Полковник Искаков откинулся на спинку стула и поморщился от боли. Он постарался принять удобное положение, но печень болела, хотя он не нарушал в эти дни диету. Но знал, почему она болит: он нервничал, предстоял неприятный разговор. «Неприятный» — не то слово, разговор предстоял тяжкий. Лейтенант Алексеев был и смел и умен, но какое это имело теперь значение: он нарушил закон. Полковник помнил, как Алексеев явился впервые представиться ему, их было четверо только что окончивших высшую школу МВД — Алексеев, Есенов, Волынский и Митько. Все они, в том числе и Алексеев, оказались перспективными работниками, но теперь никакие его положительные качества значения не имеют… Наверно, все так и было, как он пишет в рапорте, наверняка было: задержанный провоцировал, но он, Алексеев, не имел права, не смел сделать того, что сделал! Он, призванный стоять на страже закона, — это его долг, его работа, прямая работа, главное в его работе! — сам преступил закон, и здесь нет, не может быть никаких извиняющих обстоятельств.
Искаков достал из ящика письменного стола пузырек, вытряхнул на ладонь желтую таблетку и проглотил. Таблетка застряла в горле, пришлось налить из графина стакан воды.
Искаков запер свой кабинет и направился по длинному коридору, освещенному лампами дневного, а на самом деле фиолетового света, к Пахомову.
Он постучал в дверь и, не задерживаясь, — его ждали — открыл. Увидев полковника, Пахомов и лейтенант Алексеев поспешно встали.
— Садитесь, — разрешил полковник и прошел к покрытому синим сукном столику. Он посмотрел на продолжавшего стоять Алексеева и подумал, что за эти три дня лейтенант заметно осунулся. Искаков решил, что следует сказать только главное.
— Прошу подать рапорт с просьбой уволить из органов, — сказал он.
Алексеев не возразил.
Полковник знал, что Алексеев понимает его — иначе нельзя. Все же он спросил:
— Есть возражения?
— Нет.
Лейтенант вел себя молодцом. Но это и было самое тяжкое в разговоре, что лейтенант вел себя молодцом…
Искаков перевел взгляд на Пахомова, на его заклеенную пластырем крест-накрест скулу с выступающим сейчас желваком. О чем сейчас думал Пахомов, Искаков тоже знал — что Алексеев способный, очень способный работник, что он ведет себя молодцом, но полковнику не требовалось этого объяснять… Однако закон есть закон, и Алексеев нарушил его!
— Закон есть закон, — сказал Искаков вслух и этим объяснил все, заканчивая разговор.
— Разрешите идти?
— Погодите… — остановил Алексеева Пахомов и обратился к полковнику: — Лейтенант Алексеев сейчас выполняет ответственное задание.
Искаков не ответил.
— Может все сорваться…
— Будь по-вашему, — согласился Искаков и повернулся к Алексееву. — Подадите рапорт после завершения операции.
«Вот и весь разговор», — подумал Искаков, но легче ему не стало. Пахомов осуждает его? Искаков знал, что нет, Пахомов не осуждал, Пахомов все понимает не хуже, чем он сам. И все же…
Пахомов молчал.
— Девять часов, приглашай людей, — первым заговорил Искаков. (Он был прав и поэтому считал, что должен заговорить первым).
Пахомов стал звонить по телефону.
— Валентина Дмитриевна еще не уходила с вечера, — сказал он, кладя наконец трубку. — Я обещал ей разрешить присутствовать на разборе дежурства. Не возражаешь? Она сейчас у Волынского.
— Пусть присутствует.
Когда Валентина и Волынский вошли к Пахомову, в небольшом кабинете майора собрались уже все участники оперативной группы.
— Валентина Дмитриевна, — окликнул Есенов и показал на свободные стулья рядом.
Полковник тоже встретил приветливо.
— Здравия желаю. — Он поднялся ей навстречу и протянул руку. — Вижу, наши уже признали вас. Это хорошо.
Как всегда, когда с ней разговаривал полковник, Валентина немного смутилась.
