Первым этапом расчистки пространства для карьерного роста крота стало Ленинградское дело, в результате которого были уничтожены такие соперники нашего крота, как Вознесенский и Кузнецов. Об этом я подробно писал в своей книге «Сталинский порядок». Далее следовало убрать Жданова, который к середине 1948 года выдвинулся на третью роль в партии после Сталина и Молотова. Его власть ограничивалась партийными структурами. Жданов отвечал за культуру и идеологию. Кроме того он курировал вопросы взаимоотношения компартий. После войны в советской иерархии фигурой Жданов стал весьма и весьма значимой, соперничал за аппаратное влияние с Маленковым. Некоторые русские националисты считают, что Жданов был главным покровителем «русской партии». На государственном уровне главным союзником Жданова был Николай Вознесенский, член Политбюро, председатель Госплана и первый заместитель Председателя Совета Министров СССР. Не забудем, что именно Жданов поддержал перевод Кузнецова, Вознесенского и других членов ленинградской группы на руководящую работу в Москву. Думаю, что Сталин готовил Жданова в качестве преемника.
Что касается смерти Жданова, то на ней следует остановиться подробнее, так как через 4,5 года она обернулась «Делом врачей» и кампанией антисемитизма. Обстоятельства последних дней жизни А.А.Жданова остаются и сегодня не очень понятными. И опять в умы обывателей настойчиво внедряется мысль, что летом 1948 г. Жданов попал в опалу к Сталину. Мол, с одной стороны, одной из причин опалы Жданова могла стать его неудача с ведением дел Коминформа. Коминформ, не успев родиться, дал серьезную трещину — от него откололись югославские коммунисты во главе с Тито. Поэтому, мол, Сталин расценил результаты работы Коминформа в июне 1948 года как неудачные и решил заменить Жданова Маленковым.
Кроме того, когда на заседании политбюро 31 мая — 1 июня 1948 г. вопрос о присуждении Сталинских премий, Сталин подверг резкой критике деятельность Юрия Жданова. Сталину не понравилось, что Ю.Жданов выступил с лекцией против академика Лысенко. «У нас в партии личных взглядов и личных точек зрения нет, — заявил Сталин, — а есть взгляды партии… Ю.Жданов поставил своей целью разгромить и уничтожить Лысенко. Это не правильно… Лысенко — это Мичурин в агротехнике… Лысенко имеет недостатки и ошибки как ученый и человек, но ставить своей задачей уничтожить Лысенко как ученого — это лить воду на мельницу разных жебраков». Всё это, дескать, и привело к тому, что Сталина задумал убрать Жданова. Но!!! Сталин никогда не смешивал дело и личность. Думаю, что дело тут в конфликте с Югославией (см. Приложение 1).
Что же произошло на Валдае (так сокращенно называлась Валдайская возвышенность на севере Калининской области, между Москвой и Ленинградом)? Дело было так. 1 июля 1948 года «ввиду расширения работы ЦК» был восстановлен в должности Секретаря ЦК Г. Маленков. А через пять дней Политбюро приняло решение отправить с 10 июля Жданова в двухмесячный отпуск «согласно заключению врачей». Он и в самом деле серьезно страдал от тяжелого атеросклеротического изменения сосудов сердца и стенокардии. Жданов отправился в отпуск отдыхать в правительственный санаторий (или, по другим описаниям, на дачу), расположенный на Валдае, где находились на озере Селигер несколько правительственных санаториев.
Брент и Наумов настаивают, что причина, по которой Жданов не поехал на юг, мол, в том, что у Жданова провинился сын, выступивший с докладом, который содержал критику академика Лысенко. Будто бы лечивший Жданова академик АМН СССР Виноградов услышал от Егорова, что тяжелая работа свалилась на нас, судьба Жданова предрешена. Но эта фраза могла иметь медицинское значение. Более того, людям с гипертонией и проблемами с сердцем Юг противопоказан, особенно летом.
23 июля Жданов имел телефонный разговор с завотделом агитации и пропаганды ЦК Д. Шепиловым. О чем партийные лидеры говорили, точно неизвестно, но ночью после беседы у Жданова появились сильные боли в сердце. Из-за болей в сердца он даже не смог закончить разговор. После этого у него случился приступ стенокардии.
В санаторий «Валдай» вылетела из Москвы бригада врачей Кремля — профессора В. Виноградов и В. Василенко и начальник Лечсанупра Кремля генерал-профессор П. Егоров. Было проведено обследование. Б том числе была сделана ЭКГ. Электрокардиографическое исследование выполнила врач Карпай. В консилиуме участвовали также лечащий врач Жданова Г. Майоров и доктор С. Крапай, прекрасный интерпретатор кардиограмм. Врачи зафиксировали у пациента застарелый кардиосклероз и приступ сердечной астмы. Карпай не нашла инфаркта у Жданова.
25 июля Карпай сняла ЭКГ и обнаружила блокаду левого пучка Гисса, а не инфаркт. ЭКГ не имела абсолютно типичных признаков свежего инфаркта, однако, несмотря на это, Жданова лечили как будто у него инфаркт. Потом, будучи уже под арестом, во время очной ставки с Виноградовым Карпай заявила: «Электрокардиограмма, снятая мною у больного ЖДАНОВА 25 июля 1948 года, указывала на внутрижелудочковую блокаду. На вопрос, есть ли здесь инфаркт, я ответила, что хотя нет типичных признаков свежего инфаркта миокарда, но исключить его нельзя. Клиника, я считаю, тоже не была абсолютно типичной для свежего инфаркта, однако, как я помню, консилиум решил вести больного как инфарктного. 31 июля 1948 года я опять снимала электрокардиограмму у А.А.ЖДАНОВА, на которой были те же признаки, что и на предыдущих. 7 августа 1948 г. я вновь сняла электрокардиограмму у А.А. ЖДАНОВА. Эта электрокардиограмма отличалась от предыдущих, внутрижелудочковая блокада исчезла. Возник вопрос: есть свежий инфаркт или нет? Я сказала, что признаков свежего инфаркта миокарда нет, что у больного А. А. ЖДАНОВА имеется кардиосклероз, хроническая коронарная недостаточность, а также прогрессирующий, стенозирующий атеросклероз коронарных сосудов и ишемия миокарда. Кроме того, я сказала, что на основании всей картины можно думать о наличии у больного мелких очагов некроза. Такое заключение мною было дано устно 7 августа 1948 года в Валдае…»
31 июля Карпай снова сняла ЭКГ и к своему удивлению обнаружила, что блокада исчезла. Она подумала, что у больного маленький очажок некроза. Жданову прописали абсолютный постельный режим в течение 2 недель. 7 августа 1948 года Софья Карпай сняла Жданову новую электрокардиограмму и уехала в отпуск 7 августа Карпай была направлена в отпуск и никто из электракардиографистов ее не заменил. Странным является тот факт, что ее заявления на отпуск в архивах не найдено. Жданова лечили, назначив строжайший постельный режим и обычные при этом лекарства. После пары недель он стал чувствовать себя лучше и постельный режим отменили. Ухудшения состояния не было. Вплоть до 28 августа Жданову кардиограммы больше не снимали.
