— Ты как…Очнулась? Всё нормально? — спрашивает меня Игорь, пока я испуганно хватаюсь за живот и осматриваюсь. Я всё ещё в доме. Это был просто сон…Просто кошмар…Чёрт возьми… По коже проносится лютый холод. На полу рядом со мной лежит Паша с рассеченной головой без сознания, а рядом какая-то кочерга. И я в недоумении смотрю на своего спасителя. — Я услышал крик. Глеб уже в Питере. Он едет. Потерпи.
— Боже…Боже…Боже, — вцепляюсь пальцами в ворот Игоря. Кричу, вою, плачу в пустоту. — Спасибо тебе…Спасибо…Господи…
Я конечно слышала, что наши сны — это либо отражение наших страхов, либо желанные фантазии, но чтобы вот так…Я ведь реально чуть Богу душу не отдала. Как же ужасно. И как мне повезло, что здесь оказался Игорь. Что это, если не судьба? Это выбор Глеба — спасти его однажды, позволить ему жить дальше. И этот выбор привёл его сюда в качестве моего защитника.
— Всё в порядке…Эй…Я слышал его разговор с врачом. Охренел, какой он мудак. У меня у самого двое. Это вообще не моё. Я брался охранять. Извини, что так вышло, — он помогает мне встать, и я вижу, что окно в комнате разбито. — Пришлось так зайти, дверь была закрыта на ключ изнутри. Времени не было.
Так вот почему тут так холодно…Пол казался мне ледяным хирургическим столом.
Оседаю, поглаживая живот. Надеюсь снотворное никак не повлияет на развитие малыша…Надеюсь, с ним всё в порядке. Слава Богу, часть этой дряни я выблевала практически сразу.
— Надо его связать, Игорь…Потому что он псих, — шмыгаю носом, на что парень кивает. И мы вместе ищем какие-то тряпки, чтобы обездвижить Пашу. — Ты сказал Глеб в Питере…Откуда ты знаешь?
— Я нашёл его. Было несложно. Через знакомых можно найти телефон любого отморозка, включая твоего парня, — ухмыляется он, когда делает последние узлы. — Готово. — он смотрит на него с пренебрежением. — Боюсь представить, где ты будешь, когда очнешься…Земля тебе пухом, чувак…
Я хмурюсь. Я понимаю, что не должна его жалеть, но мне кажется, ему место в психиатрической клинике, а не на дне океана, куда Глеб наверняка захочет его отправить.
Получается, он сегодня женился и вместо того, чтобы быть со своей женой бросил её и полетел ко мне…
Это ведь значит, что ему действительно на неё плевать, верно?
Это только месть… И я не должна ревновать…Не должна…
Как только думаю об этом, вспоминаю его стоны в трубке и на видео и сразу все здравые мысли покидают голову, разлетаясь как карточный домик на ветру. Я снова хочу ему вмазать. Это гормоны беременной женщины или отсутствие здравого смысла в принципе?
— Как ты так быстро встал на ноги? — спрашиваю у Игоря, и он поднимает кофту.
— Смотри, двенадцать швов наложили. Те ещё рукодельники. Кривовато, зато качественно. А когда увидели бабло, которое оставил Ад, вообще долго не думали. Перевезли в Московскую областную. Потом меня выписали, и я поехал в Питер. У меня здесь живёт бабка…Ну, знаешь…Она с прибабахом…
— В каком это смысле?
— Ну…Ведьма она, типа того. Заговорила ногу мою. Сказала — пойду через десять дней. Так и случилось. Правда я с фиксатором, но всё же… Это ж чудо…
— Да и не говори…Чудо… — соглашаюсь с ним, когда Паша начинает открывать глаза. Вижу его гнусную рожу и хочется в неё плюнуть.
— Ах ты сссс… — он смотрит на Игоря. — Охрана!!! — верещит как полоумный. — Блядь, выпустите меня! Суки!
Я же, недолго думая, подхожу к нему и начинаю бить по лицу. Раздавать пощечины и с левой, и с правой руки. У меня такая ненависть просыпается, что я не могу остановиться. А Игорь морщится на каждой моей оплеухе.
— Сволочь! Ненавижу тебя! Если с моим сыном что-то случилось, я тебя убью своими же руками!!! — кричу, исходя на истерику, и внезапно в комнату вбегает встревоженный разъярённый Глеб. Господи, я, наверное, впервые его таким вижу. Глаза — просто два воспалённых нерва.
