Дети закрытого города

Глава 9. Голоса улиц

Выдавливая из себя по слову, Вета рассказала о произошедшем. Не так уж и приятно оказалось признаваться в том, что она испугалась обнаглевшего школьника. Но Вета вспомнила, как онемели до бесчувственности пальцы, и как хлопнулся об пол тяжёлый журнал, и по спине снова пробегал строй ледяных тараканов.

Антон слушал молча и ни разу не усмехнулся. Вета внимательно наблюдала за его лицом — если бы уголки его губ только дрогнули, она бы тут же прекратила разговор. Но он серьёзно кивнул.

— Ты можешь написать заявление, и вполне вероятно, что его родителей серьёзно накажут. Он же вроде полукровка, да? Кто там маг?

— Мама.

— Ну, значит, крайней останется мама.

В машине она согрелась. В машине было тепло и спокойно, а из-за затенённых боковых стёкол казалось, что на городских улицах давно сгустились сумерки.

— Я не буду ничего писать, — вздохнула Вета, прикрывая глаза. Стало грустно, что Антон не понимал таких простых вещей. — Если напишу, это будет выглядеть, как будто я сдалась, запаниковала. Испугалась.

Он пожал плечами, плавно поворачивая руль. Машина въехала в узкий переулок между двумя высотками, и низкие ветви деревьев заскреблись по крыше.

— С другой стороны, нападение мага на человека, знаешь ли, серьёзное преступление, — сосредоточенно проговорил он.

Вета мотнула головой.

— Он сделал это специально, чтобы я подняла шум. Я же видела, они весь этот спектакль придумали заранее. Отрепетировали и показали мне.

Мороз снова побежал по коже, хотя ещё стоя у окна в подсобке Вета всячески уговаривала себя успокоиться. Оказывается, как мало надо для страха — журнал выпал из рук, и всё. Страх шершавым языком лижет коленки.

— Ты права, — выдал Антон, притормаживая на светофоре. — Не нужно сразу таких радикальных мер. Дети! Знаешь, поступи лучше, как все нормальные учителя. Позвони родителям и нажалуйся как следует. А в понедельник можно и к директору.

Демонстрируя решительность, он стукнул кулаком по рулю.

— Я всё равно не собираюсь делать вид, что ничего не случилось, — тяжело произнесла Вета. Язык ворочался еле-еле. — Иначе разойдутся от безнаказанности ещё больше.

— Ты знаешь его телефон?

Она отрешённо кивнула, вовсе не надеясь, что Антон увидит. Но он обернулся.

— Вот и хорошо. Сейчас приедем, и сразу позвонишь. — Он многозначительно помолчал, а может, ждал её реакции, но не дождался. — И вообще, чур, сегодня ко мне едем. Там хоть еда есть.

Вета усмехнулась. Судя по пейзажу за окном, они давно уже выехали за пределы кварталов, которые она успела изучить. Из-под ресниц она наблюдала, как проплывают мимо оранжево-белые новостройки. Потом потянулся пустырь, бросился влево, и снова начались дома.

— А с остальными как? — устав от долгого молчания, поинтересовался Антон. — Лучше или хуже?

— Остальные восьмые классы просто срывают уроки. Что с ними делать? — Она дёрнула плечом. — Я даже не слышала своего голоса. И завуч сегодня, как назло, после обеда из школы ушла. Я на их уроках просто молча сидела. Силы кончились.

Она дохнула на стекло и в запотевшей кляксе нарисовала дерево с красивой разлапистой кроной. И задумалась, как бы изобразить повисшие души. Облизнула пересохшие губы.

— Знаешь, на самом деле, всё уже и так плохо. Хуже некуда. Если бы они по-прежнему кричали и кидались учебниками, я могла бы обманывать себя, что они просто хулиганы. Но они уже не играют. Они, по-моему, идут на смерть. Против меня.