В течение этих 22 дней Жданову был предписан активный режим; уход за ним был небрежным; персональный врач Майоров уезжал на рыбалку; у Жданова были повторяющиеся приступы цианоза (синюшности кожи) на лице и удушье. Однако это не отражалось в медицинских записях; медсестры ночью не оказывали больному помощи и спали. В дневниках истории болезни Жданова написано, что с 18 по 30 августа его состояние стабилизировалось. Ему даже планировалось с 1 сентября разрешить поездки на машине, а 9 сентября обещали поставить вопрос о визите в Москву.
25 августа у Жданова во время его прогулки по парку был обнаружен цианоз губ и затруднение дыхания (одышка), но его лечащий врач находился на рыбалке и его не смогли найти. ЭКГ не сняли, так как не было специалиста. Итак, почти еженедельно Жданову снимали кардиограммы и никаких следов инфаркта до 27 августа у него не было. Поэтому в процесс лечения они не стали вносить серьезных изменений. Брент и Наумов пишут, что у Жданова не было болевого синдрома, характерного для инфаркта миокарда. Скорее всего, лечащий врач (Г. Майоров) и приглашенные профессора не слишком умели читать данные, получаемые со сравнительно нового и сложного для него прибора и полностью доверились Карпай. Жданову был назначен традиционный лечебный массаж.
27 августа у Жданова случился новый сердечный приступ, видимо, с болевым компонентом. По распоряжению начальника Лечсанупра профессора П.И. Егорова сам П. Егоров, В. Виноградов и В. Василенко вновь вылетели в «Валдай». Но на этот раз в роли кардиографа при них была не доктор Карпай, ушедшая в августе в очередной отпуск (будто бы Карпай тогда находилась в отпуске на юге, хотя документально это не подтверждено. Вообще странно, Карпай отказывается обследовать члена ПБ Жданова из-за какого-то отпуска), а заменившая ее сравнительно молодой врач, специалист по расшифровке электрокардиограмм Лидия Тимашук, которая заведовала кабинетом электрокардиографии в Кремлевской больнице на ул. Грановского. По рассказам Лидии Феодосьевны, ее в три часа ночи вызвали на службу и вместе с консультантами — академиком В.Н. Виноградовым и профессором В.X. Василенко она срочно вылетела на Валдай, где находился заболевший секретарь ЦК ВКП(б) А.А. Жданов. В 7-30 утром 28 августа Тимашук прибыла на Валдай.
Около полудня 28 августа Тимашук сняла у Жданову ЭКГ и поставила диагноз: инфаркт миокарда, а точнее признаки инфаркта в передней стенке левого желудочка и внутрижелудочкового блока, то есть блокады левой ветви пучка Гисса (пучок особых мышечных клеток, по которому возбуждение доводится до собственно сокрушительных мышечных клеток сердца). Но П.И. Егоров и лечащий врач, между прочим, заслуженный врач РСФСР Г.И. Майоров с ней не согласились. Они считали, что никакого, де, инфаркта нет, а имеется «функциональное расстройство на почве склероза и гипертонической болезни». Авторитетный консилиум осмотрел пациента, и коллегиально пришел к выводу, что ничего страшного нет, и, рекомендовал продолжить назначенное лечение. Скорее всего, знаменитые профессора не очень-то умели читать тогдашнюю новинку — электрокардиограмму. Во всяком случае, троица консультантов поставила ему старый диагноз: «Функциональное расстройство на почве склероза и гипертонической болезни». Консультанты В.Н. Виноградов и В.Х. Василенко поддержали «осторожный» диагноз. Не хотели отказываться от сложившегося у старцев авторитетного мнения… Маститые консультанты не желали менять свое авторитетное мнение в угоду какой-то выскочке с ее странными закорючками на бумажных лентах, выскакивавших из прибора. Но более молодая специалистка, Лидия Тимашук, вглядываясь в записи прибора, констатировала у больного «инфаркт миокарда с области передней стенки левого желудочка».
Тимашук свидетельствовала в своих письмах и показаниях, что доктора предложили ей переписать ее медицинское заключение, не указывая диагноз инфаркт миокарда. Тимашук было предложено изменить заключение, «написать осторожно», как это сделала врач С.Е. Карпай, при расшифровке на предыдущей ЭКГ. Консилиум настойчиво рекомендовал Тимашук не указывать диагноз инфаркт. Она сослалась на то, что у нее нет чистого бланка для этого. Егоров нашел ей бланк. Но вместо переписывания заключения, как требовали доктора, она написала «см. предыдущие ЭКГ». Они, по сути, заставили ее переписать заключение в соответствии с ранее поставленным ими диагнозом («функциональное расстройство на почве склероза и гипертонии»). Вечером она вернулась домой. Вечером 28 августа Егоров вылетел домой, так как, по его словам, он принимал у себя в гостях министра здравоохранения СССР Смирнова с женой.
Арестованный в 1953 г врач-терапевт Майоров на одном из допросов показал: «Вместе с Егоровым (начальник Лечсанупра Кремля. — С.М.), Виноградовым, Василенко 28 августа прилетела Тимашук. Проведя электрокардиографические исследования, Тимашук сообщила мне, что она считает, что у Жданова инфаркт. Я ответил, что, согласно клиническим данным, непохоже. . Однако она продолжала утверждать, что у Жданова все-таки инфаркт. Это озадачило не только меня, но и Егорова, Виноградова, Василенко… Все четверо единодушно пришли к выводу, что Тимашук не права, и диагноз инфаркта миокарда не подтвердили, продолжая лечить Жданова от прежнего заболевания. Однако она продолжала отстаивать свою точку зрения, потребовала строгого постельного режима для больного. По каким-то причинам (см. ниже — С.М.) 29 августа она написала жалобу на имя начальника Главного управления охраны МГБ СССР Н.С. Власика, в которой сообщила о своих разногласиях в оценке состояния здоровья Жданова».
