День свершений

Борис Стругацкий Что такое фантастика?

Вот уже четверть века (а может быть, и больше) этот вопрос на все лады повторяется в статьях и рецензиях, в монографиях, интервью и предисловиях, в выступлениях по радио и в беседах за круглым столом. По этому поводу имеют совершенно ясное, однозначное и непререкаемое мнение десятки писателей и литературоведов, тысячи знатоков-дилетантов, миллионы вполне (и не вполне) квалифицированных читателей.

Нет никаких сомнений в том, что. все вместе они конечно же совершенно точно знают ответ на этот вопрос, — просто они никак не могут договориться между собой. Поэтому единого определения до сих пор нет, хотя разнообразных определений существует, наверное, штук сто. Фанатические поклонники фантастики, так называемые «фэны», не ограничивая себя более классифицированием сюжетов, идей, тем и прочих атрибутов этого вида литературы, занимаются теперь уже классификацией определений фантастики.

Что же такое фантастика? На мой взгляд, существует два основных, я бы сказал фундаментальных, класса определений: определения узкие и определения, сами понимаете, широкие.

Узкое определение формулируется как бы с единственной целью — тщательно и надежно отгородить фантастику от всей прочей литературы. Обычно оно представляет собою ясный, почти математический, алгоритм, с помощью коего любой желающий безошибочно отделяет злаки от плевел (а заодно — деревья от леса и младенца от ванночки). Например: «Фантастика — литература крылатой мечты». Значит, действуем следующим образом: берем литературное произведение и ищем в нем мечту; обнаружив таковую, устанавливаем наличие у нее крыльев; стоп, конец алгоритма, вывод — перед нами произведение фантастическое. Очень удобно и даже элегантно, но, к сожалению, не обходится и без просчетов: вне фантастики остаются и «Война миров», и «Солярис», и многие другие произведения, хотя и замечательные, но вовсе не подпадающие под избранную дефиницию.

Определения широкие имеют свои минусы. Скажем: «Фантастика есть вид литературы, использующей специфический художественный прием, — в произведение вводится элемент необычайного, почти невероятного или невозможного вовсе». И здесь алгоритм разделения почти однозначен. Но могут найтись (и конечно же немедленно находятся) желающие спросить: «Что же это у вас — сказка про Курочку-рябу тоже, получается, фантастика?» И приходится отвечать: «Да. Тоже». Вообще-то непонятно, почему плохой роман про изобретение самонадевающейся ушанки разрешается включать в фантастику, а хорошую сказку про Оловянного солдатика — не разрешается. И все-таки ощущение некоторой избыточности и чрезмерной уже широты разбираемого определения остается.

Говоря серьезно, гораздо более существенным недостатком обоих приведенных (и большинства всех до сих пор предложенных) определений является то обстоятельство, что они годятся только для сортировки произведений и ни для чего более. Они ничего не говорят о сути фантастики, о ее генезисе, о родовых и видовых связях ее с прочей литературой, о причинах возникновения ее и о причинах неописуемого ее успеха у самых разных читателей.

И может быть, методологически правильнее было бы определять фантастику, так сказать, описательно — примерно тем же способом, каким пользуются, обучая ЭВМ опознаванию образов.

Вы до сих пор не знаете, что такое фантастика? Вы хотите это узнать? Превосходно! Возьмите следующие произведения литературы:

1. Д. Свифт, «Путешествия Лемюэля Гулливера».

2. Н. Гоголь, «Нос».

3. Э.-А. По, «Приключения Артура Гордона Пима».

4. Ж. Верн, «Восемьдесят тысяч километров под водой».

5. Г. Уэллс, «Война миров».

6. Д. Лондон, «Алая чума».

7. Ф. Кафка, «Превращение».

8. А. Толстой, «Гиперболоид инженера Гарина».

9. К. Чапек, «Война с саламандрами».

10. А. Конан-Дойл, «Затерянный мир».

