Девочка и гора

25 Яз

Второго дня пути оказалось достаточно, чтобы Черная Скала исчезла из виду, но не из памяти. Вторая ночь прошла легче, чем первая. К третьему дню Яз, Майя и Куина вернулись в ту колею, которую они проложили через бо́льшую часть своей жизни. Дни проходили, никто их не считал. Никто из них не знал, как далеко им придется идти. Эррис сказал, что, если им придется добираться до экватора, то это будет путешествие в четыре тысячи миль. Он сказал это, смеясь над невозможностью такого похода.

— Но, если зеленый пояс достигает в ширину две тысячи миль, тогда... нам придется идти пешком... э-э-э... только три тысячи миль.

На ходу они не разговаривали и не оглядывались. Опустив голову, они погрузились в свои мысли. Одна нога перед другой, борясь с ветром. Каждый из них стал пылинкой тепла в огромном, враждебном холоде белой смерти. Одинокое пламя, изо всех сил пытающееся гореть на все уменьшающемся топливе.

Для Яз это было тяжелое испытание, которое она испытывала так часто и так долго, что привыкла к нему. Куина и Майя тащились рядом с ней, безымянные в своих скованных морозом капюшонах, с наветренной стороны их покрывали лед и снег. Ее сестры по этому странному новому клану.

Турин страдал. Он страдал от одиночества во время долгого похода. Его сила и выносливость еще не выковались, и он двигался способом, который Икта сочли бы экстравагантным — замедлялся почти до шатания, а затем собирал свою энергию, чтобы потратить ее на решительные скачки скорости. Он глядел по сторонам, как будто было на что смотреть. Он пытался говорить, как будто разговор мог каким-то образом поддержать его, как будто разговор мог стать веревкой, за которую другие могли бы тащить его за собой. Он чувствовал холод, несмотря на то, что был закутан в столько слоев меха и шкуры, что казался почти таким же широким, как и высоким. Он жаловался на потерю чувствительности в ногах и руках. И каждый вечер в убежище его конечности выглядели все белее, и ему требовалось больше времени, чтобы прийти в себя. Холод еще не добрался до него своими зубами, но определенно начал его пощипывать.

Один Эррис шел так, словно все еще находился в туннелях Черной Скалы или среди деревьев в лесах своей памяти. Он казался неутомимым, а его улыбка могла расколоть лед, образовывавшийся на его лице. Пес оказался таким же стойким. Его упорная и неизменная походка могла показаться бездушной, но Яз чувствовала, что он счастлив в своей новой жизни. Может быть, так казалось просто потому, что он кружил вокруг лагеря каждую ночь, прежде чем устроиться, или был готов и ждал у лодка-саней с первого намека на дневной свет, его молчаливый, скорбный взгляд приветствовал их, когда они выходили из укрытия, как бы говоря: «Что вас задержало? У нас есть места, где можно побывать». За вечерним рагу Яз призналась, что ее теория о псе может быть просто выдачей желаемого за действительное, но Эррис удивил ее, согласившись:

— Устройства технического обслуживания строили для того, чтобы они были полезными. Зокс считает, что он полезен. Это увеличивает в нем до предела то, что ты или я назвали бы счастьем.

Турин, который казался слишком усталым, чтобы поднести чашку к губам, прищурился и посмотрел на Эрриса:

— Это сделанная вещь — как игрушки, которые наши мусорщики и кузнецы иногда делают из предметов, которые находят в городе. Их делал Норкрис... он называл их крабами... приводимыми в действие спиральной пружиной. Они неслись по земле.

Эррис кивнул:

— Пес — сделанная вещь. Как охотники в городе или Наблюдатель под Черной Скалой.

— И как он может быть счастлив? — Турин поднял бровь. — Были ли крабы Норкриса счастливы, потому что они двигались вперед и назад?

— Счастливы ли настоящие крабы, когда они бегут по дну океана? — возразил Эррис.

— Ты тоже сделанная вещь, — сказал Турин, переходя к сути своей мысли.

Для Яз это не было похоже на нападение. Скорее заостренная форма любопытства, но как это воспримет Эррис, она не была уверена.

— В тебе нет ничего, что не было бы выковано в кузницах Пропавших. Все из металла и досок? Если только твое настоящее сердце не бьется где-то внутри этого тела? — Турин покачал головой. — И я знаю, что нет. Я вообще не чувствую в тебе воды. Даже на слезы не хватило.