Жданов и его находившаяся на Валдае жена вроде бы успокоились. И все бы ничего, но время шло к обеду и, по словам сына Тимашук, после консилиума семья Ждановых пригласила всех медработников не на банкет, а просто в столовую пообедать. Был накрыт стол, естественно, как было заведено в семье Жданова, с выпивкой. Тимашук там, как сообщает сын, не присутствовала, но она рассказывала, что стол был с выпивкой. Академики отобедали с женой партийного секретаря, «сняли напряжение», шутили…
Вдруг на трапезе появилась Тимашук, которая расшифровала кардиограмму и поставила диагноз — «инфаркт миокарда». Когда зашел спор о диагнозе, слова Тимашук о том, что у Жданова инфаркт, видимо, услышала жена Жданова, которая была мягко говоря — «в недоумении». При таком диагнозе нужно что-то делать, а не трапезничать! Однако в своем письме Кузнецову Тимашук категорически отрицает, что она говорила с членами семьи Жданова о его неправильном лечении. Возможно, содержание письма сообщил жене Жданова, остроту языка которой знал даже Сталин, начальник охраны Жданова Белов, которому Тимашук до этого сообщила о своем письме. Жена Жданова сразу обратилась к врачам, произошел тяжелый разговор. Затем Тимашук улетела в Москву. Как рассказал сын Тимашук, она вернулась домой в полной растерянности и, конечно, сразу начала рассказывать, что с ней произошло.
Когда больной 29 августа встал, у него вновь развился тяжелый сердечный приступ. Тимашук снова вызвали на Валдай. Там уже находились Виноградов, Егоров, Василенко и Майоров. Однако сделать кардиограмму в этот день ей не позволили по распоряжению П. И. Егорова. Исследование перенесли на следующий день. Более того, Егоров (начальник Лечсанупра) в категорической форме вновь потребовал от Тимашук переписать предыдущее (вчерашнее) заключение. Она вновь не подчинилась, будучи уверена в правильности своего диагноза, тем более, что больному становилось хуже. Возникает вопрос, почему Тимашук не позволили снова снять ЭКГ 29 августа? Тогда Тимашук написала своё знаменитое письмо.
Первый и очевидный вопрос — а не является ли письмо Тимашук подделкой? Вряд ли. Тимашук о нем пишет в своих последующих письмах. Тимашук написала свое письмо 29 августа, когда Егоров и Виноградов сказали ей, что лучше с ЭКГ погодить до следующего дня. Она посчитала это подтверждением того, что они не дают ей подтвердить свой диагноз. Она сказала о своих подозрениях начальнику охраны Жданова майору А. М. Белову. Белов предложил ей написать обо всем генералу Власику. Тимашук передала письмо Белову. 29 августа Тимашук послала письмо вместе с копией ЭКГ. В письме много грамматических ошибок, зачеркиваний. 30 августа она сняла ещё одну ЭКГ и она убедила ее ещё больше, что у Жданова инфаркт. Но доктора снова потребовали не писать об этом в заключении.
Тимашук не могла сказать, когда случился инфаркт, но настаивала, что он не старше одного месяца. Она снимала ЭКГ у Жданова в 1946 и 47 гг. и не обнаружила тогда инфаркта. Будто бы Тимашук помнила ЭКГ Жданова, которые она снимала в 1941 г. 1946 г 1947 г. Тогда больные с инфарктом лечились строгим постельным режимом. 4,5 — 6 месяцев. На этот раз Жданову не был назначен абсолютный постельный режим.
Требует объяснений еще один факт. Как в такой суете (на государственной даче?) Тимашук находит где-то фотоаппарат и снимает фотокопию кардиограммы. (Саму кардиограмму она приложила к записке). Как это понять? Возникает мысль — а не стоял ли кто-то за этими событиями «в тени»? Кто помогал (или руководил?) Тимашук? Тот факт, что у Тимашук оказался фотоаппарата, говорит что она готовилась. Она его, видимо, захватила дома.
30 августа сестры поведали Тимашук, что Жданову разрешили ходить, даже смотреть кино. Тимашук узнала от медсестры, что у Жданова цианоз губ, но когда сестра хотела немедленно позвать лечащего врача, Жданов не разрешил того тревожить, так как тот уехал на рыбалку. 31 августа в 4 часа утра Жданов умер. Ему было только 52 года. На фоне массы негативных фактов в истории его лечения, письма Тимашук и участия его жены странная смерть члена Политбюро должна была закончиться расследованием.
Таких писем в органы в то время поступало великое множество и ничего зазорного в доносительстве не было. Ведь не считают же себя доносчиками американцы, сообщающие в налоговые инспекции об уклонениях от налогов. Да, и дальше ничего бы не произошло. Ну, выгнали с работы, и что? Но так получилось, что это письмо сделало потом Тимашук всемирно известным персонажем истории Государства Российского.
30 августа министр госбезопасности Абакумов будто бы отослал Сталину заявление Тимашук, отметив в сопроводительном письме: «как видно из заявления Тимашук, последняя настаивает на своем заключении, что у товарища Жданова инфаркт миокарда… в то время как начальник Лечсанупра Кремля Егоров и академик Виноградов предложили ей переделать заключение, не указывая на инфаркт миокарда». Анализ содержания письма, проведенный Ю.Мухиным, убедительно доказывает, что это очередная фальшивка демократов.
Н. С. Власик, начальник охраны Сталина, генерал-лейтенант, начальник Главного управления охраны МГБ пишет в своих воспоминаниях: «После смерти т. Жданова медсестра Кремлевской больницы Тимашук опротестовала диагноз врачей, лечивших Жданова, о чем было доложено на Политбюро начальником Санитарного управления Кремля профессором Егоровым П. И. Была создана авторитетная комиссия по этому вопросу из профессоров под председательством профессора Егорова П. И. После вскрытия тела т. Жданова комиссией было установлено, что лечение Жданова было правильным, а заявление медсестры Тимашук было ошибочно и совершенно безграмотно, о чем и было доложено на Политбюро».
Тимашук послала письмо Власику, потому что по медицинской линии верховным начальником Тимашук считался как раз тот профессор-генерал медслужбы Егоров, диагноз которого она в своем документе опровергала… Ленсанупр же подчинялся Власику. Реальным куратором кремлевской медицины считалось ведомство госбезопасности, а не Минздрав, вопреки формально-бюрократическому подчинению. Если предположить, что Абакумов с помощью Тимашук осуществлял провокацию против ленинградцев (см. ниже), то, скорее всего, он таким образом прощупывал и Власика. С другой стороны, если Абакумов специально вел Кузнецова и использовал Тимашук, как сексотку, то для этого надо было убрать Карпай, которая как раз отправилась в очередной отпуск и не стала, как это показано в фильме «Сталин-live», его прерывать.