11. А. Беляев, «Человек-амфибия».

12. М. Булгаков, «Мастер и Маргарита».

Прочтите их. Прочли? Так вот это и есть фантастика.

Разумеется, список при желании можно несколько изменить и значительно расширить.

Задача любого писателя — действенное отражение реальности. Причем реальность надо понимать широко — это не просто окружающий нас быт с его коллизиями, конфликтами и проблемами, это также и мир социальных, научных, утопических, моральных представлений человечества. И отражать эту широко понимаемую реальность надлежит действенно, то есть ставить жизненные проблемы так, чтобы они сделались достоянием читателя, вызвали его активное сопереживание, дошли бы до ума и до сердца, стали бы частью его личной жизни.

Эта, общая для всех литераторов, задача зачастую решается особенно эффективно именно благодаря использованию упомянутого выше специфического приема — введения в произведение элемента необычайного, — того самого приема, который и делает фантастику фантастикой.

Такой прием, во-первых, позволяет автору ставить проблемы, совершенно неподъемные для чисто реалистической литературы, — например, связанные с многовариантностью будущего, с космической экспансией человечества, вообще с перспективами и последствиями НТР для Земли. А во-вторых, этот прием обладает чудесным свойством обострять любую созданную писателем ситуацию, он служит своеобразным катализатором, усиливающим во много раз таинственную реакцию «читатель — книга», — этот прием действует как своего рода острая приправа, способная облагородить любое сколь угодно пресное блюдо.

Именно поэтому Уэллс, посвятивший многие свои чисто реалистические книги критическому анализу английского обывателя, нигде не достигает такой обличительной силы и точности, как в своих ФАНТАСТИЧЕСКИХ произведениях — в романе «Человек-невидимка», в рассказах «Яблоко» или «Человек, который мог творить чудеса».

Именно поэтому самые яркие и острые политические памфлеты (традиция Свифта) обязательно содержат элементы фантастики и Салтыков-Щедрин не может обойтись в своей сатире без таких элементов.

Именно поэтому, наверное, судя по социологическим исследованиям, фантастику «читают с удовольствием» более семидесяти процентов опрошенных.

Современная фантастика, как бы мы ее ни определяли, развивается в двух магистральных направлениях. Одно из них трактует проблемы, связанные с обширной темой «Человек и Природа», «Человек и Вселенная». Это и есть то, что обычно называют научной фантастикой. Другое направление тесно связано с еще более обширной темой — «Человек и Общество». Это то, что обычно называют фантастикой социальной и что нам с А. Н. Стругацким нравится называть фантастикой реалистической, как ни парадоксально это звучит.

Наиболее характерными (и в то же время — замечательными) образцами научной фантастики я бы назвал «Непобедимый» С. Лема и «Штамм АНДРОМЕДА» М. Крайдона. Фантастику реалистическую блистательно представляют, скажем, «Мастер и Маргарита» М. Булгакова и «Колыбель для кошки» К. Воннегута. Впрочем, непереходимой границы между основными направлениями, конечно, нет, и трудно найти сколько-нибудь крупного писателя-фантаста, который работал бы в рамках лишь одного из них.

Каждому непредубежденному человеку, знакомому с творчеством Свифта, Гоголя, По, Уэллса, Чапека, Булгакова, Лема, Воннегута, Брэдбери, Ефремова, ясно, что фантастика, как бы мы ее ни определяли, есть нечто весьма широкое, емкое, красочное, сложное, органически слитое с литературой и в то же время особенное от нее, — мощный приток большой реки, снежная вершина горного хребта, славный отпрыск знатного рода…

Фантастика — это волшебный сплав чуда, тайны и достоверности.

Фантастика — это судьбы людей и идей в мире, который изменен, искажен, преобразован небывалым, невиданным, невозможным.

