Девичье сердце [СИ]

Они друг в друга падали — будто в воду

с высокой скалы — зажмурившись, сгоряча;

жизнь раскачивали, как палубу парохода:

мирились и ссорились вдребезги по мелочам…

Консьержки крестились, слушая, как кричала

она, каждый раз его выгоняя в ночь

как будто бы навсегда:

— Убирайся! Прочь!

А назавтра уже все начиналось сначала.

Выходила квартира окнами на залив,

и с балкона они кидали косточки слив

в прохожих — любовь безнаказанна, молода –

расшалились в ванной, соседей внизу залив

однажды, и после, порядком всех разозлив,

они наконец-то съехали, без стыда,

их со скандалом выселили тогда…

И в отчётах его шеф находил ошибки,

раздражался частенько на отсутствующие улыбки,

на весь его мечтательно-томный вид,

шефу всё казалось, что он язвит

подобным образом:

— Знаете, против вас лично

ничего не имею, я вашим трудом недоволен…

(но счастливым таким быть попросту неприлично)

Несколько мягких намёков, и он уволен.

Ну а что ему? Подумаешь! Разве горе?

Ведь они как прежде падали будто в море

друг в друга; не уставая, они любили…

Брали в прокате модные автомобили,

часто недобро подшучивали и грубили,

они смеялись — и делали это всласть…

А что там болтают смурные дяди и тети:

— Безобразие!

— Наглость!

— Как вы себя ведете?

Наплевать. Неудачников бесит чужая страсть.

И день проживали они как последний из дней,

любовь не бывает неправой, и ей видней.

Тратили деньги. Теряли старых друзей.

На виду целовались: завидуй, мол, нам, глазей…

---

А когда всё это закончилось вдруг, пустота

осталась в том месте — как вырезаный квадрат –

чёрный, бездонный, болезненный — просто так

уже не замазать, не выжечь, не отодрать.

И он, уходя, с каждым новым лестничным маршем

понимал всё яснее, что это — системный сбой…

И теперь он снова станет самим собой –

почти таким же. Только немного старше.