В протоколе очной ставки между Виноградовым и Карпай, организованной 18 февраля 1953 г., можно узнать, что после заявления Тимашук в МГБ, в котором она обвиняла Виноградова и других врачей в преступном лечении Жданова, Виноградов созвал консилиум в составе В. Зеленина, Я. Г. Этингера и В. Незлина. Была зачитана история болезни Жданова и представлены электрокардиограммы. Карпай спросила Виноградова, каково же было заключение консилиума. Он сказал, что оно совпадало с заключением самой Карпай. Содержание протокола, скорее всего, является подлинным, поскольку сама Карпай подробно рассказывала об этой очной ставке вскоре после своего освобождения. Карпай категорически отрицает, что на ЭКГ была четко видна картина инфаркта миокарда.
Зачем я излагаю историю с письмом Тимашук, спросите вы? Чтобы были понятнее обстоятельства дела, которое мне придется, в конце концов, объяснить совершенно на другой основе. Развертывание дела врачей не будет понятным, если не изложить основные перипетии эпистолярного творчества Тимашук. Это поможет понять, каким образом крот устранил лечащих врачей, врачей-евреев и охрану Сталина. Поскрёбышева можно было бы и не устранять, так как он редко бывал на даче.
А дальше в этой истории начинаются странные вещи. И вообще история со вскрытием тела Жданова, который скончался в санатории «Сосны» на Валдае, довольно загадочна. Далее демократические авторы пускаются в рассуждения об опале Жданова и том, что Сталин дал указание его убить. Всю эту муру я опускаю. Однако одно обстоятельство заставляет насторожиться: патолого-анатомическое вскрытие тела Жданова происходило как-то странно. Во-первых, вскрытие тела Жданова производилось в неприспособленном для этого помещении полутемной ванной комнаты одной из санаторных дач. Во-вторых, на вскрытии присутствовали Вознесенский, Кузнецов и Попков, все члены высшего руководства СССР.
Сразу возникает очевидный вопрос, а почему тело не перевезли в Москву? Разумнее всего (да и в соответствии с инструкцией) было перевезти тело Жданова в Москву, в специализированную секционную. Ведь перелет потребовал бы не более 3 часов. В Москве существовали значительно более широкие возможности для выявления причин смерти Жданова. Вместо этого, патологоанатом А.Н. Федоров приехал в санаторий на Валдай и вскрывал Жданова там. Возникает вопрос, а почему вскрытие делал некий обычный врач Федоров, а не профессор? А ведь в то время работали такие выдающиеся патологоанатомы, как академик А. И. Абрикосов и академик И.В. Давыдовский, но они не участвовали во вскрытии тела…
Доказано, что начальник Лечсанупра Егоров немедленно информировал Поскрёбышева о смерти Жданова и попросил разрешения провести вскрытие тела (аутопсию) на Валдае. Как оказалось в ходе расследования дела врачей, именно Поскрёбышев разрешил вскрытие на Валдае. Тем самым случае с аутопсией Жданова Поскрёбышев превысил свои служебные полномочия. Видимо, Егоров попросил Власика его спасти от неминуемых неприятностей, тот поговорил со своим собутыльником Поскрёбышевым и намекнул о том, что они пользовали девочек у него на даче. Поговорив таким образом с Поскрёбышевым, он уговорил того разрешить вскрытие на Валдае. Абакумов хранил подозрительное молчание. Не было ли все это спектаклем или операцией МГБ?
Через 2 часа после этого в 18–00 он приготовился лететь на Валдай. Он прилетел в 22–00. Егоров прихватил с собой патологоанатома Федорова. Узнав о смерти Жданова, в санаторий немедленно прибыли Кузнецов, Вознесенский Попков, знакомые фигуры, будущие фигуранты ленинградского дела. Вместо того, чтобы забрать тело Жданова в Москву, они его вскрыли в ванной комнате. Зачем такая спешка? Это было уже ночью. Видимо, в ванной комнате была очень тусклая лампа.
Скорее всего, это делалось для того, чтобы глаза врачей и в частности Тимашук не сумели заметить инфаркт или других странностей. Тимашук присутствовала на вскрытии. Но только в самом начале. Видимо, уже было поздно и в неудобной ванной комнате всем разместиться было трудно. Это вынудило ее уйти спать. Кроме Федорова никто из присутствующих в патологической анатомии не понимал. По правилам МГБ, на вскрытиях членов ПБ должны были присутствовать 2 офицера МГБ, которые не должны знать друг друга для обеспечения объективности процедуры. Кто были те офицеры, остается неясным? Но, видимо, протокол вскрытия не убедил Тимашук. Она заподозрила сговор.
Ситуация с интерпретацией результатов вскрытия тоже выглядит достаточно странно. Акт вскрытия написал Федоров. В нем имелось»… описание обнаруженных на сердце Жданова свежих и застарелых рубцов, свидетельствовавших о нескольких перенесенных им инфарктах». Кроме того, по словам Костырченко, заключение содержало массу неопределенных и туманных формулировок — («некротические очажки», «фокусы некроза», «очаги миомаляции» и т. п.). Скорее всего, цель этих невнятных формулировок — скрыть острый инфаркт и возможно застарелые инфаркты. То есть на вскрытии оказалось, что Жданов за несколько дней до этого перенес уже инфаркт. Пришлось Виноградову надавить на другой консилиум, чтобы тот дал такое заключение, которое можно было бы трактовать и так и этак.
Подписали сообщение начальник Лечебно-санитарного управления Кремля профессор Егоров, действительный член Академии медицинских наук профессор Виноградов, член-корреспондент Академии медицинских наук профессор Василенко, кандидат медицинских наук Федоров и заслуженный врач РСФСР Майоров.
Свое заключение Федорову пришлось составлять под неусыпным оком Егорова, по каковой причине обнаруженные рубцы на сердце, свежие и застарелые, были квалифицированы весьма расплывчато: некротические очажки, фокусы некроза, очаги миомаляции. Миомаляцией называют расплавление отмерших участков миокарда, то есть, сердечной мышцы. Птичий язык употребили с целью замаскировать избежать упоминания термина инфаркт миокарда. Так или иначе, но патолого-анатомическое вскрытие, сделанное врачом А.Н. Федоровым, и анализ кардиограмм, проведенный профессором В.Е. Незлиным, подтвердили диагноз Тимашук.
Анатомический препарат сердца Жданова в тот же день самолетом доставили в Москву, где под председательством Егорова состоялся заочный консилиум: Виноградов, Зеленин, Этингер, Незлин, Марков. Перечисленные светила тоже не заметили инфарктов.
