Девушка мечты (сборник)

БЕСПОКОЙНЫЙ ВОЗРАСТ

Тем утром, когда Ларри проснулся, у его кровати, нежно улыбаясь, стояла робонянька. Она даже не сделала попытки помочь ему надеть халат и вручить обычную утреннюю капсулу безмятежности. Вместо этого она ждала, изящно балансируя на жужжащих колесиках и не делая к нему ни малейшего движения.

— Я уже проснулся, — кислым голосом сказал Ларри. — Почему ты ничего не делаешь? — Он помолчал, немного нахмурившись, затем добавил: — И где моя капсула?

— Сегодня особенное утро, — ответила робонянька. — Сегодня ваш день рождения, молодой человек!

Она дважды щелкнула, зашипела и, наконец, покатилась вперед, протягивая Ларри коробку с капсулами. Коробка открылась, когда робот подкатился к кровати Ларри, и мальчишка увидел в ее мерцающей глубине три капсулы: одна обычная голубая, другие — режуще-зеленая и ярко-желтая.

— Что это?

— Выбирайте, — непреклонно сказала робонянька.

Это слово эхом прокатилось по комнате.

— Выбирайте, — повторил робот, и этот повтор разомкнул цепь синапсов, открывая данные, гипнотически упрятанные в сознании Ларри много лет назад, открыл, так сказать, двери и осветил темные коридоры.

Выбирайте. Это ужасное слово распахнуло перед Ларри перспективу конфликтов, боли и беспокойства. Пальцы Ларри от ужаса задрожали, когда его рука нависла над капсулами... Коробка дрогнула в секундной нерешительности, в то время как блестящая бусинка пота прокатилась по его лицу.

Он потрогал рукой голубую капсулу, ту самую капсулу, которая могла бы навсегда закончить для него внезапный кошмар. Он погладил ее глянцевую поверхность, затем покачал головой и коснулся ярко-желтой. Но как только он дотронулся до нее, дрожь страха пробежала по всему его телу, и Ларри поспешно схватил зеленую капсулу и проглотил ее.

— Ладно. Я выбрал, — слабым голосом сказал он.

Робонянька, по-прежнему улыбаясь, закрыла коробку и откатилась. Она поставила коробку обратно на полку и сказала:

— Да, Ларри, вы выбрали, но этот ваш выбор лишь отсрочка окончательного решения.

— Я знаю, — сухо ответил Ларри. — Я... Я еще не готов. Но по крайней мере, я сделал шаг вперед. Я не выбрал наркотик безмятежности.

— Совершенно верно, — сказала робонянька. — Но вы все еще можете остаться в безмятежности детства или войти в полную беспокойств взрослую жизнь.

— Мне нужно подумать, — сказал Ларри. — Вот почему я взял среднюю капсулу. Мне нужно подумать.

— Да, пусть он подумает!

Ларри поднял голову и увидел сгорбленную фигуру отца у двери спальни. Робонянька немедленно укатила прочь, а Ларри сел на кровати. Лицо отца, испещренное морщинами, с мешками под отчаянными, внимательными глазами, не отрывалось от него.

Затем это усталое лицо прорезала слабая усмешка.

— Итак, ты наконец достиг беспокойного возраста, Ларри! Добро пожаловать во взрослую жизнь!

За плечами у Ларри осталось семнадцать лет безмятежной жизни, до которых пролетели три века, начиная с появления препарата безмятежности, разработанного Колетски.

Это был безвкусный, недорогой препарат, и — несмотря на его чудесные свойства — не образовывал зависимости. Взрослые под влиянием препарата безмятежности обнаружили, что совершенно лишены беспокойства, что их перестали грызть сомнения относительно будущего, перестало что-либо волновать, но так же они перестали что-либо планировать и предполагать на будущее. Препарат Колетски сделал их абсолютно безответственными.

Естественно, этот препарат стал очень популярен среди определенной группы взрослых с низким экстрасенсорным сопротивлением подобной панацее, и некоторое время препарат безмятежности был значительным источником беспокойства среди достаточно проницательных людей, которые могли предвидеть будущее. Сотни тысяч людей в год уходили в синтетическое счастье, создаваемое препаратом безмятежности, возвращаясь тем самым к бездумному миру детства.