Типовая высотка и пятый этаж — квартира Антона мало чем отличалась от её собственной, разве что кухней была развёрнула на восток, а не на запад. В прихожей на широкой приземистой тумбе стоял телефон. Вета увидела его сразу, и сердце тут же окатило кипятком от предстоящих разбирательств.

— Ты только маму позови к телефону. Знаешь, как её зовут? — Он наверняка заметил её остановившийся взгляд.

— Почему?

— Ну! — Антон повесил куртку в шкаф. — Вряд ли ты так долго общалась с его отцом, чтобы узнать по голосу. А если сам Арт подойдёт к телефону и поговорит с тобой? Родители так ничего и не узнают.

Вета стянула туфли и, шевеля затёкшими пальцами, встала у телефона.

— Ты прав, — первый раз искренне сказала она и подняла холодную телефонную трубку.

Ежедневник лежал в сумке, и она несколько секунд искала нужный номер среди беспорядочных записей. «9 сентября — экскурсия по городу!» — кричала пометка красными чернилами — других в тот момент не оказалось под рукой. «Сдать тематические планы», — аккуратно выведенные буквы, на собрании у Лилии больше нечем занятья, приходится вырисовывать эти буквы. Округло, долго, выслушивая бесконечные требования.

«Нанна», — значилось внизу страницы. — «Григорий Львович Майский».

И пять цифр.

— Я не записала её отчество, — раздражаясь на саму себя, бросила Вета, прижимая гудящую телефонную трубку к бедру.

Антон выглянул из кухни, донельзя озадаченный.

— К магам обращаются только по имени. Ну, прибавь «леди», если хочешь совсем официально.

— Леди, — попробовала на вкус Вета и сморщилась от непривычности слова, поднося трубку к уху. — Леди Нанна. Они меня за сумасшедшую не примут?

Но было поздно раздумывать. Как только замолчал вращающийся диск, оборвав гудок, в трубке прозвучал далёкий мужской голос.

— Слушаю.

Вета помолчала секунду, пытаясь понять, говорит с Артом или с его отцом. Не различила.

— Леди Нанну пригласите, пожалуйста.

Зашипели, замялись на той стороне провода.

— Её нет сейчас. А кто её спрашивает?

«Вдруг правда отец», — мелькнуло в голове Веты. Она не видела его и не знала, как он говорит, но воображение злобно рисовало Арта, корчащего перед зеркалом суровую мину.

— Так кто?

Она замолчала, поняв вдруг, что не знает, как ответить.

— Может, передать ей что-нибудь? — решили за неё.

— Нет, спасибо, я перезвоню, — пообещала она и трусливо бросила трубку.

Вета опёрлась руками на тумбу и нависла над ней, как будто в светлой лакированной поверхности пыталась рассмотреть надписи. В прихожей было сумрачно: сюда еле пробивался свет из комнат. Да и какой свет — солнце закатывалось за многоэтажки, оранжевым и красным разрисовывая чужие стёкла.

Антон включил свет на кухне и хлопал дверцами шкафчиков, а Вета не могла отделаться от приторно-кусачего чувства, что за ней наблюдают. Заглядывают в окна — да это же пятый этаж! — и слушают разговоры через щёлочку в двери. Тихо посмеиваются.

— Поговорила? — В коридор вышел Антон с закатанными по локти рукавами. Он держал нож, а из кухни потянулся вкусный запах. Вета вспомнила вдруг, как же давно она не ела по-хорошему. Печенье из ближайшего к школе магазина колом стояли в горле.

— Да. Её нет дома. Может быть, потом позвоню. — Она прекрасно знала, что никуда звонить не будет. Решимости уже не хватит. Растерялась решимость по пустырям и дворам-колодцам.

Вета до отвала наелась котлет с макаронами и ощутила себя почти счастливой: сытая, и два выходных дня впереди. За выходные ведь может произойти всё, что угодно, например, когда она вернётся в школу, её перестанут ненавидеть. Или на Петербург рухнет гигантский метеорит, и Вете не придётся больше идти на работу.