Все эти хитрости также «не заметили» и участники организованного 31 августа в Москве консилиума, в котором участвовали профессора В. Н. Виноградов, В. Ф. Зеленин, А. М. Марков, В. Е. Незлин, Я.Г. Этингер и П. И. Егоров. Выглядит очень странным, что консилиум состоялся в тот же день, когда состоялось вскрытие (NB! До того, как были приготовлены гистологические препараты). Интересно, что большинство членов консилиума больного в глаза не видело.
Ознакомившись с соответствующей клинической и патолого-анатомической документацией (это в день то смерти, хотя известно, сколько времени занимает изготовление гистологических препаратов!!!), а также с анатомическим препаратом сердца покойного, доставленным с Валдая на самолете, они, оставаясь верными принципам корпоративной солидарности, подтвердили правильность официального диагноза, Сообщение о причине смерти Жданова было следующим: «В течение многих лет тов. Жданов А.А. страдал болезнью высокого кровяного давления, осложнившейся тяжелым атеросклерозом, особенно в сосудах, питающих сердце. В последние годы у него были приступы грудной жабы, а затем появились припадки сердечной астмы. Смерть последовала от паралича болезненно измененного сердца при явлениях острого отека легких».
На заочном консилиуме профессора и врачи, «оставаясь, по словам Г. Костырченко, верными принципам корпоративной солидарности», подтвердили правильность выводов профессоров кремлевской больницы. В конце концов, врачей тоже можно понять: больному уже не поможешь, а с коллегами дальше жить да работать… Поэтому в патолого-анатомическом заключении вместо рубцов — следов перенесенных (и, значит, незамеченных — С.М.) инфарктов, фигурируют слова: «фокусы некроза», «некротические очажки», «очаги миомализации (С.М.: очаги повреждения сердечной мышцы)».
Виноградов на вскрытии не присутствовал, что также было нарушением. Протокол писала массажистка Туркина. По мнению дежурной сестры Паниной, которую по указанию Берия допросили 13 марта 1953 г., такой порядок был нарушением инструкции.
Мало вероятно, что вскрытие Жданова состоялось в ванной комнате по халатности. Скорее всего, надо было скрыть халатность врачей и наличие инфаркта или… отравление. Значит, врачей прикрывали и тогда академик Виноградов действительно участник заговора, либо это что-то другое. Кто способствовал разрешению вскрывать тело Жданова в ванной комнате, нарушая все инструкции, остается загадкой. Скорее всего, Поскрёбышев по просьбе Власика, который покрывал Егорова. Врачебная корпоративная солидарность заставила Егорова организовать дело так, чтобы скрыть ошибки врачей и их халатность.
Далее. По заведенным в то время правилам при вскрытии тела члена Политбюро обязан быть и представитель Политбюро, которому патологоанатом был обязан объяснить причины смерти. Таким представителем на Валдай вылетел секретарь ЦК А.А. Кузнецов. Мало того, хотя их никто не звал, но вместе с Кузнецовым на вскрытии присутствовали Вознесенский и Попков (все они члены Ленинградской группы). Причем Вознесенский прибыл на Валдай ещё до смерти Жданова перед Егоровым.
По утверждению Брента и Наумова, будто бы Сталин лично разрешал членам ЦК выезд из Москвы, но тут бумаг не оберешься, только контролировать командировки. Если принять бездоказательную версию Брента и Наумова, то Сталин должен бы был дать разрешение на поездку всем троим, но, думаю, что он не давал, так как был занят последствиями сессии ВАСХНИЛ. Ну не может один человек следить, как его подчиненные ходят в туалет. Зачем ему тратить свое драгоценное время. Более того, никаких свидетельств о загруженности Сталина телефонными звонками о выезде нет. Нет и документов с визами или разрешениями Сталина на заявлениях членов ПБ и секретарей ЦК о командировках. Маловероятно, что троица прибыла просто так.
Тут может быть несколько вариантов. Либо все они со Ждановым состояли в Ленинградской группе, либо кто-то сказал, что вскрытие Жданова может пролить свет на некое преступление. Скорее всего, члены ленинградской группы хотели скрыть плохое лечение Жданова. Если Жданов был лидером ленинградской группы, то, возможно троица собралась для решения вопроса о том, кто будет главным после Жданова.
Но был ли инфаркт? Если был, то когда он развился?
Тимашук сделала кардиограмму и определила: инфаркт миокарда передней стенки левого желудочка. Арестованный в 1953 г. врач-терапевт Майоров на одном из допросов показал: «Вместе с Егоровым (начальник Лечсанупра Кремля. — А.М.), Виноградовым, Василенко 28 августа прилетела врач-кардиографист Тимашук. Проведя электрокардиографические исследования, Тимашук сообщила мне, что она считает, что у Жданова инфаркт. Я ответил, что, согласно клиническим данным, непохоже… Однако она продолжала утверждать, что у Жданова все-таки инфаркт. Это озадачило не только меня, но и Егорова, Виноградова, Василенко. <…> Все четверо единодушно пришли к выводу, что Тимашук не права, и диагноз инфаркта миокарда не подтвердили, продолжая лечить Жданова от прежнего заболевания».
В акте патолого-анатомического исследования описан разрыв перегородки, а это бывает только после инфаркта. Кроме того обнаруженные «очаги миомаляции» на птичьем латинизированном языке и означают некротические изменения ткани сердца, вызванные инфарктом. Как потом свидетельствовал сам Виноградов, «… описание обнаруженных на сердце Жданова свежих и застарелых рубцов, свидетельствовавших о нескольких перенесенных им инфарктах, содержало массу неопределенных и туманных формулировок («некротические очажки», «фокусы некроза», «очаги миомаляции» и т. п.), имеющих цель скрыть эти инфаркты». Этим словам в протоколе можно верить, так как следователи таких тонкостей не знают и, следовательно, не могли выбить таких показаний силой.
Очень интересны мнения тех, кто анализирует акт вскрытия Жданова. Одни отмечают, что диагноз Тимашук был совершенно верен, его подтвердило патолого-анатомическое вскрытие. В других источниках указывается, что вскрытие, организованное генералом Егоровым, подтвердило официальный диагноз. Например, Власик пишет, что «после вскрытия тела т. Жданова комиссией было установлено, что лечение Жданова было правильным». Врач-патологоанатом А.Н. Федоров, проводивший вскрытие уже в день смерти Жданова, также участвовал в фальсификации диагноза для официального «Бюллетеня о причинах смерти». Напомним, что протокол вскрытия не был показан даже доктору С. Карпай, которая непосредственно участвовала в лечении Жданова.
