Комиссар иначе сегодня выглядит, у него усталое лицо, складки возле губ стали глубже, сейчас я бы дала этому мужчине больше пятидесяти.
– Прошу вас простить меня, но по долгу службы мне пришлось прочитать ваш дневник, – говорит он.
– Это ничего вам не даст, – отвечаю я. Я даже не потрясена тем, что он нарушает мое уединение, я знаю, почему это происходит. – Я перестала его вести, когда встретила Ежи Барана, по-видимому полагая, что нашла партнера на всю жизнь.
Комиссар щурит глаза, он всегда это делает, когда хочет устроить мне западню.
– Вы уверены, что чтение ваших записей мне не поможет?
– Я уже ни в чем не уверена, пан комиссар.
– Я хотел бы кое о чем вас спросить, можно?
– Я отказываюсь давать показания.
– Но мы же просто беседуем, правда? Отнеситесь, пожалуйста, к этому как к продолжению разговора.
– Который вы записываете на диктофон? – Мы начинаем словесную перепалку.
– Я не записываю, вы же отказываетесь давать показания.
– Но вы здесь не как частное лицо.
– Я здесь, потому что хочу помочь… вам и другим.
– Каким это другим?
– Мы оба с вами знаем каким, но пока оставим это. Я хотел бы вас спросить: которая из ваших дочерей появилась тогда в дверях ванной комнаты?