Она и сама не знала почему. Вряд ли на нее производил впечатление его чин: Валентина была журналисткой, а значит, была выше всяких чинов, впечатления они на нее не производили и разговору с человеком не мешали. Значит, возраст?.. Может быть. Искаков был старше ее на пятнадцать лет, голова у него уже седая (почти седая), но он был высокий, стройный, подтянутый и глаза у него еще молодые — Валентина каждый раз не могла определить для себя, как ей держаться с Искаковым.
— Товарищи по оружию, — сказала она. — Всю ночь была с ними на дежурстве.
— Да, хлопотное выдалось. Мне говорили, вы не сомкнули глаз… Но что значит молодость — совсем незаметно.
Валентине села у окна рядом с Есеновым.
— Митько, — представил ей Есенов своего соседа, смуглого, серьезного старшего лейтенанта. — Наш Саша Митько.
— Александр Митько, — поправил старшин лейтенант, привставая.
Валентина улыбнулась ему, перевела взгляд на полковника.
Ей было неприятно, что Искаков заговорил о ее молодости. Сам полковник выглядел сегодня необычно усталым, немолодым. Щеки у него были бледны, даже с желтизной — или ей так казалось, оттого что за окнами было по-утреннему солнечно и зелено и свет из окна падал прямо на полковника. Он сидел сейчас, склонив седую голову, внимательно читал какие-то бумаги в папке, которую вынул из сейфа Пахомов. (Вот уж кого она всегда воспринимала немолодым, хотя удивительно — ведь Пахомов на два года моложе полковника! Но такой уж он: одного роста с Искаковым, а кажется намного ниже, потому что сутулится, и от мясистого носа у него к уголкам рта тянутся глубокие морщины, отчего лицо кажется скорбным и пожилым, и глаза у Пахомова тоже суровые и немолодые. Валентина иногда сердится на него за невнимание, но, в сущности, она мирится с этим невниманием, как когда-то в детстве мирилась с тем, что родители не могут все время заниматься ею, что у них есть свои, взрослые дела).
Валентина думала о своем, а Волынский, Есенов и Митько, извинившись, занялись своим разговором: Валентина была благодарна им, что они не развлекают ее.
— Ну что с Алексеевым? — шепотом спросил Волынский. — Вы его видели?
Есенов ответил, что сейчас говорил с ним.
— Ну как?.. Пахомов попросил меня срочно выяснить насчет одного телефона, я не мог выйти к вам… Как?
— Полковник предложил ему подать рапорт об увольнении.
Волынский присвистнул.
— Тише ты!.. — сердито одернул Есенов.
— Василий этого ожидал, — сказал Митько.
— Мало ли чего ожидал! — Волынский с досадой хлопнул ладонью по колену. — Валентина Дмитриевна, извините… Можно мне пересесть на ваше место? (Валентина сидела между ним и Есеновым и мешала темпераментному Волынскому; они поменялись местами). Я пойду к полковнику. Только закончится эта петрушка, — Волынский показал на собравшихся, — и сейчас же пойду! Ты пойдешь со мной, Есенов?
— Порох!
Валентина теперь краем уха прислушивалась к их разговору — они поминали полковника и Пахомова…
— Ты тоже пойдешь с нами, — Волынский резко повернулся яйцом к Митько.
— Конечно, пойду, — Митько коротко вздохнул.
— Идти пока не надо, — вмешался Есенов. — Полковник согласился отсрочить подачу рапорта.
— Ай да Пахомов! — обрадовался Волынский. — Это реальный шанс — отложить до выполнения задания. А там… победителей не судят!
— Такие, как полковник, судят и победителей… — хмуро возразил Есенов. — Извините, Валентина Дмитриевна, совсем вас забыли.
— Что-то случилось? — спросила Валентина.
— Да… С нашим товарищем.
Валентина увидела, что лица у всех троих сразу же замкнулись. Она не стала расспрашивать.
Пахомов застучал карандашом по графину.
— Волынский, прошу тишины, — строго предупредил он.
