На другой день с самого утра Ромка нетерпеливо ерзал за своим столом в классе и все никак не мог дождаться конца уроков: так ему хотелось поскорее проверить «пломбу», оставленную на двери Софьи Яковлевны. Он то и дело смотрел на часы, не слушал, о чем говорят учителя, и снова ничего не ответил по истории, когда Антон Матвеевич неожиданно поднял его с места. А когда прозвенел долгожданный звонок с последнего урока, он ринулся к Лешкиному классу и потянул сестру за собой, чтобы она не тратила время на болтовню с девчонками.
— Поехали скорее кормить кошку.
Поезд метро плелся как никогда медленно. К дому Софьи Яковлевны Ромка помчался, как метеор. Лешка едва за ним поспевала. Когда он вбежал в подъезд и наклонился над порогом двери, то сразу увидел, что его нитки на месте нет.
— Лешка, сюда кто-то входил, — задыхаясь от бега и волнения, зашептал Ромка. Он быстро открыл дверь ключами, которые дала им Эля, влетел в комнату и огляделся. — Ничего не замечаешь?
Девочка прошла на кухню, заглянула в соседнюю комнату:
— Вроде ничего.
— Тогда давай быстро действовать.
Лешка положила кошке еды и подошла к окну. Цветы вроде бы она вчера уже поливала. Полить их снова или не стоит? Заливать ведь тоже вредно. Она потрогала пальцем землю, снова задержала взгляд на белой герани. Что-то в ней сегодня не так. Но что? Девочка задумалась. Кажется, на герани вчера было пять цветков. А сегодня их шесть. За одну ночь, что ли, еще один вырос? И кустик больше, и листья у него почему-то слегка темнее. Чудеса какие-то. Горшок тоже отличался от остальных: выглядел новее.
— Рома, — почему-то шепотом сказала она, подходя к брату, рассматривающему какой-то след на полу в другой комнате. — Там цветок, на окне… Мне кажется, его заменили.
— Цветок? Ты в этом уверена? Лешк, а вы с Элей, по-моему, здесь вчера полы мыли. — Ромка продолжал вглядываться в след.
— Мыли, а что?
— Грязь, вот что. Видишь, кто-то тут в обуви толокся. А я свои кроссовки у входа снял, чтобы не наследить. И ты тоже, помнишь?
— Помню.
— А вечером вчера дождь шел. Помнишь?
Лешка вспомнила, как ее вчера ругала мама за то, что она не помыла Дику лапы, вернувшись с улицы, и кивнула.
— Это я тоже хорошо помню.
— Вот и я говорю, что он здесь вчера вечером снова был, — радостно заключил Ромка, и Лешка поняла, что если бы его «пломба» оказалась на месте, то он бы страшно разочаровался. Зато теперь ее брат снова в своей стихии.
— Жаль, что след совсем не четкий, не могу его обрисовать, — проговорил он, продолжая, как ищейка, обнюхивать пол. Совсем неслышно к нему подошла кошка и заглянула в лицо, словно хотела спросить, чем это он занят таким интересным.
Лешка подняла глаза к старенькому книжному шкафу. Вчера она заметила там книгу в цветной обложке с манящей надписью «Орхидеи», но ее почему-то на месте не оказалось. Она перевела глаза ниже. Книга лежала поверх других на нижней полке.
— Рома, ты вчера брал эту книгу? — спросила она.
— Я по отдельности книжки не смотрел, я их все сразу своим металлоискателем исследовал. Ничего металлического, то есть золотого или там платинового, в них нет, это точно. Батарейка у меня новая, мой металлоискатель не мог ошибиться, — ответил Ромка.
— Странно, — сказала Лешка.
— Да что ж тут странного? Значит, кто-то, ну, тот, кто чего-то ищет, не нашел этого в подушке, которую вчера спер у Эли, и снова сюда пришел вечером. Или утром.
— А как ты думаешь, теперь он это нашел?
— Я знаю? Может, и нашел. А может, и нет. Он еще не все пересмотрел. И почему он сразу все не может перетрясти?
— Почему ты думаешь, что он не все еще просмотрел?
— А вон, глянь, моя история лежит, — указал Ромка на старую, продавленную кушетку, где валялись рассыпанные бумажные листки — ксерокопия Славкиной тетрадки. — Я их вчера здесь забыл, и никто их не тронул, потому что они как были вот на этой странице открыты, так и остались. А я еще боялся, что посеял их где-то.
— Значит, он сюда всегда на короткое время приходит. — Лешка вдруг побледнела. — А как ты думаешь, он не может прямо сейчас сюда явиться?
— Откуда ж мне знать? Хорошо бы. А еще лучше нам с тобой здесь поселиться и никуда отсюда не выходить, ни днем, ни ночью. Тогда бы мы его уж точно заловили, все бы узнали — и дело с концом.
— Ив школу не ходили бы, да? Ромка вздохнул. Опять эта школа!
