Дело Марины Мнишек

ГЛАВА 1

Новое здание библиотеки имени М. Ю. Лермонтова — многоэтажное, стекло и пластик, шедевр современной архитектуры, если судить по макету, — строится уже несколько лет, а пока библиотека ютится в старом двухэтажном особняке с колоннами и в прилепившихся к нему еще более ветхих деревянных пристройках. В одной из пристроек располагается абонементный отдел. Поднявшись на крылечко и пройдя коридор с низким потолком, попадаешь в большую комнату, заставленную стеллажами с книгами и подшивками старых газет. Здесь выдают книги на дом.

Ожидая, пока подойдет ее очередь, Валентина с разрешения библиотекарши обычно брала со стеллажа какую-нибудь тяжелую газетную подшивку и не спеша листала ее, выхватывая глазами строки сообщений и телеграмм, когда-то пахнувшие типографской краской, а теперь уже выцветшие, но все еще волнующие воображение. Она представляла, как люди читали эти строки, не зная еще, чем события кончатся…

Но сегодня очереди, собственно, не было. Часы на стене показывали половину одиннадцатого, до закрытия библиотеки оставалось тридцать минут. Впереди Валентины стояла только одна женщина, немолодая, полная; по-видимому, она была простужена (в такую-то жару!..), потому что все время прикладывала к носу платок, посапывала, стеснялась этого и нетерпеливо поглядывала на дверь в соседнюю комнату, куда вышла библиотекарша — проверить, не поступили ли заказанные книги. За Валентиной (Валентина — это я, просто некоторые главы этой истории мне удобнее писать от третьего лица) стоял парень в светлой тенниске.

Парню, видно, было скучновато. Во всяком случае, он заговорил первый — о небывалой жаре сегодня, о том, что душно даже сейчас, когда, казалось, с гор должна спуститься ночная прохлада, но нет — душно и душно, быть грозе! Он встряхивал светлой стриженой головой с маленьким чубом и весело щурил серые глаза, так весело, что было ясно, — жара тут ни при чем и душный вечер тоже, просто ему наскучило стоять, а рядом девушка… Впрочем, он сам откровенно признался во всем, едва перекинулся с Валентиной несколькими словами, и разговор дальше пошел у них легкий, шутливый, в котором каждая фраза все же имеет особое значение, потому что люди пока не знакомы и слова их помимо прямого смысла служат средством «узнавания другого…». Он улыбнулся:

— Я тоже умею угадывать.

— Почему «тоже»? — удивилась Валентина.

— Вы правы, непонятно… Ведь это как бывает: в голове у человека проносится длинная цепочка рассуждений, прежде чем сформулируется мысль, которую он произносит вслух. Обо всей цепочке собеседник ничего не знает, сам ход умозаключений, самое главное остается для него скрытым… Видите, какое понадобилось вступление, чтобы объяснить, что вы Эсмеральда… Что я подумал: вы как Эсмеральда — смуглая и тоненькая. Вам бубен в руки, ей-богу, и цыганское платье. И можете гадать по ладони!.. А я тоже умею угадывать: вы, например, по профессии врач-психиатр.

— Вижу, вам очень хочется знать, кто я по профессии?

— Я уже сказал… Я умею угадывать!

Валентина рассмеялась.

— Нет, я не психиатр. И вообще не врач.

— Кто же вы?..

— Не все ли равно?

— Теперь — не все… Секрет?

Разумеется, никакого секрета в том, что Валентина журналистка и работает в местной газете, не было. Было другое… Валентина знала уже по опыту, что люди считают профессию журналиста особенной, она и сама считала ее такой и гордилась принадлежностью к журналистскому клану. Иногда, разговаривая с ничего не подозревающим человеком, она как бы случайно, мимоходом роняла несколько слов о редакции, но этого бывало достаточно, чтобы ее собеседник, вдруг догадавшись, восклицал: «Так вы журналистка!» Ей льстило и это «Т а к в ы ж у р н а л и с т к а!» и то, что после собеседник смотрел на нее совсем иначе. А недавно прибавилось еще одно обстоятельство: в газете — в пяти последних номерах — печатался ее очерк о работниках милиции. Теперь уже восклицали: «Вы Валентина Архипова?.. Та самая?..» — и слышать это было приятно…

Впрочем, она бы «запрезирала» себя, если бы до нее вдруг дошло, что и она, пусть чуточку, а тщеславна (но это было именно так — рассказывать о себе, так все без утайки!). Валентина всегда в этих случаях объясняла свой поступок какой-нибудь другой причиной, она считала, что прямо не сказала о том, что журналистка, из скромности или почему-либо еще. Сегодня, например, она решила, что ничего не скажет этому доброжелательному парню о своей профессии, потому что он, конечно, начнет ее расспрашивать, а она устала.

