Ирина Асаба ДЕВУШКИ В РОЗОВОМ Рассказы

Редкая порода[1]

Весна началась проливными дождями. Солнце так редко показывалось из-за облаков, что казалось это навечно. На подоконниках сидели мокрые голуби и зябко жались к стеклам. Отопление, слава Богу, не выключили. Казалось, что бушующее житейское море здесь тебя не достанет. Дом это твой оплот, твоя крепость. Но впечатление это было ложным. Даже дома не оставляло чувство бессилия и беззащитности. Марина зябко поежилась и передвинула на окне цветок. Это не помогло. Можно было до бесконечности перемывать блестевшую от чистоты посуду, стирать и наглаживать белье, чуть ли не зубной щеткой удалять пыль из углов. Ничего не помогало. Она была одна. Не кому ее было похвалить. Не для кого было ничего делать. Иногда становилось так страшно, что хотелось открыть ночью окно и завыть, словно брошенная на даче собака.

Погода сошла с ума! Было не понятно, что сейчас, утро или вечер. Все было серым. Депрессия навалилась, словно каменная глыба и, не смотря ни на какие усилия скатываться, не желала. Свиридова позвонила на работу и взяла отгул. Дом затих, все ушли на работу. Перестали хлопать двери лифта, не собралась пока ребятня на детской площадке, только дождь дробно стучал в окно, навевая сон. Марина разделась и забралась под одеяло. Через несколько мгновений она уже спала, пытаясь сном излечиться от тоски. На губах ее появилась детская улыбка. Она снова была маленькой девочкой и стояла на краю оврага. Только что прошел дождь и огромная, в пол неба, радуга встала перед ней, тревожа яркими краскам душу. Казалось, что еще мгновение и она вступит на эту дугу и пойдет словно по дороге, к чему-то новому, неизвестному и очень хорошему. Но сон Марине досмотреть не дали. Ниже этажом что-то загрохотало, послышались мужские через чур громкие голоса и сон как рукой сняло. — Да что они там, с ума посходили? — С раздражением подумала она, пытаясь уснуть снова. Но у нижних соседей продолжали шуметь. Часа через полтора до нее дошло, что внизу переезд. Квартира стояла после смерти старенькой бабули почти год и ее наконец-то, по-видимому, продали.

Нижняя квартира стала для Марины постоянным раздражителем. Там начался ремонт, и в течение двух месяцев по подъезду несло краской, и доносился строительный шум. Наконец в квартире наступила относительная тишина. Относительная потому что вечерами, оттуда доносилась музыка. Нет! Не реп или тяжелый рок. Вполне приличная музыка. Шуберт, например или Бах. И заканчивались концерты не позже одиннадцати. Все вполне пристойно. Но Свиридову стало раздирать любопытство. Кто же там поселился? — размышляла она, моя лестничную площадку. Словно отвечая на ее не заданный вслух вопрос, из нижней квартиры вышел мужчина средних лет с ведром и двинулся к мусоропроводу. Марине удалось его рассмотреть. Он же, занятый своими мыслями, ее не заметил.

Через месяц Свиридова знала о соседе многое. Знала, что он курит трубку, какую музыку предпочитает, во сколько приходит и уходит с работы, и самое главное, что он одинок. — Почему бы и нет… — мечтала она. — Он хорош собой, прилично одевается, у нас похожие вкусы. Лицо достаточно приятное и, похоже, не дурак. Только как мне с ним познакомиться?

Сосед кивал соседям при встрече, вежливо придерживал перед женщинами подъездную дверь, но не более. За несколько месяцев жизни в новой квартире он ни с кем не сошелся. Его мысли были где-то далеко и по большому счету ему, по-видимому, было все равно где жить, лишь бы его никто не беспокоил.

Свиридова стала плохо спать. Воображение рисовало приятные ее сердцу картины. — Перво-наперво я прорублю в коридоре пол и установлю лестницу с этажа на этаж. Была двухкомнатная квартира, станет пяти-комнатная. Из кухни я сделаю кабинет. — Далее все фантазии шли без прямой речи, а одними фресками в розовых тонах. Вот она встречает мужа-соседа с работы, вот она готовит ему ужин, вот заботливо поправляет сбившееся ночью одеяло. — Да как же мне с ним познакомиться? — снова и снова думала она, ворочаясь в кровати. — Пойти спички у него попросить, что ли? А может скандал закатить? Ваша музыка сводит меня с ума… Бред! Просто голову свернула! Ничего не придумывается.

