мучившие меня сомнения Иван.
— Немного, — пришлось мне признаться. — Почему мы общаемся через компьютер? Разве Царевна-лягушка не была говорящей?
— Ква-а-зёл! — немедленно квакнула лягушка. Правда, не очень внятно, так что в произнесенном ею слове я мог и ошибиться. Во всяком случае, Ивану очень хотелось, чтобы я подумал именно так.
— Слышали, что она сказала? «Сква-а-зил»! Сквозит, в смысле! А для речевого аппарата земноводного это смерть.
— Понятно, — кивнул я и, не удержавшись, снова обратился к зеленой царевне. — Я прошу прощения. А вы какая Василиса? Премудрая или Прекрасная?
Кажется, этот вопрос нарушал какое-то табу. Даже интеллигентный Иван за моей спиной издал сдавленное восклицание. А сама лягушка чуть ли не всплеснула лапками, после чего стала с особой энергией переползать от клавиши к клавише, выводя на экран надпись: «Черт возьми! Задолбали! Все вы, мужики, одинаковые!»
Не могу сказать, что я сразу понял, в чем была причина ее негодования, но умный и тактичный Иван и в этот раз пришел мне на помощь.
— Простите, юноша, но Василиса терпеть не может, когда кто-то поднимает эту тему!
На экране ноутбука немедленно высветилось: «Ненавижу!»
— Видите? — продолжил Иван. — Не просто не любит, а ненавидит. Уж слишком широко в нашем мире распространен стереотип, согласно которому женщина может быть либо прекрасной, либо премудрой. Между тем наша Василиса одновременно и то, и другое.
— В смысле?
— В смысле, если не хотите ее обидеть, называйте ее «Прекрасномудрая»! Понятно?
— Да.
— В таком случае последний вопрос. Вы хотите с нами работать?
— Да! Понятия не имею, зачем я вам нужен, но хочу. Очень хочу.
Наверное, я бы и дальше рассказывал Ивану о том, как счастлив, что чудеса, которые начали происходить со мной этой ночью, не оказались банальной подделкой. И что я конечно же не упущу шанса оказаться к ним как можно ближе. Однако новый знакомый меня почти сразу же остановил.
— Простите, молодой человек. Не подумайте, что мне неприятен ваш энтузиазм. Но не стоит без необходимости вынуждать Василису находиться в этом образе. Все-таки здесь прохладно. Серый!!!
В ответ на выкрик Ивана в глубине дома раздалось глухое недовольное рычание. Я понял, что сейчас мне придется покинуть кухню, но перед тем, как уйти, просто обязан был задать еще один крайне важный вопрос.
— Простите, Василиса! — обратился я к лягушке. — Еще секундочку. Иван… Скажите, а вы что, тоже тот самый? Ну… Сказочный.
Иван мягко улыбнулся, и это помогло мне наконец-то перестать стесняться своего глупого и какого-то абсолютно щенячьего любопытства.
— Да! — ответил он. — Тот самый Иван, упоминающийся в утерянных летописях, которые теперь принято называть сказками. Довольны?
— Да! — покривил душой я. И тут же пожалел об этом, потому что он догадался. Да что там догадался, он абсолютно точно знал, о чем еще мне хочется его спросить.
— Ладно, не мучайтесь, юноша! — сказал этот уникальный человек. — Я не царевич!
— Как?! — невольно вырвалось у меня. Это не укладывалось в голове. Передо мной стоял умнейший, приятнейший, наверняка очень образованный человек. И при этом он утверждал, что никогда не был Иваном-царевичем, а значит…
— Дурак я, молодой человек. Тот самый Иван-дурак.