День свершений

Почему я пишу фантастику? Странный вопрос.

Нет, наверное, дело не только во вкусах, «так мне нравится» — и все тут! Наверное, сыграло роль то, что я двадцать семь лет проработал в ЛенПО «Электроаппарат» испытателем высоковольтной аппаратуры. Это не могло пройти даром ни для образа мышления, ни для языка. И эта работа заставляла думать каждый день. Важно было не только установить причину отказа в работе, но и найти способ ее устранения. А это, в свою очередь, привело к тому, что я понемногу начал рационализировать, изобретать, занялся «техническим творчеством». Тогда я начал и писать фантастику. Одно время я уже перестал различать, фантастика ли — часть моего технического творчества, или, наоборот, изобретательство — часть фантастики.

Но, наверное, если бы не появился у меня вопрос, а как человек будет жить среди всей этой новой техники, которая, в порядке обратной связи, будет влиять на него самого, если бы я не пытался мысленно поставить своего героя в неестественные (порой сказочные) условия, я все-таки не стал бы литератором. Потому что отдельно жизнь машин не может интересовать человека.

Я думаю, что в обычной художественной прозе самое главное не уметь мыслить, а уметь чувствовать, уметь вложить свое сердце в свои слова, в свои произведения. И только в фантастике нужно уметь еще и думать. Думать — это не только суровая необходимость для каждого из нас, но и величайшее наслаждение. Во всяком случае, я так думаю сейчас.

Вот почему я пишу фантастику. Хотя исторические произведения я пишу тоже.

Борис Романовский

Великан

В одном маленьком городке (центральная улица с дореволюционными особняками, восемь церквей, не представляющих исторической ценности, храм шестнадцатого века, два городских автобуса и восемь транзитных междугородных) жили два великана. Два обыкновенных великана: Чугуновы Альберт Иванович и Людмила Федоровна, или просто Люда. Нельзя сказать, что это были очень рослые великаны, нет, Альберт Иванович имел рост четыре метра шестьдесят пять сантиметров, а Люда всего четыре двадцать три. Поэтому сразу, как только они поженились, горсовет смог выделить им жилплощадь в старом фонде, в доме бывшего хлеботорговца купца Прянишникова, в том самом, что между горсоветом и особняком дореволюционного генерала в отставке Иванова-Беневенутова. В доме Прянишникова был зал высотой восемь метров, в местных Черемушках даже в кинотеатрах типовой застройки и то потолки ниже. Зал, или, как здесь называли, «зало», превратили в две сугубо смежные комнаты и кухню, а уж молодые сами отделили от дальней комнаты ванну, благо стояк здесь был, а руки свои: Альберт Иванович был слесарем по установке рекламы, а Люда — маляром-штукатуром.

В городе великанов уважали. В Москве — говаривали местные патриоты в привокзальном буфете — есть Кремль, в Ленинграде — Медный всадник, в Нью-Йорке — Эмпайр-стейт-билдинг. А у нас — великаны. И поэтому каждый мальчишка, который позволил бы себе прыгать вокруг Альберта Ивановича или Люды с криками:

или с другими унижающими человеческое достоинство стихами, рисковал получить подзатыльник от первого попавшегося прохожего. Потому что народ здесь жил сознательный и понимал, что отвечать за молодое поколение придется всем и чужих детей нужно воспитывать как своих.

Через год после свадьбы, как и положено, Люда стала в талии круглеть, а в городе пропали соленые огурцы. Это было первое неудобство от великанов, но жители все поняли и полгода закусывали исключительно грибами индивидуального посола. А еще через некоторое время начали происходить чудеса. Точнее, чудеса начались через неделю после возвращения счастливой матери из роддома, в субботу, когда Альберт Иванович уже постирал пеленки и развесил их в ванной комнате сушиться. Люда к этому времени покормила ребенка, уложила его спать, и супруги собирались почаевничать вдвоем. Телевизор в тот вечер показывал программу «Папа, мама и я — спортивная семья».

Внезапно лампочка в торшере, выполненном сантехником Виноградовым из дюймовых труб в виде Эйфелевой башни, засияла нестерпимым светом. Затем она потемнела, свет как бы раздвоился, и стало два его источника. Второе сияющее пятно непрестанно увеличивалось, но с увеличением размеров свет его слабел, а контуры приобретали вид человеческого существа, несомненно, женского пола. Перед изумленными супругами Чугуновыми предстала молодая фея удивительной красоты.

— Бабушка! — вскрикнула Люда восторженно и бросилась обнимать неожиданную гостью. Поскольку муж стоял столбом, она объяснила: — Это моя бабушка Иллюма. Ты знаешь, Алик, я пригласила некоторых родственников на сегодня, чтобы познакомить их с нашим сынком. Но, честно говоря, не надеялась, что кто-нибудь придет! Теперь все так заняты!

Альберт Иванович был несказанно удивлен; не столько способом появления почтенной родственницы, сколько ее вопиющей молодостью. И ведь напрасно.

Все больше бабушек в наши дни выглядят моложе и пикантнее своих внучек и даже значительно легче вторично выходят замуж.

— Ну почему же! — сказала бабушка, взглянув на часы. — Сейчас все прибудут. Мы договорились на девять!

И действительно, какой-то старичок с кряхтеньем вылез из репродукции картины Шишкина «Корабельная роща». Моложавая дама вышла из стены. Из углов, из шкафов стали появляться феи и волшебники. Кое-кто просто здоровался, некоторые целовались.

— Боже мой! — вздохнула фея света. — Веками не видим друг друга. Все какие-то дела, хлопоты, суета! Только и встретишься при рождении ребенка! А мы ведь родственники! Нет, надо общаться не только по праздникам!.. Кстати, а где Гиви?

Из соседней непроходной комнаты донесся дробный стук копыт, и в дверь на лихом скакуне ахалтекинской породы влетел симпатичный, еще нестарый дэв. Он легко соскочил с коня, стащил с головы каракулевую папаху, поклонился сначала бабушке, затем родственникам и пророкотал:

— Здэсь Гиви, гэнацвалэ, еще триста лет молодости тэбэ!

Все закричали:

— Гиви! Гиви! — Несколько горячий, но, в сущности, добрый дэв был всеобщим любимцем.

Неожиданно из камина, выложенного безвестными калужскими мастерами, раздался разбойничий свист, и из топки выскочило юное существо верхом на помеле. Это была стройная девица в джинсах и замшевой куртке, крашеные белые космы падали ей на плечи и почти скрывали черные глаза и брови. Девица лихо соскочила с помела и стукнула красным каблучком по паркету.

— Откуда вы? — спросила фея света строго. — И кто вы такая?

— Я? — удивилось юное существо. — Хиба ж вы не бачите? Так я ж Оксана, внучка бабы Солохи!

— Зачем же помело? — недовольно спросила фея света.

— Яка вы! — удивленно сказала Оксана. — То ж тэперь модно. Усе катаются на помелах. У нас даже сэкция организувалась на Лысой горе!

Присутствующим слово «секция» было знакомо, большинство состояло в оздоровительных объединениях с девизами «За здоровьем вприпрыжку» или «Мы йогнутые».

— Однако, — тактично сменил тему Гиви, — Абдулла опаздывает. Всегда был такой шустрый джинн, а тут…

— Ой! — вскрикнула Солохина внучка. — Хто там? — И она показала пальцем в окно.

В темном проеме виднелся расплющенный о стекло нос и два горящих глаза. Гиви подскочил к окну и распахнул его. Медленно и торжественно в комнату вплыл новенький ковер-самолет с совершенно оледеневшим пассажиром на борту. Это был Абдулла.

— Извините, уважаемые! — произнес озябший гость, шмыгая носом. — Лэчу двое суток в ужасных мэтэорологических условиях!

— В век НТР, — сказал Гиви, — внук Каш-Ка-ша… на коврике!..

— Ладно, — остановила его бабушка, — закройте окно и дайте ему согреться, потому что…

— У вас здесь что, нет ни телефона, ни телеграфа, ни телепатии? — произнес ядовитый голос с легким иностранным акцентом. Пятно, образовавшееся на стене от протекшей на прошлой неделе фановой трубы, вытянулось, отделилось от плоскости и оказалось молодым человеком в светло-зеленой рубашке с ярко-красными следами губ разных женщин — от великанш до карлиц.

— Двоюродный шурин, — представился он улыбаясь, — Вальпург Джонатанович. Оттуда, — и он, не оборачиваясь, указал большим пальцем назад, на пятно.

У гостей вытянулись лица.

— Мы вам очень рады, Вальпург Джонатанович, — промямлил Альберт Иванович, смекая кто и откуда.

— Можешь звать меня просто Мастер Вальпург.

— Ну, хватит! Внимание! — решительно скомандовала фея света, и все присутствующие феи и волшебники засветились на манер неоновых реклам, только слабее и без потрескивания. — Людмила, показывай сыночка!

— Может, сначала чаю? — Альберт Иванович был очень растерян.

— Чай потом! — отрезала бабушка. — Кстати, как его зовут?

— Афанасий. Афанаська. Афонюшка! — и гордая мать распеленала спящего сына.

— Ребенок хороший, крупный, — в этом мнении все родственники сошлись.

— Чего мы ему пожелаем? — спросила бабушка. — Ну, кто первый?

— Хай будэ привьязанный и вирный! — сказала Оксана, кокетливо стрельнув глазами в Гиви.

— Пусть будет гордым и смэлым! — сказал волшебник с Кавказа.

— Трудолюбивым и упорным!

— Честным и прямым! — пожелания сыпались со всех сторон.

— Вежливым и воспитанным!

— Добрым и мягким!

— Щедрым и гостэприимным! — произнес Абдулла и чихнул.

— Веселым и находчивым! — засмеялся волшебник из Одессы.

— Будь, малыш, сердечным и любящим! — закончила фея света.

— Я тоже хочу пожелать ребенку кое-что, — вдруг сказал Мастер Вальпург.

Как вы уже поняли, Вальпург Джонатанович был злым волшебником. В глубине души он считал, что самый лучший дар — это умение делать деньги. Однако ничего хорошего он этому семейству не желал и, к счастью для малыша, лучший свой дар приберег.

— Пусть мальчик Афанасий станет таким, как пожелали ему другие родственники, — сказал он, криво усмехаясь. — Я помешать этому не могу. Но если он вздумает отклониться от того «кодекса», который вы перечислили по статьям, пусть за каждое нарушение платит тридцатью, нет… пятьюдесятью сантиметрами роста. Напакостил — стань ниже, еще напакостил — еще ниже…

— Ну ладно, хватит! — крикнула раздосадованная Людмила Федоровна. От крика ребенок проснулся и заплакал. — Главное, чтобы был здоровеньким! — сказала молодая мама, беря дитя на руки. — Вы уж меня извините, его кормить пора.

— Людмила, что ты говоришь? — расстроился Альберт Иванович. — Люди к тебе со всей душой, а ты…

— Правильно, правильно! — заговорили гости. — Этого мы все желаем! Пусть будет здоровеньким!

— Пусть будет здоровеньким, — сказал Вальпург Джонатанович, — но…

Он не закончил, на него надвинулся волшебник с Кавказа:

— Хочэшь, дарагой, я из тэбя мартышку сдэлаю? Хочэшь?

Гость не захотел; за спиной пылкого сына гор маячила плотная фигура сына степей. Сыновья природы вдвоем могли сделать из него мартышку, даже не прибегая к волшебству. Мастера Вальпурга объединенными усилиями всадили опять в пятно от фановой трубы, потом пили чай и беседовали. В одиннадцать часов гости попрощались — всем завтра нужно было на работу — и исчезли, оставив тонкий волшебный аромат. Так окончился этот необычный вечер, события которого еще будут иметь различные последствия.

Волшебный вечер кончился, но жизнь продолжалась. Людмила Чугунова вынуждена была на время оставить работу, так как детские учреждения отказывались от трехмесячного младенца живым весом в сорок пять килограммов. Только мама могла перепеленывать и вертеть дитя со спины на животик и обратно с легкостью, которой позавидовали бы чемпионы Олимпийских игр по вольной и классической борьбе.

Уже в начальной школе Афанасий Чугунов ростом был выше всех девочек двух параллельных классов, затем, к четвертому году обучения, он стал выше ростом, чем педагоги, и продолжал расти. Когда он был в пятом, случилось ему столкнуться на улице с незнакомой старушкой. Мальчик извинился. Подслеповатая старуха сделала несколько шагов, посмотрела ему вслед и проворчала:

— Кселерат! — затем с ожесточением плюнула и пошла дальше.

Современные дети все акселераты. Они начинают отнимать у родителей модельную обувь на три-четыре года раньше, чем прежде. Они вырастают на пятнадцать — двадцать сантиметров выше пап и мам. Многие научные коллективы и отдельные талантливые ученые пытаются открыть тайны акселерации, и даже создано несколько более или менее правдоподобных гипотез. Но тайна не открыта. И только здесь вы сможете получить исчерпывающее объяснение.

Дело в том, что современные родители не бьют детей. То есть не шлепают, не хлещут, не секут, не порют, не лупят, не задают трепок, не награждают подзатыльниками, затрещинами, пинками и зуботычинами. Мало того, они не ставят своих чад на горох, в угол «зубами к стенке», не запирают в темные чуланы. Нашкодивших отпрысков не лишают даже сладкого — сахар нужен для нормального умственного развития. Ивовые прутья, поясные ремни, палки, трости, уполовники, кухонные полотенца и электрические шнуры вместе с арапниками и семихвостыми плетками выпали из воспитательного процесса и употребляются ныне только по прямому назначению. Все это привело к тому, что из жизни ребенка ушли почти все отрицательные эмоции, дети не имеют никаких комплексов, кроме комплекса своей значительности. Самосознание детей растет, а вместе с ним растут их неугнетаемые тела. Если бы от них не требовали «бороться за оценки» (этим термином заменено устарелое «прилично учиться»), они вырастали бы еще больше.

Родители Чугуновы воспитывали ребенка по японской системе, то есть даже без крика, и к шестнадцати годам Афанасий перерос папу на двадцать сантиметров. К этому времени он стал чемпионом города по всем видам спорта, за исключением футбола и городков, для которых рост не имел решающего значения.

Чужие дети растут в сказках очень быстро — впрочем, как и в реальной жизни. Афанасий закончил десятый класс со средним баллом в аттестате четыре с половиной и получил приглашение от тренера одной из ведущих баскетбольных команд поступить в институт. Спортивную карьеру уважаемый наставник тоже обеспечивал. В родном городе не было института, достойного их ребенка, и родители Чугуновы скрепя сердце согласились.

— С девчонками городскими не путайся! — говорил Альберт Иванович, легонько постукивая ладонью по столу и немного краснея. — Женишься на какой-нибудь… потом всю жизнь будешь мучиться.

Мать согласно кивала головой.

В отношении городских девушек у родителей были большие сомнения. Они были уверены, что в больших городах этот продукт портится быстрее. И что неиспорченная провинциалочка, несомненно, будет лучшей женой, чем испорченная городская девица. Мама Чугунова представляла, как эти крашеные и мазаные дочки профессоров и генералов сидят и ждут, чтобы при первом же появлении ее чада наброситься на него, закрутить голову, женить и погубить.

Сам Афанасий Альбертович столичных девушек не боялся, так как был несколько самоуверен, что присуще не столько великанам, сколько молодым людям семнадцати — двадцати пяти лет. Ему было восемнадцать, и он ехал, чтобы много и хорошо учиться, потом распределиться на работу туда, где он будет нужнее, сделать великое открытие и стать самым молодым, немного загадочным академиком или поймать известного преступника и стать молодым, немного загадочным сыщиком. В конце концов, чем отличается большой город от маленького? Количеством соблазнов. Как сейчас принято говорить, их диапазоном и масштабом. В районном городе соблазны районного масштаба, в областном — областного. Чем больше город, тем больше соблазнов и тем они привлекательнее. Афанасий Чугунов был готов встретиться и с соблазнами тоже.

Как и положено провинциалу, с первого же курса института Афанасий рьяно взялся за учебу, догоняя своих более подготовленных товарищей. А тренировки в сборной баскетбольной команде съедали остававшееся свободное время.

Сладчайшее из чувств настигло незащищенное сердце Афанасия на четвертом курсе, когда у девушек кончается пора загульных любовей и они начинают присматривать себе мужей-сокурсников. Как правило, эти поиски протекают в пределах группы, потока, факультета, то есть, если можно так выразиться, по территориально-производственному признаку. Правда, и сам Афанасий уже давно, с третьего курса, стал обращать внимание на соучениц, хотя иногда, одинаково покрашенные, а значит, одинаково красивые, они казались ему на одно лицо, как китайцы или негры.

Любовь подстерегала его на соревнованиях первенства по Облсовпрофу. Игра была трудная — мешал порывистый ветер, но институтская команда все же победила. Молодой великан выслушал восторженные приветствия болельщиков с присущей ему скромностью и совсем уж собрался идти в раздевалку, когда его остановил низкий девичий голос.

— Как ты думаешь, — спросил голос за его спиной, — он с такой высоты девушек видит?

Афанасий обернулся — перед ним стояли две юные женщины. Он не успел ни рассмотреть их, ни тем более ответить — циничный ветер в мужском порыве поднял девичьи юбки, и он увидел четыре стройные ножки — скажем точнее, он увидел только две, будто отлитые из какого-то светящегося материала. Потом он не мог вспомнить, что раньше ухватил его взгляд: серые ли глаза, искрящиеся солнцем, тяжелые ли струи белокурых волос или эти вспыхнувшие перед ним ноги, нескромно обнаженные наглецом ветром. Девушки, прижимая к бедрам подолы платьев, стояли розовые от смущения.