Ощущение, что он ехал сюда без верхней одежды, потому что он в рубашке и в брюках. Очевидно, не было времени даже переодеться. Вижу, что оценивает ситуацию за считанные секунды, а потом подходит к моему похитителю и со всей имеющейся силой вмазывает ему кулаком в лицо, ломая нос до жуткого хруста. Я вздрагиваю, Игорь ещё сильнее морщится и кривит свой рот, а Паша…Паша падает на пол чуть ли не замертво. Я же знаю, как Глеб умеет бить. Порой мне кажется, что в одном его ударе может быть вся ненависть, которую он носил на протяжении жизни. Сейчас я её ощутила, в полной мере.
Больше он не стремится его наказывать, а сразу бросается ко мне, обнимая, пока Паша плюётся кровью и хрипит.
— Катя…Катюша…Любимая, — он осыпает моё лицо рваными поцелуями, обхватывая щёки своими горячими ладонями. — Ты вся ледяная. Как ты? Как малыш? Он что-то тебе сделал??? Этот утырок что-то сделал???
Господи, сколько же страха и боли в его голосе.
— Нет, не успел, — мотаю головой и плачу. Плачу от осознания того, что он рядом. Он здесь. Всё будет хорошо.
Глеб сгребает меня на руки и прижимает к себе, следуя к кровати, с которой тут же срывает покрывало и накидывает на меня, чтобы мне стало теплее. Он выглядит не просто сурово и озлобленно, он выглядит как человек, способный убить одним взглядом.
Игорь просто кивает ему, безмолвно здороваясь, а следом в комнату забегает встревоженный Миша.
— Его в тачку, вместе с теми, что на улице, — цедит Глеб сквозь сжатые в тиски зубы, не отпуская меня из объятий. — До порта. Я подъеду через пару часов.
— Нет, — вцепляюсь в него руками и ногами. — Не уезжай…Глеб, не уезжай…
Глеб жестом отпускает охранника, но не комментирует мою просьбу. Смотрит на Игоря и прикрывает мне уши, прижимая голову к своей вздымающейся на каждом дыхании груди. Плохо слышу о чём говорят, но прослушивается:
«Врач, аборт, снотворное, притоплю, уничтожу и прочее».
Пашу забирают, чуть ли не отрывая от пола. Глеб целует меня в макушку и достаёт телефон. По голосу абонента, которому он звонит узнаю Людмилу Эдуардовну. Он торопливо доносит до неё всю информацию.
— Нужно осмотреть. Нужно срочно всё проверить. Она холодная. У неё стресс. Ей плохо… Он дал ей какое-то снотворное, типа того… Она теряла сознание… Нет, визуально кровотечения нет. Хорошо…Будем через пятнадцать минут, — он сбрасывает трубку и обращается уже ко мне. — Малыш, надо ехать. Слышишь? Надо ехать домой. Со мной. Сейчас. Ты ведь поедешь? Кать?
— Ты…Ты бросил невесту в Москве?
— Господи, Кать…Да какая к чёрту невеста? Ты одна моя невеста. Я ведь…Я всё объясню. Я не спал с ней. И в мыслях не было. Всё это — полная чухня этой дебилки. Она всё подстроила.
— Но я видела, — говорю, нахмурившись. И даже если предположить, что это какой-то монтаж, то я слышала его голос в трубке, когда звонила. Точнее не голос, а какие-то странные звуки, напоминающие стоны.
— Кать, если пересмотришь, увидишь, что на видео был другой. У него нет раны на плече. А мой голос…Бля…Даже не знаю, как это озвучить. Меня не было двое суток, потому что эта дура опоила меня какой-то дрянью. И пока я нёс какую-то дичь в отрубе, кряхтел, они трахались прямо возле меня, — его аж морозит на этих мыслях, а мне и того тошно.
— Фу, какой кошмар…
— Знаешь…Кошмар, но…Мне намного спокойнее, что член был не мой, — смеётся он, трогая мои волосы и поднося их к носу. А мне-то как спокойнее…Иначе, скорее всего, я бы его член никогда к себе не подпустила…
— Это твой отец придумал? — спрашиваю, нервно дербаня кожу внутри рта. Я всё сильнее боюсь этого страшного беспринципного человека.
— Не знаю…Думаю, что помог ей. Сама бы она не догадалась. Не её уровень, знаешь…
— А что насчёт сделки? Ты что…Бросил всё?
— Нет, я успел подписать. Компания проходит необходимые этапы. Всё хорошо. Всё по плану. Всё будет хорошо… — успокаивает он меня.
— Глеб… — смотрю ему в глаза. — Это Паша ранил тебя на той вечеринке. Он кого-то нанял.