И естественно, один из таких проницательных людей изобрел препарат антибезмятежности, тем самым установив новое социальное равенство. Новая таблетка обеспечивала постепенное отвыкание от препарата безмятежности. Для этого требовались четыре года лечения, но когда они заканчивались, человек уже не мог заставить себя даже прикоснуться к препарату Колетски. Новый препарат словно кодировал его от прежнего.

Это второе открытие дало миру два замечательных явления: успокоительный препарат и его противоядие, причем оба доказали свою стопроцентную эффективность. И новое решение не заставило себя ждать, решение, подробности которого были просты и очевидны.

Препарат безмятежности нужно давать детям. Пусть они живут в беззаботном раю до семнадцатилетия — времени, за которым должно последовать четырехлетнее лечение. И в двадцать один год они будут готовы вступить во взрослый мир, не испорченные ужасным детством и подготовленные, чтобы принять свою зрелость со спокойным, чистым умом.

В семнадцать лет всем подросткам предоставлялся выбор: пойти дальше или вернуться назад. Один из десяти человек выбирал остаться навсегда в сказочной синтетической стране, таким образом удалившись из мира, в котором он, вероятно, не будет пригоден жить. Это был самый эффективный отбор мечтателей, которые не могут противостоять тревогам мира и которые все равно, так или иначе, убежали бы от действительности либо с помощью химии, либо уйдя в безумие. Оставшиеся девяносто процентов выбирали зрелость и реальность — и все тревоги мира.

Голубая капсула — путь назад, в сказочную страну. Ярко-желтая — первый шаг к отказу от нее. Третью же капсулу выбирали наиболее часто. Это был замедлитель. Ее эффект — не положительный и не отрицательный — состоял в том, чтобы дать гормонам принимающего приостановиться на определенный период.

— Значит, у меня есть три дня, не так ли, папа?

Условия возникшей ситуации были внедрены в сознание каждого ребенка задолго до того, как он мог понять значение слов, которые теперь резко возникли в сознании Ларри.

Отец Ларри кивнул.

— Ты взял зеленую?

— Да. Я сделал неправильный выбор?

— В твоем возрасте я сделал тоже самое, — сказал старик.— Это единственный разумный выбор. Да, у тебя есть три дня, чтобы принять решение. Либо ты будешь всю оставшуюся жизнь принимать капсулы безмятежности, или можешь начать выздоравливать. Ты должен это решить сам для себя.

В животе у Ларри появилось какое-то сосущее чувство. Это были первые признаки беспокойства, первые муки от необходимости принять решение. Но в целом он оставался спокойным. Он всю жизнь принимал препарат Колетски, так что его организм еще не чувствовал в нем потребности.

Но все же — что выбрать? Как это можно решить за три дня?

Ларри поставил ноги на прохладный, упругий пол, поднялся с постели, пересек комнату и распахнул дверь. На другом конце зала робонянька возилась с его младшим братишкой. Восьмилетний мальчишка с заспанными глазами сидел в постели, в то время как фальшивая мать умывала и одевала его.

Ларри улыбнулся. Лицо его брата было спокойным, мягким, выглядевшим уверенно.

— Счастливчик, — сказал Ларри вслух. — У него остается еще девять лет счастливой жизни.

— У тебя может быть таковой вся остальная жизнь, сын.

Ларри повернулся. Голос отца был спокойным, без мельчайших намеков на эмоции или осуждение.

— Я знаю, — сказал Ларри. — Так или иначе...

Он привел себя в порядок и вышел из дома. Ларри шел по пешеходной дорожке, ведущей от его квартала к соседнему, чувствуя себя весьма странно, поскольку находился в каком-то неопределенном положении.

Пешеходная дорожка было пуста, за исключением бродячего продавца, идущего вперед согнувшись под тяжестью надувных игрушек. Ларри ускорил шаг и догнал его, коротконогого, длинноносого человека со складками беспокойства, морщинившими его тонкое лицо.

— Привет, сынок. У тебя уже есть надувная машина?

Он тут же показал ее и заулыбался принужденной, ровной улыбкой, которая тут же исчезла, когда продавец заметил люминесцентную нарукавную повязку, говорившую о статусе Ларри.

— А, ты Переходящий, — сказал продавец. — Тогда, я думаю, тебя не заинтересует надувная машинка.