— Таких девушек, как вы, — сказал он, обращаясь прямо к блондинке, — видно с любой высоты!

— Смотри, а он еще и остроумный! — сказала блондинка таким тоном, как будто она была по меньшей мере его тетей.

Так и состоялось их знакомство. Немного позже тренер, большой специалист по женскому вопросу и авторитет в команде, заметив Настю (так звали новую знакомую), произнес: «Такие красотки в девках не засиживаются». А перед этим он сказал: «Ого!»

Девушки с умом выбирают очкариков, лучше рано полысевших, еще лучше — кривобоких или хромых. И не ошибаются: из таких вырастают кандидаты наук, мыслители, владельцы автомобилей. Для девушек со вкусом высокий рост полностью заменяет юноше ум и частично остальные достоинства. Благодаря добрым феям и волшебникам Афанасий был силен, добр, порядочен и пр. (см. стр. 394), и Настя, наделенная не только вкусом, но и умом, уже с третьего свидания начала смотреть на него снизу вверх с восхищением и каким-то еще чувством, которое мы не беремся определить точно. Ей было чрезвычайно уютно в огромных лапах молодого великана, когда он говорил ей: «Моя маленькая!» Да и кто другой мог сказать это девушке ростом метр семьдесят восемь сантиметров?

Они встречались каждый вечер, причем успеваемость каждого из них резко повысилась. В сказках так бывает. Однажды, перед последним экзаменом сессии, Настя пришла очень расстроенная.

— Что случилось? — обеспокоенно спросил Афанасий.

— Да опять с дедом неприятности! — сказала она.

Чугунов как-то упустил из виду, что у его любимой есть семья, дом, может быть родители. К нему на свидание она приезжала в автобусе номер четырнадцать.

— Слушай, — попросил он, — расскажи мне о твоей семье. Я же о тебе ничего не знаю.

— У меня есть дед, бабушка, мама, отчим, дядьки и тетки! — ответ был исчерпывающим.

— А где отец? — спросил он бестактно.

— Мама его бросила, когда я еще была маленькой, и вышла замуж за Упыревского.

— Кто это — Упыревский?

— Да мой отчим. Доцент Борис Сергеевич Упыревский. Он тогда был молодым, подающим надежды ученым, работал в Институте переливания крови над диссертацией «Замена крови физиологическими растворами сложного состава», — она зябко передернула плечами.

— Ну, черт с ним. А что с дедом?

— У деда склероз. Старческая болезнь.

— Он что, здорово старый?

Она посмотрела на него с некоторой иронией.

— Здорово старый, — потом помолчала и добавила: — Но он очень добрый, и я его люблю… Надо бы его подлечить от склероза. Ведь есть же какие-то средства, а?

— Конечно есть! — выпалил великан. — И мы что-нибудь найдем!

— Послушай, Афоня! — после некоторого молчания нерешительно сказала она. — Приходи к нам после сессии в субботу. Дедушка и бабушка хотели с тобой познакомиться.

— А мама? — спросил он.

— Ну, и мама. Правда, ей с отчимом сейчас не до нас. Они ищут деньги на «Жигули». Так придешь?

— Приду, — твердо пообещал великан.

Настя побоялась рассказать любимому правду о своей семье. Как это часто бывает, истина была совершенно неправдоподобна и нуждалась в оформлении правдоподобной ложью.

Дело было в том, что, когда нашу прекрасную планету начали посыпать суперфосфатами и инсектицидами, насекомые, птицы и звери потянулись в города. Лошади уступили в неравной борьбе вонючим, трясущимся от ярости тракторам, собаки украсили жизни человеконенавистников, и только прекрасноокие коровы, согнанные в резервации, продолжали оживлять поскучневший пейзаж.

Поскольку не стало непроходимых чащ и таинственных болот, а глубокие пещеры заполнились банками из-под рыбо-крупяных консервов «Завтрак туриста», вслед за животными потянулись в города склонные к выпивке лешие, карьеристы водяные, малообразованные ведьмы, напористые провинциальные черти и хамоватые русалки. Они селились у городских родственников, вступали в кооперативы и плодили потомство со стойкими генетическими признаками. Настя принадлежала к третьему поколению этого боевого отряда — в ней было немного и от ведьмы, и от русалки. Последнее, впрочем, не отличало ее от подруг и привлекало мужчин.

В первую же субботу после отлично сданной сессии Афанасий стоял у двери с латунной табличкой «Бессмертновы». Квартира помещалась в бельэтаже прекрасного старого дома. Дверь открыла Настя, одетая во что-то голубое, все в цветочках и кружевах, что носило название домашнего халатика. Она позволила не растерявшемуся от восхищения великану поцеловать себя, затем взяла за руку и привела в большую комнату. Здесь она посадила его в старинное кресло, рассчитанное на великанов, и села сама.

— А где предки? — спросил он, надеясь в душе, что все ушли по магазинам или, лучше, разъехались в длительные командировки.

— Бабушка и дедушка в кухне, — предупредила она.

Афанасий осмотрелся. Комната была просторной и не очень светлой. Стены украшали копии картин. На самой светлой стене висела огромная картина, изображавшая лесную чащу, реку и голубоватых русалок с цветочными венками на головах. У окна великан заметил туалетный столик, заваленный косметикой. Помада, например, была сложена в картонной крышке из-под торта. Около столика на стене висели репродукции на тему «Леда и лебедь». Большинство из них были до того фривольны, что он покраснел.

— Это бабушкины, — сказала Настя, смутившись. — А это дедушкины, — и она показала на противоположную стену комнаты.

Еще багровый от смущения великан перевел взгляд. На второй стене висели окантованные цветные изображения чудовищ и уродов. Здесь ползали драконы необычных форм, человекообразные существа с членистыми конечностями, пили кровь из трупов вурдалаки.

— Брейгель, — говорила Настя, показывая на очередную картинку. — Босх, Замирайло, Ропс.

Афанасию даже показалось, что при звуках ее голоса химеры и гидры на репродукциях зашевелились и глаза некоторых из них глянули на него.

— А что они вдвоем делают на кухне? — спросил он, отворачиваясь от стены.

— Дедушка печет пироги, а бабушка ругается с соседкой.

— У вас много соседей?

— Нет. Одна старушка… Старая квартирная ведьма.

— Квартирная ведьма? — удивился великан.

— Я не говорила… — растерянно произнесла Настя. — A-а, это он заговорил!

Афанасий повернул голову в направлении ее взгляда и вдруг увидел Глаз. Глаз был большой, не менее двадцати сантиметров по горизонтали, с чистым голубоватым белком и живым черным зрачком. Он стоял на черной мраморной подставке посреди серванта, между семью слонами, приносящими счастье, и какими-то амулетами скорее всего людей каменного века, и спокойно глядел на гостя.

— Что это? — пробормотал юноша.

— Глаз, — сказала Настя без тени юмора. — Дедушка его привез с Востока. Говорят, это третий глаз Шивы. Он все знает, все понимает, но никогда ни во что не вмешивается, ничего не делает и даже не советует, что делать. С тем, кто ему понравился, он разговаривает. Как сейчас с тобой! Направленная телепатия… Кстати, Афоня, не называй бабушку «бабушкой», она этого не любит, называй ее «тетей Татой».

— Настоящее имя Ашторет, или Астарта, греки чтили ее как Афродиту, а римляне молились ей как Венере. По профессии — богиня любви, возраст — около пяти тысяч лет. В последнем браке за Кощеем Бессмертным, дедом Насти.

— Что он тебе говорит? — она догадалась по лицу любимого, что Глаз ему рассказывает нечто необычное.

— Он сказал… он сказал, что твоя бабушка Астарта, или Венера, а дедушка Кощей Бессмертный… Он что, сдурел?

— Глаз никогда не врет, — грустно сказала Настя и добавила: — А ты что, теперь меня боишься?

— Нет, — твердо сказал великан. — Я тебя люблю, даже если ты ведьма!

Вопрос о чувствах был впервые поставлен с такой определенностью, и лицо девушки засветилось. Оно полыхало всеми оттенками розового цвета до того мгновения, как в дверь вошла немолодая, сильно располневшая женщина, с крупным носом и огромными черными глазами.

— А-а, — сказала она протяжно. — Это и есть твой любимый? Какой очаровашка… какая пуся! — старушка просто захлебывалась в избытке чувств. — Когда-то и меня любили красивые молодые мужчины. Помню, один пастух… Какой это был любовник! А вы не пастух? Жалко! Затем я вышла замуж за кузнеца, но меня полюбил военный… красавец мужчина! Вы не военный? Очень жалко!.. Да, нас застали на месте… Были большие неприятности! Ах, Марсик!

— …А сейчас ты замужем за старичком! — в дверь вошел очень тощий человек с глубоко посаженными, горящими неярким светом глазами. Яйцевидная голова его была совсем голой. В руках старик держал огромное блюдо со сладким пирогом. — Тата, сходи за чайником. Настенька, любовь моя сладкая, накрывай на стол, будем, ласточка, пить чай!

Когда все уже сидели за столом, хлопнула входная дверь, и через некоторое время появилась молодая, стройная блондинка с надменным и загадочным выражением лица. Ее голубые глаза светились холодно, как голубоватый лед Арктики. За женщиной вошел лысоватый, худой человек с лицом землистого цвета. Он потер руки, чмокнул губами и глухим голосом сказал:

— Здравствуйте, вот и мы!

— Это мама и Упыревский, — прошептала Настя на ухо юноше.

— Русалка, — раздалось в ушах великана. — Лживая и непорядочная баба. Непроходимо глупа и жадна. Упыревский — последний отпрыск старинной семьи вурдалаков. Пьет кровь из семьи, сосет государство, — Глаз был безжалостен в своих оценках.

— Замерз я что-то, — сказал Упыревский, опять чмокнул губами и снова зябко потер руки.

— Так выпей водки, зятюшка! — предложил Кощей.

— Водки не водки, а коктейль я бы выпил, — согласился врач-вурдалак. — Анечка, детка, сделай мне «Кровавую Мэри»!

Выпив, Упыревский немного оживился.

— А мы ездили по знакомым деньги одалживать, — сказал он, обращаясь к тестю. — Не достали. Понять не могу, почему вы не хотите дать нам на машину? Сколько у вас кладов этих, сундуков! С собой же не унесете!

— А кола осинового хочешь? — зловеще спросил Кощей. — Я-то, в отличие от тебя, бессмертный!

— Отец, оставьте ваши пошлые сельские шуточки!

— Афанасий, — Кощей величественно поднялся, даже не взглянув на зятя. — Пойдемте, голубчик, в мою комнатку.

Великан поблагодарил за чай и вышел вслед за стариком.

Комната Кощея оказалась небольшой и забитой всяким хламом. На полках и на платяном шкафу стояли большие деревянные бокалы с крышками, и фарфоровые банки, украшенные латинскими надписями. В одном углу комнаты были прислонены к стене два жезла с резными навершиями, в другом — под стеклянным колпаком стоило чучело не то женщины, не то волосатой жабы.

— Лучшая сотрудница была! — с огорчением сказал старик, перехватив взгляд Афанасия. — Где они все теперь? Разъехались, повымирали!

— Скучно вам одному, — посочувствовал гость.

— Помочь некому! — крикнул Кощей и так стукнул себя в грудь, что кулак проскочил в грудную клетку и застрял между ребрами. — Настеньке некогда, учится. Да и что она может, рядовая, необученная? А у меня склероз! — он с трудом высвободил кулак.

— Если я чем могу… то пожалуйста… — забормотал великан. — Я Насте обещал, и сами понимаете…

Беседа налаживалась. А в это время в столовой комнате происходила безобразная сцена.

— Я не отдам единственное дитя за какого-то вшивого великана! — кричала русалка, оскорбленная отказом отца дать деньги на машину. — Подумаешь, великан, четыре с половиной метра! Телок сельский!.. Вон Змей Зеленый неженатый еще! Пусть выходит за него замуж!

— Я таких мужчин, как твой Змей, никогда не любила, — с достоинством возразила Астарта. — Он же пьет!

— Поженятся — она его от пьянства отучит!

Между тем разговор в комнате Кощея подходил к концу.

— Значит, так — сказал хозяин, задумчиво поглаживая рукой бритую, впалую щеку, — из-за проклятого склероза я забываю теперь самое главное. Ты, дружок, или достань мне новую память, что малореально, или отыщи три главных потери.

Старик откашлялся, застегнулся на все пуговицы и встал. Афанасий тоже поднялся. В выцветших глазах Кощея загорелось пламя былых лет.

— Поди в тридевятое царство, — торжественно сказал он, — и найди: а) где моя смерть зарыта; б) где мои богатства захоронены; в) где мои очки затеряны. Как вернешься с ответами, — добавил он скороговоркой, — не пожалею я русалке денег на машину, улещу их, отдадут тебе твою Настасью Прекрасную! А то сейчас мне и дать-то нечего. Понял?

— Понял, — кивнул Афанасий и подумал, что, собственно, не старые нынче времена и жениться на старшекурснице он может и без их согласия, была бы на то воля самой Насти, но возражать ничего не стал, а еще раз кивнул. Потому что, если он не выполнит обещания, данного любимой, как же она станет его уважать? И какая же у них будет семья, если жена не будет уважать мужа?

Как вы видите, терпеливый читатель, психология великана оставалась глубоко провинциальной.

— Чеботы железные дать? Посох чугунный? — спросил Кощей.

— Не. Я в кедах пойду, — застеснялся будущий родственник. — Мне бы только термос с кофе да пару бутербродов…

— Дам. Дам кусок скатерти-самобранки, — старик засуетился, начал из старинного секретера выдвигать ящички и с возгласом «Вот она!» выхватил из хранилища обрывок ветхой парчовой ткани, помахал им перед носом Афанасия и завернул в газету.

— Поговорили? — заглянула в дверь Настя.

— Да. Прощайся с суженым, пошел он Кощею службу служить!

— Ты что, дед? Что значит пошел? — удивилась девушка. — А я? Я с ним! Не спорь, дед! Он умный, добрый, прямой, сильный — его любой обжулит и обведет. Пропадет он без меня!

— Внученька, одумайся! Там в мое-то время ведьмы, драконы и колдуны бесчинствовали. А теперь… Не помню, в какой это я книжке читал, склероз проклятый, закон какого-то Чизхолма. Так в законе говорится: «Все, что может испортиться, портится, а все, что не может испортиться, портится тоже»!

— Тем более! — строго и категорично произнесла Настя. — Пойду, только переоденусь.

Через час они попрощались и двинулись к выходу. В руках у девушки болталась сумочка с самым необходимым — гребешком, зеркальцем, кое-какой косметикой и большой пачкой любимой великаном жевательной резинки. За пазухой у Афанасия лежал Глаз.

— Нет, нет! — закричал Кощей. — Вам надо через черный ход, по черной лестнице, в черный мир!

Повернули к черному ходу, печально звякнула щеколда, дверь отворилась и закрылась за ними.

— Святые и великаны очень неудобны в семейной жизни, — сказал старик, задвигая щеколду на место. — Если вернется, то вернется нормальным человеком.

По черной лестнице молодые люди спустились во двор. Двор был самый обыкновенный, стояли мусорные бачки, чахлая зелень лезла через разбитый асфальт. Из подворотни они вышли на улицу — совершенно незнакомую им обоим, чужую улицу, мощенную цветным булыжником. Не было ни тротуаров для пешеходов, ни машин, ни городского транспорта. Только один раз мимо пронеслась золоченая карета, похожая на спелую тыкву, и кучер злобно глянул на них, пошевелив крысиными усами. Сразу было видно, что это сказочная страна; дома, среди которых они оказались, — старые, бревенчатые, изукрашенные резьбой. Лес выглядел гуще и таинственнее, трава — зеленее. Вообще краски здесь были ярче.

— Где мы? — подозрительно спросил великан.

— Откуда я знаю! Может, спросим у Глаза?

— Верно, — Афанасий достал Глаз, завернутый в бумагу.

Когда его распаковали, он поднял веко и безо всякого выражения уставился на юношу.

— Всевидящий, где мы?

Глаз скосил зрачок в сторону.

— Поверни меня, — сказал он, — Вы в триседьмом царстве.

— А как нам попасть в тридевятое?

— Я никогда не действую, не побуждаю к действию и не даю советов, — заявил Глаз. — Мое кредо: «Все знать и ничего не делать».

— Беру тайм-аут, — сказал Афанасий и задумался. После минуты раздумий он спросил: — Кто обладает информацией в этой стране?

— Там, где нет радио, телевидения, газет и телефонов, информация сосредоточена у женщин. В любой сказочной стране все знает местная Баба Яга.

Встречный туземец показал им на небольшой, но дремучий лесок вдали и даже вывел на тропку, ведущую к дому Бабы Яги.

— Всезнающий, — попросил Афоня, — расскажи про Бабу Ягу.

— Несчастное существо, — охотно откликнулся из-за пазухи Глаз. — Женщина с сильным характером, которая, однако, в связи с физическим недостатком — костяной ногой — была лишена любви и радости материнства. По Фрейду, ее поведение объясняется комплексом неполноценности. Отсюда ожесточение и обида на весь мир.