Эррис задумчиво кивнул.

— Это правда. Здесь нет ничего, что не было бы сделано мной с помощью механизмов Пропавших. Кроме... информации. История о том, кто я есть, которая хранилась в сознании Весты, звезды пустоты в сердце города, и была помещена сюда. — Он постучал себя по голове. — И действительно ли это я или нет, это то, с чем я борюсь. Эта вещь похожа на меня. Я верю, что я — тот же самый человек, который упал в город много лет назад, настолько много, что лед поглотил мир, который я знал. Но я никогда не смогу узнать это наверняка. Мысль о том, что настоящий Эррис мертв уже тысячи лет и что его мир остановился в тот момент, когда закончилось его падение... Я не знаю, что с ней делать.

Турин нахмурился, выглядя пристыженным, но не зная, что сказать. Он предпочел поднять свою чашку и не торопясь сделать горячий глоток.

Яз ничего не сказала, а потом опустила голову, гоняясь за невозможными кругами мыслей, которые, должно быть, преследовали Эррис гораздо дольше, чем она была жива. Был ли он копией? Была ли идеальная копия тем же самым, что и оригинал? И действительно ли это так или иначе имело значение для тех, кто не встречал настоящего Эрриса? Все, кто когда-либо встречал Эрриса, так давно забредшего в руины города, были мертвы вместе с тридцатью поколениями их потомков и более того.

В конце концов сны овладели ею, оставив вопросы нерешенными.

Проходили дни, и мили исчезали у них под ногами. Ветер дул то в одну сторону, то в другую. Разразилась буря, и в течение трех дней они прятались в своем убежище, молясь многим богам, чтобы оно удержалось. Когда, наконец, они вынырнули оттуда, оказалось, что завывающий голос урагана почти погреб их подо льдом, образовавшемся на досках. Яз подумала о том, что на более гибких палатках Икта лед не мог задержаться. Эррис указал на два оборванных провода. Лед фактически поддержал укрытие — уплотненная стена толщиной в несколько дюймов осталась бы стоять, если бы доски можно было каким-то образом удалить, не повреждая льда. Эррис восстановил провода, связав их конец с концом, скрутив их вместе мощными пальцами.

Проходили недели, и Турин начал обретать силу, или, возможно, все они ослабли до его уровня. Трудно было сказать. Трудно было сказать, сколько миль они проходили каждый день. Ландшафт не был лишен особенностей: они видели торосы, изменения в тоне и текстуре льда, редкие места, где снегу удалось накопиться до толщины, — но не было способов измерить пройденное расстояние.

За все эти пустые мили долгих и безмолвных недель они еще не видели ни одного человека и ни малейшего признака того, что кто-то когда-либо проходил этим путем. Несколько раз в день Яз останавливалась, заставляла Эрриса поднять ее на плечи и медленно поворачиваться, пока она обшаривала горизонт в поисках любого намека на горячее море. Любое горячее море можно было заметить с огромного расстояния по поднимающемуся от него пару. Но как долго держался пар и как высоко он поднимался, зависело от милости ветров. Но ветры никогда не бывают милосердными.

Через месяц запасы продовольствия начали иссякать. Никогда не было никакой реальной перспективы совершить путешествие без пополнения запасов. Им вполне может потребоваться год, чтобы добраться до зеленых земель. Ежедневная ходьба замедлялась погодой и разбитым льдом. Икта могли пройти тридцать миль за день, но Икта не походили на других людей, Икта были другой породой, и, конечно, Турин мог пройти немногим больше десяти. Не было никакой возможности тащить за собой по льду еду на целый год. Даже с железным псом, который тянул за всю группу. И где взять столько еды, чтобы ее хватило для четырех человек в течение года? Только из запасов, необходимых для того, чтобы накормить более двухсот только что проснувшихся украденных Сломанных. Это было бы чересчур. Даже для нее, которая их освободила. Особенно для нее. Яз пробудила их к свободе не для того, чтобы эта свобода стала свободой голодать.

Ее первоначальный план был лихорадочным сном, и теперь она удивлялась, что остальные были либо в таком отчаянии, либо настолько доверчивы, что тоже поверили в него. Скоро не останется ни крошки, они должны будут полагаться на щедрость незнакомцев. И щедрость, и незнакомцы были большой редкостью на льду.