Погода наконец стала налаживаться, а настроение у Свиридовой соответственно подниматься. Других причин способствующих повышению тонуса у нее пока не было. Так бы все и шло неизвестно сколько времени, только в одно солнечное воскресенье, возвращаясь из магазина с покупками, она снова в дверях столкнулась с соседом. У него на руках сидел крошечный щенок и скулил. Свиридова расцвела самой очаровательной улыбкой из своего арсенала обольщения и открыла было рот, чтобы сказать что-нибудь банальное, типа: — Какая очаровательная собачка! — только сосед резко повернулся к ней спиной и редкая возможность для знакомства снова была упущена.

Два раза в день сосед выводил гулять своего песика, а Свиридова с цейсовским биноклем, доставшемся ей от дедушки, наблюдала за ним в окно. — Что за чудная порода у этого пса?.. — уже с раздражением думала она, с завистью наблюдая за сладкой парочкой. — Ведь кучу пород знаю. Доберманы там разные, доги, колли, боксеры, немецкие овчарки, наконец. А ведь верно! Этот пес напоминает мне немецкую овчарку. Но все-таки что-то не то. Цвета он какого-то серого и мелковат для щенка немецкой овчарки. Очень милая собачка! Я тоже такую хочу! Слушай Свиридова, — обратилась она сама к себе, — а ведь это идея! Я куплю себе собаку такой же породы, мы начнем выгуливать наших псов вместе … Так и познакомимся. У него вроде мальчик, а я, значит, куплю себе девочку… И у нас будет большая дружная семья. Вот здорово! Я знала Свиридова, что у тебя котелок, когда надо варит!

Спустившись во двор и присев на скамейку, Марина подозвала десятилетнего Пашку с третьего этажа и, сунув ему в руку яблоко, умолила узнать породу щенка. Пашка, отвлекся от созерцания раздавленного жука, откусил яблоко и пошел к мужчине. Без всякого интереса в голосе и мечтая поскорее вернуться к прерванному занятию, спросил:

— Дядь, а дядь! Ваша собака, какой породы?

— А? Что? Порода. У-у-у. Это редкая в России порода. Австралийский келпи называется. Пастушечья собака. Ты что, тоже такую хочешь?

— Не-а, — все также равнодушно ответил Пашка. Меня Свиридова, с седьмого, просила спросить. Вот даже яблоко дала. — И Пашка пошел обратно к лавочке, чтобы отчитаться о проделанной работе.

Мужчина окинул взглядом бедную Свиридову, но также как и Пашка без всякого интереса. — Посмотрим, что ты скажешь, равнодушный чурбан, когда и у меня такая редкая порода будет! — злорадно прошептала она, возвращаясь в свою квартиру.

Искать такого элитного щенка, кроме как в Российской кинологической федерации было негде. Купив две коробки конфет, Марина туда и отправилась. Рабочий день был в разгаре и дела до Свиридовой никому никакого не было. Дойдя, наконец, чуть ли не до зам. председателя федерации она умолила дать необходимую ей информацию. Милый дядька, похожий скорее на повара чем на кинолога, с трудом выкроил для нее время и прояснил ситуацию. Выяснилось следующее. Австралия в свое время ввела эмбарго на вывоз из страны этой породы собак. Вывозились только кастрированные особи и то не более четырех, пяти штук. Вот поэтому-то у нас в стране эта порода столь малочисленна. Собаки эти действительно похожи на немецких овчарок, только в миниатюре и окрас часто не совпадает. Келпи-пастушечья порода. Вес ее не должен превышать двадцати килограмм. Из-за плотности стада она бегает по спинам овец. Келпи обладает гипнотизирующим взглядом и таким образом помогает пастухам пасти овец. Во время стрижки они гипнотизируют животных, поэтому овцы мирно стоят под ножницами. Обладая таким уникальным даром, келпи живя в городе все время ищет жертву для своего таланта. Она гипнотизирует кошек, птиц, хомяков. Бывают келпи чепрачные, шоколадные и голубые с желтыми глазами. Голубые, на самом деле серые, то есть мышиного цвета. Шерсть у них короткая. Уши как у овчарки, но из-за миниатюрности животного они выглядят лопоухими. Характер скверный, в содержании очень капризные. С ярко выраженным характером и своего Эго. При всем при том послушные, очень умные, прекрасно идут на задержание. Эта собака в трудную минуту не бросит. В Москве их не более тридцати особей. Средняя цена триста, пятьсот долларов. Щенков после рождения продают через тридцать, сорок дней. Рождаемость небольшая два, три щенка. При рождении им выписывают щенячью карточку, а в шесть месяцев собака идет на выставку и подвергается оценке эксперта как перспективная или неперспективная. Затем им выдают родословную.