Пока Глаз говорил, вошли в лес. Старые дуплистые деревья, искореженные жизнью, цеплялись за них хваткими сучьями, дурманные запахи кружили им головы, но тропинка услужливо вела вперед. Неожиданно между деревьями блеснул огонь, и через минуту открылась зеленая поляна. Здесь, около костра, сидели два человека, очень похожие друг на друга. Один был в белой одежде, другой в черной.

— Дядюшки! — закричала Настя. — Милые дядюшки!

— Настюшка! — отвечали они хором, обнимая девушку.

— Всевидящий, кто это такие? — Афанасий достал Глаз и показал ему незнакомцев.

— Это братья Настиного отца, однояйцовые близнецы Добро и Зло. Они так долго прожили вместе, что между ними уже начали стираться различия, и стало все труднее отличать их друг от друга.

— Вот почему иногда, делая добро, мы, бывает, приносим зло. И вот почему зло приносит подчас добрые плоды! — получавший высшее образование великан был не чужд философии.

Пока шел этот примечательный разговор, Добро и Зло подошли ближе. Настя познакомила великана с родственниками и рассказала им суть дела, приведшего молодых людей к Бабе Яге.

— Придите и расскажите все честно и прямо! — сказал дядюшка Добро. Он был наивным и прямолинейным идеалистом.

— Это Бабе Яге — честно и прямо? — дядюшка Зло расхохотался; будучи прагматиком, он точно оценивал события и людей, прежде всего предполагая в них отрицательные стороны характеров, и редко ошибался. Ведь, как правило, человек, когда от него ожидают плохого, всегда совершит недобрый поступок. — Уморил, братец! Нет, ты, Афанасий, собери букетик из поганок поярче да из ягод поядовитее, преподнеси и обязательно скажи комплимент. Польсти старухе. Да и старухой ее не называй, этого тебе ни одна женщина не простит.

— Врать нехорошо! — крикнул дядя Добро. — Я не советую…

Разгорелся спор. Устав от крика, решили давать советы по очереди. Кинули пятак. Выпало следовать советам Зла.

Домик повернулся к молодым людям передом, а к лесу задом, но, когда Афанасий попытался подсадить Настю на высокий порог, курьи ножки оказали отчаянное сопротивление. Они отпихивали великана и пытались его лягнуть. Они бесчинствовали до тех пор, пока он не провел одной ноге подсечку. Избушка упала на одно колено, внутри загрохотала металлическая посуда, что-то стеклянное разбилось, и из порядком прогнившего угла избушки потекла сизая жидкость. Однако к тому моменту, когда Баба Яга влетела в трубу, Настя уже кончила убирать, выбросила осколки и расставила посуду по местам.

Баба Яга младшая была почти Настиного роста. Прямая и сухощавая, со взбитыми седыми волосами, уложенными в прическу, она носила очки модной формы и строгий деловой костюм. Старухе было уже триста пятьдесят два года, выглядела она на шестьдесят, а выдавала себя за сорокалетнюю. Возраст элегантности и иногда сбывающихся надежд. Она легко соскочила с помела, одернула юбку и сдула с плеча невидимую пушинку.

— Сто лет русского не видала! — сказала она низким, почти мужским басом. — Век русского духа не слыхала! Чем обязана?

— Позвольте, мадемуазель… — сказал Афанасий и преподнес старухе букетик. — Никогда бы не подумал, что Баба Яга — такая молодая женщина!.. Не может быть! У вас что же — костяная нога?

Лицо Бабы Яги потемнело.

— А у нас костяные ноги только сейчас входят в моду, — продолжал великан. — Джинсы уже не носят, все носят костяные ноги, а некоторые даже головы.

— Черт те что и сбоку хвост! — старуха заулыбалась. — С этой работой, да в нашем лесу совсем одичаешь! Значит, костяные входят в моду? — она поправила прическу. — Ну, я давно это предвидела! Хорошо, а вас какое дело привело в мою однокомнатную?

В общих чертах ей все рассказали.

— Кощей Бессмертный! — воскликнула старуха, — Значит, женат шестнадцатым браком. Какой был красавец лет триста назад! Огонь, а не мужчина! Помню, когда я ему отказала, он рыдал как ребенок… Да, но что же мне с вами делать? Я так занята! Перешла на преподавательскую работу. В школе молодых жен читаю курс лекций «Молодая жена, ее права и обязанности». Первый семестр: права — шестьдесят часов; второй семестр: обязанности — два часа… Сделаем так: я дам тебе, милый, записку к моей средней сестре, в тривосьмом царстве, может, она что знает?

— Средняя сестра пошлет нас к старшей, бабушка, — Настя не желала, чтобы кто-нибудь кроме нее называл Афанасия «милым». — Так мы лучше прямо к ней, бабушка!

— Хотите прямо к старшей? Пожалуйста! — Баба Яга на «бабушку» озлилась, но осталась сдержанной. — Вот вам записка, идите в тридевятое царство.

— А вы не можете, дорогая Баба Яга, сказать, чем кончится наше приключение? Найдем ли мы то, что обещали?

— Я вам не цыганка! — сварливо сказала старуха. Помолчала. Лицо ее просветлело: — Значит, в моду, говоришь, входят костяные?

— Очень модно, особенно из натуральной кости! — вдохновенно врал великан.

— Найдете ли? Что ж, это мы можем! — ласково и напевно сказала старая ведьма. — Но без нее! — она указала на Настю. — Не могу я волшебные книги смотреть при третьих лицах. По правилам безопасности. Ты пойди, милая, погуляй! Погуляй, милая!

Тон последних слов был таким, что Настя выпрыгнула из избушки. Тем временем старуха достала из-за печи огромный фолиант в кожаном переплете, нацепила очки и открыла оглавление.

— Вот, милый, то, что надо! Глава «Принеси то, не знаю что…». Так. Через трех ведьм, — она поморщилась, — ну, это я вам сократила… обманув нечистую силу, победить Змея Горыныча.

— А кто может победить Змея Горыныча?

— А дракона может победить или Иван-царевич, или прост-человек, но не ниже двух метров семидесяти пяти сантиметров ростом, — она взглянула на него оценивающе. — Тебе такое дело с руки, рост позволяет!

— Спасибо большое, — сказал Афанасий. — А как нам теперь пройти в тридевятое царство?

— Как выйдешь, красавец, на главную дорогу, то справа будут четные царства, а слева нечетные. Следующее за нашим и будет тридевятое! Только помни, если проговоришься кому-нибудь, что я тебе нагадала, — окаменеешь!.. И еще дам тебе совет — как с моей старшей сестрой разговаривать. Понимаешь, грубая она. Не злая, а где-то очень глубоко, в самой глубине души, она даже добрая. Мы, три сестры, рано осиротели, она нам мать заменила, выкормила, образование дала. А сама всю жизнь, считай триста годочков, на низовой работе. Всю жизнь с лешими-алиментщиками, чертями-бездельниками, домовыми-надомниками и многодетными русалками. Мат, лай, шипение! Вот и огрубела! Переживает, как нагрубит, а иначе не может. Ты на ее языке поговори, потому что твоего она может не понять. Ты проще с ней, проще! Понял?

— Да, — ответил несколько удивленный великан. — Спасибо вам.

Попрощавшись со старой дамой, он вышел, и, найдя суженую, поспешил обратно, через лес на дорогу из цветного булыжника.

Внезапно одно искривленное дерево зашевелилось, и от ствола отделился нестарый человек в черном бархатном камзоле. Под камзолом у него была надета зеленоватая рубашка со следами губ от карлиц до великанш.

— Афанасий, — сказал Мастер Вальпург громовым голосом, — родители учили тебя не врать, но ты соврал пожилой женщине, и за это будешь наказан!

Тут Чугунов почувствовал, как суставы его ревматически заскрипели, и увидел, что руки и ноги стали уменьшаться. Он обернулся — злого волшебника как не бывало. Посмотрев на Афанасия, Настя вскрикнула. Рост великана уменьшился на пятьдесят сантиметров.

— Проклятие! — пробормотал великан. — Как это не вовремя! Ладно, не будем падать духом.

— А я и не думаю падать духом, — ответила девушка. — Так тебе будет легче попасть в кольцо, а мне целоваться с тобой. Хотя все равно высоко, — вздохнула она.

Настя начала понимать, что слишком большое достоинство тоже может оказаться недостатком. О причине огорчения Афанасия она не подозревала. Молодые люди выбрались из леса на дорогу и с походной песней зашагали по цветному булыжнику. К вечеру они увидели город, переночевали на опушке леса в стоге сена.

Утром скатерть-самобранка накормила их пряниками и сладкими пирогами, и уже к десяти утра они перешли государственную границу тридевятого царства, а в полдень входили в столицу.

Странное зрелище представлял собой этот город. Ряды мрачных одно- и двухэтажных домов уныло тянулись по обеим сторонам улицы, высокие заборы с глухими воротами закрывали все промежутки между домами, массивные ставни наглухо закупоривали подслеповатые, низко, почти у самой земли расположенные окошки. Несмотря на яркое солнце, светившее высоко в небе, на улице царил сумрак, и в этом сумраке молча брели редкие согбенные фигуры. Не слышно было ни смеха, ни плача, только шарканье ног по булыжной мостовой нарушало тишину. Было в этом что-то нехорошее. В воздухе пахло тревогой и неизвестной опасностью.

— Почему здесь так страшно, Всезнающий? — спросил великан.

— Тридевятое царство — это царство ужаса, — ответил Глаз. — Страна страшных сказок, привидений и кошмарных снов.

— Нечего сказать, попали! — проворчал великан.

— Мне с тобой совсем не страшно. Как хорошо, что ты такой большой и сильный! — сказала Настя. Зубы ее мелко стучали.

— Ладно, не бойся! — он обнял девушку за плечо. — Спросим-ка лучше, где Бабу Ягу искать.

Но прохожие на вопрос не отвечали и испуганно шарахались в сторону. Так и не получив ни от кого ответа на свой вопрос, они дошли до конца улицы. Здесь, на окраине, начинался пустырь, точнее — городская свалка, высились груды мусора, валялись старые бочки и ящики. И все-таки в этом унылом месте слышался какой-то сдержанный гомон. Время от времени сюда приплетался тоскливый и протяжный вой. Они пошли на шум и увидели странную картину.

Вокруг перевернутого ящика толкались две компании призраков, одетых в такие лохмотья, которыми побрезговал бы даже небрезгливый пункт вторсырья. Одна компания привидений состояла из повешенных с обрывками веревки на шеях, вторая — из казненных на плахе; эти держали окровавленные головы под мышкой. Шла игра в карты. Но поскольку денег у призраков не было, а личное имущество не представляло собой заметной ценности, команда висельников выставила закладом совесть местного визиря, противники же играли на материнскую любовь одной непрофессиональной проститутки. Игра шла хоть и азартная, но какая-то невеселая. Время от времени кто-нибудь из игроков начинал выть что-то фольклорное. В конце концов, все они в прошлом были людьми и каждый был несчастен по-своему. Однако путешественников эта картина поразила.

— Видно, в этой стране привидения так обнаглели, что показываются людям даже днем, — негромко сказал великан.

— Стойте! — крикнул призрак висельника с одним уже отгнившим усом и одной пустой глазницей. — Здесь человеки! Ну-ка ты, длинный, иди сюда! Сыграем на совесть или на материнскую любовь?

— Нет, я не играю, — сказал великан скромно. — Не умею.

— Не умеешь — научим, — призрак разгладил единственный ус; видно было, что он здесь старший. — Не хочешь — заставим!

— Как это вы меня заставите? — улыбнулся юноша.

— А так. Расскажем о тебе кошмарным снам, а они в эту ночь будут всех жителей царства мучить и так тебя разрисуют… Человек тридцать сердечников из-за тебя помрут, сотня рехнется… временная потеря трудоспособности, вдовы, сироты! А виноват будешь ты!

— Подлецы! — сказал Афанасий. — Но мне надо посоветоваться!

— Советуйся, советуйся! Но не пытайся смыться!

— Всевидящий, — спросил великан, — ты сможешь мне помочь?

— Я никогда не действую, не призываю к действию и не помогаю действию.

— Ну, а сказать, у кого какие карты и что в колоде, можешь?

— Могу. Я вижу все, что на земной тверди. Но подсказать тебе смогу только один раз, это напоминает помощь действию.

— Действовать буду я сам, — и Афанасий вернулся к игрокам.

— На что будете играть? — спросил старый призрак с обломком копья между ребрами. Сам он не играл, он был болельщиком.

— Хочешь совесть, прекрасную совесть мудрого визиря? — кривлялся перед ним юный висельник с отрубленной рукой, — Или материнскую любовь юной и прекрасной дамы? Можем сыграть два раза. А ты поставь в заклад свой смех или свое мужество.

— Играй на материнскую любовь, — шепнула Настя. — Ее можно вернуть несчастной женщине. А кто однажды потерял совесть, обратно ее не возьмет!

— Вот что, мужики, — сказал Афанасий твердо — Играю на трех условиях. Первое — играю всего три раза, второе — играю на свой смех, третье — после игры скажите, как пройти к Бабе Яге.

— Это по-нашему, — отозвалась голова из-под мышки оборванного призрака с огромной шпагой. — Это по-благородному! Джентльмены, по рукам?

— По рукам! — завыли остальные.

Карты сдавал джентльмен со шпагой. Он поставил мешавшую ему голову на бочку, сказав вертевшемуся здесь же однорукому воришке: «Кыш отсюда», и быстро перетасовал карты.

— Джентльмены, только без жульничества!

Первую партию выиграл великан. Предводитель висельников передал ему материнскую любовь, завернутую в застиранную ситцевую, в мелких розовых цветочках тряпку. Любовь на ощупь была мягкая и теплая. Великан вспомнил родной дом, маму. Сердце его сжалось, сентиментальность охватила расслабляющей волной.

— Давайте на совесть! — закричал он. — Мой заклад тот же!

— Вот это по-нашему! — потер руки призрак-болельщик. Несмотря на то что он не играл, он переживал больше других.

Во второй раз сдавал великан… И проиграл. Дружный вой игравших и неигравших потряс окрестности.

— Ваш смех стал нашим смехом! — улыбнулся предводитель.

И Афанасий с этого момента перестал улыбаться. Однако остановиться он уже не мог.

— Ставлю свое мужество против совести визиря!

— Пойдет! — ответили ему призраки. — Бери колоду, сдавай карты сам. Мы по-честному!

Опять сдал великан. Но теперь он прижал легонечко Глаз, тихо лежавший за пазухой.

— У них бескозырка, — шепнул Глаз.

Выиграл великан. Призрак с одним усом и одним глазом передал ему мешок. Совесть оказалась тяжеленная.

— Неужели она одна столько весит?

— Много чего на совести у этого визиря, — объяснил главарь.

Рассказали привидения, как Бабу Ягу отыскать, где мать, потерявшую любовь, найти, где визирь без совести живет, завыли тоскливо и разлетелись. Только предводитель с одним усом и пустой глазницей, улетая, хохотал великановым смехом.

Внезапно ближайшая куча мусора осыпалась, и из нее вылез Вальпург Джонатанович в джинсовом костюме с подтеками и пятнами и неизменной рубашке со следами губ от карлиц до великанш.

— Афанасий Чугунов, — торжественно сказал он, — ты лишился смеха и веселья и за это должен быть наказан!

— Я пожертвовал смехом ради материнской любви, без которой несчастны минимум двое! — закричал великан. — И ради счастья народа. Потому что визирь, потерявший совесть, может разорить государство!

Но Мастер Вальпург уже исчез.

— Подними меня, милый, и поцелуй! — потребовала Настя.

И они поцеловались. Но когда Афанасий поставил девушку на землю, его рост уменьшился на пятьдесят сантиметров. Что ни говори, а умный враг всегда докажет обществу, что твои достижения на самом-то деле — это твои ошибки.

— Ты еще приблизился ко мне, — сказала Настя и засмеялась.

Она не знала, что рост ниже двух метров семидесяти пяти сантиметров лишит великана возможности победить дракона.

Молодые люди собрали вещи, Афанасий закинул за спину мешок с совестью, и они отправились к Бабе Яге. По дороге девушка пыталась его развеселить, рассказывала смешные истории, анекдоты и шутки — он не смеялся. И Настя мало-помалу начала относиться к нему как к больному. В конце концов, это было справедливо: человек, который не может рассмеяться над шуткой, — опасно больной человек. Сопротивляемость его понижена, ему легче заболеть и тяжелее выздороветь.

Когда, несколько обескураженная безрезультатностью стараний, Настя замолкла, Афанасий спросил у Глаза о Бабе Яге старшей.

— Тот же комплекс, что и у младшей, — отвечал Глаз. — Однако от младшей Баба Яга старшая отличается тем, что добра не понимает. Она относится к категории тех существ, которые воспитанность, а тем более вежливость принимают за слабость.

— Понял, — задумчиво сказал великан. — Но мама меня предупреждала, что, если я буду невежлив, я могу здорово пострадать.

— Но если ты будешь вежливым, мы не узнаем, как помочь деду, — глаза Насти были полны мольбой. — Тогда зачем мы шли сюда?

До Бабы Яги старшей добрались после полудня. В царстве, где порок чувствовал себя в безопасности, где нечисть не должна была скрываться под покровом ночи, избушка на курьих ножках, естественно, стояла у всех на виду, перед большим общественным парком. На дверях избушки был приклеен лист пергамента с объявлением. Объявление гласило:

Афанасий постучал в Дверь, из-за которой тотчас раздался хриплый старушечий голос:

— Куда ломишься? Не видишь, приема нет?