— Я не удивлен…
— Боже, он нёс такую чушь, — задушено выдыхаю я, когда Глеб берет мою руку и смотрит на синяки на моём запястье. Молча стискивает зубы, весь ершится, покрывается иголками. И я примерно понимаю, что это значит.
— Идём, малыш. Пора ехать, надо всё проверить. — Глеб выносит меня на руках оттуда и усаживает на пассажирское сиденье какого-то авто. Сам же садится за руль и пристёгивает меня. — Поехали…
Выезжаем, я вижу, как тех самых мужчин грузят в большую машину вместе с Пашей. Осознаю, что это дорога в один конец, и не знаю стоит ли в это вмешиваться. Ведь такие жестокие бесчеловечные люди могут в дальнейшем навредить кому-то реально, а не так, как вышло сейчас. У кого-то может не оказаться такого парня, как у меня.
— Я люблю тебя, — шепчет Глеб, сжимая руль до побелевших костяшек. Представить не могу, чего ему стоит сдерживаться. И всё, чтобы не напугать меня. Чтобы быть со мной сейчас. Ведь терпеть не в его природе. — Ты не представляешь, как я испугался…Как я сожалею, что тебе приходится всё это терпеть…Прости меня, Кать…Прости.
— И я тебя люблю…Ты не виноват… Знаешь…Это так странно, но мне снился наш сын. Как будто реально… Был передо мной…Уже достаточно взрослый. Разговаривал и бегал.
Глеб смотрит на меня и наконец улыбается. Своей самой тёплой трепетной улыбкой.
— Рассказывай…
— Он похож на тебя. Голубые глаза, тёмные волосы…Улыбка. Всё твоё. Забавный. Много смеётся… И ты…Ты хороший отец. Я и так это знала, но…Блин, этот сон был таким реальным.
— А что мы…Что мы делали? — спрашивает он, будто реально верит мне. Хотя, что я удивляюсь? Если я в его глазах — ведьма, значит, верит.
— Гуляли где-то на море. Он бросал камни в воду. Ты носил его на плечах. А ещё…У меня в животе был ещё один наш сын, — сама не знаю, почему, но начинаю плакать. Нервно посмеиваюсь, чтобы скрыть, но Глеб всё равно замечает и останавливает машину на обочине.
— Иди ко мне, — он тянется к моему лицу, отстёгивает мой ремень и минут пять мы просто обнимаемся. Глеб целует, успокаивает, поглаживая тёплыми ладонями мою спину, шею, затылок. В его руках мне становится спокойнее и страхи исчезают. — Я рядом…Я с тобой. И что бы ни случилось, я всегда буду с тобой. С вами.
— Это прозвучит безумно, но я знаю, как мы его назовём.
— Как?
— Ярослав…Это Ярик, Глеб… — твержу я, на что Глеб не перестаёт гладить мою голову и, кажется, улыбается.
— Ярослав. Мне нравится… — он нюхает мои волосы, и я вжимаю нос в его грудную клетку. — Кать…Осталось недолго…Ты станешь моей женой. Единственной моей настоящей женой. — он вдруг достаёт из кармана брюк коробочку. — Я выбрал его ещё до Нового года. Мечтал приехать и сделать тебе предложение. Но… Из-за всего… Не вышло. Однако, я хочу, чтобы ты знала. Только ты будешь носить мою фамилию. И только ты будешь танцевать со мной этот первый свадебный танец. Будешь матерью моих детей. Кать…Только ты. Я тебя люблю. Безумно люблю. Я за тебя умру. Ты выйдешь за меня?
Боже мой…Я принимаю предложение от женатого мужчины…Какой же ужас. Кому расскажи — в обморок упадут. Так может быть только с моим сумасшедшим Адовым. Но я конечно же отвечаю ему:
— Да…Я выйду за тебя, Глеб…И не надо, пожалуйста, умирать… Давай мы все будем целы и невредимы.
— Договорились…
Чувствую, как вместе с кольцом, которое идеально садится на мой палец, на мне появляется самая настоящая броня. Броня, которая навсегда делает меня женщиной Глеба. Неприкосновенной, недосягаемой, священной. Он обнимает. Он не даёт дышать своими объятиями. А я умираю от того волшебства внутри, которое происходит только рядом с ним.
— Извини…Извини, малыш, я тебя люблю. Я пиздец как счастлив… Всё…Едем…
В дороге низ живота неприятно тянет, но я молча терплю. Чувствую себя не очень хорошо, когда мы доезжаем до того самого дома, из которого я некогда сбежала. На пороге нас встречает взволнованная Людмила Эдуардовна. Глеб снова несёт меня на руках, не позволяя встать на ноги.