— А я как раз сейчас молчу, — совсем по-студенчески, обиженно отозвался Волынский. Пахомов не ответил.
— Разрешите начать, товарищ полковник? — спросил он Искакова.
— Начинайте.
Пахомов («а он не седой», — удивилась Валентина) стал докладывать о вчерашних происшествиях.
Полковник слушал, иногда согласно кивал головой, несколько рассеянно, потому что не переставал одновременно просматривать бумаги в лежащей перед ним папке. Главным событием дежурства, естественно, были наезд на Северном полукольце и задержание водителя автомобиля Антипова. Но в изложении Пахомова и эти события выглядели будничными, неинтересными, рядовыми. Валентина понимала, что с подобными происшествиями и Пахомову, и Волынскому, и всем остальным приходится иметь дело часто, но все равно — подвиг есть подвиг, а то, что совершил Пахомов, забравшийся на ходу в кабину мчавшегося по шоссе автомобиля, — подвиг. Пахомов же упомянул об обстоятельствах задержания как-то вскользь, мимоходом, точнее, квалифицировал это событие на юридическом языке и только. «Все же я была права вчера, — думала Валентина, — все они здесь отличные человеки, но сухари сухарями».
Полковник тоже не интересовался «обстоятельствами задержания», он не задал ни одного вопроса, а достал из конверта пачку денег — как видно, тех, что были изъяты у покойного, — и стал рассеянно просматривать ее, Валентина сказала бы — стал пересчитывать деньги, потому что при этом он едва заметно (но достаточно заметно) зашевелил губами.
Когда Пахомов закончил докладывать, полковник спросил, что предпринимается для опознания трупа.
На вопрос отвечал Волынский:
— Вначале предполагалось опросить жителей в районе происшествия, — сказал он вставая, — если, разумеется, раньше не поступит соответствующего заявления об исчезновении человека. Предполагалось также произвести опрос на окрестных предприятиях — есть признаки того, что потерпевший жил и работал где-то неподалеку от места происшествия.
— Предполагалось вначале, — а теперь? — перебил полковник. — Меня интересует, не что вы предполагаете, а что будете делать.
— Появилось новое обстоятельство, товарищ полковник. Вчера на месте происшествия, изъяв у потерпевшего записную книжку, мы было решили, что она не заполнена, новая… Но сегодня утром при повторном осмотре в ней была обнаружена карандашная запись. Книжка имеет алфавит — для адресов и телефонов. Так вот, на обороте страницы на букву «а» карандашом записан номер телефона.
— И фамилия владельца?
— Телефона?.. Нет, только номер… Полагаю, что это номер телефона какого-то учреждения: по поручению товарища майора я просмотрел в телефонном справочнике фамилии всех индивидуальных абонентов на букву «а».
— Ну, это как сказать, если телефон недавно установлен, то его в справочнике может и не быть… Какой номер телефона?
— Начинается с «двойки».
— Да, с «двойки» сейчас новые телефоны не устанавливают. Ну, а что учреждения?
— До девяти звонить было рано, а по справочнику найти не успел.
— Что ж, телефон — зацепка. Будем надеяться… А какое впечатление оставил у вас этот водитель… вы его допрашивали, — полковник заглянул в папку. — Антипов Иван Федорович?
— Говорил, кажется, искренне. Кто его знает, есть ведь такие артисты… Надо проверить. (Волынский был прав: Антипов, давая показания, выглядел таким искренним, что Валентина, не участвуй она сама в задержании, первая бы поверила ему).
— А-а!..
Волынский недоуменно взглянул на полковника.
— Одну секундочку, лейтенант.
Полковник поспешно собрал лежащие на столике деньги в пачку и снова быстро просмотрел ее (пересчитал деньги, как показалось Валентине).
— Товарищ Митько!
Откинувшись на спинку стула, Искаков что-то тихо сказал подошедшему к нему старшему лейтенанту. Митько тотчас вышел из кабинета.
— Продолжайте, Волынский.
— У меня все, товарищ полковник.
— Садитесь.