Она и в самом деле устала: весь сегодняшний — воскресный — день, по совету полковника, она дежурила с майором Пахомовым в Управлении внутренних дел, «ожидая происшествий». Но происшествия «не случилось». Конечно, разная мелочь была: сообщение о драке у какого-то кинотеатра и т. п., но ничего такого, чтобы стоило выехать всей оперативной группе, не произошло. Пахомов был этому рад («не дежурство, а счастливый билет»). Он сидел в одной из комнат Управления, заставленной железными солдатскими койками, на которых дремали участники этой самой оперативной группы, и в очках его, в круглых стеклах в какой-то очень уж неказистой домашней оправе, плясали серо-голубые телевизионные огоньки.

Пахомов смотрел все передачи подряд: «мультик» про зайцев, любительскую короткометражку «На пасеке», соревнования по плаванию. Валентина же не могла долго усидеть на месте, выходила в длинный полутемный коридор, прислушивалась к голосам у диспетчерского пульта. В десять часов она сказала Пахомову, что устала, что зайдет только в городскую библиотеку за книгами и оттуда домой! Пахомов согласно кивнул, она бы даже сказала радостно кивнул, как будто считал, что с уходом Валентины происшествий уж наверняка не случится и он спокойно досмотрит все телепередачи до конца.

Валентина была расстроена: столько ожидала от сегодняшнего дежурства — и такое разочарование (она не знала, что сегодня у нее все еще впереди!). Короче, ей было не до праздных разговоров со случайными встречными…

— А я, честно говоря, решил, что вы врач… врач-психиатр: в прошлый раз вы заказывали учебники по психиатрии, — объяснил парень.

Валентина подумала: если судить по ее заказам, то сегодня она психиатр, завтра — литейщик, послезавтра — агроном…

В комнату возвратилась библиотекарша, присела к столу записать в формуляр книги. В синем форменном халатике с белоснежным воротничком, с седыми волосами, забранными сзади в старомодный узел, аккуратненькая, интеллигентная, она удивительно подходила к этой комнате с ее чуть торжественной тишиной и мягким светом, с рядами стеллажей, заставленных книгами и старыми газетными подшивками… Полная женщина еще раз приложила к носу платок и, забрав книги, ушла. Валентина поздоровалась с библиотекаршей, та ответила, достала формуляр.

— Вы давно заказывали?

— Еще утром.

Библиотекарша кивнула, приглашая подождать, и вышла в соседнюю комнату. Валентина полуобернулась, перехватила брошенный парнем взгляд на формуляр.

«Прочел, что журналистка, — подумала она. — Сейчас прореагирует».

Но парень молчал.

Валентине стало даже обидно, наверное, он не читал ее очерка. («В газете? Он что, не читает газет?»)

— Как видите, я журналистка, — сказала она. — Поэтому и беру книги то по психиатрии, то по литейному делу, писать приходится обо всем…

Сказала и покраснела.

Но парень и теперь не прореагировал. Он как будто даже смутился и только что-то промычал в ответ.

Она была рада, что возвратилась библиотекарша.

— Книги ваши почему-то не прибыли. Сейчас узнаю, в чем дело.

Библиотекарша подошла к телефону, набрала номер и спокойно стала объяснять, что книг читательницы Архиповой нет на месте, нельзя же заставлять человека ходить напрасно… Положив трубку, она попросила Валентину подождать еще немного.

— Вы обязательно получите книги сегодня.

Она кротко улыбнулась Валентине и протянула руки за книгами парня.

Валентина отошла к дальнему стеллажу, стала читать корешки газетных подшивок. Парень ее больше не интересовал: ей было досадно за свое мелкое тщеславие (она подумала об этом впервые и теперь уже была к себе беспощадна: «Да, да, это так!»).

— До свиданья, — парень вышел.

— Можно пока полистать какую-нибудь подшивку? — спросила Валентина библиотекаршу.

— Пожалуйста.

Валентина потянулась к верхней полке.

— С этого стеллажа нельзя. Там оставлены для реставрационной.