— Наверное, нет. — Ларри взял игрушку из руки продавца и осмотрел ее. — Вы делаете их сами?

— О нет, разумеется, нет. Я получаю их от дистрибьютора. — Продавец нахмурился и покачал головой. — Они все время сокращают мое время занятости. Даже не знаю, как мне остаться при делах.

— Почему? Разве не всегда будет спрос?

— Должно быть, появится что-нибудь новенькое, — уныло сказал продавец. — Дети теперь не интересуются надувными игрушками. Они были хороши в прошлом году, но... — он мрачно вздохнул, — они становятся все хуже.

— Жаль это слышать, — попытался утешить его Ларри.

Он почувствовал внутри какое-то волнение — надувные игрушки были весьма популярными среди его друзей, и ему хотелось узнать, почему продавец делает такие ужасные выводы.

— Мне бы хотелось что-нибудь сделать для вас.

— Не волнуйся обо мне, сынок. У тебя сейчас свои собственные проблемы.

Продавец холодно улыбнулся ему и свернул с пешеходной дорожки на проселочную дорогу, ведущую к Детской площадке, оставив Ларри одного.

Какие странные слова, подумал Ларри и повертел их в голове, привыкая к тому чувству, которое они создавали. У тебя свои собственные проблемы. Он оглядел опрятный, чистый пригород с небольшими, привлекательными десятиэтажными домиками, стоящими среди аккуратно разбросанных зеленых садиков, и покачал головой. Да, проблемы. Быть или не быть. Это была фраза из какой-то старой пьесы, которую он прослушал в записи в библиотеке своего отца.

В то время пьеса показалась ему бессмысленной, но теперь беспокоила его, все время всплывая на ум. Он решил спросить о ней отца за отпущенные ему два дня и пошел дальше. Ему хотелось увидеть как можно больше взрослого мира, прежде чем наступит время принять решение, которое выберет он сам.

Город был лабиринтом соединенных друг с другом зданий, двойных проспектов, запутанных тихих улочек и кучи вывесок и реклам. Ларри стоял в сердце делового района, наблюдая, как взрослые снуют мимо него. Все они шли быстро и решительно, словно выполняли какую-то личную миссию.

— Мальчик, проходи, — раздался рядом чей-то голос.

Ларри оглянулся и увидел человека в форме, хмуро глядящего на него. Вид у него был угрюмый, но что-то промелькнуло в глазах человека, нечто вроде жалости, когда он заметил знак статуса Ларри. Ларри поспешно пошел дальше, в глубину паутины Города.

Он никогда не был здесь прежде. Город был там, куда все отцы уходили на целый день, на все время приятных часов в школе и на Детской площадке, и опять-таки из Города вечером отцы возвращались, грязные и раздражительные. Ларри никогда не ходил в Город прежде. Но теперь он почувствовал, что это необходимо.

Он не имел в виду какое-то конкретное место. Но прожив семнадцать лет в безмятежном мире, он просто должен был увидеть мир беспокойства, прежде чем принять решение.

Внезапно мимо промчался автомобиль, и Ларри отпрыгнул. Здесь, в Городе, автомобили носились прямо рядом с пешеходными дорожками, а не на летающих авиатакси над ними. Несколько секунд Ларри прижимался к стене здания, стараясь успокоиться.

Спокойствие. Оставайся спокойным. Гляди на все хладнокровно и объективно.

Вот только как это сделать?

Девять человек из десяти выбирают этот мир. Ларри провел пальцами по грубому кирпичу здания и почувствовал, как напряжение завязывается узлом в его животе. Девять из десяти. А может, именно я этот десятый? Неужели я хочу решить окунуться в эту жизнь беспокойства и остаться в ней навсегда?

Вроде бы все казалось так. Это грязное, сверхнапряженное, переполненное толпами народа место казалось абсолютно нежелательным. Выбор был очевиден.

Но все же...

Ларри покачал головой. Постояв еще пару секунд без всяких мыслей в голове, он отлепился от здания и сделал несколько колеблющихся шагов вперед. Теперь он был действительно испуган. Внезапно ему захотелось оказаться дома, чтобы снова познать гладкое спокойствие безмятежного дня.

Он пошел быстрее, затем побежал. Пробежав полквартала, он внезапно остановился.