Полковник мягко побарабанил пальцами по сукну, покрывавшему столик.
В кабинете стало по-особому тихо, все напряженно ждали — что случилось? Полковник взял две верхние десятирублевки из лежащей перед ним пачки и передал их Пахомову.
— Из этой пачки? — удивленно и растерянно спросил Пахомов.
— Из этой.
— Что случилось, товарищ полковник? — не вытерпел Волынский.
Полковник нагнулся, взял со стола Пахомова десятирублевку и, придерживая двумя пальцами за уголок, помахал ею в воздухе.
— Старая знакомая: серия номер 001418, номер 161721.
Он положил десятирублевку перед собой, достал вторую.
— Опять же: серия 001418, номер 161721… Товарищ Есенов, полюбуйтесь.
Есенов осторожно взял протянутую ему десятирублевку, оглядел с обеих сторон и довольно хохотнул.
— Что, тонкая работа?..
— Та же рука, та же рука, — ответил Есенов и полез в карман. Он достал из бумажника еще одну десятирублевку (чем вызвал восторженное восклицание Волынского: «За день до зарплаты иметь десятку! Есенов, ты богач!») и показал обе купюры Валентине. — Похожи?
— Не отличишь. Только серии и номера разные.
— Верно. Но моя десятка — подлинная, а эта — фальшивая.
— Мистика, — сказал Волынский.
— Одна и та же рука, опытная рука, — возразил Есенов и пояснил Валентине. — Полтора месяца назад банк передал нам три десятки. У всех трех десяток одинаковые серии и номера — чего быть не может… А в остальном от подлинных денег не отличишь.
— Значит, слух ходил верный, что в городе обнаружены случаи… фальшивых денег… — вспомнила Валентина и тихо засмеялась. — Есть у нас в редакции ответственный секретарь Дима Судариков. Разговор насчет фальшивых денег при нем происходил, так он как закричит — и давай пресекать!.. А слух, выходит, был не ложный.
Есенов быстро глянул на полковника, Валентина заметила и замолчала.
Возвратился Митько, принес синюю папку — дело о фальшивых деньгах. Да, Есенов был прав и без экспертизы: при простом сравнении хранившихся в папке десятирублевок с только что обнаруженными было ясно — и те и другие сработала одна и та же рука.
— Вот вам и обыкновенный наезд, — подытожил Митько.
В кабинете стало необычайно тихо, тише, чем до того, как полковник объявил о фальшивых деньгах.
Валентина удивленно оглянулась: почему? И вдруг поняла, что дело вовсе не в Митько и его реплике, а в том, что поднялся Пахомов — и в лице Пахомова ни кровинки! (В первое мгновение, наверно, не все еще обратили на него внимание, но теперь на Пахомова смотрели все, кто находился в кабинете).
— Вот вам и обыкновенный наезд… — повторил Митько. Он тоже, как видно, не понял, почему вдруг все притихли.
— Удивительная наблюдательность, Митько… — отозвался у окна Волынский.
— С вашего позволения, лейтенант, — спокойно остановил его Пахомов и повернулся к полковнику. — Опись денег, приложенных к протоколу, производил я, товарищ полковник… но не один. Я попросил продиктовать мне серии и номера купюр пассажиру такси; этот пассажир и водитель первыми обнаружили труп… С моей стороны это было грубым нарушением порядка — просить кого-то диктовать!… (Валентина хорошо помнила этого пассажира: коренастый, среднего роста, это он остался тогда с нею на шоссе возле трупа и вздохнул за ее спиной).
— Вы считаете, что пассажир такси преднамеренно продиктовал вам не те номера? Он знал, что деньги фальшивые?
— Бесспорно. Нельзя перепутать серию и номер у двух купюр. Я сейчас проверил: у других десяток, у подлинных, серии и номера записаны правильно. Пассажир такси переврал номера преднамеренно!.. Любое наказание, товарищ полковник, я буду считать справедливым. («Боже мой!..» — думала Валентина. Лицо этого пассажира стояло перед ее глазами как живое: этот большой выпуклый лоб с залысинами, рассеченный глубокой ямкой подбородок…)
— Почему же вы попросили пассажира диктовать?
