Дело о непрерывных самоубийствах

4

Машина мчалась по длинному прямому участку дороги между покрытыми лесом горами, а потом по берегу глубокого озера.

Шофер понравился им сразу: это был коренастый краснолицый разговорчивый мужчина с удивительно синими глазами и неистощимым запасом юмора. Сван сидел рядом с ним, а Алан и Кетрин устроились на заднем сиденье. Сван с восторгом прислушивался к произношению шофера, и в конце концов стал подражать ему.

Показав на сбегавшую по горному склону узкую полоску воды, шофер сказал: «ручей». Сван ухватился за это слово, и теперь вода во всех ее формах, даже если это был горный поток, который мог бы унести и дом, была ручьем. Сван показывал всем на нее и произносил «р-ручей» с «р», напоминавшим хрип умирающего или невероятно долгое полоскание горла.

Алан чувствовал себя при этом крайне неловко, хотя шофер не обращал никакого внимания на Свана. «Тем, кто верит в суровость и немногословность шотландцев, надо послушать этого человека», — подумал Алан. Заставить шофера умолкнуть было невозможно, он подробно комментировал все места, мимо которых они проезжали, и его пояснения, как выяснил позже Сван с помощью путеводителя, были необыкновенно точны.

Шофер рассказал им, что обычно именно он водит катафалк, и начал развлекать их описанием пышных похорон, в которых на его долю выпала честь везти труп. Сван воспользовался случаем:

— А это не вы, случайно, вели катафалк на похоронах, — так, с неделю назад?

Слева от них, как старинное, ослепительно сверкающее зеркало, лежал среди холмов Лох Экк. На его поверхности не было ни рябинки. Вверху, на поросших хвойным лесом горных склонах, все было неподвижно, вплоть до голых скал на горизонте. Стояла глубокая тишина, у человека перехватывало дыхание от этого одиночества, за которым чувствовалось что-то первобытное, будто эти горы и сейчас еще скрывали обтянутые войлоком щиты.

Шофер молчал так долго, не отрывая больших красных рук от руля, что они решили, будто он не расслышал или не понял вопроса. Потом он заговорил.

— Это мог быть только старый Кемпбелл из Шайра.

— Ну да, — очень серьезно сказал Сван. Это «ну да» было таким выразительным, что Алан и сам невольно чуть не повторил его.

— Я думаю — вы и сами Кемпбеллы, верно?

— Эти двое — да, — сказал Сван, кивая на заднее сиденье. — А я из Мак-Пуфферов, тех, которых иногда называют Мак-Квинами.

Шофер смерил его колючим взглядом, но Сван был совершенно серьезен.

— Я и вчера отвез одного, — неохотно сказал шофер. — Колин Кемпбелл, настоящий шотландец, как я, хоть и говорит, как англичанин.

Он нахмурился.

— Таких нелепостей вы в жизни не слыхали! Безбожник, и самому не стыдно признаваться в этом! А на меня наговорил все, что на язык пришло, — окончательно вскипел шофер, — когда я случайно сказал, что Шайра — все-таки очень загадочное место. А ведь оно так и есть.

Шорох колес — и снова наступила тишина.

— А в чем же дело с Шайра? Привидения?

Шофер угрюмо хлопнул по рулю, будто прикладывая печать.

— Что привидения, этого я не говорю. Не знаю я в чем там дело, но только место это темное, уж точно.

Сван присвистнул сквозь зубы и взял путеводитель. Пока машина, покачиваясь на ухабах, мчалась вперед в золотистых лучах вечернего солнца, Сван нашел главу, посвященную Инверари, и начал громко читать: «Прежде чем главная дорога приведет вас к городу, вы увидите слева замок Шайра. С точки зрения архитектуры он не представляет особого интереса. Здание построено в конце шестнадцатого века, но отдельные его части пристроены позже. Замок можно узнать по возвышающейся в юго-восточном углу круглой башне с конусообразной, покрытой шифером крышей. Эта башня высотой шестьдесят футов является якобы первой частью планировавшегося огромного здания, от постройки которого, однако, отказались. Согласно устным преданиям, в 1692 году, том самом, в феврале которого произошла резня в Гленко…»

Сван прервал чтение.