Фантастика — это призма, зеркало, светофильтр, электронно-оптический преобразователь, позволяющий в нагромождениях обыденного, привычного, затхлого увидеть зернышки необычайного, нового, поражающего воображение.

Фантастика, как никакой другой вид литературы, находится в совершенно особенных отношениях с воображением — и писательским, и читательским. Она одновременно и аккумулятор, и стимулятор, и усилитель воображения.

Фантастика, как никакой другой вид литературы, находится в совершенно особенных отношениях с будущим. Она подобна прожектору, озаряющему лабиринты будущего, которое никогда не состоится, но которое могло бы реализовать себя, если бы его вовремя не высветила фантастика…

И так далее.

Этот маленький панегирик тоже можно рассматривать как описательное определение фантастики. Правда, только хорошей фантастики. Плохая фантастика определяется как-то иначе. Фантастика без тайны — скучна. Фантастика без достоверности — фальшива, напыщенна и назойливо дидактична. А фантастика без чуда — и не фантастика вовсе.

Семинар фантастов при Ленинградской писательской организации возник в начале семидесятых годов. Осенью, зимой и весною дважды в месяц по понедельникам собирается в какой-нибудь гостиной Дома писателя имени Маяковского компания из пятнадцати — двадцати человек, очень разных и по возрасту, и по профессии, и по жизненному опыту. Общее у них одно — они пишут фантастику или, по крайней мере, пытаются ее писать.

Здесь можно увидеть розовощёкого студента, который, начитавшись Булгакова вперемежку с Кафкой, вообразил, что теперь настал и его черед потрясти читающее человечество. А бок о бок с ним — седобородого и вполне лысого инженера, автора тридцати пяти рационализаторских предложений, искренне и всерьез полагающего, что литературу надлежит изобретать. Жеманная дева, специализирующаяся на назидательных сказках о цветочках, пчелках и говорящем ясном солнышке, тоже может здесь оказаться во всей своей красе… Это — кандидаты в действительные члены семинара. Они обычно не задерживаются. Чтобы задержаться в семинаре, хотя бы и в качестве кандидата, надо все-таки знать азы и разбираться в элементарных понятиях литературы.

Кандидат может стать действительным членом семинара, когда и если ему удалось написать вещь (рассказ, повесть, роман — несущественно), достойную того, чтобы весь семинар обсудил ее на своем специальном заседании. Это честь — получить право и возможность обсудить свое новое произведение на семинаре. Даже действительный член семинара не всегда удостаивается такой чести. Но если произведение того достойно, то задолго до заседания оно пускается по рукам и руководитель семинара назначает официального обвинителя, а сам обсуждаемый выбирает себе официального защитника, и, когда настанет, наконец, день, обвинитель тщательно проанализирует обсуждаемое произведение, (главным образом, с точки зрения его недостатков), а защитник сделает то же (но уже, главным образом, в плане достоинств), а все прочие участники заседания выскажутся, когда придет их черед, самым решительным образом, — так что автор узнает о своем произведении очень много интересного, полезного, хотя и не всегда приятного.

Главное назначение семинара — создать среду обитания для молодого автора. Среда обитания (или — что то же — психологический микроклимат, атмосфера творческого общения, область контактов с референтной группой) есть одно из двух необходимых, хотя и недостаточных, условий роста молодого писателя. Вторым необходимым условием является регулярная публикация лучшего из того, что он написал.

Так уж устроен молодой автор, что внутреннее ощущение творческого роста возникает у него лишь тогда, когда он осознает, что очередной опубликованный им рассказ лучше предыдущего. Заметьте, — именно опубликованный, а не просто написанный. Все рукописи, лежащие у него в столе, кажутся ему, в общем, на одно лицо, все они загадка, и никогда молодой автор не способен с определенностью сказать, удались они ему или нет. Опубликованная вещь — совсем иное дело. Она, конечно, своя, но уже как бы и чужая. На нее можно смотреть как на нечто постороннее — судить строго и нелицеприятно, критиковать, хвалить, обдумывать. Она отделилась от автора и начала жить своей особенной жизнью, она существует самостоятельно как некий промежуточный итог и в то же время как некое новое начало отсчета.