Но, благодаря Квеллу, у них были лодка-сани и снасти, хранившиеся в них. Теперь нужно было только море, и они смогут прокормить себя. Даже с сотнями миль между ними Квелл все еще был кланом, все еще присматривал за ней.

— Нам нужно найти море. — Яз шла с Турином впереди группы. Мили закалили его, и теперь он держал себя в руках.

— Это, кажется, сложнее, чем кто-либо подозревал. — Турин не смотрел в ее сторону. Они уже говорили об этом раньше. Все они.

Сто шагов прошли в молчании.

Турин нарушил его.

— Море больше, чем Черная Скала, верно? — В его голосе все еще звучало недоверие, когда он это сказал — словно Черная Скала разрушила его старые убеждения о том, насколько большой может быть вещь на самом деле, и тем самым определила новый верхний предел.

— Намного больше, — сказала Яз. — Хотя, честно говоря, это скорее дыры во льду, чем большие куски скалы, которые торчат в небо. Но струи пара могут подниматься выше Черной Скалы — при правильных условиях.

— Нам нужно увидеть море. — Турин повторил заклинание, ставшее у них привычным.

— Шторм приближается, — крикнула Куина сзади, где она шла рядом с Зоксом. — Снег!

Яз оглянулась через плечо на разодранное северное небо. Это действительно было похоже на снег, хотя ее опыт в этом был ограничен. Она никогда не видела, как падает снег, кроме одного раза, на берегу горячего моря. Тогда она была маленькой девочкой, но за пять дней до встречи ветер нес крошечные белые хлопья, достаточно много, и они кружились в чистых белых потоках по льду. И вот опять. То, что снег вообще шел, сказал Эррис, было для него самой большой причиной полагать, что зеленый пояс все еще существует. Вода, которая есть в снегу, должна была испариться из моря, добавил он, и крошечные моря, которые поддерживали лед-племена, были слишком малы, чтобы объяснить это. Яз обиделась на «крошечные» и заявила, что Горячее Море севера иногда достигает целых десяти миль в поперечнике. Эррис спрятал улыбку и сказал, что в его время океаны были несколько больше.

— Снег? — спросил Турин.

— Что-то вроде ледяной крошки, которая падает с неба. — Яз ускорила шаг. — Если повезет, он пройдет мимо.

Турин нахмурился:

— Он не кажется опасным.

— Я слышала, что он может быть опасным, — сказала Яз. — Если таких крошек будет много.

Они шли полдня, держась впереди бури, хотя она неуклонно приближалась, странный холм из клубящихся облаков. Сами облака тоже были странностью. Обычно небо было ясным, иногда прорезанным высокими лентами тумана, сверкающими, как триллион ледяных кристаллов. Но это было совсем другое — низкая, густая, вздымающаяся масса, похожая на облака пара, поднимающиеся из моря, но в тысячу раз больше.

— Впереди что-то есть, — крикнула Майя из-за их спин.

Яз оторвала взгляд от земли. Вот уже несколько миль лед под их ногами был удивительно прозрачным — она редко видела такое раньше. Голубовато-зеленый лед, в который зрение проникало, казалось бы, на дюжину ярдов и больше, прежде чем дефекты и искажения размывали линию взгляда. В какой-то момент Эррис заметил несколько крупных рыб, вмерзших в лед. Некоторое время они спорили о компромиссе между энергией и ресурсами, необходимыми для извлечения рыбы из трех-четырех ярдов льда, и выгодами от увеличения их истощающихся запасов. Турину не терпелось поработать со льдом, но Яз знала, что это усилие откроет его для холода. В конце концов они неохотно двинулись дальше, чтобы опередить бурю, оставив рыбу позади. Скоро снег покроет все вокруг, и всякое искушение исчезнет.

С тех пор, однако, Яз рыскала взглядом по льду перед ней в надежде найти еще больше рыб, даже более крупных, ближе к поверхности. И пока ее глаза блуждали в глубинах впереди, ее разум пытался понять, как рыба вообще оказалась во льду. Возможно, действовал тот же самый механизм, который похоронил кита, но тот находился на глубине в несколько миль. До сих пор она видела дюжину из них, красноперку, сельдь, гейл и некоторые неизвестные виды; они находились ближе к поверхности, но все еще слишком глубоко, и большинство из них были слишком малы, чтобы их можно было выкапывать. Турин, однако, проложил дорогу до трех самых доступных, добавив к их запасам двух толстых гейлов и змеезуба.

