Глава 2.
Джакс.
Я устал от необходимости общаться с каждым второсортным блогером, который пересекся со мной. Но намного хуже было сидеть здесь, слушать их болтовню о моей матери с таким благоговением, которое, как правило, уготовано долбаному Папе Римскому.
— И каково было расти сыном Энни Блу?
Эта блогерша — маленькая соблазнительная особа, которую я определенно мог бы привести домой при условии, что она снимет отвратительно огромные очки в виде кошачьих глаз, что занимают все ее лицо, — просто задала мне тот же гребанный вопрос, что и предыдущие десять репортеров на этом банкете. Сколько еще надо выдумать остроумных и лаконичных способов сообщить им о том, что я действительно хочу сказать? И как прикажете отвечать на тупой вопрос?
Быть сыном Энни Блу — это все, кем я когда-либо был.
Даже сейчас, когда мой лейбл готовится к релизу моего первого студийного диска. Даже сейчас, когда мой первый сингл имел взрывной успех. Даже сейчас, когда у меня была студия для последующей работы в полном формате. Даже сейчас, когда в моей истории работы был кавер Rolling Stones и мой первый тур был на стадии планирования.
Даже после всего этого я все еще был гребаным сыном долбаной Энни-мать-ее-Блу.
Я, конечно, не сказал этого. Вместо этого я переместился на стуле, разведя ноги на секунду. Миленькие глазки блогерши прошлись прямо по моей промежности, и я слегка улыбнулся. Да, она хочет его. Пару обдуманных слов, и она будет умолять меня.
— Ну… — улыбнулся я, демонстрируя ямочки, зная, что они сводили девушек с ума. — Быть сыном Энни Блу? Это единственная вещь, которую я когда-либо знал, милая. — Она качнулась немного правее. Просто сними эти очки. — Для некоторых людей, моя мать — идол, — добавил я, ненавидя то, как правдоподобно и напыщенно это прозвучало, — но для меня, она всегда будет мамой.
Я чуть не блеванул себе в рот после произнесенного. Я превзошел сам себя. Последний раз, когда я называл Энни “мамой”, я был еще в пеленках. Она заставила меня называть ее Энни в тот момент, как я перестал шепелявить и пускать слюни, и любые материнские чувства, которые могли бы быть у нее ко мне, заглушила ее самовлюбленность.
Соблазнительница хихикнула, быстро печатая на своем элегантном Макбуке.
— Я просто не могу представить, как кто-то зовет Энни Блу “мамой”, — произнесла она, тряся головой. — Она богиня.
Я постарался сдержать резкий вздох, но не смог. К счастью, мой публицист точно знала, что это значит.
— Время, которым располагал мистер Блу, вышло, — резко сказала Беверли.
Блогерша выглядела потрясенной. Я точно знал, что она ожидала закончить все это в постели. Хотя бы в этом отношении я был сам по себе. Никто не называл меня сыном Энни Блу, когда я брал их домой. Это мое имя они выкрикивали.
Я встал и пожал ее руку, давая ей в полной мере оценить мои ямочки. Она издала звук, типа маленького писка, и я мог почувствовать запах желания, волнами исходящий от нее. Может быть, я смогу извлечь выгоду от ее “стояка на Энни Блу” в собственных целях?
Но к счастью, Беверли знает меня лучше, чем я сам.
— Мистер Блу, — сказала она, — я договорилась, чтобы вы взяли перерыв. Хотите ли вы что-нибудь со столика с закусками?
Блогерша, замолчав, ускользнула, укладывая свой лэптоп в сумку. Я позволил себе бросить прощальный взгляд на ее задницу, затем вздохнул.
— Как много раз ты обламывала меня к этому моменту, Бев?
Беверли выгнула бровь.
— Кто, я? Я только слежу за благополучием моего лучшего клиента.
— Чушь собачья. Тебе просто не нравятся конкуренты.
Беверли засмеялась.
— К счастью для нас обоих, мы не конкурируем в одном бассейне. — Она позволила своим глазам задержаться на секунду, пока блогерша скрывалась за углом, а затем покачала головой. — Я могла бы научить эту девочку нескольким вещам. — Она вздохнула.