— Здравствуй, Катюш…Туда её. В комнату, — командует она, когда я здороваюсь в ответ. Как только я занимаю необходимую позу, она трогает мой живот. — Так…Напряжена… Болит?
— Угу…тянет… — отвечаю, а смотрю на Глеба. И после этих слов вид у него становится такой, что он готов рвать и метать.
— Так…Гипертонус похоже. Ты полежи, сделаем УЗИ сейчас. Успокойся главное. Нужно больше пить воды. Глеб, принеси! — рявкает она на него, на что он тут же нервно и дёргано бежит к выходу. — Катюш, он нервничает. Может мы его опустим? Так вам обоим будет спокойнее. Ему нужно пар выпустить. У него вид такой…
— Я понимаю…Но не хочу, чтобы он уходил…
— Смотри сама, девочка, — Людмила Эдуардовна подключает оборудование, выдавливая полоску геля на мой живот, и проводит по нему датчиком. Вздрагиваю, ощущая холодные касания.
В этот момент к нам уже возвращается растерянный Глеб. Людмила тщательно просматривает все детали и успокаивает нас обоих.
— Так…Дорогая. С вашим ребёнком всё нормально. Но тонус есть. Ляг-ка на левый бочок. Вот так, — она помогает мне переместиться и стирает с меня гель салфеткой, а взгляд мой прямо в эту секунду мечется к Глебу. Он стоит ни живой, ни мёртвый. Давит руками на свои глаза. Так сильно давит на них, и я знаю, что это значит.
Он испугался… Я тут же хватаю его за свободную руку и тяну к себе, а он падает на колени возле кровати, прижимаясь к моему животу лицом. Картина просто душераздирающая. Я не могу сдержать слёз.
— Я оставлю вас… Но ненадолго. Сейчас критический период, один из таких 8-12 недель. Надо особенно беречься. И уж, извини, Катюш, но нужно провести вагинальный осмотр и поставить спазмолитик…От стресса тебя сильно зажало…Тонус — дело такое…
Я киваю, а она уходит, временно оставив нас наедине.
Глеб стискивает в кулаки мою кофту на пояснице. Бодает мой живот лбом.
— Я убью его…Выверну ему все кишки…Боже, прости…Прости, что ты это слышишь… — шепчет он, целуя мою тёплую кожу, которая тут же покрывается мурашками. Щетина царапается, но заставляет улыбаться. Зарываюсь пальцами в его волосы. Поглаживаю. Успокаивает нереально…
— С ним всё нормально, Глеб. Это самое главное. Всё хорошо. Я больше не убегу. Больше никогда не убегу из дома. Прости, что я поверила…
— Нет…Кать…Ты вообще не виновата. Любой бы повёлся. Это слишком больно. Я всё понимаю. Виноваты только мрази, которые меня окружают. А тебе приходится иметь с ним дело.
— Глеб…Я знаю, что не имею права просить…Знаю, что…Но я не хочу, чтобы ты кого-то убивал. Я больше этого тебе не хочу…
— Кать… — Глеб опускает виноватый взгляд и кладёт свою шершавую широкую ладонь на мою. — Я не могу. Кать, мои дети уже для меня священны, ты священна. Я никогда не смогу простить того, кто хоть как-то поднял на вас руку. Я очень тебя люблю. Уважаю, ценю до безумия. Но не проси меня о таком…Я всё равно не сдержу слово.
Внутри меня так болит. И я понимаю его чувства, но лишь отчасти… Мы не боги. И мой парень — не Дьявол, чтобы всё время брать на себя эти грехи. Так почему же ему всегда достаётся такая тяжёлая ноша?
— Я должен уехать…Мне придётся, Катюш. Но я вернусь завтра утром. Я вернусь, и мы будем вместе, обещаю…Кать… — он держит меня за руку и теребит палец с подаренным кольцом. Я чувствую, как ему важно моё отношение. Как ему важно моё прощение его поступков. Мне кажется, что ему в принципе важно только это. Не Господь Бог, не карма, не Ад, в котором он будет после этого гореть. А только я и мои решения.
— Глеб…Я доверяю тебе. Поэтому говорю тебе от всего сердца. Делай ровно так, как твоё тебе позволяет. Я всё приму…Я приму любой твой грех. Потому что люблю тебя.
Не успеваю вдохнуть воздух, как Глеб приподнимается и накрывает мои губы своими…