Пахомов показал исковерканную оправу от очков (он вытащил ее из кармана пиджака) — ту самую, домашнюю.
— Наверно, когда нагибался, очки упали на асфальт, и я тогда наступил… Но все равно, я должен был записывать сам. Я бы смог.
«Я, я виновата! — повторяла про себя Валентина, готовая сейчас закричать и расплакаться. — Он же просил меня, чтобы я ему продиктовала, а я… эгоистка, несчастная эгоистка!.. Смотри, что ты наделала, смотри!..»
— Садитесь, майор… — Полковник снова мягко забарабанил пальцами по сукну. — Как видите, друзья, дело резко осложнилось. Во-первых, старое дело о фальшивых деньгах нужно объединить с новым. Это ясно. А наезд?.. Возьмите ручку, товарищ майор, будете записывать… Разберем основные варианты версий — что же произошло на Северном полукольце? А?.. Подумаем вместе.
Разбор версий занял более часа и происходил так: полковник формулировал условия варианта, потом каждый из присутствующих — полковник спрашивал сидящих по часовой стрелке, не пропуская никого, высказывал свои соображения, эти высказывания обобщались, на основе их делались частные и общие выводы. Результатом разбора явилась следующая запись (примерно такая, потому что приводимая ниже запись восстановлена мною по памяти уже во время работы над повестью. — В. А.).
П е р в ы й в а р и а н т. Шофер такси, пассажир (его фамилия Морозов — Пахомов списал с паспорта пассажира основные данные) и шофер грузовика Антипов — не знают друг друга. Морозов и потерпевший — соучастники.
Первый вариант версии, очевидно, предполагает, что события происходили так, как это отражено в протоколах допроса свидетелей и допроса подозреваемого Антипова, с учетом обнаружившегося обстоятельства — соучастие Морозова и потерпевшего.
Этот вариант объясняет:
1) Почему Морозов не обыскал и не изъял у потерпевшего фальшивые деньги до приезда милиции: он не мог этого сделать из-за присутствия шофера такси, человека ему незнакомого;
2) Почему Морозов, увидев соучастника мертвым, не скрылся с места происшествия: во-первых, шофер такси настоял вызвать милицию — покинуть место происшествия в этих условиях значило вызвать подозрения (адрес Морозова был известен в диспетчерской такси). Во-вторых, Морозов, естественно, хотел узнать, что случилось с его соучастником, почему он оказался мертвым и чем это событие грозит ему, Морозову, нет ли при покойном чего-либо свидетельствующего о его и Морозова преступной деятельности? Как оказалось, такие свидетельства были.
Критика варианта:
Первый вариант не отвечает на вопросы:
а) почему такси с Морозовым оказалось у места происшествия первым, через несколько минут после наезда?
б) почему потерпевший выскочил на шоссе именно в тот момент, когда приближался грузовик Антипова?
в) почему грузовик Антипова оказался рядом с потерпевшим именно в тот момент, когда потерпевший выскочил на шоссе?
г) почему вообще потерпевший выскочил на шоссе? Он кого-то испугался? Его толкнули?
д) почему Антипов, убедившись, что милиция прибыла за ним, т. е. ей известно о его наезде, пытался все же скрыться? (Во время допроса Антипов ответил, что хотел дождаться, когда выветрится запах выпитой водки и т. д. Но могли быть и другие причины).
От некоторых случайных совпадений этого варианта можно освободиться, если предположить, что имелся еще один соучастник Морозова и потерпевшего (соучастник икс); он мог — еще до приезда Морозова — испугать или даже толкнуть потерпевшего на шоссе, когда приближался грузовик Антипова; для Морозова, прибывшего в условленное место, увидеть одного из соучастников мертвым было неожиданностью. Предположение, что имелся некто x, дает возможность ответить на вопросы а и г, вопрос в отпадает. Если же учесть, что известный ответ на вопрос д уже имеется, то налицо ответы на все вопросы. Вывод: еще раз обследовать место происшествия, искать следы соучастника x.