Куда я бегу?

Он не знал. Он чувствовал себя попавшим в ловушку, окруженным и пораженным отчаянием.

Так значит, это и есть Город? Простите, но мне он совершенно не нравится.

— Ты тут один, не так ли? — раздался внезапно позади него голос. — Это не очень умно в твой первый выход без препарата.

Ларри повернулся. Человек, стоявший позади, был высоким и узкоплечим, с обрюзгшим лицом взрослого и широкой, хитрой улыбкой.

— Да, я совершенно один, — сказал Ларри.

— Я так и думал. Я сразу вижу Переходящего, даже без нарукавной повязки.

Ларри мельком глянул на свою руку и увидел, что нарукавная повязка куда-то исчезла. Очевидно, где-то потерял ее. Он посмотрел на незнакомца и хриплым голосом спросил:

— Чего вы хотите?

— Компании для выпивки, — приветливо сказал незнакомец. — Хочешь присоединиться ко мне?

— Нет, я... — пробормотал Ларри и внезапно сказал с твердостью, которая удивила его самого. — Ну, давайте пойдем, выпьем.

Алкоголь обжег ему рот, а привкус у напитка был каким-то прогорклым, но Ларри все же проглотил его и посмотрел на незнакомца, сидящего за столиком напротив.

— Мне не очень-то понравился этот напиток, — сказал он.

— Не удивлен, — усмехнулся его собеседник. — Это один из наших любимых.

— Наших?

— Городских, я имею в виду. Язвенников. Мы глотаем эту гадость, стараясь не думать о ее вкусе. Не удивляюсь, что тебе он не понравился.

Ларри сложил вместе указательные пальцы.

— Не думаю, что мне он понравится, сколько бы времени я ни пытался привыкнуть к нему.

— О-о!.. — Незнакомец слегка приподнял левую бровь. — Никогда?

Ларри покачал головой.

— А также весь этот Город, — вздохнул он. — Не думаю, что я городской. Наверное, я брошу все это и вернусь домой. Город не для меня.

— Выпей еще, — сказал незнакомец. — Выпей, я заплачу. Это отвлечет тебя от твоих проблем.

— Капсула сделает это гораздо эффективнее, — сказал Ларри. — Мне не нужно пить всякую гадость, чтобы успокоить свой разум.

— Значит, ты уже решил продать свои акции?

— Что?

— Я имею в виду, ты выбрал таблетки Колетски на всю оставшуюся жизнь, а?

Ларри помолчал, вспоминая то, что он увидел в Городе, и наконец кивнул.

— Наверное, да. Наверное, я действительно сделаю это.

— У тебя впереди еще больше двух дней, а ты уже все решил? — Незнакомец покачал головой. — С этим никогда не надо спешить, сынок. Ты должен все тщательно обдумать.

— И как тщательно я должен все обдумать?

— Скажи мне, что такое беспокойство? — внезапно спросил незнакомец.

Озадаченный его внезапным и вроде бы неуместным вопросом, Ларри замигал.

— Беспокойство? Ну... Беспокойство, не так ли? Страх? Язва и головная боль?

Незнакомец медленно покачал головой и взял себе еще одну порцию.

— Беспокойство — это чувство, что ты действуешь безрассудно, — тщательно выговаривая слова, сказал он. — Это понимание того, что все вокруг вот-вот станет еще хуже.

Ларри вспомнил продавца надувных машинок и кивнул.

— Но, значит, в начале все должно быть хорошо, не так ли?

— Все так. Ты должен иметь много чего хорошего в жизни и волноваться, что потеряешь все это. И тогда ты станешь бороться, чтобы удержаться на плаву. Проблемы — вот и весь ответ. Это и есть беспокойство. Страх и много чего другого. Все равно что ты сворачиваешь за угол и попадаешь под машину. Или висишь на высокой стене.

— Я думаю, что мне нужно еще выпить глоточек, — задумчиво сказал Ларри.

— Ты понял, что я имею в виду? Уколы беспокойства и напоминание о худшем — еще не причина, чтобы сдаться. Ты должен быть сильным, чтобы справиться с ними. Вот так устроен наш мир.

— Так?