Действительно, на двери было мелкими буквами написано:

— Цыц, старая ведьма! — закричал Афанасий и густо покраснел. — Письмо тебе от сестры!

— От какой сестры? — подозрительно спросила старуха, открывая дверь и принимая письмо. — От Люськи?

Перед ними стояла старая ведьма, нечесаная и грязная, одетая в белый медицинский халат, из-под которого была видна несвежая юбка. Увидев письмо, ведьма просияла. В восторге она даже притопнула костяной ногой в спущенном чулке. Затем, отстранив от себя записку, насколько позволила рука, долго ее читала.

— Эт-то, красавец мой, не службишка, а служба! — пропела Баба Яга. — Тебе на этот вопрос может ответить только брат Кощея — Костей Бессмертный, по прозвищу Черепок. Ученый мужик. Светлая головушка!

— Спасибо! — забывшись, сказал Афанасий. — А где его искать-то, Костея Бессмертного?

— А где хочешь, там и ищи! — услышав «спасибо» и мгновенно охамев, отвечала Баба Яга. — Что я тебе, собака легавая?

— А вот как врежу между глаз, — нашелся великан, — так ты у меня вспотеешь, кувыркаясь, сатана старая!

— Ох милый ты мой, красавец ненаглядный, во дворце он, во дворце, у Салтана Третьего, библиотекарем он. Ученый, говорю, грамотный! Нужно тебе во дворец идти к царю-батюшке Салтану Гвидоновичу. Во дворце-то по средам викторины устраивают, загадки загадывают. Вот ты туда и иди, объявись мудрецом заморским, разгадай загадки-то. Один тебе путь, красавец… У вас ко мне еще вопросы есть? Нет? Тогда идите, а то смеркаться начинает, скоро пациент попрется!

— Прощай, старая! Если зубы жмут или один глаз лишний, только скажи: выправим, не лютуя, да еще и спину отрихтуем! — сказал на прощание Афанасий, не желая оставлять о себе плохое впечатление.

— Бойтесь Женщины Бабарихи! — крикнула им вслед старуха. — Ведьма, а не баба!

Молодые люди отправились к городу. Они шли через парк по высокой траве, среди сказочных цветов, источавших дурманные запахи. Внезапно, получив подножку, Афанасий упал в траву, тяжеленная совесть визиря, лежавшая в рюкзаке, больно ударила его по загривку. В траве, зловеще ухмыляясь, валялся Вальпург Джонатанович в костюме из зеленой парусины и неизменной рубашке со следами губ.

— Хам трамвайный! — процедил сквозь зубы Мастер Вальпург. — Перехамил старушку? А ведь тебя учили… Ну, пеняй на себя!

Мастер перекатился со спины на живот, ловко превратился в зеленую ящерицу и исчез в траве. А когда Афанасий поднялся с земли, он оказался еще на полметра меньше ростом.

— Негодяй, — сказал он с отвращением и погрозил кулаком тому месту, где исчез волшебник. — Он за что-то ненавидит меня и гадит где может! Все рухнет, если… — тут великан остановился. Посвящать Настю в секрет было опасно — он мог окаменеть.

— Афоня, ты не прав, — горячо возразила девушка. — Ничего не рухнет, пока я тебя люблю! — обычное заблуждение всех девушек на Земле, что весь мир крутится вокруг их любви. — И ты несправедлив к нему. У него такое приятное лицо. Наверное, он добрый. С каким вкусом он одет! Когда мы вернемся, я достану тебе такую же рубашку с губами. Тебе очень пойдет, милый!

— Он страшный и коварный волшебник, — сказал Афанасий. — Но я не могу тебе ничего объяснить!

И он замолчал, ругая и себя, и предприятие, в которое ввязался.

К чему ругаться? В путевом листе человеческой жизни диспетчер-судьба записывает все предстоящие маршруты, но документ этот на руки не выдается, и мы не можем узнать, по асфальту ли главной дороги или по грунтовым проселкам мы помчимся, и какой повезем груз, и на каком перекрестке кончится у нас топливо.

Однако чужая совесть оттягивала плечи нашему герою, а чужая любовь уже не грела, а жгла спину. Подошло время искать владельцев. Вначале решили идти к несчастной матери.

По указанному адресу они застали шумный и некрасивый скандал. Около домика, совершенно вросшего в землю, стояла молчаливая толпа. Среди людей были Добро со Злом. Из домика доносились глухие удары и звонкие истошные женские крики.

— Что происходит? — спросила Настя.

— Жену учат, — с удовлетворением пояснил один из горожан.

Выяснилась жутковатая история. Лет пять тому назад поселился в квартале вор по имени Родион, или, как все его называли, просто Родя. Еще в детстве попал он к оборотням, которые научили его различным превращениям, вежливому обращению с людьми и работе с отмычками. Стал он лучшим по профессии в столице и, как большинство «благородных» воров и разбойников, крал только у богатых. Принято считать, что подобное благородство объясняется сочувствием к беднякам, уже однажды ограбленным в централизованном порядке царем и его чиновниками. Но на самом деле «благородные» разбойники поступают так не по гуманным или идейным соображениям, а потому, что у бедных нечего красть. Отсталое и необразованное население сказочной страны не принимало этого во внимание и окрестило заурядного вора-оборотня прозвищем Родя Гуд, что в переводе означает Хороший Родя.

В том же квартале жила юная красавица Дуся, девушка завидной полноты форм, натуральная блондинка с удивленными голубыми глазами. Естественно, что по принципу единства противоположностей маленький, чернявый Родион не мог пройти мимо столь обильных и удивительных красот, сосредоточенных в одном теле, и не прошел. Он умыкнул Дусю, как и положено известному вору, и женился на ней как честный человек. Все необходимое для семейной жизни он украл, красавица родила сына, семья благоденствовала, Родион даже стал подыскивать более приличное занятие.

В цепи последовавших затем несчастий виноватым оказался Добро. Именно он, считая, что красть нехорошо, сообщил стражникам и о воре, и о месте, где его можно найти. И вот Родю Гуда отправили в тюрьму. Он просидел там две недели, что непростительно для профессионала и ученика оборотней, но потом опомнился, сбежал и пришел домой. Дома не было ни Дуси, ни сына. Оставшаяся без мужа красавица сначала продавала накопленные скорбным воровским трудом вещи, затем призраки за жалкие гроши купили у нее материнскую любовь, но и эти деньги кончились, и, чтобы прокормиться, несчастная овладела древнейшей профессией и нашла счастье в работе. Ребенка пригрел квартальный упырь, и никто не стал возражать.

— Небось всю-то кровь не выпьет, — говорили люди. — Попользуется маленько.

Упырей боялись все.

Теперь вернувшийся Родион нашел жену и бил ее как в профилактических целях, так и для соблюдения приличий. Чтобы потом соседи пальцами не показывали. За делами о ребенке все забыли.

— Надо как-то передать ей материнскую любовь! — сказал великан. — Настенька, попробовала бы. Как женщина с женщиной. Мне-то неудобно!

— Хорошо, — девушка, растолкав зрителей, решительно вошла в дом.

Сильно притомившийся муж отдыхал, Дуся тихонько скулила в углу, размазывая по лицу кровь из разбитой губы.

— Такой знаменитый вор, — сказала Настя, — а его обжулили и обокрали!

— Кто обокрал? — спросил Родион, вынимая изо рта «козью ногу», распространявшую сильный портяночный аромат. — Чего ты вмешиваешься? Не видишь, люди делом заняты?

— Держи, Дуся! — и Настя передала ей вырученную любовь.

— Петенька! — вдруг завопила женщина. — Сыночек!

Одним ударом она отшвырнула своего щуплого мужа, вторым — Настю и выскочила на улицу. Толпа удовлетворенно вздохнула: на нежной розовой щеке, под самым глазом, чернел огромный синяк, губы были разбиты. Все, как положено.

— Сынок-то у упыря! — сказал кто-то из толпы.

Дуся, а за ней и остальные помчались ко всем известному дому.

Когда они добежали до двухэтажного, с каменным низом здания, толпа зевак была уже там. Непонятно, как они сумели добраться сюда раньше бешено мчавшейся матери, но они были здесь и заняли лучшие места для обзора в большом дворе квартального упыря. Они стояли на бочках и длинной лавке, расположившись кругом и оставив лишь небольшую площадку для предполагаемых событий.

— В замочную скважину пролезешь? — спросил великан у вора.

— Пролезть-то пролезу! — отвечал Родион. — Да что я дальше-то с ним могу сделать?

— Ты только дверь открой, а там я тебе помогу!

Когда они ворвались в дом, маленький Петя сидел в грязной клетке с остатками каши на прутьях, а двое круглоглазых детей упыря расположились за столом перед пустыми кружками и ждали. Один из них шмыгал сопливым носом. Дуся отпихнула великана, стоявшего у нее на дороге, и, подскочив к клетке, раздвинула прутья и разорвала стальную сетку. Напуганные упырята заплакали. Из соседней комнаты выскочил упырь-отец.

— Убейте их! — закричала обезумевшая мать. — И старого Ирода, и молодых!

— Убейте их! — явственно пробормотал за окном дядюшка Зло.

Упырь, оскалив зубы, бросился к Дусе, но великан перехватил его по дороге, поднял в воздух и так ударил головой об пол, что упырь мгновенно отдал концы. Обезумевшая толпа включилась в дикий черный самосуд.

— Колом их! Колом осиновым, — ревели за окном, — А то оживут, по ночам прилетать будут!

— Детей не дам! — твердо сказал Афанасий.

— Смерть упырям!

— Детей надо перевоспитывать! В хорошей семье еще вегетарианцами станут! — и он утер сопли на забавных мордашках упырят.

— А где их мать? — спросила Настя.

— Померла мать!

— Высосали кровь из нее детишки!

— Хоть и упыриха была, а родным детям крови не пожалела!

— На то она и мать!

— Спас ты мне сына, великан! — сказал вор-оборотень. — Должник я твой. Если чего нужно будет украсть, без этих мокрых дел, только скажи — мы мигом. Нешто мы не понимаем? Тоже ведь люди! Не найдете где переночевать, приходите, рады будем! — Он немножко подумал и добавил: — А если зарезать кого надо — найдем специалиста хорошего. Частника!

Афанасий поблагодарил Родю Гуда, взвалил рюкзак с совестью на плечо, обнял Настю за талию, и они двинулись искать визиря.

Неожиданно из-за угла вышел Вальпург Джонатанович, одетый в костюм городского стражника. Под синим камзолом с золотыми галунами видна была его любимая рубашка со следами губ.

— Какая жестокость! — скривив губы, сказал Мастер Вальпург. — Этому ли тебя учили? Какая страшная жестокость! Упыря же еще можно было перевоспитать! За отсутствие доброты осуждаю тебя!

Раздался знакомый скрип костей, и великан уменьшился на очередные пятьдесят сантиметров. Мастер Вальпург сделал несколько быстрых шагов и исчез за углом.

— Наверное, он прав, — задумчиво сказал Афанасий. — Может, я поступил зло? Как бы там ни было, для меня это настоящая беда!

— Если ты опять про уменьшение роста, то это большая удача, милый! — пылко возразила Настя. — Смотри, я уже могу дотянуться до твоей груди и услышать, как бьется твое сердце! А что касается упырей, то, в конце концов, ты пресек зло, не позволив ему вырасти еще больше!

Визирь Мухтар ибн Бакшиш принял их в малом приемном зале своего скромного домика.

— Не в моих принципах принимать простой народ по нечетным дням, — сказал визирь и даже зажмурился от собственного величия. — Но твой необычный рост, юноша, и твоя, девушка, красота заставили меня сделать исключение.

Визирь врал. На его и без того нестойкие принципы повлиял вид большого и тяжелого мешка, по-видимому, с подношениями.

— Мы пришли, великий визирь, чтобы вернуть тебе совесть! — сказал Афанасий и достал из рюкзака его тяжелое содержимое.

Мухтар ибн Бакшиш побледнел, глаза его забегали. При дворе еще не знали о потери им совести, и царь Салтан Гвидонович Третий в уверенности, что совестливый человек много не накрадет, поручил ему ежевековую инвентаризацию государства. Какие сказочные ценности мог бы списать визирь с баланса, а затем прикарманить! Но являются эти…

— Молодые люди, — сказал он сурово, — находки такой величины и значения должны проходить через канцелярию. Прошу зайти к старшему чиновнику дивана находок в ближайший понедельник и сдать совесть и все, что на ней числится, по описи. И горе вам, если что пропало!

Визирь знал, что его чиновники взяточники и воры, и надеялся, что совесть украдут прямо в диване. Молодые люди переглянулись и вышли. Мимо привратника они проследовали уже с пустым мешком, совесть осталась за дверью приемного зала.

Викторина, на которую должен был попасть Афанасий Чугунов, проходила по средам, среда была завтра. Необходимо было где-то переночевать, узнать, как попасть во дворец, как там себя вести, и наши герои отправились к Роде Гуду.

В маленьком доме их встретили с радостью. Битая посуда была убрана, порядок восстановлен; Родион, одетый в новую пижаму, светился от радости и общего благополучия. Дусину щеку, правда, еще украшала свинцовая примочка, но прическа была в идеальном порядке, и свое полное тело она легко носила от жарко горящей плиты к постели выздоравливающего, хотя и бледного сына Пети.

— Садитесь, садитесь! Сейчас ужинать будем, — сообщил Родион. — Дуся самовар поставила, сладких пирогов напекла.

— У нас все с собой… — Афанасий достал десертный обрывок скатерти-самобранки и расстелил на столе, хотя больше был бы рад, если бы хозяйка приготовила что-нибудь соленое, сильно наперченное или хотя бы кислое. Сладкий стол надоел, как надоедает любая диета. Скатерть немедленно покрылась сластями.

— Родя, помоги завтра во дворец попасть!

— Во дворец? — вор задумался. — Сложное это дело, Афоня. Можно, конечно попробовать, хотя и неохота на ночь-то глядя!

— Надо, Родя! — сказала решительно Настя.

— Ну, ладно! Попробуем. Есть у меня мыслишка одна!

Родя Гуд вскочил со стула, подвинул поближе к себе толстый половик, упал на него, ударился и оборотился серым волком.

— Давно ковер надо купить, — пробормотал волк человеческим голосом. — Дуся, — закричал он, — жди меня к чаю! Да не забудь еще одну чашку поставить, гостья будет!

— Куда тебя понесла нелегкая! — взвилась жена. — Что вам здесь, ресторан, что ли? Что я, нанялась…

— Во дворец я, — мирно объяснил волк; дикция у него ухудшилась, временами он просто лаял на жену. — Надо украсть царицу Несмеяну! — и, выпрыгнув в окно, он пропал в ночной темноте.

Афанасий достал из-за пазухи Глаз.

— Всевидящий, расскажи о царице Несмеяне, — попросил он.

— Царица Несмеяна, — начал громко Глаз, который по позднему времени уже слипался от сна, — в девичестве Марья-царевна. Вышла замуж за царя Салтана Третьего, но в браке несчастна, отчего постепенно стала царицей Несмеяной.

— Почему несчастна? — поинтересовалась Настя. — Ведь царица же? — психология русалочьей дочери не отличалась от взглядов широких сказочных масс, которые считали, что для счастья достаточно быть царицей.

— Видите ли, — продолжил Глаз, — дело в том, что царь Салтан Третий — алкоголик. Пить начал с молодости, когда был еще рядовым царевичем. Пил и пьет до сих пор исключительно с нужными людьми. Его мамка, графиня Б., в детстве часто говорила ему: «Человека угостить — что дорогу себе помостить». Эта великосветская пословица была в большом ходу среди графов и князей, — Глаз мигнул. — При дворе не завтракают, не обедают, не ужинают, а только закусывают. Строго между нами: во дворце нет канализации, и его величеству приходится пешком ходить на задний двор. Зато есть прекрасные очистные сооружения для самогона. Так вот, несмотря на то, что от пьяного зачатия рождаются известно какие дети, у царской четы нет никаких наследников, даже неполноценных. Хотя принц-дебил вполне устроил бы придворную знать.

— Бедная женщина! — по-бабьи вздохнула Настя. — Я бы от такого мужа ушла. Или завела кого-нибудь!

— Царица Несмеяна Вторая известна в царстве как верная жена, — сказал Глаз. — Правда, однажды… — он потупился, — однажды…

— Да-а? С кем? — что может быть интереснее для женщины, чем сплетни, а тем более придворные.

— Это случилось летом в отпуске. Царица отдыхала на побережье, а охрану морской границы несли тридцать три богатыря под командованием Черномора. Больше месяца Несмеяна знакомилась с личным составом отряда, — Глаз был немножечко ханжа. — Но особенно ей понравился Черномор. У старого вояки были шарм и элегантность. Даже девки-чернавки, которые все про всех знают, никогда не слышали, чтобы Несмеяна так хохотала, как в то лето…

— А вот и мы! — крикнул волк, внезапно впрыгивая в окно.

На его спине сидела молодая, красивая женщина в ночной сорочке и золотой короне.

— Царица Несмеяна Вторая! — представил ее серый волк, затем ударился о землю и опять стал Родей Гудом.

— Мальчики! — взвизгнула царица и повисла на шее Родиона.

— Но-но! — грозно, сказала Дуся. — Это мой муж!

— А это чей муж? — царица одним взглядом оценила Дусину фигуру и тут же перенесла свое внимание на Афанасия.