В т о р о й в а р и а н т. Морозов, потерпевший и шофер такси — все трое соучастники. Шофер грузовика Антипов не знает их.
Дело при таком варианте представляется в следующем виде: Морозов и шофер такси вызвали потерпевшего к Новому парку, здесь они оба (или один из них) встретили его, по какой-то причине потерпевший решил убежать от них — или они толкнули его — и он попал под проходящий случайно грузовик (ответы на вопросы а, б, г; с вопросами в и д дело обстоит как в первом варианте).
При втором варианте не требуется предполагать, что имеется еще один соучастник x. Тогда в районе места происшествия надо искать дополнительные следы известных следствию Морозова и шофера такси.
Критика варианта:
1) Почему Морозов вызвал такси на дом? Когда едут на встречу с соучастником, которая может закончиться его смертью, не оставляют в диспетчерской такси своего адреса.
Это возражение отпадает, если предположить, что смерть произошла случайно.
2) Почему Морозов и шофер такси не скрылись с места происшествия, а, напротив, вызвали милицию?
Возражение отпадает, если предположить, что кто-то видел такси в районе места происшествия и при случае мог засвидетельствовать это. Вывод: искать свидетелей, видевших такси.
3) Почему при вызове такси по телефону к Морозову приехал именно шофер-соучастник, а не кто-то незнакомый, что более вероятно. Это возражение наиболее серьезное.
Оно отпадает, если предположить что Морозов не заказывал такси по телефону, а сел в машину в условленном месте. Вывод: проверить в диспетчерской был ли заказ Морозова.
Это возражение отпадает и в другом случае — если предположить, что Морозов просил прислать ему определенного шофера или шофер предупреждал диспетчера о возможном звонке Морозова. Вывод: проверить в диспетчерской — не было ли особой договоренности или просьбы при вызове такси Морозовым?
Если окажется, что Морозов такси по телефону заказывал и никакой договоренности с диспетчером не было, то под сомнение ставится возможность второго варианта.
Т р е т и й в а р и а н т. Соучастниками являются все четверо: Морозов, потерпевший, шофер такси и Антипов.
При этом варианте наезд мог быть совершен сознательно, т. е. имело место преднамеренное убийство.
П о л к о в н и к. Поступило ли медицинское заключение о результатах вскрытия потерпевшего?
В о л ы н с к и й. Нет, медэксперт обещал прислать заключение к одиннадцати часам.
П о л к о в н и к. Тогда разберем и третий вариант.
1-й в о з м о ж н ы й с л у ч а й. Грузовик разогнали и потерпевшего бросили под колеса живым. Случай этот маловероятен: потерпевший должен был кричать (криков никто из находившихся поблизости не слышал), вырываться (следов борьбы на месте происшествия не обнаружено).
2-й с л у ч а й. Потерпевшего сначала оглушили, потом разогнали грузовик и бросили под него потерпевшего, чтобы имитировать случайный наезд. (Возможен ли этот случай, покажет заключение медэкспертизы).
3-й с л у ч а й. Потерпевшего сначала убили, потом бросили под грузовик.
Третий вариант по сравнению со вторым дополнительно объясняет, почему Антипов пытался скрыться от милиции.
П о л к о в н и к. Думаю, что вопрос с прокуратурой мы согласуем — чтобы это дело вела объединенная группа, так сказать, объединим усилия прокуратуры и нашего управления… От прокуратуры мы будем просить войти в группу вас, Яков Климентьевич (полковник повернулся к следователю прокуратуры, тот согласно кивнул лысиной), от отдела уголовного розыска войдете вы, лейтенант Волынский, — разберетесь с этим водителем грузовика. Опознание личности убитого тоже за вами…
В о л ы н с к и й (толкнул Есенова). Что я говорил?
П о л к о в н и к. Что вы говорили?
В о л ы н с к и й. Что опознание личности достанется мне, товарищ полковник.