Антон переключал каналы небольшого телевизора. Повсюду шли новости, новости, новости. Опрятные дикторы монотонно рассказывали о новом политическом курсе и встрече президента с кем-то там. И ни один и словом не обмолвился ни о какой войне. Раньше Вете казалось, что в закрытом городе должны передавать свои особые передачи, но ничего подобного. Антон выключил телевизор и откинулся на спинку кресла. Мигнул и потух голубой экран.

— Ты решила остаться здесь? — Он кивнул на окно, за которым уже густели сумерки, явно имея в виду город.

Вета помолчала. Сказать, что она всерьёз задумывалась над его предложением уехать из Петербурга, было бы ложью, но эта мысль спокойно жила в уголке её сознания, как спасительный круг на борту нового лайнера. Не нужен, а всё равно успокаивает. И эта мысль очень помогла в молчании, воцарившемся после заявления Арта.

«По улицам тёмным ходить не боитесь?»

— Не знаю. Приглашу родителей на уроки. Должен же найтись выход. Не бывает так, чтобы куча взрослых не могла справиться с одиннадцатью разбушевавшимися подростками.

Антон хмыкнул, но промолчал, дожидаясь, пока она расправится с чаем. Тетради пятиклассников горой возвышались на столе, непроверенные, справа от телевизора. Вета взглянула на них и тут же отвернулась к окну. Там покачивалась от ветерка невесомый тюль, и жить снова стало легче.

Антон тёр подбородок, глядя в окно.

— Слушай, — сказал он вдруг, — а правда, почему класс такой маленький? Вроде недостатка в детях тут не наблюдалось.

Вета пожала плечами.

— Лилия старательно рассказывала мне, что класс профильный, химико-биологический что ли. Но ведь это ерунда. У них нет дополнительных занятий по биологии, а химичка вообще ещё не начала свои занятия.

Разговор оборвался. Каждый думал о своём, а может, они думали об одном и том же, только делиться друг с другом не собирались. О ветра из окна становилось прохладно. На улицах Петербурга Вета никогда не замечала большого количества машин, но после комендантского часа исчезли они. Тишина показалась ей зловещей.

И вдруг тишину прорезал звук, похожий на многоголосый тихий стон. Так могли бы стонать люди, давно смирившиеся со своей болью. Много людей. Целая больница неизлечимых. Вета сама не ожидала, что вздрогнет. Что это было, может, звук издавал какой-то механизм или трубопровод?

Она взглянула на Антона, но тот даже не обернулся.

— Мать-птица. Видела стелу возле набережной?

Вета некстати вспомнила, что завтра её класс идёт на прогулку по случаю дня города — уроки отменяются. Наверняка завернёт и туда. По коже побежали толпы мурашек. Она не слышала этого звука раньше — не имела привычки открывать окно вечером.

— Здесь есть набережная?

— Понятно, — усмехнулся он, — по легенде, мать-птица замурована в стенах города.

Ей вообразилась девушка в белом балахоне, как древнегреческая богиня, но с крыльями вместо рук, и стало противно от мысли, что живого человека замуровали в стену.

— Ничего страшного, это всего лишь сказка, — протянул Антон, по-прежнему щипая себя за подбородок. Он не мог не заметить, как скривилась Вета.

— А стонет кто?

— Мать-птица, — пожал плечами он. Само собой разумеется, конечно. Так бывает во всех городах. — Ох, ну может, водопровод, я не знаю. Или стройка.

За окном виднелись габаритные огни на огромном подъемном кране. Район строился, и рос город.

— Так говорили дети. Дети называли её матерью-птицей, как будто сговорившись. Отовсюду, с окраин, из других городов приезжали и называли её так. А без них фигурка на стеле была бы просто распластанным по ветру бесформенным силуэтом. Ерунда всё это. Расскажи лучше что-нибудь о себе.

Он улыбнулся.

— О себе… — повторила Вета, бездумно отводя взгляд.