— Это ничей, — Настя решила пока что не вмешиваться в события.

— Почему не в гвардии? — царственным тоном спросила Несмеяна.

— Он мудрец, ваше величество, — пояснил Родя Гуд. — Из несказочной страны.

— Такой молоденький и уже мудрец? Мудрецами становятся, когда женятся и надо кормить детей!

— Он поторопился, государыня царица, — сказал Родион. — А теперь хочет во дворец попасть, загадки разгадывать, в большой царской викторине первый приз получить!

— Поцелуй меня — и завтра ты будешь во дворце! — сказала Несмеяна Афанасию и томно закрыла глаза.

— Целуй! — шепнула Настя. — Для пользы дела.

Афанасий старательно по-братски поцеловал царицу в щеку.

— Во дворец! — скомандовала Несмеяна недовольно.

Вор-оборотень со вздохом упал на половик, превратился в серого волка и почесал задней лапой оббитый за суетный сегодняшний день бок. Царица села на него верхом и обняла за шею.

— Но-но! — взвилась Дуся. — Держите-ка его лучше за уши, ваше величество. Это будет безопаснее для вас!

— Совсем мальчишка! — двусмысленно прошептала Несмеяна, вытирая после поцелуя щеку, и добавила: — До встречи во дворце, ветреник!

Серый волк вынес ее в ночь.

Наутро гонец принес пригласительный билет на два лица.

Дворцовый комплекс царя Салтана Гвидоновича Третьего был спроектирован в ложносказочном, или, как говорили местные искусствоведы, в псевдофольклорном стиле. А поскольку выстроили его за одну ночь, дворец был сдан с большими недоделками. Но и в таком виде он производил прекрасное впечатление: стены из стандартных золотых и серебряных кирпичей, крыши дворца и башенок — малахитовые, вход и лестница — из мрамора, орнаментированного рубинами и сапфирами.

Рядом с дворцом высилась Башня из Слоновой Кости. Царь Салтан Третий собирал книги, а, чтобы не давать их знакомым царям, королям и даже собственным придворным, складывал их в Башню из Слоновой Кости, для чего в стене башни была сделана дверца, открывающаяся только в одну сторону, а именно внутрь башни. Таким образом, втолкнуть в эту дверь книгу внутрь башни можно было, а получить изнутри нельзя. Была, правда, в башне и дверь, но ключ от этой двери царь нарочно потерял. В этой-то башне был добровольно заперт, жил, хранил библиотеку и писал свои бессмертные критические произведения Костей Бессмертный.

Только одно существо, будучи сытым, находясь в тепле, но не имея свободы, может быть счастливым. Это человек. Костей Бессмертный был счастлив. Новые книги заменяли ему живой мир, еда регулярно поступала по внутренним каналам, бумага прибывала по бумагопроводу, а чернила текли из специального крана. Местные писатели на отсутствие критики не жаловались, поскольку критические статьи бывали иногда толще самого произведения.

Однако вернемся к нашим героям. Афанасий предъявил пригласительный билет волшебным воротам, и те долго читали его, шевеля досками. Затем ворота распахнулись, и молодые люди, прыгая через ямы и горы строительного мусора, добрались до крыльца. Дворцовые лакеи, жирные и ленивые, довели их до большого приемного зала.

Они остановились перед огромными дверями из полированного красного дерева, украшенного золоченой бронзой. К ним тотчас подошел герольд с жезлом в руке и с великолепными подвязками на зеленых чулках. Он хищно пошевелил огромными усами и осведомился:

— С кем имею честь?

— Студенты вузов! — гордо сказал великан. — Афанасий Чугунов и Настасья Бессмертнова!

Герольд скривился так, будто ему дали что-то кислое и горькое одновременно.

— Нет, так нельзя! — сказал он задумчиво. — Какие-то студенты каких-то вузов! Зачем пришли?

— Участвовать в викторине.

— Ага, — сообразил герольд, — мудрецы, значит! А откуда?

— Из реального мира.

— Понятно, понятно! — Служака на минуту застыл в раздумье, посмотрел пристально на Настю и распахнул дверь.

— Их светлости мудрец из несказочной страны Афанасий и его спутница Настасья Прекрасная! — он стукнул жезлом об пол.

Молодые люди вошли и оказались в большом, красивом помещении, заполненном придворными.

— Главная Интриганка Двора Его Величества, Женщина Бабариха! — объявил герольд за их спинами.

— Слабый пол был эмансипирован царским указом совсем недавно, но жизнь при дворе сразу же стала намного интереснее, — из-за пазухи сказал Глаз.

Тут в зале началось движение, все встали в два ряда, образовав проход от двери к трону, и прекратили разговоры.

— Царь идет! Царь идет! — шептали придворные, шестым (верноподданническим) чувством уловив приближение монарха.

Двери зала распахнулись, и, прихлебывая на ходу из золотой фляжки, вошел его величество, отекший от пьянства человек с бессмысленным взглядом. Он прошел через весь зал и сел на трон, вокруг образовалось нечто вроде вихря с круговоротами, и, наконец, у трона живописно расположилась толпа мужчин в расшитых золотом кафтанах.

— Кто это такие? Около трона? — спросил Афанасий.

— Царские мудрецы, — ответил Глаз. — Его советчики по всем вопросам. Они делятся на младших ненаучных мудрецов, старших ненаучных мудрецов и кандидатов в гении. Гениев в царстве нет. Кроме самого царя, разумеется.

— А чем они все заняты?

— Да ничем. Казна платит им жалование, а требует от них только оптимизма. Все вопросы решает сам царь.

— Женщина Бабариха! — громко позвал царь.

— Я здесь, твое величество! — вырвалась к трону придворная интриганка, простая баба с трудовыми мозолистыми ушами.

— Доложи, женщина, что нового в царстве!

Женщина Бабариха что-то жарко зашептала наклонившемуся к ней монарху.

— Да, но от народа письменных жалоб на упырей не поступало! — возразил царь громко.

Бабариха опять зашептала. Придворные стояли, вытянув шеи и пытаясь уловить хоть словечко.

— Что значит ночью поубивали? — поразился царь. — От упырей письменных жалоб тоже не поступало! Считать мелким инцидентом!

Хор мудрецов, так и не узнавших, о чем шла речь, в прозаической и поэтической формах с жаром славили мудрость господина.

— Дальше что?

— Вор-оборотень из тюрьмы сбежал, твое величество, — затараторила Бабариха. — Твоему визирю Мухтару ибн Бакшишу совесть кто-то подкинул!

— Лишнюю? — ужаснулся царь.

— Совесть всегда лишняя, твое величество! — резонно возразила главная интриганка. — Нет. Говорят, евонную. Он ее где-то потерял перед самой инвентаризацией, а ему, того… Обратно!

— Нам больше останется, — заключил царь. — Еще что?

— Мудрец из несказочной страны объявился. Великан. С ним Настасья Прекрасная. Хотят участвовать в большой царской викторине.

— Привести и допустить.

— А мы здесь, ваше царское величество! — Афанасий выступил вперед.

— Уже здесь? — удивился царь. — А кто пригласительный билет подписывал?

Бабариха быстро доложила ему что-то на ухо.

— А он? — спросил царь.

Бабариха опять зашептала.

— А она?.. Ну и черт с ними обоими! Эй, мудрец, иди сюда! Мы тебе сейчас дадим аудиенцию!

Афанасий приблизился к трону.

— Условия викторины знаешь? Нет? Слушай. Если ответишь на три вопроса придворных мудрецов, выполним любое желание. Понял?

Афанасий кивнул.

— Если ответишь неправильно на один вопрос, будешь сражаться с одноглавым драконом, не ответишь на два — с двуглавым, на три — с трехглавым. Если победишь дракона, опять же выполним любое желание. Ну, как? Согласен?

Афанасий опять кивнул.

— Бить в барабаны! — приказал Салтан и приложился к фляжке. — Сейчас начинаем главную викторину. И абзац! — и он опять отхлебнул. — Тащи первый вопрос, великан!

— Откуда тащить?

— Вытяни за рукав любого мудреца, он задаст тебе вопрос. Шуруй, парень!

Афанасий поискал глазами, мудрецы отворачивались, прятали лица. Наконец он вытянул из толпы молодого, с вороватыми глазами.

— Кхе, — откашлялся мудрец. — Ответь, великан, если не нужно, но плохо лежит, — брать или не брать?

— Если не нужно, то зачем же брать? — не задумываясь, ответил великан. — Не брать!

Раздался дружный хохот придворных.

— Брать! — кричали из раззолоченной толпы. — Брать! В своем кармане все хорошо лежит. А запас карман не тянет!

— И абзац! — орал в азарте царь. — Знай наших! Тащи второй вопрос, мудрец! — теперь слово «мудрец» звучало язвительно.

У второго умника была честная, но тупая рожа.

— Если человек не знает ни ремесла, ни искусства, кем ему пойти работать? — спросил второй мудрец.

— Ну, учеником там или подсобником!

— Врешь! — закричали мудрецы разом. — Врешь, великан! Надо идти в начальники!

— Опять абзац! — веселился царь. — Такие вот пироги с котятами! Тащи третий вопрос, серость несказанная!

В это время в зал вошла царица.

— Что за смех без меня? — капризно спросила она.

Лица у всех стали скучными. Наступила тишина.

— Великан твой, — не без некоторого злорадства засмеялся царь, — мудрец несказочный, двух вопросов решить не смог. Весь двор уржался!

— Что ж, — Несмеяне была неприятна победа мужа, но ничего сделать она не могла, — пусть тащит третий!

Третий мудрец на вид был неглуп, но очень самоуверен.

— Вот если мне понравилось, я выбирал, я покупал, а казна платила, чье это, мое или казенное? — спросил снисходительно третий.

— Казна платила? — переспросил Афанасий. — Значит, казенное!

Опять раздался дружный хохот.

— Так мне же понравилось! Я выбирал! Я покупал! — кричали со всех сторон. — Мое это! Мое!

— Ах какой дурак! — Несмеяна схватилась за голову. Она нашла такого огромного мудреца, а он не смог ответить на простейшие вопросы. А ведь он ей так понравился.

— Он не дурак, матушка-царица, — сказала стоявшая рядом Женщина Бабариха. За годы службы при дворе неглупая баба научилась разбираться в людях. — Он не дурак, матушка, он умный, но порядочный! Его интеллигентность погубит!

— Мое это! — тем временем бесновались придворные.

— И абзац! — выкрикнул в последний раз царь и теперь уже задумчиво добавил: — Такие пироги с котятами! — Что-то в третьем вопросе ему не понравилось. Но он еще не знал, что именно.

Первой, как и положено, почувствовала требование момента главная интриганка. Она подскочила к трону и заголосила:

— Нет в ем мудрости, твое величество. Ну, нету! И взяться неоткуда! Верно, мужики?

— Верно, Женщина! Верно, Бабариха! — гудели мудрецы.

— Я девушка простая, темная, из народа, — интриганка ударила себя могучим кулаком в грудь, — но и то понимаю — нет в ем даже здравого смысла!

— Какие же будут мнения?

— Согласно закону, батюшка, согласно закону! Пущай его со Змеем Горынычем сразится, с трехголовым, значит! А пока, чтоб не сбег, в подвал его каменный, за решетку железную. А Настасью Прекрасную отдай матушке-царице Несмеяне. Пусть ее повеселит!

— Стража! — ласково позвал царь. Когда он кого-то хотел отправить на казнь или пытку, он становился просто нежным. — Стража, в подвальчик его. В камеру номер тринадцать! И абзац!

Стража начала опасливо окружать великана.

— А мы устроим вечер старинного романса! — мстительно сказала Несмеяна.

Придворные стали тихонько исчезать.

Последнее, что услышал великан, которого выволакивали из приемного зала, был истошный крик Женщины Бабарихи:

— Матушка-красавица, царица ты наша ненаглядная! Романс нам старинный… погрустнее, попротяжнее! Чтоб нарыдаться всласть!

Тринадцатая камера оказалась небольшой, на два топчана. В углу стояло ведро с крышкой, небольшое окно забрано решеткой художественной работы. На стенах помещения выцарапаны надписи: «И я там был. Федя», «Здесь томилась группа трубадуров. Альберт, Адальберт, Альфред, Аларих…» — всего восемь имен. За окном кто-то невыразимо гнусавый пел модный шлягер.

Афанасий лег на топчан, свесил длинные ноги до пола камеры и задумался. В сказочной стране оказалось нелегко. Если ты не колдун, не ведьма, не царь, не привидение, а простой смертный, — жизни тебе нет. Иногда, правда, повезет здесь дураку, но и это не правило.

— Хорошо еще, что в камеру посадили. По крайней мере здесь глупостей не наделаю, — рассуждал он. — Хоть два метра восемьдесят сантиметров во мне осталось! А Настя, дуреха, радовалась — «ближе стал, понятней, родней!» Знала бы она правду. То-то ей сейчас у Несмеяны несладко! Царица — женщина своенравная и взбалмошная!

От мрачных мыслей его оторвал голод. Было время ужинать, и Афанасий расстелил обрывок скатерти-самобранки. С отвращением пожевал косхалвы, съел полпряника и запил шербетом. Сладкое стояло в горле комом. И все-таки настроение повысилось. «Проигран первый тайм, — подумал он, — но ведь еще не вся игра. Что скажет Глаз?» К счастью, самоуверенная стража его не обыскала, и Глаз уютно лежал за пазухой.

— Всезнающий, — спросил великан, — что собой представляет Змей Горыныч, с которым у меня завтра матчевая встреча?

— Видишь ли, Афоня, — сказал Глаз, — группа сказочных государств заключила договор о запрещении разработки новых технических средств войны. Разрешенные средства — меч-кладенец, рожно востреное да лук со стрелами калеными. Однако во всех царствах ведутся тайные работы по созданию боевых драконов. Селекционеры тридевятого царства вывели одно-, двух- и трехголовых драконов. Ты должен сразиться со Змеем Горынычем трехголовым типа ЗГ-три дробь двенадцать, двенадцатая модель. Тактико-технические данные модели: твердость чешуи по Бринелю — двести, скорость при галопе — десять километров в час, энергоемкость — четыре канистры этилового спирта на голову, температура перегара — тысяча градусов, моторесурс без подзарядки — два раунда по два часа.

— Твердость по Бринелю — двести, — пригорюнился Афанасий. — Температура перегара — тысяча! И ничего его не берет?

— Почему не берет? — раздалось за его спиной.

Он обернулся — дверь камеры была открыта, на пороге стояли царица Несмеяна, за ней Женщина Бабариха. Стражник, связанный по рукам и ногам тоненьким пояском царицы, валялся в коридоре. Позвать на помощь он не мог, его рот был заткнут бутылкой вина.

— Поцелуй меня, великан, и я скажу, где добыть оружие против дракона!

Мой благородный читатель, негодующий по этому щекотливому поводу, многие ли молодые дамы, не будучи царицами или будучи ими в меньшей степени, чем Несмеяна, устояли бы перед неглупым и пригожим великаном двадцати пяти лет, спортсменом с почти законченным высшим образованием? Так откуда же эта неприязнь и попреки? Откуда обвинения несчастной женщины, виноватой лишь в том, что она увлеклась?

— Целуй, великан! — сказала Женщина Бабариха. — А если ты такой стеснительный, я отвернусь! — и она заржала.

Нельзя считать изменой любимой девушке один поцелуй, тем более с женщиной отнюдь не противной, а даже хорошенькой и, как утверждали все окружающие, приятной во всех измерениях. Вздохнув скорее демонстративно, чем искренне, Афанасий поставил Несмеяну на топчан и поцеловал. С первой попытки оторваться от царицы он не смог. Вторая попытка тоже ничего не дала. И неизвестно, как далеко завел бы великана поцелуй, но когда с третьей попытки он все-таки оторвался от Несмеяниных губ, то увидел, что рядом стоят Вальпург Джонатанович и Настя.

— Я лучше уйду! — сказала Настя, но не тронулась с места.

— Это был деловой поцелуй! — крикнул Афанасий, вводя таким образом в обиход новое понятие. — Она обещала мне за это оружие! Как ты не понимаешь?

— Я все понимаю! — с чувством сказала девушка и выбежала из камеры. — И целуйся со своей Несмеяной! — донеслось из коридора.

— Мой герой, — игриво сказала царица, весьма довольная собой, — нам помешали, но мы еще возьмем свое! Запомни, у моего папы в триодиннадцатом царстве, в секретном дворце, есть секретная комната номер двадцать семь. Там стоит сундук, а в том сундуке секретное оружие, меч-кладенец противодраконный. Правда, он пока без ручки. Добудь этот меч! — закончила она, выходя.

И дверь хлопнула. Наступила очередь Мастера Вальпурга:

— Афанасий Чугунов! Ты изменил своей любви. Тебя любила такая девушка… Лучшая девушка на свете, а ты… Ты недостоин ее! Где твои преданность и верность? С кем ты спутался, Афанасий?

— Я ни с кем не путался! — с яростью крикнул молодой человек. — А царица Несмеяна — порядочнейшая из женщин!

Мастер Вальпург с сокрушенным видом отступил назад и слился с сырым пятном на стене камеры, не сказав: «Я осуждаю тебя!»

— Хоть рост остался прежним! — проворчал великан. — А то вообще кранты!

Рано он порадовался. Да и откуда было знать ему, что нет ничего хуже личной неприязни волшебника. Только нелюбовь жены и начальника одновременно может с ней сравниться.