— Подождите-ка! — сказал он, потирая подбородок. — Я уже слышал об этой резне в Гленко. Помню, когда ходил в школу в Детройте… Черт побери, что с ним? Эй!

Шофер, к которому вернулось хорошее настроение, раскачивался за баранкой, беззвучно смеясь, так, что слезы выступили у него на глазах.

— Что случилось, старина? — спросил Сван. — В чем дело?

— Я знал, что вы американец! — проговорил, задыхаясь от смеха, шофер. — И не спорьте! А вы уже слыхали о моем дядюшке Энгусе Банке — том, что никогда никому не давал денег?

Сван стукнул себя кулаком по лбу.

— Не поняли? Или чувства юмора нет? Он был Б-а-н-к.

— Как ни странно, — ответил Сван, — шутку я понял. И я не американец — я канадец, хотя и учился в Детройте, но если мне сегодня попадется еще один племянник дяди Энгуса, я его убью. Уж об этом я не позабуду. И, пожалуйста, перестаньте хихикать, будьте серьезнее, вы же шотландец.

— Резня в Гленко. Когда-то в школе мы ставили пьесу об этом. Кто-то кого-то вырезал. Не помню уж только: то ли Мак-Дональды Кемпбеллов, то ли Кемпбеллы Мак-Дональдов.

— Естественно, Кемпбеллы Мак-Дональдов, — сказала Кетрин. — Надеюсь, сейчас это уже никого не задевает?

Шофер вытер глаза и, улыбаясь, заверил Кетрин, что ни чуточки. Сван продолжал:

— «Согласно устным преданиям, в 1692 году, том самом, в феврале которого произошла резня в Гленко, Ян Кемпбелл, сражавшийся в рядах Кемпбеллов или Глейнлайонов, терзаемый угрызениями совести, совершил самоубийство, выбросившись из верхнего окна башни и расплескав свой мозг по каменным плитам двора».

Он поднял взгляд от книги.

— Кажется, то же произошло на днях и со старым джентльменом?

— Да.

— «Согласно другому преданию, причиной самоубийства были не угрызения совести, а призрак одной из его жертв, изрубленный труп которой преследовал его из комнаты в комнату, пока, наконец, не оставалось другого выхода, чтобы избежать его прикосновения, кроме…»

Сван с треском захлопнул книгу.

— По-моему, хватит. — Он прищурил глаза, и голос его внезапно стал ласковым. — Что там, собственно, случилось? Старик, надо полагать, не имел привычки спать в башне?

Однако шофер не дал втянуть себя в разговор. «Не спрашивайте, — говорило его лицо, — если не хотите, чтобы вам солгали».

— Еще минутку и покажется Лох Файн, а потом и Шайра, — сказал он. — Ну вот!

На перекрестке они повернули вправо. Перед ними простиралась сверкающая водная гладь. У всех троих вырвались восхищенные восклицания.

Озеро было широким и, казалось, тянулось бесконечно. Сжатая высокими берегами, залитая золотыми лучами солнца гладь воды уходила на много миль к югу, до самого Клайда. Однако с севера стальную, спокойную с незапамятных времен водную гладь запирали горы, обрамляя ее, словно оправа драгоценный камень. Плавные линии горных хребтов, сплошь черные и темно-лиловые, за исключением тех мест, где блуждающий луч солнца вырывал бледно-лиловое пятно или падал на темно-зеленый лес, были словно вырезаны человеческой рукой.

На дальнем берегу озера, у самой воды, проглядывали в дымке белые домики города. Были видны колокольня и небольшое здание на вершине господствовавшего над городом холма. Воздух был так чист, что Алан готов был поклясться, что даже на таком расстоянии различает отражения белых домиков в неподвижной воде.

Шофер провел рукой:

— Инверари.

Машина помчалась дальше. Зрелище, очевидно, настолько увлекло Свана, что он забыл даже о «р-ручье».