Девочки из группы, конечно же, обо всём узнали, но позвонила только рыжая конопатая Мирка, которой вечно до всего было дело. Она долго сопела в трубку, выдумывая фальшивые поводы для разговора.

— А ты не знаешь, Милена Игоревна сегодня будет в университете? Мне надо у неё кое-что спросить.

— Не знаю, — выдавила Вета, ковыряя обои на стене.

В прихожей тётиной квартиры уже громоздилась её сумка, застёгнутая через силу, но, если вдуматься — не такой уж большой багаж в новую жизнь.

— А в секретарь в деканате теперь новая, да?

Обои были розовые в выцветший цветочек. В зеркале на противоположной стене отражался её сгорбленный силуэт — Вета сидела в углу прихожей, спиной привалившись к тумбочке, и край вязаной салфетки щекотал ей шею.

— Я понятия не имею.

— А правда, что ты уезжаешь в закрытый город? — выпалила Мирка на одном дыхании, как будто боялась забыть и не договорить вовсе. И Вета представила, как она жмурится от удовольствия и страха.

Вета полюбовалась в зеркале на свою кривую ухмылку. Что самое вдохновляющее в этом отъезде — и Мирка, и Ми, и все остальные будут судачить, но их сплетни раз и навсегда окажутся очень далеко от Веты.

— Да.

— Ой, а я так рада за тебя. Слушай, ты первая из нашей группы нашла хорошую работу. Платят прилично, наверное, да? И квартиру сразу дадут. Ты приезжай потом, расскажешь, что да как. — Она приглушённо захихикала, словно прикрыла телефонную трубку.

— Обязательно расскажу.

— Слушай, а ещё можно спросить?

— Извини, я спешу. Нужно собирать вещи, сама понимаешь, — хладнокровно оборвала её Вета и, не расслышав слов прощания, положила трубку. Хватит на сегодня откровений.

Хоть дел у неё не было, а последний день в пыльном августе тянулся утомительно и бесполезно. За глупыми воспоминаниями и телефонными звонками. Вета перебирала старые тетрадки и складывала их в большую коробку из кладовки — пусть пылятся.

Под руки попался выпускной университетский альбом. На первой же фотографии — пятнадцать девушек, причёсанных и накрашенных по особому случаю. Лина в красивом белом платье, которое отец привёз ей из-за границы, а Мирка была в смешном зелёном. Свое платье Вета затолкала на самое дно коробки. Она ходила в нём на занятия, а потом, вместе с тётиными бусами, надела на выпускной вечер. Просто ей было всё равно.

Пятнадцать девушек, с которыми она провела пять лет. И по которым она никогда не будет скучать. Вета бросила альбом в ту же коробку. Чего хорошего? Вечные ссоры и сплетни за спиной. Однажды они обвинили Вету в том, что она подставила Мирку.

Та, по-особенному рыжая и очень несчастная сидела в углу коридора, на полуразломанном стуле, над зачёткой. Вокруг неё собрались остальные, и стоило Вете подойти, четырнадцать пар глаз ненавидяще уставились на неё.

— Между прочим, это ты писала отчёт за всю группу, — заявила Лина, вскидывая голову вверх — гордо. Сумочка у неё сегодня была — высший класс, белая, с аппликацией из кожаных лилий. Такую не купишь у них в городе.

— Я, — согласилась Вета, всё ещё надеясь на благодарность. Она не была доброй самаритянкой, она просто не могла доверить свою итоговую оценку по биохимии кому-то другому, потому и взяла на себя обязанность.

— Так это ты не вписала туда Миру?

Та трубно высморкалась.

— Ей теперь зачёт автоматом не ставят! Из-за тебя, между прочим. — Лина подбоченилась, Вета тоже.

— Так пусть сдаёт, раз не ставят. — Она дёрнула плечом. — Я что, за все ваши оценки должна отвечать?

— Я не сда-а-ам, — протянула расстроенная Мирка, натирая до красноты глаза рукавом шерстяной кофты.