Сейчас Яз посмотрела вперед, чтобы увидеть то, что заметила Майя. Ей пришлось довольно долго моргать от белизны, пока ее зрение не привыкло и она не увидела это. Она так сильно хотела, чтобы это было море, что на долгое мгновение Яз была уверена, что видит паровой след, идущий рядом со льдом. Но такие заблуждения трудно поддерживать долго, и вскоре она поняла, что это такое.

— Это самый большой торос, который я когда-либо видела.

Приближаясь к гребню, они замедлили шаг. За эти недели они повидали немало таких образований. Мудрость клана гласила, что торосы образовывались по целому ряду причин, включая приливные силы Оунаи, дневной звезды, появлявшейся каждые одиннадцать лет или около того; землетрясений далеко подо льдом; мест, где море подо льдом становится сушей, и лед пробивает свой путь на берег. Некоторые представляли собой линии изломанного и зазубренного льда высотой от нескольких футов до дюжины ярдов. Другие были сглажены ветром в изогнутые стеклянные стены. Этот был, по крайней мере, в сотню футов высотой и чем-то средним между двумя крайностями, не зазубренным и не очерченным ветром, но на пути от первого ко второму, его поверхность была бугристой, но довольно гладкой.

До сих пор, сталкиваясь с трудными подъемами, Яз отклоняла их курс на юго-восток или юго-запад, пока через несколько миль хребет не погружался в лед. Этот, однако, тянулся с востока на запад и простирался в бесконечность в обоих направлениях.

— Налево или направо? — спросил Эррис, присоединяясь к Турину, Майе и Яз, глядевших, вытянув шеи, на верх белой стены.

— Через. — К ним присоединилась Куина. Пес тяжело шел за ней, лодка-сани грохотали за ним.

— Серьезно? — Яз обернулась, нахмурившись. — Кто-нибудь поскользнется и сломает кость. Или несколько костей.

— Или умрет, — сказала Майя.

— Еда почти закончилась. Сани настолько легкие, насколько это вообще возможно. — Куина посмотрела на гребень. — Нам нужно на юг. Нам нужно увидеть море.

Эррис присоединился к Яз, хмуро глядя на Куину:

— Кажется излишне опасным.

— Все, что мы делаем, опасно. Это просто медленная опасность, которую мы не замечаем. Это всего лишь недельная опасность, свернутая в один волнующий комок. — Куина выдавила узкую улыбку.

— Волнующий? — Яз покачала головой. — Ты — лед-помешанная. — Однако она должна была признаться, что трудно принять мысль о том, что можно пройти неисчислимые мили и не попасть на юг.

Куина пожала плечами:

— Эта стена может повернуть бурю вспять. На другой стороне мы, возможно, будем в безопасности.

Яз посмотрела вверх. Она знала слишком мало о снежных бурях и не могла сказать, сбивает ли их с пути стена льда. Но, возможно, стоит попробовать. Даже так — это казалось невозможным.

— Я заберусь на нее, — сказала Майя. — А ты найдешь путь для остальных.

Турин покачал головой:

— Я буду первым.

— Ты думаешь, я не смогу этого сделать? — Майя бросила на него опасный взгляд, который заставил его рассмеяться, булькающий добродушный смешок, противоречащий его часто задумчивому виду.

— Я думаю, ты можешь подняться... но я знаю, что и я могу сделать. Турин поднялся со льда, под его ногами не было ничего, кроме пустого воздуха. — И это. — Он протянул руку к гребню, и поверхность взорвалась белым облаком, которое, когда ветер сорвал его, оставило ряд глубоких борозд.

— Заверните меня в меха! — Куина изумленно моргнула. — Мальчик действительно умеет летать!

Яз поймала себя на том, что рада, что не дала ему потратить силы и вытащить рыбу из льда. Остальные просто смотрели, пытаясь приспособиться к этой новой реальности. Турин рассказывал им, как он выбрался из пещер Сломанных, но никогда не показывал.

— Турин поднимется первым, — сказала Яз.