Вот такую информацию получила Марина. Поймав ее умоляющий взгляд, хозяин кабинета просмотрел несколько казенных журналов, ящиков с карточками и дал ей список из пяти имен хозяев, у которых должны были появиться щенки. Один адрес был без телефона, где-то в Волоколамском районе. Там жил какой-то фермер — Михаил Бражников. Вернувшись домой Свиридова повисла на телефоне и стала прояснять ситуацию дальше. В двух семьях щенков уже продали, в третьей родилось два мальчика, а в четвертой не было необходимого ей мышиного окраса. Оставалось последнее — нужно было ехать в Волоколамск.

Прождав на станции больше часа Волоколамскую электричку, Марина уютно устроилась в теплом вагоне и снова предалась размышлениям. — Куда меня черт несет? Я же совсем не умею обращаться с собаками. У меня даже в детстве кроме хомяка и канарейки никого не было. А собака серьезное животное. Его, по всей видимости, воспитывать надо, а у меня, честно говоря, не так много времени. Все работа треклятая. Совсем загрузили. Уже на дом переводы стали давать. Правда, платят прилично и на том спасибо. Какая же ты Свиридова идиотка! Из-за какого-то мужика собираешься взвалить на себя такой неподъемный груз! — С такими мыслями выходила она на перрон, растерянно оглядываясь вокруг. На привокзальной площади стояло штук пять потрепанных «Жигулей» исполняющих в нынешние времена роль такси. Выбрав частника поскромнее, Марина всунула ему в руку бумажку с адресом и договорилась о цене. По московским меркам цена была божеской. Природа в Подмосковье как всегда была неподражаемой! Леса и перелески радовали глаз молодой зеленью. Лазуревое озерцо, мелькнувшее в окне, манило подойти к своим чистым водам и если не искупаться, то хотя бы побросать в него камушки.

Машина завезла ее так далеко, что у Свиридовой появились сомнения, сможет ли она самостоятельно отсюда выбраться. Огороженный высоким кирпичным забором, на крутом взгорке стоял красивый белый дом, похожий на самолет. Казалось что еще мгновение и он, махнув флигелями-крыльями, взлетит в голубое, чистое небо. Расплатившись с водителем и сунув ему денег чуть больше договоренного, для того чтобы водитель ее подождал, Марина подошла к переговорному устройству и нажала на кнопку. В звенящей тишине она услышала сигнал звонка и сквозь щель в воротах стала высматривать хозяев. Из дома выскочила келпи, нужного Свиридовой мышиного окраса и, подбежав к ограде, залаяла. Следом на крыльцо вышел мужчина средних лет, плотного телосложения и направился к ней.

Путаясь в словах, нервничая, Марина как могла, объяснила зачем она забралась в такую глушь и что ей от хозяина надо. Тот ни слова ни говоря, жестом пригласил ее пройти в дом и усадил в плетеное кресло.

— Я все понял. Можете дальше не объяснять, — сказал Михаил, грустно покачивая головой. — Но боюсь я не смогу вам помочь… Жаль что вы проделали такую длинную дорогу. — Марина, облегченно вздохнув, встала и приготовилась попрощаться. — У меня беда… — продолжил Бражников. — Щенок родился. Он есть. Именно такой, какой вам нужен. Мышиного окраса, девочка, но вся проблема в том, что она заболела. Я сейчас один… Жена с детьми уехала отдыхать. А я не уберег Динку. Она простудилась. Вечера у нас сами знаете какие. Холодные, росистые… Вот и не уберег.