Вокруг раздались возмущённые фырканья. Кое-кто из девушек, конечно, предпочёл остаться в стороне — им-то уже поставили зачёт, чего напрасно сотрясать воздух, — но некоторые тут же приняли сторону Лины.

— Нет, ты пойди к Елене Эдуардовне и разберись. Скажи, что Мирка тоже отчёт делала, — повелительно ткнула пальцем Лина и попала Вете в пуговицу белого халата — та явилась на зачёт прямо из лаборатории и уж точно была не ровня разукрашенным надушенным одногруппницам.

— Иди и сама разбирайся, если такая воительница за справедливость. — Вета брезгливо отодвинула от себя её палец. — Зачётку мою отдайте.

Лина поджала губы. Ко всем прочим своим недостаткам она была ещё и старостой. Вечно опаздывающей, пропускающей выдачу стипендии и путающей аудитории. А теперь её модельная сумка топырилась под весом зачёток.

— Нет, ты иди и разберись. — Сузила она и без того узкие по-восточному глаза.

Мирка просительно посмотрела на Вету. Крупная слеза висела у неё на носу, как микролитр красителя на кончике пипетки — Вета вспомнила о брошенном эксперименте и развернулась, чтобы зайти на кафедру.

На кафедру она, конечно, зашла, и Елену Эдуардовну там не обнаружила, но дозвонившись ей домой — ах, непозволительная наглость — попросила ещё раз посмотреть отчёт. И представила, как близоруко щурясь и шурша страницами, та листает толстенькую пачку листов. Она охнула, обнаружив в самом конце списка вожделенную фамилию.

— Ой, простите пожалуйста, я, наверное, не заметила. Пусть подойдёт завтра, я всё ей поставлю.

Вета вернулась с хорошей новостью в коридор, и Мирка на радостях кинулась ей на шею, а все остальные не шевельнулись, только взгляды отводили. Такие вот ссоры по углам.

…Вета накрыла альбом старым атласом по анатомии и легла прямо на пол, растирая онемевшие ноги. Единственное, за чем она вернулась бы в университет — за старыми стоптанными туфлями и белым халатом, они остались в её личном ящике, в лаборатории. Но идти туда означало бы столкнуться ещё раз с Ми. Та, наверняка, ничего не скажет, но посмотрит так, что мало не покажется. А ещё на крыльце велика вероятность столкнуться с девушками. Из их группы много кто поступает в аспирантуру.

Вета любила свою лабораторию той самой любовью, когда приходишь на работу за час, когда университет ещё пустой и гулкий, а охранники оборачиваются на тебя с удивлением. В одиночестве надевала удобные старые туфли, застёгивала халат и вдохновенно принималась за работу. А вечером она задерживалась там так долго, что охранники снова смотрели с недоумением, а поймать запоздавший автобус Вета считала большим счастьем.

Она провела так всё лето и никогда не жаловалась, но однажды под вечер тётя, до ночи засидевшаяся за вязанием и телевизором, завела неторопливый разговор.

— Как дела в лаборатории? Я сегодня встретила Ми, она сказала, что твоя новая статья пойдёт в «Вестник» университета.

— Да, надеюсь, — уныло улыбнулась Вета, растирая уставшие ноги. Три раза сбегать с нулевого этажа на пятый с большущими биксами в обеих руках — это она неплохо сегодня потрудилась.

— А ещё вы собираетесь выставлять эту работу на конкурс «Инновация года»?

— Я уже выставила. Ми вообще-то с жюри разговаривала, и шансы у моей работы большие.

Обычно в такие вечера она глотала ужин, даже не чувствуя вкуса, выпивала три кружки чая, но внимание тёти её так озадачило, что вилка зависла над тарелкой.

— Знаешь, что, дорогая. Ты только не обижайся. — Тётя посмотрела на неё поверх очков, и бормотание телевизора сделалось далёким и непонятным. — Ми сказала, ты как-то слишком зазнаёшься. Веди себя поскромнее, ладно?