Если публикации возникают случайно и только время от времени, по капле в год, молодой автор теряет ориентировку. Он совсем уже перестает понимать, что из сделанного им хорошо, а что никуда не годится. Он топчется в кругу одних и тех же идей и образов; не в силах избавиться от них, он многократно переписывает одно и то же в тщетной попытке приспособиться к требованиям издателя. Он перестает расти, творческое начало в нем затормаживается. Вещи его постепенно теряют смелость, свежесть и самобытность, они неумолимо сползают к состоянию «ни у кого не украдено, но и не свое».

Разумеется, обсуждение новой рукописи коллегами не может полностью заменить публикацию — это эрзац, суррогат публикации и не более того. Но все же рукопись, которую прочли твои собратья по перу — и не просто прочли, а проанализировали, разобрали по косточкам, раздраконили, переворошили, изничтожили или подняли на щит, — такая рукопись обретает, без сомнения, определенную самостоятельность и отдельность от авторского сознания. Обсуждение — не публикация, это верно, но обсуждение — это как-никак ОПУБЛИКОВАНИЕ: рукопись становится достоянием публики, и при этом публики особенной, отборной, близкой по духу и авторитетной.

Поэтому обсуждение новых рукописей на семинаре — главная форма работы, главное содержание общения. На обсуждение выдвигаются, конечно, только наиболее интересные из новых работ, однако обмен рукописями между членами семинара происходит постоянно, и постоянно — уже в кулуарах семинара — происходит и обсуждение всего того, что написано. Среда обитания реагирует на каждую новую рукопись — иногда вяло, а иногда весьма бурно, и тогда страсти кипят, и если в спорах и не рождается истина (кто знает, что такое истина в литературе?), то уж новые идеи и замыслы рождаются обязательно. Молодое воображение обладает любопытными свойствами: вполне разумная критика вдруг порождает неразумный, дикий, но зато совершенно оригинальный замысел, а самое дурацкое и нелепое замечание наводит на блестящую мысль — все идет в дело, все на пользу, если есть талант и желание работать.

Предлагаемый сборник составлен из работ участников семинара. Нельзя сказать, чтобы он исчерпывающе характеризовал авторов, — одному сборнику это не под силу. Все они пишут уже давно, написали немало, а напечатали пока немного, так что каждый из них мог бы предложить к публикации свой персональный сборник — и на вполне профессиональном уровне. Однако этот сборник безусловно характеризует современную молодую фантастическую прозу — фантастику четвертого поколения.

Довоенная советская фантастика дала миру Александра Беляева. В послевоенные годы поднялась над литературными горизонтами новая звезда первой величины — Иван Ефремов, бесспорный отец современной советской фантастики. К творчеству его можно относиться по-разному, но именно в его работах были отточены, продемонстрированы и утверждены новые принципы фантастики как литературы по преимуществу социальной, философской литературы больших идей и дальнего прицела. На этих принципах выросло поколение фантастов шестидесятых годов — ныне произведения этих писателей широко известны не только в СССР, но и за его пределами. И вот сейчас на наших глазах поднялась молодая поросль — четвертое поколение советской фантастики.