Ровная дорога бежала на север, параллельно берегу озера. Чтобы попасть в Инверари, лежавшее на дальнем берегу, нужно было доехать до конца озера и, обогнув его, по параллельной дороге вернуться примерно до того места, где они были сейчас.

Так, во всяком случае, думал Алан, Инверари казалось совсем близко, прямо перед глазами, на противоположной стороне самого узкого места озера.

Алан удобно откинулся на сиденье, любуясь картиной величественных гор, когда машина остановилась и шофер вышел из нее.

— Приехали! — буркнул он. — Насколько я знаю, у Дональда Мак-Лейша есть здесь лодка.

Они удивленно глядели на него.

— Лодка, вы говорите? — вырвалось у Алана.

— Ну да.

— На кой черт нам лодка?

— Чтобы переправиться.

— Так ведь есть дорога! Разве нельзя объехать озеро и попасть в Инверари по тому берегу?

— Жечь зря бензин, когда у меня есть руки? — искренне возмутился шофер. — Еще чего! Высаживайтесь! По дороге тут миль пять-шесть, не меньше.

— Ладно, — улыбнулась Кетрин, по лицу которой было видно, что она с большим трудом справляется с усталостью. — Я не против для разнообразия проехаться по воде.

— Я тоже, — согласился Сван, — если грести будет кто-то другой. Только скажите, дружище, на кой вам это? Бензин-то не ваш, а компании, верно?

— Верно, только уж это все равно. Высаживайтесь!

Повеселевший шофер сел на весла, и в тишине вечерних сумерек они торжественно тронулись в путь.

Кетрин и Алан, поставив под ноги чемоданы, сидели на корме лодки, лицом к Инверари. В этот час вода казалась светлее и ярче, чем небо, по ее поверхности плыли тени.

Кетрин задрожала.

— Замерзли?

— Немножко, но дело не в этом. — Она посмотрела на шофера. — Вон там, это Шайра? Там, где маленький причал.

— Да, — кивнул шофер, глянув через плечо. Уключины жалобно скрипнули. — Не так уж много там интересного, и говорят, что после старого Энгуса Кемпбелла и того меньше останется.

Они молча смотрели на замок, становившийся все больше по мере приближения.

Замок стоял немного в стороне от города и смотрел на озеро. Он был построен из камней и серого кирпича, с крутой шиферной крышей. Больше всего бросалась в глаза башня. Круглое, с конусообразной крышей сооружение, сложенное из поросших мхом камней, возвышалось в юго-восточном углу замка. Похоже, что окна в нем выходили только к озеру. Это были два створчатых, закрытых жалюзи окна под самой крышей, примерно в шестидесяти футах над неровными каменными плитами двора.

Алан представил падение с головокружительной высоты и вздрогнул.

— Мне кажется… — Кетрин заколебалась, — он немного… примитивен.

— Вот еще! — с чувством превосходства возразил шофер. — Там и электричество есть.

— Электричество?

— Вот-вот. И ванные тоже, хотя за это я не ручаюсь. — Он снова посмотрел через плечо и нахмурился. — Видите человека, который стоит на пристани и глядит на нас? Тот самый доктор Колин Кемпбелл, о котором я вам рассказывал. Получил степень то ли в Манчестере, то ли еще в каком Богом забытом месте.

Стоявшая у причала фигура почти сливалась с серо-коричневым фоном. Это был невысокий, широкоплечий, коренастый, грубо сколоченный мужчина, одетый в поношенную охотничью куртку, бриджи и гетры. Усы и борода у него были коротко подстрижены, в рыжеватой шевелюре пробивались желтые или даже, скорее, серые пряди. Колин Кемпбелл был младшим из двух братьев Энгуса Кемпбелла и, хотя ему шел уже седьмой десяток, выглядел гораздо моложе.

Он пытливо разглядывал их, пока Алан помогал Кетрин выйти из лодки, а потом Сван выкарабкался вслед за ними.

— Кто вы такие? — спросил Колин Кемпбелл глубоким басом.

Алан представил всех. Колин вытащил руку из кармана, но никому не подал.