Вета бросила вилку на стол.

— В каком это ещё смысле — зазнаюсь?

Тётя многозначительно пожала плечами.

— Ну, я уж не знаю, что у вас там происходит. — Она улыбнулась, надеясь мягонько перейти на другую тему. — А ты в следующем году опять будешь её занятия вести, да?

— Нет, — буркнула Вета, со скрипом отодвигаясь на стуле. — В этот раз я слишком много троек на экзамене наставила. Общий бал низкий — в деканате Ми ругали.

…Она пролистала тетрадки с лекциями — исписанные чётким летящим почерком, они ещё хранили воспоминания о весёлой и живой преподавательнице аналитической химии, которая всегда носила крупные бусы из агата, и о хмуром правоведе, и о почти впавшем в маразм гидрологе.

Жаль выбрасывать — рука не поднимается. Может быть, когда-нибудь она вернётся и вытащит эту коробку, и отряхнёт с неё пыль. Хотя вряд ли.

Вета решительно перемотала коробку верёвкой и оттащила её в кладовую.

Восьмое сентября. День встреч.

Сквозь сон Вета услышала нахальный телефонный звонок и сначала не могла понять, где находится. Потом ей захотелось запустить в сторону, откуда шёл звук, чем-нибудь тяжелее подушки.

К тому времени, как она выпуталась из простыни, звонки уже оборвались. Сонные глаза не хотели ничего видеть, потом Вете удалось их разлепить. Немного. Через щёлочку она смотрела на до боли яркую жёлтую полоску света, она медленно расширялась. Потом в ней случилось быстрое движение, и, судя по звуку, хлопнула дверь.

— Что? Ты хоть знаешь, что ночь на дворе? — Смысла слов она не разбирала, но звуки — вот звуки крутились в её голове хороводом, сцепившись длинными тонкими пальчиками. — Какие ещё пугала! Кто ответил? Ты соображаешь вообще?

Голос удалялся, но не долго. Сквозь сон Вета подумала, что телефонного провода до кухни не хватит, разве что до дверного проёма, и эта мысль её почему-то успокоила.

— Я не могу сейчас приехать. Что, до утра никак не ждёт? Утром жди.

Удар и последний, предсмертный короткий звон — это бросили трубку. Вета накрылась простынёй по самую макушку и наконец-то смогла снова заснуть.

Она только утром заметила, что обои в кухне бежевые, в цвет штор — те тоже бежевые, и с более тёмными полосами вдоль. Так типовая кухня казалась чуть выше. А ещё у Антона была дурацкая привычка везде и всюду открывать окна.

По ногам уже ощутимо тянуло ветром, но вставать и закрывать половинку рамы Вете было лень, а Антон преспокойно болтался в коридоре. Он брал трубку телефона в руки — она отзывалась звучными гудками, набирал номер, ждал, хмыкал и клал трубку.

Потом снова набирал номер, а Вета пила чуть тёплый чай из большой кружки. Она всегда давала чаю остыть, не любила горячий. «Эпителий рта полностью восстанавливается через двадцать четыре часа». За любовь к умным фразам над ней посмеивались одногруппницы.

Антон в очередной раз поднял трубку, и Вета вспомнила ночной звонок. Он не приснился, нет. По работе, наверное…

Она вспомнила о стопке тетрадей, которую так и бросила в комнате, и настроение тут же поползло вниз. Школа замаячила на горизонте скорбным призраком. Может быть, попробовать снова связаться с родителями Арта? Вечером, не сейчас, сейчас они, наверняка, уже гуляют по набережной. Или ещё неизвестно где.

Вета ощутила острую необходимость никуда-никуда не выбираться сегодня из дома. Она бы так и сказала Антону, который остановился в дверном проёме, сунув руки в карманы, как герой вестерна.

— Я…

— Не пойму, почему он не отвечает? — выпалил Антон, глядя мимо. Глаза его стали стеклянными. — Часа два уже. Не может же так крепко спать.

