Девушки

Глава 22

Чувство превосходства над людьми, с некоторых пор стало второй натурой Тамары Комовой. Это чувство сопутствовало ей повсюду. Если Тамара общалась с ниже себя стоящим по служебной лестнице, то была назидательна и не терпела никаких возражений.

— Не желаете слушать, не надо! — говорила она в таких случаях и поворачивалась к человеку спиной.

Зато с теми, кто стоял выше её, она держалась вежливо, почтительно, но с неизменным чувством собственного достоинства. «Взять хотя бы начальника цеха, что он? — рассуждала она. — Поставлен директором, его могут и снять. А она, Тамара Комова, выдвинута, можно сказать, самой историей, народом. Никаким приказом её нельзя снять из знатных стахановцев. Еще никем и ни разу не писался такой приказ и едва ли будет когда-нибудь написан!»

Глядя на себя в зеркало, Тамара видела не просто свое лицо, но личность, знакомую по портрету в проходной завода и уж в какой-то мере не совсем принадлежащую себе. Она не решалась теперь, как бывало, выдавить вскочивший на носу или еще где прыщик, а шла в поликлинику к врачу, предварительно назвав свое имя со всеми титулами.

Теперь Комова обижалась, если к её имени не прибавляли слово «знатная стахановка», и она не уставала рассказывать всем, как на заседании коллегии замминистра назвал её знаменем завода.

Тамара выступала там не по необходимости что-то сказать, а лишь с одним желанием обратить на себя внимание, запомниться людям. Комова слегка покритиковала в своей речи главного инженера за нечуткое отношение к предложениям стахановцев и тут же, как бы уравновесив чаши весов с добром и злом, стала расхваливать директора.

Неужели и после этого не дадут ей отдельную комнату? А много ли, спрашивается, таких Комовых на заводе?

Тамара пробовала однажды говорить с треугольником цеха, но там не только не поддержали просьбу, а даже неприятно удивились: чего еще надо одинокому человеку, недавно переёхавшему из общежития в благоустроенную квартиру?!

Тамара выжидала, волнуясь: в соседнем подъезде освобождалась комната, куда уже наметили переселить одну многодетную семью; но эту комнату просила и она. Кого же предпочтут: ничем не выдающегося среднего рабочего или её, знамя завода?

Тамара предусмотрительно не говорила об этом поединке Белочкину: вдруг не выиграет его?

И вот семья начала готовиться к переёзду, укладывать узлы, поговаривая о новоселье.

«Еще посмотрим!..» — не сдавалась Тамара, набирая номер телефона замминистра, с секретарем которого она перезванивалась время от времени.

— Говорит стахановка завода, — сказала Комова привычную фразу, поздоровавшись с замминистром. — Вы помните меня?

Он помнил, и Тамара стала коротко излагать свою просьбу, не злоупотребляя терпением замминистра.

— Я позвоню, узнаю в чем дело. Вы работайте спокойно, — пообещал он.

«Ну, нет, так не пойдет. Здесь наговорят ему!»— подумала Тамара, и, извинившись за то, что отвлекает замминистра от государственных забот, она с жаром принялась доказывать ему, почему к ней такое нездоровое отношение на заводе.

— Да, да, нездоровое, неправильное, — повторила она, — а все потому, что есть товарищи, не терпящие критики. Не буду голословна и назову вам имя главного инженера завода. Я покритиковала его на заседании коллегии со стахановцами города, когда, помните, вы назвали меня знаменем… — У Тамары чуть дрогнул голос. — Мне надо расти, учиться, а жилищных условий нет…

— Хорошо! — отрывисто сказал замминистра и положил трубку.

Так, никуда не переёхав, семье пришлось развязать свои узлы.

А у Тамары на глазах у всех портился характер. Ссылаясь на замминистра, она потребовала сделать в комнате ремонт, окрасить стены под шелк и общий в квартире телефон перенести к ней на письменный стол: с большим начальством ведь разговаривать приходится!

Тамара еще больше пополнела, движения её стали неторопливы, важны. Любуясь на себя в зеркало, Тамара думала: «Неужели было время, когда я считала свое лицо не совсем красивым?» Она с трудом вспомнила, к чему она тогда могла придраться «Ах да, кажется, нос…

Верно, нос немножко толстоват и курносоват. Но ведь сотни девушек на заводе с идеальными, словно на заказ, точеными носами завидуют ей теперь, Тамаре Комовой, и едва ли не образцом красоты считают её самой природой надменно вздернутый нос?! Впрочем, немного, может, и толстоват, благодушно согласилась у зеркала Тамара, — не беда, я и с таким носом многим париям нравлюсь!»

Странно у неё получается: на заводе её менеё ценят, чем в министерстве. «Л все потому, думала Тамара, что большому начальству с высоты виднеё, кто чего стоит. Вот давно бы пора из бригадиров-наладчиков (беспокойная должность!) перевести её, скажем, в мастера. А работать мастером она сумеёт: административная должность, чего проще! Но тут не миновать просить Леву Белочкина замолвить словечко перед начальством, — раздумывала Тамара, не зная, на что решиться в отношении Титова. — Вот если бы они оба поддержали её!»