Четыре стены и художественной ковки решетка, не поддающаяся даже его рукам. Мастера здесь неплохие. К сожалению, конечно. А где-то лежит противодраконный меч-кладенец, который так нужен. И драгоценное время несется как дикий конь. Где они — друзья по несчастью, в беде, преданные, закадычные, бескорыстные, а также которые горой и до гробовой доски?

Вдруг он услышал довольно громкое комариное зудение. Пока его разорвет Змей Горыныч, еще и эти кровососы попьют крови! И не уснешь, а ведь тренер говорил, что самое главное — это выспаться перед матчем. Крупный комар вился у самого его носа.

— Шучу, шучу! — засмеялся комар голосом Роди Гуда, упал на землю и встал вором-оборотнем.

— Что, Афонюшка, невесел, что головушку повесил? Вызывал?

— Я — тебя? Нет! Кто тебе сказал?

— Царица Несмеяна потребовала во дворец и говорит: «Выручай, Родя, друга! В беде он!» Отличная женщина. Своя в доску!

— Вот оно что! Несмеяна… Слушай, Родя, нужен мне меч-кладенец! — и он рассказал вору все, что узнал от царицы.

— Это, мил человек, службишка, а не служба! Как ночную стражу пробьют, я у тебя буду! — С этими словами Родион превратился в ласточку и вылетел из камеры. А Афанасий, несколько приободрившись, завалился на топчан и предался мыслям о Насте, Несмеяне, Вальпурге и своей несчастной судьбе.

Однако его горькие размышления были неожиданно прерваны тяжелым вздохом. Великан приподнялся и увидел в углу камеры привидение в черной шляпе, с одним глазом и одним усом.

— Не камера-одиночка, а проходной двор! — рассердился Афанасий. — Зачем изволили пожаловать?

— Здравствуй, дружище! — загробным голосом сказало привидение. — Я к тебе по делу.

— Какие могут быть дела? Видишь, в каком я положении?

— Что наша жизнь? Игра! — сказало привидение бодро. — Сегодня ты, а завтра я! Но наш коллектив тебя очень уважает за прямоту и смелость. А наши в этом понимают толк. Мало того, мы тут с ребятами бились об заклад с болотной нечистью — кто победит. Так мы поставили на тебя!

— Приятно слышать!

— Да. И я решил отдать тебе после боя твой смех… В бою-то тебе смех только помешает… Однако я к тебе с просьбой. Однажды старая колдунья мне сказала, что когда какому-нибудь дракону отрубят голову, я должен выпросить у победителя драконий глаз. Этот глаз заменит мне отсутствующий. Я ж все-таки был первым красавцем при дворе, а теперь… Афанасий, когда отрубишь голову дракону, отдай ее мне!

Великан кивнул.

— Спасибо, дружище, — сказало привидение. — Не забудь, что я на тебя поставил. Постарайся! — оно тихо завыло и пролетело сквозь решетку.

— Еще кто-то верит в меня, ставит что-то, чем-то рискует, — пробормотал Афанасий. — А Родиона-то нет!

— Кажется, не задержался! — раздался голос вора-оборотня.

Огромный черный гриф сидел на окне и просовывал через решетку меч. Когда каленая сталь зазвенела на каменном полу, гриф превратился в воробья и впорхнул в камеру.

— Вот тебе меч-кладенец, кусок железного дерева и мой нож, чтобы сделать ручку к мечу. Кроме того, вот тебе алмазный брусок для точки меча. Остальное в твоих руках. До свидания!

— Подожди, Родя. Как там Настя?

— Настя плачет. Зато Несмеяна смеется! Ну, бывай!

— Будь! — грустно сказал великан.

Ручку к мечу он сделал скоро. Но наточить обоюдоострый меч даже алмазным бруском оказалось не так просто. Пока он выточил одну сторону, прошло часа полтора.

— Уже полночь. Лягу-ка я спать, — сказал он сам себе. — Иначе завтра встану совсем разбитым. Если мне не хватит одной стороны, мне вообще ничего не поможет.

Утро застало его свежим и бодрым, хотя первую половину ночи ему снилась Настасья Прекрасная, которая целовала его как Несмеяна, а вторую половину — Несмеяна, которая молча обнимала его как Настя. Он еще полностью не пришел в себя после сна, когда загрохотал засов и в камеру ввалились стражники.

— Его величество Салтан Гвидонович Третий приказывает тебе, мудрец, явиться на бой с драконом! — прохрипел начальник стражи. — Народ должен знать, какие драконы охраняют царство! Понял, нет?

— Понял, да, — пробормотал Афанасий, засунул меч за пояс и вышел из камеры.

Стражники, кастрюльно звеня доспехами, повалили за ним. Через десять минут они подошли к ристалищу, большому квадратному полю, оцепленному веревками.

Около поля был выстроен дощатый помост с троном и скамейками, покрытыми яркими цветными коврами. На троне сидели царь с царицей, на скамьях — визири, советники и мудрецы. Простой народ толпился за веревками.

Вдруг земля задрожала, Афанасия отпихнули в сторону, и мимо него проползло огромное чудовище, три головы его с маленькими, светящимися красным светом глазами, длинные шеи и туловище были покрыты чешуей цвета вороненой стали. Чудовище проворно перебирало лапами с крепкими железными когтями. Высотой дракон был не менее двенадцати — четырнадцати метров, вес, на глаз, превышал пятнадцать тонн. У Афанасия от страха застыло сердце. Ватные ноги отказывались нести тело, на лице выступил холодный пот. С неожиданной ясностью он вдруг понял, что все это всерьёз, что Змей Горыныч не игрушечный, и его, человека, могут разодрать страшными стальными когтями на части, и он будет мертвым плавать в луже собственной крови.

Вдруг какой-то человек в стареньком, рваном плаще подошел к нему почти вплотную и, глядя в глаза, откинул с лица капюшон. Яркая рубашка со следами губ от карлиц до великанш мелькнула в разрезе плаща.

— Вот мы и свиделись еще раз! — злорадно сказал Мастер Вальпург. — Ночью предал ты свою любовь к самой прекрасной девушке, потом не хватило тебе трудолюбия и упорства, чтобы наточить меч, а сейчас ты попросту струсил! Как смеялся бы этот храбрец, твой дядюшка Гиви! Но больше всех будет смеяться твоя бывшая невеста, Настасья Прекрасная! Афанасий Чугунов, ты будешь наказан трижды! — и Мастер Вальпург пропал.

Когда восхищенные видом дракона стражники обернулись, рядом с ними стоял человечек ростом метр тридцать пять сантиметров. И только меч свидетельствовал, что это бывший великан и мудрец несказочной страны. Подловил враг Афанасия, подловил на мелочах, но заметьте, с терпеливый читатель, на законных вроде бы основаниях. Тут небольшой пережим, там незначительный перегиб — и вот готов образ законченного мерзавца, вполне заслужившего свое наказание. Ведь и с нами это бывало. Мы же знаем, что при большом невезении даже за благородный поступок можно схватить выговор в приказе.

Поскольку растерявшийся Афанасий не мог и шагу ступить, стражники подхватили его под руки и поволокли на поле. Здесь они бросили его в углу, украшенном синим флагом с царским гербом, и начальник стражи побежал докладывать Салтану, что узник приведен.

— Послушай, начальник стражи, ты не ошибся? Это и есть мудрец несказочной страны? — спросил царь.

— Так точно, ваше величество! — гаркнул бравый вояка.

— Здорово же я вчера надрался, мне он показался прямо-таки великаном! — Царь покрутил головой и крикнул: — Эй, герольд, можно начинать!

Из-за помоста выдвинулись члены добровольной придворной пожарной дружины (ДППД) с брандспойтами в руках, народ зашумел, а Змей Горыныч заволновался и, яря себя, стал огромными когтями рвать землю.

Наконец на поле вышел герольд и объявил:

— Уважаемые зрители, дамы и господа! Сейчас состоится традиционная встреча двух могучих соперников! В синем углу — мудрец из несказочной страны Афанасий Чугунов. Участвовал в шестнадцати международных встречах, в двенадцати одержал победу! В красном углу — Змей Горыныч нашего царства, девяносто девять встреч, в восьмидесяти одной одержал победу! Прошу поприветствовать участников!

Раздались жидкие аплодисменты.

— Змею Горынычу физкульт-привет! — крикнул бывший великан, но никто не оценил его спортивного поведения.

А в это время за канатами, недалеко от синего угла, рыдала Настя. Когда она увидела великана, целующегося с Несмеяной, она решила, что ВСЕ, что ЭТОГО она ему никогда не простит. Она пришла к выводу, что больше его не любит, поскольку он ее никогда-никогда не любил, и что он не стоит ее любви, несмотря на высокий рост, доброту, смелость, честность и другие качества (см. стр. 394). Неожиданно к ней подошел Мастер.

— Прекраснейшая, — сказал Вальпург Джонатанович, — красота, как столовый нож, не должна резать до крови! — И губы всех женщин на его рубашке, от карлиц до великанш, сложились в сладчайшие улыбки. — Однако что я вижу! Вы плакали, драгоценная?

— Да, плакала! — с вызовом ответила Настя. — Я плакала от того, что злые силы, с вами вместе, стремились что-нибудь да урвать у моего суженого. Не то, так это. Если не одно из достоинств, то хоть немного роста. Вы злой волшебник, я это только сейчас поняла, и это вы погубили Афанасия.

— Никакие злые силы, — сказал Мастер Вальпург, — не в состоянии причинить человеку зло, если сам человек не несет в своей душе его зародыша, если его душа не поражена гнильцой. Не может зло обратить против человека его гордость, если нет в нем тщеславия. И никакой злой волшебник не может использовать любовь против любящего, если любовь настоящая! Вот я люблю вас, и что со мной можно сделать?

— Ах, оставьте, — сказала девушка, вытирая слезы. — Ищите себе любимую в другом месте. Мы с ним поженимся, когда вернемся!

— А вы уверены, что полюбите карлика так же, как и великана? — спросил Вальпург и, не дожидаясь ответа, исчез в толпе.

— Почему карлика? — спросила она и, не получив ответа, оборотилась к ристалищу.

Вон ее суженый. Но в каком виде! Где же красавец-великан, предмет зависти целого факультета? Перед ней был карманный юноша ростом в метр тридцать пять сантиметров. И это он вышел один на один против трехголового дракона!

Время неоправданно затягивалось, и Чугунов даже вздохнул с облегчением, когда раздался, наконец, удар гонга. С поднятым мечом он двинулся к центру ристалища. Дракон, натужно мотая всеми тремя головами и изрыгая дым, а временами и пламя, пополз ему навстречу. Шиповатым хвостом он бил себя по бокам, красные глаза разгорались все ярче. Когда противники сблизились, три головы дыхнули на юношу огнем, и если бы Афанасий не успел отскочить, то, вероятнее всего, сгорел бы заживо. Но он успел — и сделал это так быстро и ловко, что сам удивился.

Тут нужно дать некоторые пояснения. Дело в том, что, по данным современной физики, каждый человек может обладать одной и той же кинетической энергией. Или, если говорить языком формул, то каждому человеку отпущено природой:

Благодаря этой формуле можно математически обосновать энергичность мужчин и женщин маленького роста, необходимость, хотя и недостаточность, малого роста для формирования Наполеонов. С уменьшением роста масса Афанасия резко уменьшилась, зато скорость соответственно возросла. Теперь он бегал, прыгал, думал в пять раз быстрее, выше и лучше, и нечего было удивляться, что он так ловко увернулся от трех спиртовых горелок, пытавшихся его изжарить.

Бывший великан увидел ненавистного Вальпурга. Мастер стоял около Насти, с удовольствием следил за ходом поединка и жевал. Афанасию стало неприятно, он ревновал.

— Чтоб ты подавился этой резиной! — пробормотал он. Внезапно его озарила светлая мысль. — Настя! — закричал он. — Жёву давай!

— Пусть пожует! — злорадно пробормотал волшебник. — Держи, милый! — он взял из рук растерявшейся красавицы пакет с жевательной резинкой и метнул к центру ристалища.

Афанасий обернулся и поймал сверток, пущенный сильной рукой. Количество жёвы было рассчитано еще на великана. Он сунул пакет за пазуху и опять поднял меч. Почувствовав свое преимущество в скорости, он попытался быстро прорваться к дракону, чтобы отрубить хотя бы одну голову, но Змей Горыныч тоже не дремал, и рубашка, задетая пламенем, загорелась. Здесь ничто не напоминало героические мультипликационные фильмы.

— И абзац! — донеслось с помоста. — Такие вот пироги с котятами!

Однако тут же в Афанасия ударила плотная струя воды — это Мухтар ибн Бакшиш, проклиная себя за совестливость, направил на него брандспойт. Одежда намокла, и это было кстати.

— Прекратить! — кричал народ. — Пусть бьются честно!

Толпа жаждала крови, чьей — ей было все равно. К дракону на расстояние меча было не подойти. Мысли в голове юноши мчались с бешеной скоростью. Оставалось одно — жевательная резинка. Быстро разделив пакет на три части, Афанасий сделал рывок к дракону и с расстояния в пятнадцать метров произвел три броска. Три пакета жевательной резины точно легли в три пасти. Это было не труднее, чем забросить три фола в баскетболе. Змей Горыныч судорожно стиснул три пары челюстей, зубы его завязли во вкусной массе, он жевал, время от времени роняя слюни. Глаза его прикрылись и остекленели. Дракон ловил кайф.

Первая голова скатилась на землю от первого же быстрого и мощного удара. На лезвии меча осталось выщербленное место.

— А ну-ка дыхни на него, Горыныч! — кричали болельщики из числа придворных.

Оставшиеся головы попытались дохнуть пламенем на смельчака. Но ничего не получилось, из пастей вытягивались только длинные резиновые пузыри. После второго удара отлетела вторая голова, но и лезвие оказалось окончательно испорченным. Третья голова затравленно озиралась по сторонам. Афанасий подскочил к ней и ударил вторым лезвием обоюдоострого меча, забыв, что с этой стороны он меча не точил. На помосте совещались.

— Технический нокаут! — вдруг закричал судья. — У Змея Горыныча рассечена бровь!

Дракона надо было спасать, по его морде текли слезы и густая зеленая драконья кровь.

— Мудрец победил! — кричали в толпе. — Победил в первом круге!

Этот вопль был подхвачен тысячью глоток. В сказочном царстве, где правила нечисть, победа человека вдохнула гордость в сердца людей и пробудила энтузиазм. Народ заволновался и хлынул на поле. И никто не заметил, как на поле битвы юркнула какая-то тень и одна из драконьих голов исчезла. В то же мгновение Афанасий звонко захохотал. Толпа его дружно поддержала. Смеющиеся люди подхватили героя на руки и, подняв над головами, понесли к помосту. Настя стояла растерянная и недоумевающая, так и не поняв, почему он победил.

— Ваше величество, — закричал Чугунов, — выполните мое желание!

— Пожалуйста! — небрежно сказал царь. — Хочешь, я тебя назначу главным палачом? У тебя неотразимый удар. Жалованье кандидата в гении, прекрасный дом у самого лобного места, до работы рукой подать!

— Нет, ваше величество, для каждой работы нужно иметь призвание. А мне нужно только поговорить с Костеем Бессмертным.

Царь хотел было спросить, о чем это Афанасию нужно говорить с ученым библиотекарем, но его очень беспокоил смеющийся народ. Он раньше никогда не видел, чтобы его народ смеялся. Он слышал ржание стражников, подленькое хихиканье мудрецов, но чтобы народ… Протрезвевший и напуганный монарх решил, что сейчас лучше вопросов не задавать.

— Мы даруем тебе право побывать в нашей Башне из Слоновой Кости и побеседовать с нашим библиотекарем, мудрейшим Костеем Бессмертным! Но учти, ключа от башни у меня нет, я его потерял!

И царь в сопровождении своей свиты удалился.

Сначала было решено, что юноша проползет сквозь щель, через которую подавали библиотечные книги. Но даже сильно уменьшившийся великан туда не пролезал. Пришлось обратиться к Роде Гуду. Два дня вор-оборотень читал литературу по специальности, что-то писал на пергаменте, ходил к какому-то магу и волшебнику на консультации, редактировал написанное и наконец заявил:

— Ну, Чугунов, есть два варианта. Хочешь, я могу тебя сделать плоским, как чурек, чтобы ты мог пролезть в щель? Могу даже таким плоским, что тебя под дверь подсунут!

— Я против! — крикнула Настя и выбежала в сени.

— Почему ты против? — спросил вышедший за ней Родион.

— Конечно, я его всякого буду любить, — зашептала она в темноте, — и даже маленького! Но не плоского. Роденька, миленький, ну не могу я плоского человека любить!

— Подожди, подожди, — остановил ее Родя Гуд, — ты же говорила, что больше его не любишь, что никогда ему не простишь Несмеяны, что он больше для тебя не великан!

— А может, он и не виноват, что уже не великан, — запальчиво сказала Настя. Тон был такой, будто вор обвинял Афанасия, а не приводил ее собственные слова. — И вообще эта старуха сама к нему липла! Но ты, Родя, должен придумать еще что-нибудь!

— Старуху я тебе еще припомню, — раздался в темноте голос Несмеяны. — Дура. Это только называют меня матушка-царица, а я на полгода тебя моложе! И еще кто к кому прилип!