Зокс прошел мимо них, таща за собой лодка-сани. Турин, Майя и Куина поспешно отступили, чтобы оказаться подальше от звезды на санях.

— Похоже, он тоже стремится быть первым, — сказал Эррис, и его улыбка расколола лед, образовавшийся на наветренной стороне его лица.

Пес добрался до нижних склонов хребта, где нагромождение сглаженных ветром ледяных глыб примыкало к более круто поднимающейся верхней части, и начал пробираться через более крупные. Вскоре он оказался в тупике, но тут черные металлические когти на его лапах стали на пару дюймов длиннее, и пес начал карабкаться по льду.

— Помоги Зоксу, — сказала Яз Турину. — Если он упадет и сани сломаются... — Ей не надо было заканчивать. Даже если они найдут море, отсутствие лодки означало отсутствие рыбы.

Зокс продвигался медленно, но неуклонно, закрепляя три ноги в любой момент времени, погружая свои длинные когти в лед, а затем вытягивая свободную ногу, чтобы набрать еще шесть дюймов. То, что он тащил весь вес лодка-саней вместе со всеми их припасами, казалось, нисколько его не беспокоило.

Турин поднимался рядом с железным псом, делая выступы, на которых стоял, наблюдая за продвижением Зокса и проверяя лед, чтобы убедиться, что тот выдержит вес.

Яз и остальные шли параллельным курсом, используя ледорубы для тяги и время от времени призывая искусство Турина, чтобы создать ступеньки во льду или просто сделать поверхность шероховатой.

Со времени своего пребывания в подземном городе, когда Яз приходилось карабкаться по сухим комнатам Пропавших, она уже не была новичком в скалолазании, но, по крайней мере, в этих коридорах и шахтах была полная темнота, скрывавшая всю глубину падения. Кроме того, там не приходилось бороться с внезапными злонамеренными попытками ветра сорвать ее с насеста и бросить на попечение гравитации. Торос оказался более сложным восхождением, чем любое из тех, которые Яз совершала раньше.

— Будет только хуже, — услужливо сказал Эррис, стоявший в нескольких ярдах ниже нее. — Если мы все еще будем подниматься, когда разразится буря...

— Она не... — Но, оглянувшись через плечо, Яз была потрясена тем, как близко подобралась буря. Потрясение почти заставило ее отпустить захват.

С их нынешней высоты они могли видеть невероятное расстояние на восток и запад, но на севере наступающий снег сократил это расстояние.

— Там... — ее взгляд привлек блеск, красная вспышка, похожая на отблеск солнечного света на металле. На льду, прямо перед фронтом урагана, что-то было. — Кто-то приближается!

При этих словах Эррис повернулся, вонзив пальцы одной руки в трещину во льду, чтобы обезопасить себя:

— Где?

Надвигающийся фронт урагана — кружащаяся белая стена под темной угрожающей тучей — мешал видеть что-либо, кроме снега.

— Сзади, по нашему следу, — Теперь Яз уже не была так уверена. Черная точка почти исчезла, возможно, затерявшись в вихрях перед бурей, или, возможно, всегда была плодом ее воображения.

Эррис уставился на север. Он поднял палец к голове, к уголку глаза, нажимая, как будто это могло каким-то образом настроить его зрение:

— Черт возьми.

— Что это?

— Я думаю... — Эррис продолжал смотреть на надвигающийся снег.

— Да?

— Я думаю, нам нужно подниматься как можно быстрее!

Яз последовала совету Эрриса и двинулась вверх по неровным склонам, которые приготовил для них Турин. Она взмахнула ледорубом, подтянулась выше, ухватилась за зацепку, снова замахнулась. Ветер начал превращаться из одного во много, как это бывает перед любой большой бурей, зараженный дикостью, которая заставляет его бежать сначала в одну сторону, а затем в другую.

— Что ты увидел? — снова спросила Яз у Эрриса.

— Не знаю.

То, что он не сказал, само по себе было так же тревожно, как и все, что он мог сказать.

Теперь Зокс приближался к вершине, весь вес нагруженных лодочных саней болтался позади него, раскачиваясь на вихревом ветру. Любой промах — и их путешествие закончится, даже если им удастся пройти еще несколько миль.