— Ты еще не испытывал настоящего беспокойства, мальчик. Пока еще ты чувствуешь только страх — и реагируешь на этот страх. Но ты видишь все по-другому, если действительно отвечаешь за что-то или кого-то.

Ларри нахмурился и проглотил новую порцию выпивки. На вкус она показалась ему немного получше на этот раз, хотя очень уж немного.

— Вы хотите сказать, что я слишком быстро принимаю решение? Что я должен немного подольше осмотреть Город?

— И да и нет, — сказал незнакомец. — Да, ты слишком быстро принял решение. Но нет, дальнейшее блуждание по Городу тебе не поможет. Нет, возвращайся домой.

— Домой?

— Вернись на свою Детскую площадку. Погляди, как там. И только тогда принимай решение.

Ларри медленно кивнул.

— Несомненно, — сказал он. — Конечно, именно так. — Он почувствовал, как напряжение покидает его. — Я думаю, мне нужно выпить еще, прежде чем я уйду.

На второй день трехдневного периода Ларри Детская площадка была переполнена. Детишки радостно играли возле мерцающего водоема, более старшие собрались на игровой площадке, где-то вдали нежилась на солнышке, ни о чем не думая и не двигаясь, группа Постоянных безмятежных. То тут то там через детскую площадку прокатывали жужжащие робомедсестры, следя, чтобы ни у кого не возникло никаких проблем. Они были необходимы, потому что безмятежные дети не испугаются прыгнуть с дерева вниз головой или встать на пути несущегося бейсболиста.

Ларри стоял на краю Детской площадки, прислонившись к забору, и наблюдал. Все его друзья были там — мальчишки, с которыми он играл всего лишь два дня назад, радуясь играм и надувным игрушкам. Крадучись, потому что не хотел быть замечен, Ларри обошел игровую площадку и направился к зеленым полям, где нежились Постоянные.

Их было человек сто всех возрастов. Среди них Ларри узнал своего бывшего приятеля — мальчишку, которому теперь было около девятнадцати лет. Были тут и пожилые, а также люди среднего возраста. Они сидели спокойно, не переходили с места на место, и большинство из них улыбались приятными улыбками.

Ларри ступил на лужайку и подошел к ближайшей скамье.

— Не против, если я присоединюсь к вам?

Человек на скамье усмехнулся.

— Нисколько. Смело садитесь, друг.

Ларри сел.

— Вы Постоянный, не так ли? — внезапно спросил он.

Ему показалось, что на лице человека промелькнула тень.

— Да, — медленно проговорил он. — Да, я Постоянный. А кто вы?

— Я Переходящий, — сказал Ларри.

— А-а!..

Постоянный пару секунд глядел на него, затем откинулся назад и прикрыл глаза.

— Здесь хорошо, — сказал он. — Теплое солнышко.

Лари нахмурился.

— А что вы делаете, когда идет дождь?

— Мы уходим в закрытое помещение, — сказал Постоянный.

— Смотрите! Мне кажется, сейчас пойдет дождь! — сказал Ларри и ткнул рукой в яркое, безоблачное небо. — В любую минуту начнется ужасная гроза!

— Значит, сейчас подъедут робоняньки.

— Да? — сказал Ларри. — И где же они? Почему они не едут?

— Сейчас приедут, — вежливо сказал Постоянный.

— Я так не думаю. Мне кажется, они опоздают. Они позволят вам промокнуть до нитки.

Постоянный пожал плечами.

— Они никогда не сделают этого, — сказал он.

— Конечно, не сделают, — раздался новый голос.

Ларри пораженно обернулся. На него сверху вниз глядело лицо робоняньки из медного сплава. Он смущенно отвел глаза.

Руки робоняньки мягко ухватили его за плечи.

— Ты должен немедленно уйти отсюда, мальчик. Мы не можем тебе позволить тревожить этих людей.

Ларри встал.

— Ладно, — сказал он. — Я уже ухожу.

Он увидел все, что хотел.

Незнакомец в городе был прав, думал Ларри, возвращаясь домой. Ему было нужно посмотреть на Детскую площадку. Здесь он увидел нечто еще более пугающее, чем Город.

Когда Ларри вошел в дом, отец уже ждал его.

— Ну, и как ты?

Ларри сел в пневмокресло и скрестил руки.