Семинар фантастической прозы в Ленинграде. Аналогичный семинар, вот уже несколько лет работающий в Москве. Так называемая «Малеевка», ежегодный двухнедельный общесоюзный семинар, организуемый Советом по фантастике при Союзе писателей и собираемый в Малеевке, что под Москвой… Четвертое поколение сегодня — это несколько десятков имен, в том числе дюжина уже хорошо известных советскому любителю фантастики. Может быть, уже настала пора поговорить о творчестве четвертого поколения? Но такой разговор — задача специальной статьи или обзора, и заниматься этим должен литературовед-профессионал. Надо думать, он отметит наиболее характерные черты нашей молодой фантастики — повышенную ее психологичность, пристальный интерес авторов к своему герою как к личности особой и неповторимой, — и остановится на наиболее типичных недостатках: скажем, на неумении или нежелании многих молодых строить по-настоящему острый, захватывающий сюжет… Я же хотел здесь отметить только то обстоятельство, что четвертое поколение взяло на вооружение все без исключения приемы своих предшественников и современников, освоило все без исключения подвиды и поджанры фантастики, и предлагаемый сборник иллюстрирует это обстоятельство вполне убедительно. Здесь и фантастика социальная, философская (повести В. Рыбакова, А. Столярова и А. Зинчука); современная утопия — рассказ о будущем и о людях будущего (Ф. Дымов, В. Жилин); современная сказка (Б. Романовский); историческая фантастика (С. Логинов); «фантастический реализм», или остраненная проза (А. Измайлов, Н. Никитайская)… Из наиболее известных подвидов фантастики не представлена разве что только чисто научная фантастика, но она, надо сказать, вообще не характерна для творчества четвертого поколения.

И в заключение несколько слов об авторах.

Феликс Дымов — по образованию инженер-механик. Пишет фантастику с начала шестидесятых. Неоднократно публиковался. Любителям фантастики хорошо известны его фантастико-приключенческие повести для школьников.

Виктор Жилин (1946–1986). Чудесный, добрый, талантливый человек. Он умер так рано, в расцвете сил, в разгар работы, едва-едва успев осознать свои творческие возможности. Он с детства любил, ценил и прекрасно знал мировую фантастику. Сам писать начал сравнительно недавно и публиковался мало. Предлагаемая здесь повесть — его первая крупная публикация. И наверное, последняя, потому что вторую свою большую повесть он закончить не успел.

Андрей Зинчук — выпускник ВГИКа. Пишет давно, но главным образом пьесы — некоторые их них ставились в театрах. Писал он и фантастику, но публикуется впервыё.

Андрей Измайлов — журналист по образованию, сейчас работает литературным консультантом в Ленинградской писательской организации. Область литературных интересов очень широка — юмористические рассказы, сатирические повести, детектив, фантастика, антивоенный памфлет… Предлагаемая повесть написана в 1979 году.

Святослав Логинов — по образованию химик. Начинал как автор коротких рассказов, многие из них сейчас уже опубликованы в периодике. Потом увлекся редкой разновидностью фантастики — исторической (основы которой заложил еще Марк Твен в своем бессмертном «Янки…»). Предлагаемые здесь рассказы написаны за последние пять лет.

Наталия Никитайская — театровед, пишет и фантастику, и чисто реалистическую прозу. Несколько ее рассказов опубликовано в последнее время в различных журналах и сборниках. Повесть «Правильная жизнь» написана в 1982 году.

Борис Романовский — инженер, пишет давно и много, — здесь и юмористические рассказы, и фантастика, и научно-популярная литература. Неоднократно публиковался. Сказка «Великан» написана в 1978 году и специально переработана для этого сборника.

Вячеслав Рыбаков — востоковед, кандидат исторических наук, сотрудник Института востоковедения АН СССР. Начал писать фантастику еще в школьные годы. Сейчас его имя уже хорошо известно любителям фантастики — и не только по рассказам, опубликованным в ряде журналов и сборников, — недавно появился в печати сценарий «На исходе ночи», написанный им в соавторстве с К. Лопушанским (фильм, снятый по этому сценарию, называется «Письма мертвого человека»). Повесть «Пришло время» написана в 1984 году.

Андрей Столяров — по образованию биолог. Пишет много лет, но фантастикой заинтересовался сравнительно недавно. Несколько его произведений появились в периодике последних лет и хорошо известны поклонникам фантастики. Повесть «Третий Вавилон» закончена в 1986 году.