II


Нардхор вглядывался в проплывающие внизу лесистые горы – скоро должна появиться та самая башня, о которой совершенно случайно удалось узнать в деревушке, прилепившейся к самому краю предгорных лесов.

Просто удача, что всё так получилось. Его дружина – три десятка самых верных Гвану Змеиное Жало и его сыну воинов – собирала дань с агэнаяров, живущих в предгорьях. И потому именно Нардхор услышал жалкий лепет охотника, оправдывающегося, что не выдал положенный урок из-за того, что осенью в горах на ничейной земле он и двое его погибших товарищей столкнулись с неизвестным, который колдовством одолел их. На силу ему удалось ноги унести. Но раны, нанесённые колдуном, не позволили ему охотиться всю осень и начало зимы.

Сын Гвана Змеиное Жало сделал грозное лицо и разразился потоком ругани на аганском и агэнаярском. Но в душе он был рад: колдун, вдобавок ко всему светловолосый, мог быть только лумаргом. И потому дикарь отделался десятком плетей.

Ведь где лумарг, там и эта сучка, опозорившая свой род. В отличие от большинства аганов, переживавших из-за недостойного поведения дочери Великого Князя, Нардхор втайне этому радовался – теперь опозорившая себя девка достанется ему – Бардэдас и его сыновья будут рады выдать её за любого, а кто из знатных аганов, ведущих своё родословие от самих Четырёх, согласится взять в жёны такое сокровище, пусть она дочь самого ард-дина. Ну, он то не будет особо привередничать. Хотя, конечно, то, что это тварь принадлежала когда-то колдуну-лумаргу, он, Нардхор, сын Гвана Змеиное Жало, никогда не забудет, и не раз, и не два она получит от него хорошую взбучку.


Нардхор так спешил домой, собирать отряд для поисков колдуна и дочери ард-дина, что даже не удосужился замести следы. Потом, в Келен-Конноте, он упрекнул себя за то, что не вырезал всё население деревни. Дабы кто-нибудь из них не сообщил о беглецах ард-дину или тем более Кувандасу, возле которого отирается этот зазнавшийся Андахор, всё преимущество которого перед сыном Гвана в том, что его отец чистокровный аган, хотя такой же бывший несвободный, как и Змеиное Жало.

С какой радостью Нардхор собирал верных людей, посылал гонцов к талдфаганам, с каким нетерпением ждал ответа от Андазира Талдфаганского. Наконец, собрались все, имеющие интерес в этом деле: Нардхор, желающий заполучить Дандальви, и Андазир, жаждущий отомстить убийце брата и иных сородичей.

Потом были долгие дни в седле, на палящем солнце и леденящем ветру. К концу дня все валились с ног. А утром, едва солнце окрасит восток, Нардхор и Андазир поднимали своих людей. И опять было внимательное разглядывание однообразных гор, плавными навалами поднимавшихся всё выше и выше. Но, кажется, теперь цель близка: агэнаяры говорили, что башня стоит там, где горы начинают понижаться к северу. Значит где-то здесь.


Башню увидел длинноусый дружинник Андазира. Он тотчас же огласил воздух радостным криком. Вслед за ним её заметили и другие. Сверху строение казалось неказистым, совсем не похожим на огромное и неприступное сооружение, каким оно рисовалось со слов агэнаяров, охотившихся в окрестных лесах.

Восемьдесят всадников направили своих крылатых коней к покрытому соломой четырёхугольнику. На крыше темнело что-то.

Первый воин-талдфаган – тот самый усач, увидевший башню первым - снизился вровень с кровлей. И в следующий миг из его глаза торчала стрела. Прежде чем аганы убрались на безопасное расстояние, ещё четверо распрощались с жизнями.


Загрузка...