П о л к о в н и к. Верно говорили… От отдела ОБХСС в группе будут старший лейтенант Митько и старший лейтенант Есенов — от НТО. Возглавите расследование вы, майор Пахомов. Все! (Валентина подумала, что будь на месте полковника их ответсекретарь Дима Судариков, он бы наверняка принялся объяснять Пахомову то, что тот понял и без слов, — его назначили руководителем группы, что в него верят и ждут, — он сам исправит допущенную ошибку. Окажись на месте полковника Валентина, возможно, и она бы не удержалась от этих слов, а полковник ничего не сказал, и это куда лучше, все они здесь, конечно, сухари сухарями, а вот видишь, получается — не все так просто! Полковник не сказал про то ни слова, а поднялся и сказал другое). Когда будете сейчас планировать, не забудьте — о чем мы говорили в свое время, когда в первый раз обсуждали дело о фальшивых деньгах: я насчет типографий и насчет граверов.
В а л е н т и н а (тоже поднялась). Товарищ полковник, разрешите мне с вами…
Они прошли в кабинет полковника, Искаков пригласил Валентину сесть.
— Наверно, устали? — спросил он участливо.
— Нет, не устала.
— Держитесь молодцом! — одобрил полковник и бодро потряс сжатым кулаком.
Почти тотчас он слегка сморщился, незаметно погладил рукой правый бок. Он сел за письменный стол и, открыв верхний ящик, с тоской заглянул в него. Валентина не знала, что там хранится пузырек с желтыми таблетками и что полковник решил воздержаться, не принимать таблетки при Валентине. Валентина всего этого не знала и не была сейчас достаточно внимательной, чтобы что-то заметить. Полковник, собираясь уходить от Пахомова, упомянул о типографиях и граверах, и Валентина вдруг вспомнила вчерашнюю встречу в библиотеке, странного парня, вырывающего страницы из книг, — а книги были как раз о граверном деле!
Просьба пойти с Искаковым у нее вырвалась, но, пока они шли по длинному коридору, Валентина поняла, что рассказывать ей полковнику, собственно, нечего, и покажется она только смешной со своими подозрениями (парень работает в типографии и читает книги по граверному делу — ну и что? Мало ли кто где работает и что читает. Вырывает страницы из книг? Книги портить нехорошо — ясно, а что дальше? Что из этого следует? Что он производит фальшивые деньги?.. Вот уж в огороде бузина, в Киеве дядька!).
— Вижу, Валентина Дмитриевна, вы хотите мне о чем-то рассказать и не решаетесь. Верно? — спросил полковник.
— Почти.
Валентина смутилась. Промолчать теперь было бы еще смешней. Как это в старинных романах: героиня вовремя не рассказала о своих подозрениях и это привело к роковым последствиям! Смешно!
Валентина извинилась, наверно, это у нее от неопытности, потому что попала в необычную обстановку расследования настоящего дела, а опыта никакого, вот и разыгралось воображение. Все, что она собирается рассказать, она понимает, это литература…
Искаков улыбнулся.
— Вы не улыбайтесь. Мне неприятна вдруг появившаяся у меня подозрительность.
— Ничего у вас не появилось. Вы сами все так хорошо объяснили, с новичками это бывает. У вас нет опыта. Что же вы хотели мне рассказать?
Валентина рассказала о жалобе старушки-библиотекарши, об обязательных экземплярах книг, о том, что парень работает во 2-й городской типографии (Кутузова, 37).
К удивлению Валентины, полковник отнесся к ее рассказу серьезно.
— Ушаков, говорите?..
— Да, Ушаков Павел Васильевич. Ему двадцать семь лет. Работает в типографии наладчиком. Среднего роста… блондин, чубик маленький. Когда улыбается — щурит глаза. Серые они у него…
— У вас отличная память, — полковник вышел из-за стола и задумался. — У группы, которая занимается расследованием дела, Валентина Дмитриевна, сейчас невпроворот работы… Вот что, давайте поможем товарищам и съездим во 2-ю типографию сами, а?