Казалось бы, инфаркт миокарда у Жданова установлен экспертизой, проведенной осенью 1951 г., но было ли это так бесспорно? Ведь даже ныне мнения о том, был ли у Жданова острый инфаркт миокарда, до сих пор расходятся. В Интернете я нашел сообщение, что некие врачи, видевшие в Израиле копии лент той кардиограммы Жданова, говорят, что «инфаркт не вызывал сомнения»! Наконец, будто бы проведенный недавно проф. Ф. Ляссом подробнейший анализ электрокардиограмм, сделанных Жданову накануне его смерти, четко показал отсутствие на них признаков свежего инфаркта миокарда.
В «истории болезни» Жданова сохранялся оригинал электрокардиограммы, сделанной 28 августа 1948 года Л. Тимашук. Утверждение, сделанное Д. Волкогоновым в написанной им в 1989 году биографии Сталина, что кардиограмма Тимашук была подменена на другую, является ошибочным. Доктор медицинских наук В. Малкин, который в 1993 году первым написал очерк о смерти Жданова, изучал документы Кремлевской больницы и нашел оригинал кардиограммы, свидетельствующий об инфаркте. Так что — Тимашук была права, а ее оппоненты ошибались. Далее он писал — «Очень может быть, что профессора безо всякого злого умысла отвергли диагноз «инфаркт», установленный Лидией Тимашук… Скорее всего, Карпай допустила профессиональную ошибку, но никакого вредительства не было и в помине.
Только уже после смерти Сталина, уже при пересмотре «дела врачей» и накануне их реабилитации, профессор Виноградов признал ошибку диагноза. Письмо Виноградова Берии от 27 марта 1953 года, обнаруженное в архивах МГБ Г.В. Костырченко, свидетельствует: «Все же необходимо признать, что у А.А. Жданова имелся инфаркт, и отрицание его мною, профессорами Василенко, Егоровым, докторами Майоровым и Карпай было с нашей стороны ошибкой. При этом злого умысла в постановке диагноза и метода лечения у нас не было». Однако об этом Виноградов не говорил даже Карпай. В протоколе допроса Карпай есть следующая фраза: «На мой (т. е. Карпай) вопрос был ли обнаружен свежий инфаркт на вскрытии, Виноградов ответил отрицательно».
Изучение мнений, найденных мною в Интернете и в книгах о Сталине, привело меня к первоначальному заключению, что клиническая картина инфаркта у Жданова была смазана, электрокардиограмма также дала противоречивые результаты. Один врач-электрокардиолог, Карпай, не нашла признаков инфаркта на электрокардиограмме, другая, Тимашук, посчитала, что инфаркт есть. Консилиум решил, что инфаркта нет. Между тем, никакого точного диагноза по ЭКГ поставить нельзя за исключением типичных случаев, но таких ЭКГ сравнительно мало. Без клинической картины цена ЭКГ небольшая. Я учился в мед. вузе и могу судить. Вполне возможно, что сначала у Жданова образовался мелкий инфаркт в начале августа, а потом грянул острый инфаркт перегородки, что привело к ее разрыву и смерти. Но наслоение двух инфарктов могло дать резко усложненную картину на ЭКГ. Поэтому и патолого-анатомическое заключение можно было писать и так и этак.
Итак, Жданов умер 31 августа 1948 года. В этот же день в Лечсанупр Кремля срочно были вызваны профессора Виноградов, Зеленин, Этингер, Гельштейн и еще несколько видных московских терапевтов. В их числе был и профессор В.Е. Незлин. Вот что писал об этом заседании брат последнего профессор С.Е. Незлин: «В.Е. Незлину было предложено проанализировать ЭКГ, но имя больного сообщено не было. В результате тщательного осмотра ЭКГ он указал, что она соответствует симптоматике хронической коронарной недостаточности. Затем ему был задан вопрос, имеются ли на этой ЭКГ признаки острой сердечной патологии. После повторного изучения ЭКГ В.Е. Незлин подчеркнул, что нет никаких изменений, указывающих на наличие у больного острого заболевания инфаркта миокарда. Вечером того же дня В.И. Незлину позвонила С.Е. Карпай и сообщила, что ЭКГ принадлежала известному соратнику Сталина — Жданову, который в этот день скончался в санатории ЦК КПСС на Валдае.
Еще через два дня Егоров созвал совещание, где присутствовали Виноградов, Василенко, Майоров, патологоанатом Федоров и Тимашук. Цель: сделать окончательные выводы о причине смерти Жданова и (внимание!) «научить, как надо вести себя в подобных случаях». Тут же Егоров поведал присутствующим о «жалобе» Тимашук, назвав ее «чужим, опасным человеком». По словам Власика, Егоров сам возглавил комиссию по правильности своего лечения.
Официальной причиной смерти объявили «паралич болезненно измененного сердца при явлениях острого отека легких». Инфаркт, как видите, не упомянут. Впоследствии, академик В.Н. Виноградов, уже после смерти Сталина, писал в записке для Берии: «Все же необходимо признать, что у А.А. Жданова имелся инфаркт, и отрицание его мною, профессорами Василенко, Егоровым, докторами Майоровым и Карпай было с нашей стороны ошибкой». Следовательно, можно констатировать, как минимум, медицинскую ошибку, приведшую Жданова к смерти. Тогда, по логике, отсутствие в посмертном заключении истинной причины летального исхода приходятся объяснять, по крайней мере, желанием скрыть эту ошибку, так сказать, корпоративно защитить честь врачебных… нет, не мундиров, а халатов.
Действительно, 31 августа с 15 до 16 в Москве состоялся консилиум. В конце заседания было объявлено, что Жданов умер. Для участия в работе консилиума Виноградов вылетел из Валдая утром 31 августа, а ведь он должен быть на вскрытии. Егоров в работе консилиума не принимал. Отсутствующего Егорова в консилиуме заменил профессор А.М. Марков. Профессора В.Ф. Зеленин, В.Е.Незлин, Я.Э.Этингер и А.М. Марков проверили ЭКГ, снятые у Жданова в июле и августе, и не нашли четких признаков инфаркта.
На консилиуме 31 августа в Москве не обсуждался решающий фактор во всей истории лечения и смерти Жданова: какое же лечение было предписано больному? Ведь при более серьезном диагнозе врачи не придерживались существующей ж то время медицинской практики (которая потом не подтвердилась) и не установили строгий постельный режим на длительный период, да еще они позволяли Жданову прогуливаться в парке и ходить в кино.