— Нет, в школу ходить в любом случае придется. А давай скажем нашим предкам, что останемся здесь ночевать. И уроки тоже здесь делать. Сами же станем сидеть тихо-тихо и его сторожить!
— Ас Диком кто гулять будет?
— Папу уговоришь. А можно Славку попросить, он не откажет. Он предлагал нам свою помощь в нашем расследовании, но я не придумал, что ему поручить. Вот и пусть пока с собакой гуляет.
— Ну что ж, — согласилась Лешка.
Вдруг резко зазвонил телефон. Ромка вздрогнул и взглянул на сестру:
— Брать или не брать?
— Возьми, — прошептала она, словно тот, кто звонил, каким-то образом мог ее услышать. Ромка осторожно снял трубку.
— Алло, — волнуясь, сказал он. Но звонивший чем-то пошуршал и тут же отключился.
От Ромкиного воодушевления не осталось и следа.
— Вот видишь, — вздохнул он, — кто-то проверяет, здесь мы или нет.
— Пусть себе проверяет. А мы не станем больше трубку снимать.
— Ага, не станем. И что предки подумают, если тоже захотят нам позвонить? Что нас здесь нет, да?
— А мы им объясним, что нам сюда звонить нельзя.
— Что именно мы им объясним? Что торчим здесь, в чужой квартире, и тихо-мирно ждем преступника? И они нам здесь после такого объяснения, думаешь, разрешат остаться? — Ромка снова тяжело вздохнул. — И когда только я стану самостоятельным, взрослым человеком, настоящим детективом, а? Нет, нам надо искать другой выход. А кстати, откуда он этот телефон знает? — Ромка склонился к телефонному аппарату и увидел на нем цифры. — Надо и нам записать. Лешк, дай ручку.
Девочка достала из сумки ручку и протянула брату. Недолго думая, он нацарапал номер на одном из своих листков по истории и удовлетворенно сказал:
— Глядишь, и пригодится. Но Лешка думала о своем.
— Послушай, а если мы оставим здесь диктофон? Или если попросим Элю принести нам кинокамеру?
— Глупости не мели. Он же это все сразу найдет: для того и ходит, чтобы во всем копаться. И смотри, он старается так себя вести, чтобы следов не оставлять, только ему это не всегда удается. Я уверен, что он снова сюда придет. Иначе зачем сейчас звонил? И потом, раз я сам ничего здесь не нашел, то он что, умнее меня? Такого быть не может, — с незыблемой убежденностью заявил Ромка и двинулся в первую комнату. — И цветы он еще не все заменил. А давай посмотрим, что в горшке может быть.
Он налил полбутылки воды в горшок с красной геранью и, когда земля превратилась в черную жижу, осторожно вытянул из нее цветок вместе с корнем.
— Ищи, — велел он.
Лешка покорно запустила руку в вязкую жижу и стала перебирать каждый комочек земли. Но все они, стоило их коснуться, тоже становились жижей.
— Нет здесь никаких бриллиантов, — сказала она. — Давай не будем другие цветы проверять.
— Сразу ничего никогда не находится. — Ромка взял с подоконника герань и воткнул ее назад в жижу.
— Теперь, наверное, засохнет, — пожалела цветок Лешка.
— Чего ему сохнуть, когда у него столько воды, — оптимистично заявил брат и отправился на кухню. Лешка, убрав с подоконника грязь и вымыв в ванной руки, отправилась за ним следом.
На кухне ее брат нашел старый засохший батон и положил его в свою сумку.
— Зачем тебе батон? — удивилась она.
— В хлебе тоже можно что-нибудь прятать. Ему лет сто, чего он тут лежит? Подозрительно это. А ты все кастрюльки проверила?
— Все. Их здесь немного.
— В крупе тоже можно что-нибудь прятать.
В шкафу стояли две неполные стеклянные банки с крупой, закрытые крышкой: одна с манкой, другая с пшеном. Ромка расстелил на столе газету, по очереди высыпал на нее содержимое банок, а затем всыпал обратно.
— Здесь тоже ничего. Знаешь, я сейчас вспомнил уравнение Сиэйфу номер два: «Самый необходимый предмет или самая необходимая доза информации будут наименее доступными». Но я отыщу и то, и другое, вот увидишь! А сейчас в бачок туалетный загляни — и пошли домой. Начнем поиски с другого бока. Теперь надо скутер искать.
Закрыв дверь, Ромка снова прикрепил жвачкой к ее низу еще одну нитку от своей куртки.
В метро его поджидала опасность иного рода. Влетев в вагон, Ромка прямо-таки вздрогнул от чьего-то пристального взгляда и поднял глаза. Так и есть. На него в упор смотрел Антон Матвеевич, историк, и избежать контакта с ним нет никакой возможности. Ему безумно захотелось стать невидимкой или хотя бы залезть под сиденье и затаиться там с закрытыми глазами. Он даже посмотрел себе под ноги. Но под сиденьем свободного пространства не оказалось, а потому деваться ему некуда.