— Что, совсем плохо? — остановилась на пороге Свиридова.

— Да. Боюсь ее усыплять надо. Ну что ж животное мучается? Вот сейчас вас провожу и повезу ее на ферму, к ветеринару.

— А… — начала Марина, не особо понимая, что хочет сказать и особенно сделать, — а… можно мне ее посмотреть?

— Да ради Бога! Только мы с вами помочь ей ничем не сможем. Вот беда-то какая! — и Михаил удрученно покачивая головой, повел Марину во внутренние комнаты.

Щенок Динка лежала в корзинке из ивовых прутьев и тихонько повизгивала. Мать крутилась вокруг нее и не знала чем помочь. Марина опустилась на колени и, завернув собачку в одеяло, взяла на руки. Коснувшись губами ее лба, почувствовала сильный жар. Собака буквально полыхала. Щенок был крошечный, серенький, с милой мордахой. У Марины защемило сердце.

— Вы что, хотите ее убить? — ужаснулась Марина. — Не дам! Вызывайте ветеринара. Только усыплять мы ее не будем. Мы будем ее лечить!

Частника отправили за ветеринаром на ферму, растерянный Михаил, чтобы себя занять, начал готовить обед, а Марина нежно укачивала щенка. Она боялась, что если положит Динку обратно в корзину, то она умрет. А этого нельзя было допустить ни в коем случае.

Ветеринар прописал лекарства, а часть из которых у него была с собой, оставил. Посетовал, что он не собачий, а коровий доктор, посомневался в положительном результате лечения и распрощался. Марина осталась ночевать. Правда, ночевать не совсем верное слово. Спать она не спала. Всю ночь она не отходила от щенка. Пару раз дрожащей рукой делала уколы, капала воду в маленькую розовую пасть и качала, качала щенка, словно ребенка на руках. Старшая келпи, как будто понимая, что Марина единственный человек, который может спасти ее ребенка, несколько раз подходила к ней и нежно лизала ногу. Сердце у Свиридовой разрывалось от горя.

Воскресенье прошло в таком же безумстве. Только в понедельник Динка открыла глаза, и они у нее оказались желтого цвета. Желтые-прежелтые, цвета солнца или янтаря. Взгляд был ясный и чистый. Щенок внимательно посмотрел на Марину, а потом уснул. Уснул спокойно, ровно дыша. Боль, раздирающая сердце Свиридовой угасла, отчего-то стало тепло и уютно, и Марина уснула тоже, все так же, не разжимая держащих величайшую драгоценность, рук.

Во вторник они уехали. Михаил отказался взять деньги и только повторял: — Это просто чудо! Вы просто были нужны друг другу, вот вам Бог и помог.

На работе вошли в положение Марины и разрешили в течение двух недель, работать дома. Динка выздоравливала медленно. Лапки не хотели ходить, ее заносило на поворотах. Ела мало и как-то не умеючи. Сосед Свиридову больше не интересовал. Она спрятала бинокль и больше не стояла у окна часами, не прислушивалась к звукам из нижней квартиры.

— Какая ерунда! Ну что я в нем нашла! — думала с улыбкой она о своем недавнем сумасшествии. — Не больно-то он мне и нужен. У меня теперь есть Динка!

Когда через две недели они в первый раз вышли гулять, и Динка заплетаясь лапами, проверяла собачьи послания на кустах, из подъезда вышел нижний сосед. Мальчик келпи нежно обнюхал маленькую Динку и пригласил ее поиграть. Та, насколько хватало ей сил после болезни, его поддержала.

— Можешь не подходить, — посмеивалась про себя Свиридова, глядя на обратившего, наконец, на нее внимание соседа. — Не больно-то и надо. — Но мужчина, словно впервые в жизни увидев ее, вдруг улыбнулся и сказал: — Дик, смотри какие у нас появились замечательные соседи. Теперь нам будет не так одиноко. Будет с кем погулять, а может быть и выпить вечером чаю…

Загрузка...