— Твой друг? Может, ушёл из дома? — пожала плечами Вета, отставляя полупустую кружку подальше от себя.

Антон задумчиво потёр затылок.

— Обещал же ждать.

— Ну, — она вспомнила, что никуда сегодня не собиралась выходить. Лучше умереть, чем столкнуться с вышедшим на экскурсию классом. — Может, сходим к нему?

Вета увидела её возле школы — невысокую сгорбленную фигуру за листвой ещё зелёных клёнов.

Когда она начала узнавать кварталы, по которым они проезжали, она вжала голову в плечи: вдруг заметят. Но тут же не выдержала и взглянула в окно. Аллея перед школы пустовала, только одна фигура замерла перед клумбой, где гладиолусы печально клонились к асфальту.

Перед тем, как аллею от неё заслонил спортзал, Вета увидела, как та, что стояла на асфальтовой дорожке, сложила руки за спиной и зашагала. Словно чего-то ждала.

— Останови! — Вета требовательно хлопнула по плечу Антона.

Машина почти сразу замерла у тротуара, но Вета ещё несколько секунд потратила на нервные попытки открыть дверь. Когда выбралась, в лицо тут же ударило запахом школы — сырым паркетом и пыльными бумагами, рассованными по шкафам. Или это только почудилось?

Вету меньше всего волновало, что творится вокруг. Она вдруг испугалась, что Жаннетта уйдёт, никого не дождавшись, свернёт с аллеи и найдёт одной ей известный проход в высокой изгороди по ту сторону.

Но она была там. Сложив руки за спиной, стояла и смотрела на распахнутые окна кабинета биологии — уборщица решила вымыть окна, — и стёка очков блестели.

— Жаннетта… — Вета запыхалась и забыла её отчество, но та уже обернулась. Тёмные, не выцветшие глаза изучили Вету с ног до головы, и она только сейчас заметила, что Жаннетта ещё как не молода. В солнечном свете проступили глубокие морщины.

Но серьги были на месте, тяжёлые, с зелёными камнями, наверное, с малахитом. Пальцы сжались за запястье Веты, они оказались неожиданно холодными, хоть у самой Веты ладони были влажными, от почти летней жары. Она хотела думать, что это от жары.

— Ты их пересадила?

Вета ощутила, что сзади к ней приблизился Антон. У него имелось потрясающее для следователя свойство — притворятся стенкой или столбом. Так мастерски, что он мог стоять в полушаге, и всё равно его никто не замечал.

— Пересадила? — растерянно повторила Вета, решив, что Жаннетта беспокоится о цветах в кабинете. Их там слишком много, целый подоконник, ещё немного, и растения отвоют у школьников первые парты.

— Пересадила детей, я спрашиваю?

— Нет, я ещё ничего не успела. — Она приложила усилие, чтобы освободиться от захвата шершавых холодных пальцев, но Жаннетта тут же схватилась опять — правда, только за широкий рукав блузки.

— Почему?

Всё-таки она была очень старой. Серьги, кольца и краска на глазах делали своё дело, но покрытая пигментными пятнами кожа в вырезе кофты выдавала Жаннетту. И руки — секунду назад Вета ощущала, как выступают на них суставы.

— Они бы меня всё равно не послушали.

Жаннетта моргнула.

— Идём. Не хочу, чтобы меня тут застали. Роза сегодня в школе?

— Не знаю, вроде бы она не собиралась приходить, — выдохнула Вета. Она ожидала совсем не такого разговора.

Она шла медленно — возраст, вот уже и проблемы со здоровьем. Она двигалась с заметными усилиями, но не жаловалась, молчала. Вета шла чуть сзади, хотя и не привыкла так плестись. За аллеей, по другую сторону школы, нашлась небольшая спортивная площадка и проём в высокой ограде. Проём не походил на парадные ворота, через которые обычно проходила Вета. Казалось, строители просто поленились ставить ещё одну секцию кованой ограды.