— Что ж, тогда пойдемте. Все здесь: прокурор, стряпчий, страховой агент, старый Том Кобли. Разумеется, заправляет всем Алистер Данкен.

— Это адвокат?

— Стряпчий, — поправил Колин со злой ухмылкой. — У нас в Шотландии — стряпчий. Да, это он.

Колин повернулся к Свану и нахмурил косматые львиные брови.

— Как вас зовут, сказали вы? Сваном? Сван? Я не знаю никакого Свана.

— Я здесь по приглашению мисс Элспет Кемпбелл, — сказал Сван, будто подбадривая себя.

Колин удивленно посмотрел на него.

— Вас пригласила Элспет? — прорычал он. — Элспет? Раны Христовы! Не верю!

— Почему?

— Потому что за всю свою жизнь она, исключая врача и священника, никогда никого не приглашала.

Всю ее жизнь мой старший брат Энгус был единственным человеком, а лондонский «Прожектор» — единственной вещью, которые ее интересовали. Раны Христовы! Старушка прочитывает «Прожектор» от корки до корки, помнит на память фамилии всех репортеров и болтает о свинге и Бог знает о чем еще.

— «Прожектор»? — изумленно воскликнула Кетрин. — Этот грязный листок?

— Ну-ну-ну! Осторожней на поворотах! — запротестовал Сван. — Речь идет о моем листке!

Сейчас пришла очередь удивляться остальным.

— Неужели вы… — ловя ртом воздух, спросила Кетрин.

Сван попытался успокоить ее.

— Выслушайте меня, — сказал он очень серьезно. — Ничего страшного. Я не собираюсь использовать маленькую информацию о том, как вы и док Кемпбелл провели ночь в поезде, если меня не вынудят к этому. Я только…

Колин внезапно прервал его идущим откуда-то из глубины рычащим хохотом. Он хлопнул себя по колену, согнулся и закричал, будто обращаясь ко всей вселенной:

— Репортер? А почему бы и нет? Пошли! Добро пожаловать! Почему не сообщить обо всем Манчестеру и Лондону? Народ должен знать все! А что это за чудеса вытворяли два ученых члена нашей семьи в поезде?

— Я сейчас все объясню вам…

— Ни слова больше. Мне это нравится. Раны Христовы! Я счастлив видеть, что огонек, который был в нас, есть еще и в младшем поколении. Раны Христовы!

Хлопнув Алана по спине, он обхватил его тяжелой рукой и хорошенько встряхнул. Его приветливость была бурной, как и все предыдущее. Хотя до сих пор он громко выкрикивал слова в вечерние сумерки, сейчас заговорщически понизил голос.

— К сожалению, здесь не удастся уложить вас в одной комнате. Приходится соблюдать приличия, но я позабочусь, чтобы ваши комнаты были рядом. Только осторожно, не проболтайтесь перед мамой Элспет!

— Но пожалуйста, ради Бога…

— Она внимательно следит за условностями и, хотя сорок лет была любовницей Энгуса, сейчас считает себя его женой. Пошли! Не стойте же с таким лицом! Идемте в дом! Хватай чемоданы, Джок, и пошевеливайся!

— Никакой я не Джок, — сказал сидевший на веслах шофер, однако поднялся на ноги в покачивающейся лодке.

Колин выпятил грудь.

— Джок, — осадил он шофера, — раз я говорю, значит Джок. И хорошенько запомни это, парень. Заработать хочешь?

— Не у вас. Меня зовут…

— Ну и ладно, — сказал Колин, беря чемоданы под мышки так, будто они были крохотными пакетиками, — и все равно, разрази меня гром, если я знаю, чем расплачиваться!

Он обернулся к остальным.

— Дела у нас обстоят так. Если Энгуса убили — Алек Форбс или еще кто-то, или он случайно выпал из окна, то Элспет и я богаты, Элспет и работящий участковый врач с дырявыми карманами — на коне. А вот если Энгус покончил самоубийством, тогда, скажу вам, у нас ломаного гроша за душой нет.