Тамара и сама не знала, влюблена ли она в Титова в том смысле, как понимала это Варя. Тамара всегда и во всем руководствовалась в первую очередь материальным расчетом и поэтому считала себя застрахованной от всяких сердечных травм и связанных с ними переживаиий. Так она рассуждала и теперь: Белочкин, как и Титов, инженер. А что касается будущего, то со своим веселым и уживчивым характером Лева нигде не пропадет, а вот у Титова не раз будут неприятности на работе, если случится, что он попадет когда-нибудь к начальнику, который любит, чтобы подчиненные плясали под его дудку. Даже ей, Тамаре, трудно с Иваном: ходи к нему, пиши, а он и ответить не соизволит. И это в то время, когда Белочкин для неё на все готов!

«А чем я хуже этого гордеца Титова? — спрашивала себя Тамара. — Положим, он инженер, зато у меня слава, меня на всем заводе знают и по центральному радиовещанию упоминали однажды. Да, вот еще… он Герой, — к досаде своей вспоминала Тамара, не зная, что противопоставить этому его преимуществу. — Герой, — начинала рассуждать она с кисленькой — улыбкой. — А многие знают о его геройском звании? В цехе и то не все, а на заводе и подавно. На лбу ведь не написано. А звездочка, надо полагать, у тетки засундучена. Как же; мы скромны, мы тихи и прежними заслугами не кичимся! Простофиля он, а не Герой! В одной комнатке со старухой ютится, своей жилплощади не имеёт. Что ж, значит завод не дает ему. Одно дело Герой на фронте, другое — на производстве, — с торжеством заключила Тамара. — Ну, а с потоком еще всякое может быть, с ним и загреметь недолго. Нет, к чертям, унижаться перед Титовым не стану. Чего доброго, Левушку из-за него потеряешь, он и так уж слишком долго ревнует».

Но не в характере Тамары Комовой было так просто отказаться от человека, которого она привыкла считать когда-то своим поклонником. «Хоть нервы Варьке потреплю», — мстительно думала она, распуская всюду слухи о том, что вот Титов, пообещав жениться на ней, бросил её, как самый бездушный, легкомысленный эгоист, хотя она и не нуждается в нем.

А Варю предостерегла:

— Я похитреё тебя, и то обманул. Ой, Варька, смотри!…

И Варя смотрела на неё молча, презрительно, хотя знала, что Тамару этим не проймешь. Но и пускаться с ней в объяснения было выше её сил! Отстанет же она когда-нибудь. А пока… Как все это тяжело и неприятно, и обидно как!.. Ну пусть бы другая кто, не Тамарка Комова!

Титов в это время, встречаясь с Варей, не мог не заметить с болью в душе, как что-то неладное прокрадывалось в их отношения: мучился и не знал, что делать. Он понимал, что за любовь надо драться, тысячами видимых и невидимых нитей соединить жизнь Вари со своей!

Иван несколько дней ходил подавленный и злой, затаенно присматриваясь, с кем и как ему предстоит драться за неё, за свою любовь. Он ревниво оберегал в душе мечту о такой любви, которая выпадает на долю человека, может быть, один раз в жизни. И вот судьба не обошла его, не обделила, сохранив ему первозданную свежесть и силу чувств. Но никогда и ни с кем он не испытывал такой странной сковывающей его робости, какую испытывал теперь с Варей. Иван чувствовал себя смешным влюбленным мальчиком, сердился, с горечью убеждаясь, что так легко рухнула перед Варей его хваленая, тренированная годами выдержка. Однако надо было как-то действовать, и Иван, принуждая себя преодолевать робость, заговаривал с Варей, подходил к её станкам ча ще, чем того требовалось по работе.

В темно-зеленом халате с туго перетянутым но талии ремешком, с подобранными под берет волосами, она походила со стороны на тонкого подростка-мальчика. Тем неожиданно красивеё было её строгое продолговатое девичье лицо с задумчивым взглядом карих глаз.

Титов жил теперь в непрерывном напряжении, давно утратив спокойное, ровное состояние духа. Как он ругал себя, что не писал Варе все эти годы, ни разу не приехал на каникулы и не попытался встретиться с ней!.. Может, совсем бы иначе повернулась его жизнь? Она бы встречала его по телеграмме, и он, соскочив со ступенек поезда, обнял бы её.

…Целый вечер Титов проходил по улице, посматривая на освещенные окна читальни, за которыми сидела она и не догадывалась, что он ходит тут и думает о ней. Наконец он не выдержал и зашел в здание, где сразу у зеркала увидел Варю и, заглянув в него, встретился глазами с испуганно-радостным взглядом девушки

С испуганно-радостным, подумать только! Она не ждала его, но рада видеть; надо быть слепым, чтобы не прочесть это!

Титов снял шляпу и неожиданно для себя молодцеватым жестом пригладил волосы. Скореё, скореё от света на улицу, где потемнеё; нельзя, чтобы. Варя видела его в таком счастливо-глупом состоянии.

И вот они шли рядом на виду у всего поселка и просто, дружески разговаривали.

«А что, взять и сказать сейчас, как я люблю её, чем мучиться? — подумал Иван, но лишь небольшую долю секунды чувствовал в себе присутствие решимости сделать это. — Нет, лучше потом, позднеё, когда она поймет и поверит, как она дорога мне и как необходима!»— снова, не в первый раз уже, откладывал Титов свое объяснение с Варей.