— Здрасьте, Антон Матвеевич, — бодро сказал он. — А мы по делам ездили, кошку кормили. Ее хозяйка в больнице, и вот… — Он развел руками.
— Я вижу, ты очень занятой человек, и то, что другим людям помогаешь, похвально. Но, надеюсь, хоть частичку своего драгоценного времени ты выделишь и для подготовки к зачету по истории? — спросил Антон Матвеевич. В его голосе отчетливо угадывалось противное ехидство.
— А я и готовлюсь. С утра до вечера. Вот сейчас всю дорогу только об истории и думаю, — нахально заявил Ромка. — Как раз эпоху Петра Первого учу. И меня один вопрос очень занимает. Как вы думаете, что мог оставить нам в наследство соратник Петра граф и впоследствии сенатор Яков Брюс?
Антон Матвеевич поднял брови.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, какой-нибудь там антиквариат или драгоценности.
— А почему тебя именно это интересует?
— Я подумал, что должны же быть у него потомки, а у них могут остаться всякие вещи, какие могли бы лучше поведать нам о том времени. Ведь это же как интересно: подержать в руках предмет, которым владел Яков Брюс, а может быть, и сам Петр Великий. Такой предмет помог бы людям ощутить подлинный дух и аромат далекой эпохи. — В словах мальчишки послышался неподдельный энтузиазм, и учитель не смог этого не отметить. Его глаза потеплели, и он совсем по-иному взглянул на своего ученика.
— Яков Брюс — легендарный человек, — сказал Антон Матвеевич. — Ученый, астроном. На Сухаревой башне, построенной по повелению Петра, он оборудовал первую в России обсерваторию и наблюдал за звездами и планетами. У него было множество приборов для научных занятий, кабинет японских и китайских, как тогда говорили, диковин, богатейшая библиотека. Люди называли его колдуном, приписывали ему обладание сказочными сокровищами, например, мистической «Черной книгой», волшебным перстнем, восьмиугольным камнем знаний. То есть он занимался собирательством всяких редкостей и раритетов. Словом, от Якова Брюса могло остаться много вещей: и грамот петровских, и орденов, и книг…
— И драгоценностей, да?
— Может быть, и драгоценностей. Странно, но я как-то об этом не думал. А что, ты знаешь его потомков? — в свою очередь заинтересовался Антон Матвеевич.
— Как вам сказать, — замялся Ромка. Не рассказывать же Антону о больной старухе и неизвестном искателе ее тайных сокровищ.
Но учитель не заметил его замешательства.
— Если бы ты такого потомка встретил, то мог бы сделать доклад на собрании нашего исторического общества, — продолжал Антон Матвеевич, думая, что этим своим предложением оказывает ученику большую честь.
— Если встречу, то обязательно сделаю. Мой друг, Слава Стеклов из девятого «Б», у вас часто с докладами выступает, — похвалился Ромка, словно Славкины успехи — и его заслуга тоже.
И снова отмахнулся от сестры, потому что та все дергала и дергала его за рукав и мешала столь полезной беседе. Затем все же решил выяснить, что ей надо и зачем она его без конца теребит.
— Чего тебе? — недовольно прошипел он.
— Рома, мы свою «Рижскую» уже проехали, — извиняющимся голосом сообщила Лешка.
— Правда? — Ромка вскочил и схватился за поручень. — Простите, Антон Матвеевич. Можно мы пойдем, а то мы свою остановку пропустили?
— Конечно, — учитель даже смутился. — Всего хорошего.
— Фу, — выскочив на платформу, Ромка с шумом выдохнул из себя воздух. — Кажется, я ему сегодня даже понравился, как ты думаешь? А ты слышала, что он I говорил о драгоценностях и всяких необыкновенных книгах?
— Книги я там все пересмотрела, — сказала Лешка. — Среди них ничего особенного нет. Никаких раритетов.
— Все равно, продолжим поиски драгоценностей, будем искать, пока не найдем. — Он огляделся: — Ну надо же, на «Проспект Мира» залетели!
— Рома, раз уж мы здесь оказались, давай к Венечке зайдем, а? — просительно заглянула Лешка брату в глаза. — Совсем ненадолго, а?
Она уже лет сто не писала Артему писем по электронной почте. Ну, не сто, но дней пять, это точно. Он, должно быть, беспокоится или обиделся. От него тоже несколько дней нет ни строчки, иначе Венечка бы ей давно позвонил. И сколько еще можно терпеть и ждать!
Уговаривать Ромку не пришлось.
— А чего? Давай, — легко согласился он. И еще через некоторое время сказал: — Что-то мы все одни да одни. Надо Веньку задействовать: он маленький, может, как раз и сгодится на что-нибудь.
— На что именно? — спросила Лешка.
— Еще не знаю. Подумать надо.