— Женщины, женщины, не ссориться! — всполошился Родион. — Пошли в избу. Придется, видимо, опять всю тяжесть на себя брать. Эх, люди-люди, ничего-то вы не можете!.. Афоня, Настя, царица, слушайте второй вариант. Я могу обернуться в любое животное, но не больше волка: по закону сохранения материи на более крупного зверя у меня массы тела не хватит. Но в особых случаях можно использовать тело постороннего человека. Тогда вдвоем мы можем обернуться хоть небольшим, но Сивкой Буркой.

— Пиши меня! — сказала бесшабашная царица. — Я в детстве любила попрыгать! Где наша не пропадала!

— Гм… — откашлялся Родион. — Как-то нехорошо получается. Настя, ведь это твой жених пока что! Замуж выйдешь — вся семья на твоей спине будет! Привыкай, тренируйся!

— Ну, хорошо, хорошо! — услышав слово «жених», девушка слегка покраснела. — Действительно, если не я за него, то кто же?

— Ладушки, — обрадовался вор. — Тогда слушайте все. Мы с тобой, Настюшка, превратимся в небольшого Сивку Бурку, крупный из нас не выйдет, а ты, Афанасий, сядешь на конька. Крепче держись: конек прыгнет, а ты должен схватиться за крышу или стропилину Башни из Слоновой Кости. Учти, что возможны только три попытки! Поняли?

— Поняли! — хором ответили молодые люди.

— Тогда все к башне!

Много времени потратили на то, чтобы добиться синхронизации передних ног (вор-оборотень) с задними (Настасья Прекрасная). Наконец преодолели и эту трудность. Отдохнули.

— Ну садись скорее, Афанасий! — сказал Сивка Бурка.

С небольшого разбега конек прыгнул. Передние копыта оказались значительно выше задних, но и они не достигли площадки башни. Видно было, что Родя тянет за двоих.

Вторая попытка была чуть лучше первой. Неожиданно Несмеяна сняла кожаный ремень и с хорошей спортивной злостью ударила конька по крупу. Сивка Бурка взвился над башней. Задние ноги, оттолкнувшись сильнее, поднялись выше, Афанасий перелетел через голову конька и свалился прямо на смотровую площадку башни. Полежал, потом встал и, пошатываясь, вошел в башню. Потемневшая от времени деревянная лестница вела вниз.

Костей Бессмертный оказался не тощим, как брат, а крепким, мосластым стариком с седой головой и длинной белой бородой. С братом его роднили одни горящие глаза.

— Здравствуйте, — вежливо поздоровался Чугунов.

— Привет, — рассеянно отозвался Костей. — Вы из какой книжки? Из фантастики? — по-видимому, герои книг оживали для него в его мире, где книги были единственной реальностью. — A-а! Вы, наверное, мудрец из несказочной страны?

— Да, я из несказочного мира. Меня зовут Афанасий Чугунов.

И бывший великан рассказал свою историю.

— От брата! — умилился Костей. Слезы, появившиеся у него на глазах, моментально испарились. — От Кощеюшки. Любезный мой Афанасий… Как вас по батюшке? Альбертович? Видите ли, Афанасий Альбертович, я сто лет не имел от брата известий! Знаете, ведь он добряк, мой младший братик. В детстве это был порывистый, отзывчивый мальчик. Как, бывало, он плакал по птенчикам, которых проглотила змея, как убивался над мышками, зайчиками, олешками, которых разорвали волки. Повзрослев, Кикимору очень жалел, снабжал ее косметикой. Переложил печку Бабе Яге, чтобы туда могли пролезать дети покрупнее, заказал новые, более трогательные голоса русалкам. Альтруист, бессребреник! И вот теперь такой склероз! Забыть, где его смерть, где богатства!

— И очки.

— Очки мог бы заказать новые! Ну-с, молодой человек, соблаговолите пройти со мной в подвал, там у нас справочники.

Действительно, весь подвал был заставлен энциклопедиями и справочниками. Здесь можно было найти все, от справочника «Происхождение богов и властей» до «Справочника металлиста».

— Нам, милейший Афанасий Альбертович, следует взять двадцатитомную энциклопедию Черной и Белой Магии, том на букву «С» — «Смерть»… Вот, пожалуйста, «Смерть Кощея (С. К.) заключена в яйце, яйцо — в селезне, селезень — в зайце, а заяц — в волке. Волк помещен в сундук, который спрятан в потайном месте, см. золотое блюдечко и наливное яблочко».

Костей достал из старинного секретера, в каких обычно хранятся письма прошлых лет, квитанции, мелкие предметы, а иногда и дешевые драгоценности, которые уже не носят, завернутое в тряпицу довольно большое блюдечко и наливное яблочко сорта «золотой пармен». Он бросил яблочко на сиявшее полировкой блюдечко. Оба уставились на блистающую поверхность. На блюдечке континент Евразия наплывал на зрителя, мелкие детали вырастали. Вот появился Северный Урал. Где-то в районе села Недосолье карта пропала и появилось живое изображение местности. Башенные краны сооружали вдали какие-то постройки из белого кирпича, с ревом проносились груженые КАМАЗы. В центре изображения стоял многовековой дуб, под корнями которого открывался полузаваленный лаз. Лаз вел в пещеру, посреди нее стоял старинный сундук.

— Это где-то в несказочном мире, — задумчиво сказал Костей.

— Я знаю, где примерно. Все записал и запомнил!

— Теперь о богатствах брата, — сказал старик. — Хотя я и не понимаю, зачем ему все это. С богатствами будет проще!

Он взял большой фолиант, озаглавленный «Золото. Сокровища».

— Видите ли, молодой человек, где-то в начале пятого века до вашей эры братец выдвинул лозунг: «Скифы, храните свое золото в курганах! Это удобно!» Так что теперь можно раскопать любой курган или клад…

— Пожалуй, это можно, дедушка. Четвертую часть стоимости сданного клада государство вашему брату выплатит.

— И прекрасно. Открываем главу «Клады торговых людей».

Перед ними поплыли карты-картинки с местами захоронения кладов. Афанасий еле успевал записывать.

— Теперь очки, — сказал он, переворачивая страницу блокнота.

— Открываем главу «Очки». Очки черные… очки розовые… очки футбольные… Нет. Про очки Кощея ничего нет! Ничем не могу помочь, молодой человек! Очень сожалею!

— Может быть, у вас и какое-нибудь средство от склероза мозговых сосудов есть?

— Это есть. Поделюсь. Отолью сколько смогу, — засуетился Костей, выдвигая и задвигая ящички секретера. — Где-то у меня здесь пузырьки были пустые! Вот… Пожалуйста, это мертвая вода, чтобы вспомнить все, что было раньше, это — живая, чтобы держать в памяти текущие события. Принимать по восемь капель натощак, рано утром! Один раз в двадцать пять лет.

— Спасибо. А можно вам задать один вопрос, дедушка?

— Конечно, дорогой мой!

— Вам здесь не скучно одному, без людей, без общества?

— Нисколько. Царство, по чести говоря, маленькое, отсталое. Ничего интересного в нем не происходит. Я здесь читаю и знаю все. О смерти Салтана Гвидоновича Первого узнал из некролога. Стало ясно, что в царстве большое горе. Из книги восхвалений и од понял, что восшествие на престол Гвидона Салтановича Второго было огромной радостью для подданных. То же самое повторилось и с Салтаном Гвидоновичем Вторым, и с Третьим. Так что я полностью в курсе событий. А так все необходимое у меня есть, — продолжал Костей, — В Башне из Слоновой Кости мне никто не мешает творить для потомков! — гордо закончил он.

Кто знает, может, это и есть удел ученого — творить для потомков тех самых современников, которых он не желает знать?

После дружеской беседы Костей выпустил Афанасия на волю.

Попрощавшись с гостеприимным хозяином, бывший великан выскользнул из башни и столкнулся носом к носу с Несмеяной.

— Как дела, миленочек? — спросила царица. Она была одета… в джинсы. Огромная надпись «Lee» на заду говорила о том, что джинсы сшиты в самодеятельном порядке местными умельцами.

— Порядок! — ответил несколько пораженный увиденным Афанасий. — Можно идти домой. Неизвестно только, где его очки.

— Ладно. Нечего ему капризничать! Закажет новые. Пошли скорее к Роде Гуду! — говоря это, Настя вышла из кустов. Она была тоже в самодельных джинсах.

Выяснилось, что за сутки, которые Афанасий пробыл у Костея, местные умельцы освоили изготовление двух экземпляров новой модели одежды.

Хотя они торопились, Настя шла медленно, как-то странно и громко щелкая каблуками по мостовой.

— Что с тобой? — спросил юноша.

— А-а, — махнула она рукой. — Пустяки. Не обращай внимания!.. Просто когда мы из Сивки Бурки опять превращались в людей, заклинание не сработало, и у нас с Родионом остались серебряные копытца вместо ног, — и она горько зарыдала.

— И даже вся голень! — с притворным сочувствием, но несомненным внутренним злорадством сказала царица.

Они двигались по главной улице, цокали копытца девушки, идущая впереди Несмеяна эффектно покачивала бедрами. Сейчас юноша заметил, что на ней кроме джинсов надета марлевка, вышитая шелковыми и золотыми нитями. Посмотреть — не царица из сказки, а вполне модерновая горожанка из европейского города. Пересели ее в Москву, Ленинград или Киев, и она мгновенно освоит и что ей должны, и на кого куда она может жаловаться, и где чего можно достать, и что носят самые модные дамы. Вот только духовная культура не приобретается так же быстро, а чаще не усваивается совсем. Потихоньку добрались до домика Гудов.

— Слушай, Афанасий, — сказал Родя, — тебя разыскивает царь. И упыри точат на тебя зубы.

Молодые люди поняли, что оставаться в стране черной сказки становится опасно. Бывший великан принял решение:

— Надо уходить! Как можно быстрее!

— Я не могу так бежать даже домой! — сказала Настя.

— И я пойду с вами, — вдруг заявила Несмеяна, — Надоели мне Салтан, мудрецы, казни! Хочу, как все, — дом, семью, ребенка!

В гостеприимном домике Гудов Дуся напоила всех чаем, к чаю были разные сласти, предложенные скатертью-самобранкой, которые очень нравились выздоравливающему Пете. За чаем обсуждали создавшуюся ситуацию с ногами Насти. Единогласно было решено, что необходимо принимать какие-то меры. Несмеяна сказала, что у нее во дворце имеются кое-какие возможности для лечения и более сложных заболеваний, и отбыла даже без свиты.

Когда царица вернулась во дворец, ее никто не встретил. Даже фрейлины, воспользовавшись отсутствием начальства, разбежались по зрелищным учреждениям и зубным лекарям. Царица с трудом нашла девку-чернавку и отправила за царским лекарем.

Привели седого как лунь старичка в парчовом халате, кое-как напяленном поверх нижней домотканой рубашки и сатиновых порток. Старичок оказался полупьян и оттого никакой робости в присутствии высочайшей особы не выказал. Запихнутый толстомордыми дворцовыми лакеями в тесную карету, всю дорогу толкал Несмеяну локтем, пытаясь привести в порядок свой костюм.

В домике Гудов он долго рассматривал Настино копыто.

— Тут копытолог нужен, матушка-царица! Не по моему профилю недомогание! Копытолог это дело враз… — однако взялся избавить Настасью от серебряных копытец за пять полбанок или литр спирта. Спирт якобы был ему нужен для лечебных целей.

Требуемую плату ему пообещали, и шустрый старикан, чтобы «руку утвердить», выпил «маленькую» из запасов Родиона и исчез «за инструментом». Вернулся он в полужидком состоянии и с крупнозубой ножовкой.

— Сейчас, матушка-царица, сейчас, милая! Отпилим ей копыта, и все будет хорошо! — бормотал он.

Настя прогнала его, несмотря на то, что от природы была храброй. Несмеяна вызвала Женщину Бабариху.

— Что делать, Бабариха? — спросила она. — Ответь мне как женщина женщине.

Увидев копыта вместо стройных женских ножек, да еще у самой Настасьи Прекрасной, главная интриганка почувствовала в полной мере совершенно не изученную в настоящее время сладость информации, предшественницу сладости власти. Она знала Тайну! В первый момент торжества в Бабарихе вскипело великодушие. Она задумалась.

— Я девушка темная, деревенская, — сказала она задумчиво. — Но так скажу: у нас в деревне специальных лекарей нет. Раз копыто лошадиное, надо звать коновала!

У всех сразу же отлегло от сердца. Ну конечно же! Конечно, коновал! Кучеру было велено срочно за ним скакать.

Дядя Митяй, царский коновал, оказался не старым еще человеком с огромными руками и ногами и небесной голубизны глазами на морщинистом лице. Привычной рукой он взял копыто и спросил:

— На что жалуетесь?

— Ходить не могу, — жалобно ответила Настя.

Дядя Митяй осмотрел копыто со всех сторон, постукал по нему желтым прокуренным ногтем.

— Ходить не можешь? — переспросил он. — Подковать надо! Копыто здоровое, отслоений нет.

Пока выпроваживали коновала, давшего, может, и правильный, но бесполезный совет, между Бабарихой и Несмеяной проходил следующий немаловажный разговор.

— …Я девушка простая, — убедительно говорила Женщина Несмеяне, — сельская, к водопроводу непривычная. Но я тебе, матушка, скажу: все царство тебя жалеет, глядючи, как царь пьет. Все, как один, говорят: кабы моя воля, послала бы я его туда, не знаю куда! А философ один, так тот прямо сказал: Женщина, говорит, Бабариха, у нас, говорит, большинство философов считают, что лучше быть богатым, но здоровым, чем бедным, но больным!

— Ну, а что мне-то делать? — царица заломила руки.

— Вижу, вижу, ягодка моя, нравится тебе Афанасий, — нараспев сказала Бабариха. — А он мужик прост, его на сознательность можно голыми руками брать! Беги с ним, голубка моя! Беги за милым, царица! У них в несказочной стране и любят крепше, и рожают легше! — деловито добавила она.

Хитрая Бабариха задумала глобальную дворцовую интригу. Она решила выйти замуж за Салтана Третьего. Несмеяна же устранялась сама, нужно было только немного ей помочь.

Переночевали у Гудов. Ночью Афанасию снилась Несмеяна, которая обнимала его, как Настя. Наутро долго ждали царицу. Она появилась к десяти часам на одноместном ковре-самолете с двумя огромными ковровыми сумками. После приторного завтрака забросили на ковер-самолет мешок с сувенирами, попрощались с огорченными хозяевами и вышли на дорогу, вымощенную цветным булыжником.

Так уж устроена человеческая психика, что, если рассказать соседу какую-нибудь новость в полный голос, о ней не узнает даже его жена. Но если ту же новость поведать шепотом, да еще предупредить, что ее следует сохранить в тайне, через два часа о ней будет знать целый город. Боясь царских шпионов, о победе великана народ рассказывал шепотом, поэтому о ней знали все. Упыри, напуганные расправой с квартальным кровососом, присмирели, даже кошмарные сны забились в какие-то темные углы. И причиной тому послужило трехдневное пребывание в царстве двух честных людей. Вот почему, когда они шагали по яркой, красочной стране, взрослые показывали на них детям и говорили:

— Вон, видишь того маленького? Это великан. Он победил трехглавого дракона!

Жители сказочной страны сбросили черные одежды и шли по улицам, расправив плечи и подняв головы. Ставни на окнах были распахнуты, и солнце играло в каждом доме. Дети бежали за ними, таращили глазенки и ничего обидного не кричали. А взрослые снимали шляпы и здоровались с ними прочувственно и серьезно:

— Здравствуйте, милые дамы! Здравствуйте, господин великан!

К концу дня они пересекли границу тридевятого и триседьмого царств и решили здесь заночевать. Воздух был свеж, а пейзаж прекрасен. На скорую руку соорудили шалаш, расстелили в нем ковер-самолет, который все-таки оставался ковром, и скатерть-самобранку. Неожиданно из-за дерева, стоявшего у ручья, вышел охотник в зеленом френче и с двухстволкой за спиной. Из-под френча виднелся край зеленоватой рубашки со следами губ от карлиц до великанш.

— Здравствуйте! — сказал Вальпург Джонатанович. — А я только что из столицы! Большие новости!

Афанасий не мог прийти в себя от наглости Мастера. Он еще не знал, что не только нечистая сила, но и некоторые люди бывают лишены всякой стеснительности. Что твой ближайший друг может соблазнить твою жену и написать на тебя донос, а потом прийти к тебе жаловаться, что новая жена (бывшая твоя) плохо готовит и не умеет шить, а его самого окружают бесчестные люди, с которыми он совершенно не может иметь низких дел.

Однако Несмеяне Вальпург Джонатанович понравился.

— Он представительный, — сказала она Насте, совершенно не смущаясь присутствием при разговоре самого волшебника. — В лице что-то такое! И одет модно!.. И какие же у вас новости?

— О, мадам! — Мастер сделал вид, что смутился. Губы всех женщин на его рубашке, от карлиц до великанш, сложились в сладкие, но несколько фальшивые улыбки. — После вашего неожиданного… отъезда ваш бывший супруг запил и, не приходя в сознание, тайно женился на Женщине Бабарихе. К этому времени созрел заговор. Тридцать три богатыря совершили государственный переворот и захватили власть. Царя свергли, у кормила — богатырский совет во главе с Черномором. Образовать переходное правительство поручено Бабарихе, хорошо знакомой с коридорами, а также буфетами и туалетами власти.

Остаток вечера говорили о судьбах сказочной страны, о ее светлом будущем. Начало смеркаться.