Валентина взяла подшивку с соседнего стеллажа — она чуть выдавалась из общего ряда, — и отнесла на застеленный зеленым сукном стол. Библиотекарша перебирала книги на другом конце стола. Она внимательно взглянула на Валентину, отвернулась, снова занялась книгами и опять встретилась глазами с Валентиной.

— Вы что-то хотите сказать? — подбодрила ее Валентина.

— Да… То есть… Да. — Библиотекарша волновалась, но, очевидно, была рада вопросу. — Я хочу сказать: вот вы сейчас разговаривали с читателем Ушаковым… Понимаете, он систематически вырывает страницы из книг, которые берет домой. Мы заметили. — Она пододвинула к Валентине стопочку книг и разложила их по столу. — Такое варварство! И все обязательные экземпляры, смотрите, вторых в библиотеке нет… А ведь совсем приличный на вид молодой человек!..

«Вот тебе и доброжелательный!..» Валентина представила, какая это для «божьей коровки» (так она мысленно называла старушку-библиотекаршу) непосильная обязанность — уличать, доказывать, возможно — скандалить. Она догадывалась, почему та заговорила именно с ней: не иначе как читала ее очерк о милиции и думает, что Валентина сумеет помочь.

— А где ом работает? — спросила Валентина.

Конечно же, старушка рассчитывала на ее помощь! Она тотчас разыскала нужный формуляр и прочла все, что в нем было записано: «Ушаков Павел Васильевич, 27 лет. («На два года старше меня», — отметила Валентина). Работает наладчиком во 2-й городской типографии, Кутузова, 37. Беспартийный».

Наивная вера старушки в немалые возможности автора «такого очерка!» умилила Валентину, ей и впрямь захотелось помочь. А библиотекарша, высказавшись, словно свалила с себя тяжкую ношу. Она отошла к столику у двери и, присев на стул со стеганой подушечкой, придвинула книгу к лампе и углубилась в чтение.

«Надо позвонить этому Ушакову в типографию и как следует отчитать», — решила Валентина.

Она раскрыла подшивку наобум, где-то посредине. Обычно ей попадались подшивки старые, с пожелтевшими листами, надорванные углы их были подклеены в реставрационной узкими полосками папиросной бумаги, но сегодня подшивка «Известий» — сказалось, что она сняла с полки «Известия» — попалась почти свежая, прошлогодняя. Она перевернула несколько страниц — лезущие в глаза заголовки были знакомы, потом перевернула сразу треть подшивки или больше, — на нее пахнуло не то сыростью, не то еще чем-то похожим, — газеты все же успели постоять на полках. Валентина обратила небольшую корреспонденцию в левом углу страницы. Корреспонденция была обведена фиолетовыми чернилами, а рядом, на полях, кто-то красным карандашом поставил два восклицательных знака.

Валентина пробежала глазами корреспонденцию. Она была напечатана под рубрикой «Судьба человека» и называлась «Необыкновенная история». Вот ее содержание:

— Валентина Дмитриевна…

Валентина оторвалась от газеты и увидела приближающегося к ней майора Пахомова. Хотя то, что он майор, никто бы не подумал, — и Валентина бы не подумала, если бы не знала, — она всегда видела Пахомова только в штатском костюме. Он и сегодня в Управлении был в синем костюме. Очки, те самые, домашние, небрежно выглядывали сейчас из кармана пиджака.

— Очень хорошо, что застал вас, Валентина Дмитриевна, — сказал он серьезно. — Поедемте.

Он помог ей поставить газетную подшивку на полку. Валентина поспешно простилась с библиотекаршей, извинилась, обещала зайти завтра.

В коридоре Пахомов объяснил:

— На Северном полукольце, у Нового парка, обнаружен труп… Вы сказали, что зайдете в библиотеку, — я на всякий случай заехал.

У крыльца стояла светлая «Волга». Едва захлопнулась дверца, «Волга» рванулась с места.

— Знакомьтесь, следователь прокуратуры. — Пахомов представил Валентине грузного лысого мужчину. Он назвал его фамилию, но Валентина от волнения не расслышала.

Стекла в машине были опущены, задувающий ветер трепал волосы, но был он горячий и не освежал.

При въезде на Северное полукольцо «Волгу» нагнала милицейская автомашина с оперативной группой, она заезжала в городской морг за судмедэкспертом. Пахомов приказал пропустить ее вперед. Мигая установленной на крыше синей лампой, автомашина с оперативной группой промчалась мимо, «Волга» двинулась вслед.