Я облизнул свои губы.
— Пожалуйста, убедись, что ты снимешь это на видео, — сказал я ей, хватаясь за пах.
— Ты абсолютная свинья, и я понятия не имею, почему терплю тебя. Давай, — голос Беверли прозвучал серьезно, но я мог сказать, что она была в секунде от смеха. Попадая под мои радикальные феминистические взгляды, доставать лесбиянку-публициста было одним из моих любимых хобби, второе, возможно, создание музыки.
Такое, блядь, клише, не так ли? Сын рок-звезды, внук рок-звезды, пытающийся проложить свой собственный путь в музыкальную индустрию. Настолько знакомая история, что почти грустная. Я бы выпустил четыре записанные песни, просто чтобы выкинуть их из головы, а затем вернуться к моей унылой жизни плейбоя, живущего за счет своей матери. Я даже сам в это поверил, думая, что буду использовать мамины связи, чтобы удовлетворить свой интерес.
Я никогда не рассчитывал, что мне это понравится больше всего на свете.
И также я никогда не рассчитывал, что я окажусь хорош в этом.
Теперь маленькая песня, что я написал год назад, поэма, которую я набросал в одну из своих тетрадей после самого большого проеба в моей жизни, была, блядь, везде. И никто из нас не был к этому готов.
Меньшего всего я.
Лейбл заставил меня бороться. Серия клубных выступлений, правда, в небольших масштабах, тур был запланирован на данный момент. У меня была забронирована студия уже на полноценное последующее партнерство, ценой альбома, материал которого я еще даже не написал. Конечно, лейбл предложил услуги лучших авторов песен в нашем деле, но хуй с ними. Это был мой момент, мое время блистать. У “(Немного) Наглец” (прим. переводчика Little Bit = Lil Bit, в переводе “немного, чуть-чуть”) были мои слова, но чужая музыка. Я готов был стоять на своем и убедиться в том, что в этот раз мир услышит и слова, и музыку.
Бев и я с жадностью поглотили пару сэндвичей, смотря видео о том, как парни ломают свое оборудование. Мое лицо все еще было в макияже, который намазал стилист, прежде чем банкет начался. Макияж ощущался как плотная маска.
— Который, черт возьми, сейчас час? — спросил я Бев.
Мой менеджер украдкой бросила взгляд на телефон.
— До хрена позже, чем должно быть, — произнесла она, качая головой. — Прости, Джакс. Мне, правда, нужно лучше разбираться со всем этим ради тебя.
Я погладил ее руку. Как-то, давным-давно, я пытался затащить ее в постель. Она так нежно отшила меня, что с тех пор я чувствовал своего рода защитный инстинкт по отношению к ней.
— Нет, я слишком много болтал. Ты это знаешь.
Бев закатила глаза.
— Ты слишком много говоришь и слишком много разоблачаешь, Джакс.
Я поднял руку вверх, чтобы предотвратить последующую лекцию.
— Я думал, что хорошо справился в этот раз.
— Каково было расти сыном Энни Блу? — сказала она, пародируя тонкий голос блогерши. — На этом она пыталась подловить тебя. Ты говоришь: “Отлично”. И двигаешься дальше. Не подкидывай им еще больше корма, чем у них уже есть.
Я поморщился. Бев не сказала этого, но я точно знал, что она имела в виду. Журнал “Питчфорк” назвал мой “загадочный” текст “самой большой тайной со времен песни “Ты такой тщеславный” Карли Саймон” (прим. переводчика «You re So Vain» («Ты такой тщеславный») — песня американской поп-певицы Карли Саймон, включённая в её третий студийный альбом No Secrets и выпущенная записывающей компанией Elektra Records синглом в декабре 1972 года.).
— Кто эта Литтл Бит? — гремел заголовок.
Но это неправильно. Не “Литтл Бит”.
Лил Бит.
Лилиана Несбит.
Единственная девушка, которую я когда-либо любил.