Каким-то образом (я это разберу чуть позднее) об «эпистолярном» творчестве Тимашук узнал непосредственный шеф — начальник Лечебно-санитарного управления Кремля проф. Егоров.
Как установили Брент и Наумов, 4 сентября Егоров вызвал Тимашук «на ковер» в свой кабинет и в присутствии главврача Кремлевской больницы В.Я. Брайцева строго отчитал. Едва она переступила порог кабинета, как Егоров набросился на нее. Он спросил: «Почему вы пишете обо мне? Что я вам сделал плохого? Зачем вы жалуетесь? На каком основании вы пишете на меня документы? Я коммунист, и мне доверяют партия и правительство и министр здравоохранения, а потому ваш документ мне возвратили. Почему вы написали, что мы неправильно лечили Жданова? Почему вы не послали свое письмо мне? Если вы не согласны с нами, вы могли бы обратиться к Ефиму Ивановичу Смирнову… Мне верят, а вот вы, какая-то Тимашук, не верите мне и высокопоставленным консультантам с мировым именем. Идите и подумайте».
Егоров, который имел звание генерал-майор, бегал по кабинету и стучал кулаком по столу. Тимашук ответила, что она такого ничего не писала. Егоров удивился: «Как это ничего не писали. Вы написали о нас письмо, где утверждаете, что мы неправильно лечили т. Жданова. И это письмо было дано мне потому, что там больше верят мне, а не какой-то Тимашук верят, а вот вы, какая-то Тимашук, не верите мне и высокопоставленным консультантам с мировым именем. Идите и подумайте». Во время разговора Тимашук вела себя достаточно уверенно. Есть подтверждения ее замечательного спокойствия из других источников.
4 сентября 1948 г. Тимашук написала своему шефу по МГБ Суранову, где высказала обеспокоенность тем, что власти не отреагировали на ее письмо. Т.Н. Муранов был вышестоящим начальником для секретного сотрудника (сексота) Тимашук в МГБ. Своей запиской Тимашук поставила, как минимум, на грань увольнения Егорова, Виноградова, Василенко, Майорова и самого Власика.
6 сентября 1948 г. в Лечсанупре в кабинете Егорова было созвано экстренное совещание экспертов для обсуждения вопроса о правильности лечения Жданова. Заседание комиссии имело целью снова обсудить диагноз, сделать окончательные выводы о причине смерти Жданова и (внимание! — С. М.), — «…научить, как надо вести себя в подобных случаях». То есть начальник Лечсанупра имел в виду, что возможные и впредь медицинские ошибки? Присутствовали Егоров, Тимашук, лечащий врач Жданова Майоров Г.И., патанатом Федоров, проф. Василенко и акад. Виноградов. Оба последних были со Ждановым во время его болезни, приведшей к смерти.
Сначала Егоров попросил патолого-анатома, как высшую инстанцию, зачитать патанатомический диагноз. Этот диагноз включал термины «гипертония, обширный атеросклероз». Федоров заявил, что смерть Жданова произошла от паралича болезненно измененного сердца, что стало следствием острого атеросклероза (Странно! Острого атеросклероза не бывает — С.М.) коронарной артерии в сочетании с общим атеросклерозом. В результате сердечной недостаточности возникла острая атака эмфиземы. Нет сердечного приступа. Егоров заметил: «Что тут ещё можно сказать? Что можно заключить полное соответствие клинического и пат. анатомического диагноза».
Егоров поведал присутствующим о «жалобе» Тимашук, назвав ее «чужим, опасным человеком». Совещание, которое заклеймило жалобщицу как «чужого», «опасного» человека. Егоров на заседании снова рекомендовал Тимашук вспомнить, что она написала Власику. Публично открыв, что он знает о письме, Егоров раскрыл факт, что она была секретным сотрудником. Это нарушение инструкции МГБ. Но Тимашук не согласилась и продолжала настаивать на том, что сердечный приступ (имелся в виду инфаркт миокарда) был: «Мне об этом сказала ЭКГ, не я писала об этом, об этом мне написало сердце».
На совещании Виноградов поставил ультиматум министру здравоохранения: «Или я работаю в кремлевской больнице, или она». В защиту доктора Виноградова следует сказать: задним числом он признал свою тогдашнюю вину.
7 сентября 1948 г. по приказу начальника Лечсанупра П. И. Егорова Тимашук перевели с поста заведующей отделения (кабинета) ЭКГ Кремлевской больницы во второстепенный филиал поликлиники, 2-ю поликлинику Кремлевки — на улицу 25 Октября, где лечились государственные деятели рангом пониже. Там и зарплата была пониже.
Сотрудник МГБ Масленников показал, что его и других интерес к Тимашук не был проявлен уже не в первый раз (это было летом 1951 г. после ареста Карпай) — где-то в районе осени 1948 г. стенограмма заседания от 6 сентября была тайно изъята отделом.
Итак, сигнал Тимашук остался для всех без последствий, кроме самой Тимашук. Ее выгнали — с позором, понижением в должности и уменьшением оклада. А это достаточно большая разница в зарплате. И вплоть до 1952 года Тимашук работала не в самой Кремлевской больнице, а в филиале. Явное понижение с фактическим отстранением от лечения самых высокопоставленных лиц. Без санкции Сталина или кого-то другого из лидеров СССР, по крайней мере, уверенности, что он не будет гневаться, такое было бы невозможно. Может ей доплачивали из фондов МГБ? Потом все документы уничтожили. Если так, то когда? Может, кто-то ее зарезервировал или это просто обычное головотяпство.
Какие же выводы можно сделать из данной информации? 1. Егоров знал, что Тимашук его обвинила в неправильном лечении. 2. Егоров решился устроить разнос Тимашук. Значит, чувствовал свою вину и одновременно видел за своей спиной поддержку. Или же он шел ва-банк, так как иначе донос Тимашук мог привести к его отставке.
Как он узнал? Варианты такие. 1. У него был другой источник информации. Но это маловероятно. 2. Белов дал ему быстро прочитать. Но Власика не было на Валдае. 3. Он не читал письмо, а был информирован в общих чертах Власиком. Последнее предположение наиболее вероятно.
Здесь я прерву своё повествование, оставлю на минуту нашу героиню и вернусь к смерти Жданова. Смерть Жданова остается загадкой по сей день. Например, по сей день неизвестно, был ли у Жданова свежий инфаркт или нет. Следует также признать, что причины фальсификации диагноза и странности вскрытия тела Жданова остаются неясными и до настоящего времени. Клиническая картина была смазана, электрокардиограмма также дала противоречивые результаты. Карпай, не нашла признаков инфаркта на электрокардиограмме, другой врач, Тимашук, посчитала, что инфаркт есть. Как обычно в спорных случаях собрался консилиум, испытанный метод разрешения спора, который решил, что инфаркта нет. Медицинская ошибка как со стороны Карпай, так и со стороны Тимашук не исключена.