Куина и Майя были примерно на двух третях пути к вершине, Эррис и Яз под ними, хотя Яз знала, что Эррис предпочитал идти последним. Турин стоял на самом верху, борясь с ураганом, который несся над барьером. Даже на таком расстоянии Яз показалось, что она заметила намек на мальчишескую гордость на его лице — король замка. Она в свою очередь улыбнулась про себя и взмахнула топором. Хорошо, что у него был шанс проявить себя после того, как он так долго был самым слабым звеном в их цепи.

Яз увидела хулу до того, как тот ударил, но буквально на долю мгновения, и была настолько потрясена, что ее пересохшее горло не успело крикнуть

Существо извивалось, как угорь, и текло прямо под гребнем хребта, как будто это не была почти вертикальная стена льда. Шестиногий, три ярда в длину, зверь выглядел почти таким же, как на кеттанах, которые Икта вырезали из китового уса в течение долгой ночи — что-то вроде вытянутой собаки с вдавленной мордой, пятнистой серебристо-белой шерстью и длинными черными когтями. Он оказался на Турине прежде, чем кто-либо из них, даже Куина, успел его заметить. Зверь прижал Турина двумя передними лапами, закрепился задними и рванул парой средних, разрывая меха и пытаясь выпотрошить мальчика. Было много историй о нападениях хулы, и неизменным оставалось только одно — собака первым делом вцепляется в горло, а хула пытается вырвать кишки. Часто он начинал пожирать твои внутренности еще до того, как ты переставал кричать.

Все они начали кричать одновременно; Турин громче всех. Инстинктивный всплеск силы отбросил хулу от него, но передние когти удержали их, и оба они взлетели в воздух в размытом движении.

Каким-то образом Турину удалось освободиться, повиснув в пространстве над почти вертикальным склоном, в то время как хула упал, большой лоскут шкуры туарка волочился в его когтях. Зверь изогнулся в воздухе и, казалось, бросив вызов гравитации почти так же, как и Турин, приземлился на пса.

Зокс содрогнулся от удара, и белый ледяной дождь полился из четырех опорных точек, где его когти были воткнуты в гребень. В течение двух ударов сердца Яз наблюдала, как сначала одно, а затем другое драгоценное существо висели на краю катастрофы.

Лодка-сани дико раскачивались на усиливающемся ветру, когда хула вцепился в Зокса всеми шестью лапами, одновременно пытаясь найти опору на собаке и разорвать ее.

На мгновение показалось, что они оба удержатся — Зокс на льду, а хула на Зоксе.

Но их когти не могли выдержать такой вес. Левая передняя нога Зокса с ливнем осколков оторвалась от льда. Хула потерял сцепление, и лапа за лапой терял контакт с тупыми изгибами Зокса, оставляя на железе яркие линии. Зокс отделился от ледяной поверхности, еще одна лапа оторвалась.

Хула упал, издав тонкий крик ярости, от которого у Яз сжались зубы и в нее вселился тот же страх, что и от неслышного рева холотура. Что-то первобытное, что чувствует жертва, когда хищник поворачивается в ее сторону.

Каким-то образом Зокс удержался на месте, вернув на место ногу, которая оторвалась ото льда.

Хула теперь сидел на носу лодочных саней, барахтаясь между четырьмя длинными поводьями, привязывавшими сани к Зоксу. Первая веревка со звоном оборвалось. Хула развернулся на слишком маленькой платформе, предоставленной санями, и в ярости ударил по саням, по поводьям, по самой ледяной стене. Еще одна веревка сдалась, и сани накренились в сторону. Поняв намек, хула отпрыгнул в сторону.

Вопреки здравому смыслу и неизбежности падения, хула изогнулся в воздухе всем своим длинным телом, зацепился за лед, заскользил и остановился на выступе. Без предупреждения он метнулся в сторону, и внезапно Куина оказалась в центре его черного взгляда.

Куина задвигалась с невероятной скоростью — Яз никогда не видела, чтобы кто-то двигался настолько быстро; скорость хунска понесла ее вверх по склону быстрее, чем если бы она падала. Она перепрыгивала с комочка на комочек, пользуясь шероховатостью, вызванной Турином.

Хула почти промахнулся, зацепив вытянутой лапой только ее икру, когда проплывал мимо, завывая от ярости. Майя была рядом с Куиной на подъеме, но сейчас не было никаких признаков девочки. Должно быть, она завернулась в любую тень, какую смогла найти, и стала единым целым со льдом. Со временем хула, несомненно, вынюхал бы ее, но вместо этого он вцепился в гребень, нашел равновесие и рванул вниз по склону, целясь в Яз.