— Покойной ночи, — сказал Вальпург Джонатанович, томно глядя на Несмеяну. — Ночую в другом месте, хотя сердцем с вами!

И он исчез.

Переночевав и позавтракав опостылевшим десертом, рано утром вышли в путь. Через четверть часа услышали за собой лихой разбойничий свист.

— Погоня, — сказал Афанасий скучным голосом.

— Это Родя Гуд! — кроме белокурых волос и других достоинств Настя обладала еще и отличным зрением.

— Стойте, стойте, друзья! — кричал с высоты вор-оборотень. Он летел на шикарном, совершенно новом ковре-самолете синих и нежно-голубых тонов. Когда ковер опустился, Родион бросился к ним. — Вот и свиделись еще раз! — сказал он со слезами на глазах. — На счастье, я нашел ошибки в магическом заклинании. Теперь я могу вернуть Насте ее стройные ноги! Во! Видели? — И он, задрав штанину, показал здоровую ногу в пестром носке.

Неожиданно сзади опять послышались крики. Все обернулись. Низко над землей летели три черных ковра-самолета. Ковры (по сути — войлоки) были перегружены и летели медленно — на каждом сидели по четыре стражника. В руках они держали секиры.

— Это за мной! — вор-оборотень был в отчаянии. — Я угнал личный ковер первого мудреца! Что делать?

— Что делать! Что делать! — передразнила его Настя. — Сопротивляться! В любом случае у меня есть средство остановить их, пригодное в сказочных странах! — она принялась рыться в сумочке.

— Стань лесом! — она швырнула через левое плечо гребень.

Густой и запущенный лес полосой вырос за ними. На просвет были видны древесные завалы. Раздались три негромких из-за отдаленности взрыва, и три столбика дыма поднялись над деревьями.

— Читай заклинание! — глядя на дымы, сказала Настя.

И Родион начал читать. Лошадиные волосы выпали из пополневших ног девушки. Она поболтала ими в воздухе, и серебряные копытца отвалились, освободив нежную стопу.

— Что же было неправильно раньше? — полюбопытствовал Афанасий.

— Видишь ли, все было верно, но… ошибки в грамматике и… Ну, например, я написал и говорил «благодаря чего», когда надо «благодаря чему», «колидор» вместо «коридора» или «очень прекрасно». Формально — пустяки, а по существу заклинание не сработало. Магические формулы требуют точности, это все знают.

Было слышно, как в лесу начали рубить деревья.

— А что нового в столице? — спросил неизвестно откуда появившийся Вальпург Джонатанович.

— Да! Ведь вы же не знаете, что у нас свергли…

— Это мы знаем! Царя свергли. А что дальше?

— Женщина Бабариха подняла верных ей мудрецов и богатырей в отставке, все привидения, способные держать в руках оружие, и произвела контрпереворот. В интервью она сказала: «Мне важнее иметь мужа, чем царство!» Черномор разжалован в рядовые, а на его место назначен Мухтар ибн Бакшиш. Место как раз по чему. Имея совесть, он не предаст по крайней мере!

Ближайшие к ним деревья повалились, показались стражники.

— Хватит трепаться! — торопливо сказала Настя. — Беги, Родион! Нам тоже пора!

Вор-оборотень прыгнул на ковер, взвыли девяносто девять нечистых сил, унося его в небо.

— Привет семье! — крикнули хором молодые люди.

— Счастливо добраться! — донеслось в ответ с неба.

Когда они побежали, десять стражников, тяжело дыша, выскочили на опушку леса.

— Догонят! — забеспокоилась Настя. И, порывшись в сумочке, она достала зеркальце. Водная гладь немедленно разлилась за ними, из воды торчали верхушки деревьев, пара крыш и купола церквушки. Мастер Вальпург плюнул в озеро, и по нему пошли большие волны, послышался шум прибоя и шторма.

Однако молодые люди радовались рано. Внезапно над озером появился целый десяток ковров-самолетов. Царство, в котором простого водопровода не было, оказалось вооруженным до зубов. Над гладью воды разнеслись слова чьих-то приказов:

— Без команды стрельбу не вести, так вашу!.. Первый, второй, десятый — заходи с флангов! Дышите, ребята! Девятый, опять матчасть не в порядке? Смотри, вернемся на базу, я тебе!.. В рукопашную не вступать, он ЗГ-три дробь двенадцать, как ящерицу… Понял? Несмеяну велено брать живой!

Ковры растягивались полукругом.

— Небось огнива ни у кого нет? — спросил Вальпург Джонатанович. Как ни странно, он сильно нервничал. — Может, хоть спички взяли? Спички, спрашиваю, для костра есть?

— Есть! — крикнула Настя и вытащила три коробка спичек.

— Находка для холостяка! — процедил Мастер. — Маленькая хозяйка большого дома! Бросай, девушка моей мечты! Чего ты еще ждешь?

— Гори-гори ясно, чтобы не погасло! — немного невпопад сказала растерявшаяся Настя и бросила спички через плечо.

Стена огня отделила беглецов от группы захвата. Остаток пути до черного двора и черного хода проделали спокойно.

— Вот и пришли! — сказала счастливым голосом Настя. — Ребята, вернемся в наш реальный мир добрыми друзьями! Поцелуемся!

И она поцеловала Несмеяну.

— Целоваться с мужчинами? Всегда пожалуйста! — и Несмеяна нагнулась и поцеловала Афанасия.

Афанасий смутился, но оправился от смущения и поцеловал невесту. Вальпург Джонатанович тоже поцеловал Несмеяну и хотел было поцеловать Настю, но его остановили три возмущенных взгляда. Затем они постояли, ожидая неизвестно чего, и Настя постучала в дверь. Дверь отворилась. Они были дома.

Было утро, и вся семья собиралась завтракать.

— Мойте руки и садитесь! Ой, как вас много! А где великан? — тетя Тата просто засыпала их вопросами.

Когда все сели за стол, она повторила свои вопросы:

— Кто это такие, Настя? Где наш великан?

— Я здесь! — независимо сказал великан и покраснел.

— Боже мой, — сказала тетя Тата. — Но в таком виде даже на улицу выходить неприлично! Да вы кушайте, кушайте! Вам чего положить? — видимо, старушка решила, что это от недокорма.

— Соленый огурец бы и кусок селедки! — выпалил бывший великан, так долго питавшийся одним десертом.

— Натерпелся ты, парень, — посочувствовал Кощей. — Как успехи?

— Порядок! — отвечал Афанасий, хрустя пятым огурцом. — Все, кроме очков. Очки, дедушка, у вас на носу!

— Не может быть! — Кощей схватился за переносицу.

— А где валюта? — спросил Упыревский. — Где золото, сертификаты, чеки, рубли, наконец? Где они?

— Все будет отдано деду!

— Что же теперь делать? — картинно ужасалась тетя Тата. — Не собираешься же ты выходить замуж за бывшего великана?

К счастью, возникшую неловкость разрушил звонок в прихожей, и Настя побежала открывать дверь. Вернулась она с феей света.

— Я прапра… прабабушка Афанасия, — сказала прапра…прабабушка. — Называйте меня просто Ил-люмой!

— Очень приятно! А я бабушка Насти! — тетя Тата не акцентировала внимания присутствующих, в каком поколении она бабушка. Представившись, она бросила зоркий взгляд на гостью и добавила: — Вы прекрасно выглядите, дорогая… Для своего возраста!

Потом Астарта представила остальных и налила гостье чаю.

— Афанасий, — сказала бабушка Иллюма, отпив глоток и поставив чашку обратно на блюдце, — мне сообщили, в каком виде ты вернулся! Чья это работа? Его? — и она ткнула пальцем в Мастера.

Афанасий кивнул.

— Я хочу разобраться в этом, — сказала фея света. — Зазря никто не должен терять три с половиной метра личного роста!

— Он сам нарушал, — оправдывался Мастер Вальпург.

— А вот мы рассудим все вместе, — твердо пообещала бабушка. — Вы позволите пригласить к вам наших родственников, дорогие хозяева? — обернулась она к тете Тате и Кощею.

— Конечно! Всем полезно будет познакомиться.

— Друзья мои, — торжественно сказала фея и засветилась ровным теплым светом, — прошу всех собраться за этим столом!

Из углов потемнее, из картин, висящих на стенах, из-за шкафа и из-под дивана стали появляться слегка светящиеся родственники. Кое-кто просто здоровался, другие целовались.

— Прошу всех садиться, — сказала фея громко и, когда все расселись, продолжила: — Дорогие родственники, все вы помните, как дарили маленькому Афоне Чугунову необходимые не только великану, но, пожалуй, и человеку моральные качества…

— А как же! — закричали присутствующие. — Помним! Помним!

— Однако в тот же вечер Мастер Вальпург наложил заклятие на ваши подарки, пожелав, чтобы Афоня становился на полметра ниже при нарушении любого пункта нашего «кодекса великанов».

— Ну, я сделал это для его же блага, — пробормотал Вальпург.

— Не перебивай старших, — сурово сказала Иллюма. — Чему вас там только учат?.. И, вот великан с вполне приличным начальным ростом четыре метра восемьдесят пять сантиметров возвращается из сказочной страны, потеряв в росте три с половиной метра. И присутствующий здесь Мастер Вальпург утверждает, что это результат аморального поведения великана Чугунова! Поскольку вопрос оказался спорным, я пригласила сюда вас всех, чтобы разобраться в этом криминальном деле. Каждый подаривший Афанасию моральное качество сам решит, преступил ли он запрет и заслуживает ли наказания.

— Конечно, молодой еще!

— Ему еще жить и жить, его воспитывать надо!

— Сейчас упустим — потом намаемся! — Такими были мнения присутствующих.

— Мы должны судить в соответствии с духом «кодекса великанов»! — заключила бабушка.

— А я считаю, что в соответствии с буквой «кодекса»! — возразил Мастер Вальпург.

— Ну конечно, и с буквой, — досадливо подтвердила Иллюма.

Она постучала волшебной палочкой по стакану, призывая всех к тишине, отчего стакан мелодично и громко зазвенел, и спросила:

— Скажи честно, Афанасий, ты соврал Бабе Яге?

— Да… Но она иначе ничего не сказала бы нам!

— Но все-таки соврал, — вмешался Вальпург Джонатанович.

— Если ты еще раз встрянешь в разговор, — сказала бабушка, — то я знаю, что с тобой сделаю! — лицо Вальпурга посерело. — Абдулла, это ты желал ему быть честным и прямым. Что скажешь?

— Малэнькая ложь, большая ложь — все равно нэправда! Виновен!

— Так… Афанасий, ты обхамил старшую Бабу Ягу?

— Да, бабушка. Но, кроме хамства, она ничего не понимает!

— Это ты, Лайма, желала ему быть вежливым и воспитанным?

— Я. Наши припалтийские федьмы самые фоспитанные ф мире. И мы знаем, что фежлифость ничего не стоит, но приносит многое. Отнако нельзя становиться хамом, как только фежлифость перестает пыть тепе фыгодной! Финовен!

— Афанасий, ты поленился доточить меч?

— Да. Но мне нужнее было выспаться!

— Иван — экстрасенсов сын, это ты пожелал ему быть трудолюбивым и упорным?

— Я просто в шоке! Ну, был бы суперэкстрасенсорным кинетиком! Мог бы усилием воли предметы в дракона швырять. Так нет, решил работу заменить здоровым сном на чистом воздухе! Виновен!

— Ты был жесток к упырям?

— Да, бабушка. Но жестокость к упырям была добром для людей!

— Микола, ты желал ему быть добрым и мягким?

— Так ведь не в том дело, Афонюшка, что ты сделал добро одним за счет других. Дело в том, что в зле ты увидел решение проблемы! Виновен!

— Ты струсил перед боем со Змеем Горынычем?

— Честно? Да. Но я преодолел свой страх и победил!

— Гиви, дорогой, ты пожелал ему быть храбрым и гордым?

— Я, гэнацвалэ, я! Но вот что скажу, да? Наш тбилисский НИИХиГ, научно-исследовательский институт храбрости и гордости доказал, что в минуту смэртэльной опасности каждый человэк, если он не врет, боится. Но это жэ человэк, а Афанасий был вэликаном! Мэрки разные! Виновен!

— Ты проиграл свой смех?

— Нет, нет и нет! Я отыграл сына матери и остался при своем чувстве юмора и при своем смехе!

— Жора, ты пожелал ему быть веселым и находчивым?

— Я, бабуся! Да, отыграл ты свой смех обратно. Но знаешь — не за то отец сына бил, что играл, а за то, что отыгрывался. Я в одесском спортклубе работаю. Тренером по смеху. Что ж это будет, когда спортсмены начнут спортинвентарь в карты проигрывать: форму, маты или смех? Проиграл смех единожды? Виновен!

— Афанасий, ты изменил своей любви?

— Нет, мне просто нужно было достать оружие!

— Неправда, — сказала Несмеяна, напряженно улыбаясь. — Он меня целовал! И с большим чувством!

— Это я его предала, отвернулась от него! А целовался он с моего разрешения! — сказала Настя и тихо добавила: — Что, съела?

— Оксана, — вмешалась бабушка в этот недостойный диалог, — ты пожелала ему быть верным и любящим?

— Эге ж, — отвечало юное существо. — Ще вин целувался с царицей, так то по дилу! А колы мий чоловик никому не нужен, тай и мнэ хай он згорит! Невиновен!

— То есть как не виновен? — вскочил с места Мастер Вальпург.

— А так! Он ее любить и николы от ея не отказувался!

— Что ж, — сказала Иллюма. — Никто из вас не захотел учесть производственной необходимости и вынужденных обстоятельств! По букве «кодекса» Афанасий виноват, но и то не во всем. Однако за любовь и верность ты должен вернуть пятьдесят сантиметров! Верни полметра ребенку! Слышишь?

— Верни, Валя! — презрительно сказала Несмеяна.

— Афанасий Чугунов, — торжественно произнес Вальпург, — возвращаю тебе твои полметра, — он был очень раздосадован.

Кости юноши заскрипели в последний раз, и он вырос на полметра. Теперь у него был рост метр восемьдесят пять сантиметров. Маловато для великана, но вполне прилично для человека. Миллионы людей и этого не имеют — и ничего, живут счастливо.

— За что? — спросил Афанасий у собравшихся.

Все молчали.

— Видишь ли, дружок, — задумчиво сказала фея света. — Человек может позволить себе компромисс, один раз нагрубить, солгать, полениться, потерять чувство юмора или струсить. Но великану этого нельзя! Иначе чем великаны будут отличаться от людей? Ростом? Но ведь может оказаться и человек огромного роста. Человек, но не великан!

— Ну, что? — Астарта поджала полные губы. — Ты и сейчас, внучка, собираешься за него замуж?

— Если он согласен, то да! — Настя посмотрела на суженого.

— Я, как мать, не могу согласиться с этим браком, — сказала русалка вдруг. — Одно дело — возможности великанов, которым везде у нас дорога, а другое — вот это! — и она величественно ткнула пальцем в кандидата в зятья. На самом деле ей нужны были не «возможности великанов», а деньги на «Жигули».

— Он остался великаном, как и был! — пылко перебила ее Настя и обратилась к Афанасию: — Ты самый сильный, самый добрый, самый честный, самый умный человек! И самый маленький великан!

И она поцеловала его при родителях. Трудно сказать — мы ли сдаемся на волю обстоятельств, или обстоятельства сопутствуют нашим делам. Народ давно заметил, что ветры дуют в ту сторону, куда плывут корабли. И наверное, каждая неожиданность незримо, но логично вытекает из обманчивых фактов.

— А что могут люди? Вот у Афанасия для деда кое-что есть! — и Настя достала пузырьки с живой и мертвой водой. — Пей, дедушка, по восемь капель натощак! Твой брат Костей прислал!

— Ну-ка накапай, внученька!

И Кощей выпил сначала мертвую воду, а затем живую. Тлеющий огонек в его глазах разгорался все сильнее. Наконец с криком «Вспомнил! Вспомнил!» он исчез в своем кабинете. Русалка с Упыревским переглянулись. Через несколько минут Кощей вернулся, неся в руках толстую пачку каких-то бумаг.

— Это тебе, — сказал он дочери и передал ей бумаги. — На машину.

— Что это? — крикнула она и швырнула бумаги на стол. Родственники сгрудились вокруг стола — на нем лежала кипа векселей прошлых веков на миллион рублей. Каждый век имеет свои реальности, и не всегда можно перенести прошлое в сегодняшний день.

Чтобы разрядить обстановку и отвлечь внимание от семейной трагедии, бабушка Иллюма начала светскую беседу с Несмеяной:

— А вы к нам откуда? Надолго ли?

— Я девушка простая, — в неожиданных обстоятельствах царица вдруг заговорила как Женщина Бабариха — это была защитная реакция. — Из глуши мы, из тридевятого царства. На ковре-самолете семь часов лету! За ним вот полетела! — и она кивнула головой на Вальпурга Джонатановича.

— Позвольте предложить, прелестная, вам руку! — пропел Мастер царской дочери и отнюдь не бесприданнице. — И сердце!

Несмеяна высокомерно улыбнулась.

— Эти из наших, — грустно и уверенно сказал Кощей и вздохнул.

Свадьбу Афанасия и Настасьи сыграли осенью. Молодых во Дворец бракосочетаний возил на новых «Жигулях» Упыревский. Нечисть свое всегда возьмет. На пиру стол ломился от яств. Но я ел только десерт со скатерти-самобранки. Кощей Бессмертный подарил ее молодым на свадьбу.