По словам Карпай, будто бы рассказанным дочери Инне Петровне и некоторым близким друзьям, смерть Жданова полна неясностей. Она не исключала ее насильственного характера с участием госбезопасности. Во всяком случае, когда, по ее словам, Карпай пробовала узнать результаты вскрытия тела Жданова у кремлевского патологоанатома, та уходила от ответа. А ведь она спрашивала у человека, с которым была в приятельских отношениях. Член тогдашнего ЦК Шепилов считал возможным наличие заговора Берии против Жданова: «Но я нисколько не удивился бы, если бы кто-то из участников бериевского шабаша вдруг как-нибудь раскрыл, что это Берия приложил руку к тому, чтобы жизнь Жданова во время его нахождения на Валдае преждевременно оборвалась». Намек на Берия я тоже комментировать не буду, но подозрение Шепилова говорит о том, что уже тогда ходили слухи…
Дмитрий Волкогонов в известной биографии Сталина «Триумф и трагедия» также придерживается теории конспирации. Он считает, что, поскольку от смерти Жданова выиграли в первую очередь Маленков и Берия, то не составляет больших проблем считать именно их главными злоумышленниками. Странно, но и он не видит того, кто больше всех выиграл от всех этих перемещений. А это явно не Берия и не Маленков, на которых, кстати, тоже была организована атака.
Думается, что и у Маленкова и у Берия не было необходимости в физической ликвидации Жданова. У Сталина в этот период тоже не было серьезных причин для «ликвидации» Жданова. Да и не стал бы Сталин марать свои руки тайным убийством. Если бы Сталину было нужно, то был бы организован процесс. Напротив, сын Андрея Жданова Юрий, которому Сталин в июле сделал выговор за вмешательство в спор Лысенко с генетиками, был прощен и благословлен на брак с дочерью Сталина Светланой. Сталин даже хотел, чтобы новая пара поселилась на его даче в Кунцево, где он чувствовал себя одиноко.
Нынешние историки пытаются дать естественное объяснение странной смерти Жданова. Это звучит так: «Уже находясь в санатории на Валдае, Жданов, знакомясь 7 августа со свежим номером «Правды», неожиданно для себя натолкнулся на опубликованное в нем покаянное письмо своего сына, в котором тот, ссылаясь на свою «неопытность» и «незрелость», униженно просил у диктатора отпущения грехов. Думается, что этот сюрприз, подготовленный Сталиным, приблизил кончину Жданова».
Между тем, старший Жданов умер в самом конце августа. Такой длительный разрыв между публикацией покаянного письма сына и смертью Жданова-отца показывает, что особого влияния покаянное письмо сына на отца не оказало. Более того, Жданову-отцу было известно, что Сталин бережно относится к кадрам. Сталин не только позволил Юрию и дальше работать на прежней должности в ЦК, но в 1949 году породнился с ним после женитьбы того на дочери Сталина Светлане.
Согласно официальной версии, врачи вместо того, чтобы прописать строгий постельный режим, как в то время было принято при инфаркте, врачи разрешили Жданову гулять. Другое дело, что, скорее всего, злого умысла в действиях врачей не было. Была элементарная халатность и надежда на русское «авось». Возможно. Известно, что 26 августа начальник Лечсанупра Егоров рекомендовал Жданову увеличить движение, с 1 сентября разрешить поездки, 9 сентября решить вопрос о поездке Жданова в Москву.
Мне кажется, что версия о том, что врачи залечили Жданова, — очередной миф и раскручивается этот миф очень целенаправленно. Например, в своих воспоминаниях «примкнувший» Шепилов так характеризует состояние Жданова в начале июля: «Тяжелое заболевание А.А. Жданова — гипертония, атеросклероз, грудная жаба и сердечная астма — все прогрессировали. Огромная нагрузка в работе, частые многочасовые ночные встречи и ужины на даче Сталина, постоянное нервное перенапряжение — все это подтачивало его здоровье. Он задыхался во время разговора, лицо покрывалось розовыми пятнами. После нескольких фраз он делал паузу и глубоко втягивал в себя воздух. Как-то солнечным утром Андрей Александрович вызвал меня и сказал: «Меня обязали ехать на отдых и лечение. Я буду не так далеко от Москвы, на Валдае. Уверяют, что там легко дышать»».
Далее в оборот была введена версия о том, что члены Ленинградской группы собрались на Валдае для того, чтобы решить вопрос о новом лидере. Мол, что делали на Валдае Попков, Вознесенский, Кузнецов? Затем подбрасывается идея, что прибывшие соратники боялись, что он даст материалы для раскручивания их группы. Нет ли действительно сознательного умертвления/убийства Жданова? Может, он смалодушничал и хотел всех ленинградцев сдать и его действительно отравили? Мол, мгновенная реакция ленинградцев свидетельствовала о том, что они боялись, что смерть Жданова даст толчок для раскручивания органами их группы. Но, во-первых, Кузнецов в то время сам курировал органы и, вроде бы, ему нечего было бояться.
По моей версии, Жданова скорее всего убили, для расчистки места на олимпе. Как убили? Есть все основания думать, что Жданову ввели один из имевшихся в то время лекарств-вазоконтрикторов, то есть веществ, суживающих кровеносные сосуды, а затем вызывающие их спазм. В то время такой класс средств был уже известен. Это могли быть вещества мезатон или дигидроэрготонин (они тогда уже были синтезированы на Западе). Мезатон (фенилефрин) начал использоваться на Западе для сужения сосудов в 1940 году. Поскольку у него уже были сужение коронарных артерий, то пораженное артеросклерозом сердце не выдержало. А вот тот, кто дал яд Жданову, тот и организовал вскрытие в темной комнате. Самое интересное, что свидетели, которые могли бы рассказать подлинные обстоятельства смерти Жданова, почему-то исчезли. Первой через семь дней после смерти Жданова повесилась его экономка. Потом умер лечащий врач, который делал вскрытие вместе с профессором Виноградовым. В 1951 году застрелил себя комендант государственной дачи, на которой умер Жданов. Странно, но в черепе у него обнаружили два пулевых отверстия… Не исключено, что убийство Жданова организовали сами члены ленинградской группы, когда узнали, что Жданов хочет рассказать Об их трофейной болезни Сталину. Но это отдельная история и я ее вам расскажу в другой книге. Американцы же лишь сообщили им о намерении Жданова. и все в ажуре.