Яз потянулась к Пути, сила была ее единственным шансом. Прошло несколько недель с тех пор, как она в последний раз использовала его, чтобы проложить путь через торос поменьше, и Путь начал давить на ее разум, как будто хотел, чтобы она последовала за ним. Призвать энергию, позволить ей течь через себя, всегда было легче, если она была спокойна и имела достаточно времени. Несмотря на это, она обнаружила, что ее руки светятся, потрескивая от блуждающей силы.

На полсекунды она заколебалась, даже когда хула рванулся к ней, пробивая лед в своем безумном движении вперед. Мать Мазай рассказывала о клане на юге, который поклонялся хуле, и, даже когда ее друзья были ранены, а она сама подвергалась опасности, Яз понимала, откуда взялось это поклонение. Ловить жизнь в одиночестве на льду, как это делали хулы, было удивительной вещью, свидетельством отказа жизни полностью ослабить свою хватку на этом замерзшем мире. Как и Икта, хулы путешествовали от моря к морю в поисках пищи, но, в отличие от Икта, хулы справлялись в одиночку, встречаясь с другими себе подобными лишь на короткое время в парах горячего моря, когда на них накатывало безумие спаривания.

Яз неохотно подняла руки, не желая уничтожать зверя. Как и они, он был одинокой пылинкой тепла в бесконечном пространстве белой смерти, необыкновенным выжившим, посвященным одинокой дороге. Красивым, по-своему.

Эррис протиснулся мимо Яз на путь хулы, готовый противопоставить свою скорость и силу хуле, чтобы спасти ее, если она не собиралась спасать себя. В тот же миг Яз выстрелила, посылая свою силу в сторону хулы яркой линией разрушения. Молния ударила о лед перед зверем и взорвала часть склона, снова швырнув хулу в пространство. Хула снова упал, на этот раз слишком далеко от гребня, чтобы спастись. Яз обнаружила, что тоже падает, ударенная большим куском льда, усеянным множеством острых осколков. Чья-то рука подхватила ее и швырнула обратно на лед.

Яз обнаружила, что висит на одной руке, ее взгляд был направлен вниз на пятьдесят футов хребта, на который она уже поднялась. Ураган мчался на них, его полная ярость была всего в сотне ярдов или около того.

Пространство между фронтом урагана и стеной уже было густым от рыхлого снега, который мчался впереди и поднимался крутящимися вихрями, скрывая землю.

Яз увидела, как хула ударился о лед, приземлившись на все шесть ног без видимого дискомфорта, словно спрыгнул с небольшого обрыва, а не был сброшен на полпути вниз с самого высокого тороса, который Яз когда-либо видела. Он поднял голову, злобные глаза на мгновение встретились с ней, прежде чем снег снова закружился, унося зверя из поля зрения.

Эррис втащил Яз обратно на выступ, с которого ее сбили. Ветер был таким свирепым и холодным, что она дрожала, ее щеки онемели и одеревенели, глаза остекленели от льда.

— Он все еще жив, — сказал Эррис.

— Я рада, — сказала Яз, все еще глядя на то место, где приземлился хула. И она обнаружила, что действительно рада. Было бы тяжелым бременем для нее, если бы она использовала свой дар, чтобы уничтожить существо.

— Вперед! — Эррис начал подниматься.

— Подожди. — Яз почувствовала что-то, знакомое покалывание на краю сознания... Звезды.

Мгновение спустя снег закружился, снова открыв основание хребта. Хула не двигался, но двигалось что-то другое. Что-то большое с длинными металлическими конечностями вынырнуло из бури и схватило хулу стальными пальцами длиной в ярд. Одним резким движением оно разорвало хулу на две половины, окрасив лед запекшейся кровью. Буря накрыла сцену, врезавшись в гребень, ударив Яз спиной о лед и пытаясь вытащить из-под нее ноги. Эррис не ослабил хватки. Яз повисла, потрясенная, все еще пытаясь понять этот последний проблеск перед тем, как снег лишил ее зрения.

И увидела чудовище гораздо крупнее человека. Вместо головы у чудовища был металлический купол, вокруг которого вращалось с полдюжины звезд, все красные, как кровь.