— Я был на Детской площадке, — сказал он. — Вчера был в Городе, а сегодня на Детской площадке. Что я еще должен посмотреть?

— Ты увидел уже все, что нужно, сын.

Ларри с полминуты изучал бледное, усталое лицо отца.

— Мне казалось, что Город ужасное место. Вчера я решил, что стану Постоянным.

— Я знаю. Твой Наблюдатель сказал мне об этом.

— Наблюдатель?

— Ну, ты его знаешь — тот, кто угостил тебя выпивкой. Ты же не думаешь, что я позволил бы пойти тебе в Город одному, не так ли?

Ларри улыбнулся.

— То-то я подумал, что он уж слишком вежливо встретил меня, а затем проводил обратно. Но... Но... — Он беспомощно взглянул на отца. — Сегодня я был на Детской площадке, папа. И теперь я не знаю, что делать... — Он замолк.

— А в чем проблема, сынок?

— Завтра я должен сделать свой выбор. Ну, о Детской площадке явно нечего и говорить — там они превращаются в овощи, но... Действительно ли я готов к Городу?

— Я не понимаю тебя, Ларри.

— Это место вызвало у меня отвращение. — Ларри подался вперед и спросил: — Папа, почему всем детям дают препарат безмятежности?

— Мы пытаемся уберечь вас, — ответил отец. — Семнадцать лет безмятежной жизни — разве это так уж плохо?

— Нет, но ведь этому приходит конец. Это самая плохая подготовка к жизни в нашем мире, папа. Я не готов к нему и никогда не буду готов! В детстве меня не научили волноваться!

Внезапно отец засмеялся. Смех родился сначала где-то в глубине его живота, затем забулькал в горле, и только потом вырвался наружу.

— В чем дело? — сердито спросил Ларри. — Что тут такого забавного?

— Ты не умеешь волноваться? Да ты практически эксперт в этом вопросе!

— Что ты подразумеваешь под этим?

— Давай, ты расскажешь мне, о чем думал эти два дня. Расскажешь все.

Ларри встал и подошел к двери. Робонянька терпеливо, неподвижно ждала в соседней комнате. Через секунду он повернулся к отцу.

— Ну... Я решил, что мне не нравится Город. То есть, я боюсь, что просто не подготовлен к нему. Я думаю, что жизнь на препарате безмятежности отняла у меня приспособляемость, что мне нужно научиться выдерживать напряжение Городской жизни. И, несмотря на это, мне также не понравилась и Детская площадка. Так что я попал между двух огней. — Говоря, он загибал пальцы. — А значит...

— Достаточно, Ларри. Ты все прекрасно проанализировал.

Внезапно перед Ларри медленно открылась правда, и на его лице появилась смущенная улыбка. Сопротивляться напряжению можно было научиться в течении одной ночи... Девять из десяти человек могли этому научиться. Эти девять из десяти не нуждались в длительном, изнурительном детстве, чтобы подготовиться к взрослой жизни. А десятый человек все равно никогда не смог бы стать взрослым.

— Я волновался, — сказал он. — Я тревожился. Я волновался и до вчерашнего дня, хотя даже не осознавал этого!

Отец кивнул. Ларри взял с полки коробку, открыл ее и уставился на три разноцветные капсулы.

— Выходит, на самом деле не было никакого выбора?

— Нет. Твой выбор был сделан вчера утром. Если бы ты не был приспособлен для Городской жизни, то сразу же принял бы капсулу безмятежности. Но ты этого не сделал. Ты взял паузу, чтобы обдумать и принять решение, и выбрал свой статус прямо тогда и там. И ты доказал это нам, борясь с собой за это решение, поскольку думал, что все еще должен был сделать выбор.

Улыбка Ларри стала еще шире.

— Ну конечно же! Способность волноваться и является мерой успешной Городской жизни, — сказал он. — А я уже полон беспокойства. — Тревоги прошедших двух дней все еще крутили ему живот, и это было только начало. — Значит, я принадлежу настоящей жизни. Ну... Пройдет, пожалуй, немного времени, когда я получу свою первую язву!

Его отец так и сиял от родительской гордости.

— Добро пожаловать в свое наследие, сынок, — наследие цивилизованного человека. У тебя есть все предпосылки, чтобы стать отличным гражданином!

Age of anxiety, (Infinity, 1957 № 6).