Джек и Фасолька

Глава 9

А произошло вот что.

Я узнал обо всем в больнице, где пробыл шесть дней.

Блум часто навещал меня и подробно рассказал о своем кратком визите в квартиру Кроуэла. Он объяснил, что навещает меня так часто, потому что чувствует себя чертовски виноватым в том, что со мной случилось. Это еще раз подкрепило утверждение моего компаньона Фрэнка, что только евреи и итальянцы остро чувствуют вину всех народов мира. Блум сказал, что, во-первых, я не должен был ехать туда, во-вторых, я должен был оставаться в машине, в-третьих, я не должен был пытаться перехватить Кроуэла, а наоборот, должен был бежать, завидя его. Обвиняя во всем себя, Блум невольно заставил меня наконец почувствовать, что виноват во всем я. Теперь мы сидели в больничной палате, и оба чувствовали себя виноватыми. Блум поведал мне обо всем, что происходило в течение пятнадцати минут до «несчастного случая» со мной, как он выразился.

Он и Роулз подошли к квартире подозреваемого (профессиональные полицейские выражения то и дело проскакивали в рассказе Блума), послушали через дверь, убедились, что подозреваемый не один, а, по-видимому, в женской компании, и назвали себя. При этом они стали по разные стороны от двери, так как, если внутри был убийца, вполне можно ожидать выстрелов, но все было тихо. Через дверь Кроуэл вежливо попросил подождать минуту, затем открыл дверь и спросил полицию, что ей нужно здесь в такой час. Он был в одних брюках, без рубашки и босиком. Блум — в соответствии с правилами — спросил, могут ли они войти, и Кроуэл ответил: «Конечно, но у меня гости».

Гостями, о которых он сказал, оказалась та же самая негритянка по имени Летти Холмс, которая была у него во время прошлого ночного визита Блума. Видимо, ее душ до сих пор не починили. Она пустилась в подробные объяснения того, как неудобно все время приходить в квартиру Джеки принимать душ, возмущенно говоря Блуму, что полиции следовало бы позаботиться о том, чтобы управление домами работало порасторопнее, а не колотить в дверь в два часа ночи. Она говорила и одевалась, нисколько не обращая внимания на присутствие Блума и Роулза. Она надела трусики, натянула через голову платье, сунула ноги в сандалии и уже готова была уйти, когда Роулз сказал: «Постой, сестра». В ответ она съязвила, что у нее нет таких вонючих братьев, но села на край кровати и продолжала ворчать про сломанный душ и про негра, который решил стать полицейским, пока Роулз не велел ей закрыть ее вонючую пасть, так как они пришли по делу.

Блум начал с вопроса, где был Кроуэл вчера вечером от половины седьмого до половины девятого. Кроуэл сперва смутился и захотел узнать, спрашивает Блум про вчерашний вечер от половины седьмого до половины девятого или про сегодняшний, то есть имеет ли он в виду вечер пятницы или вечер четверга? Блум доложил ему, что сейчас два часа ночи, следовательно, уже суббота, двадцать седьмое августа, а его интересует вчерашний вечер, а именно вечер пятницы, двадцать шестого августа, от половины седьмого до половины девятого.

— О, — сказал Кроуэл и стал объяснять, что в пятницу вечером (как раз тогда, когда убили Санни Мак-Кинни и утопили в моем бассейне) он был с Летти, которая пришла принять душ, так как ее душ все еще сломан, вот и все.

— Это правда? — спросил ее Роулз. — Ты здесь с половины седьмого прошлого вечера?

— Совершенно верно.

— Продолжительный душ, — заметил Роулз.

— Кто-нибудь из вас выходил из квартиры за это время? — поинтересовался Блум.

— Мы оба были здесь все время, правда, Летти?

Летти кивнула.

— Надеюсь, вы не будете возражать, если мы немного посмотрим, что здесь есть.

— Зачем? — удивился Кроуэл.

— Вы знали, что Джек Мак-Кинни покупал ферму ломкой фасоли? — спросил Блум.

— Смотри, мы можем найти кое-что, — предупредил Роулз.

— Что?

— Ты не возражаешь, если мы поищем?

— Нет, не возражаю. Я знал, что Джек покупал ферму.

— А знал, что он собирается делать с ней?

— Полагаю, выращивать фасоль.

— А как насчет марихуаны? — спросил Роулз.

— А у вас она есть? Я бы не отказалась, — вмешалась Летти, заигрывая с черным полицейским.

Роулз даже не улыбнулся.

— На этой земле Мак-Кинни собирался выращивать марихуану.

— Вот это да!

— Вы не знали об этом, а?

— Впервые слышу, — сказал Кроуэл. — Здорово!

Это ничего не значило. Либо Кроуэл действительно не знал о планах Джека Мак-Кинни выращивать травку, либо Санни рассказала ему все, и он лгал. Во всяком случае, Блум спросил:

— Как вы думаете, куда девалась Санни?

— Не знаю, — пожал плечами Кроуэл.

— Кто такая Санни? — поинтересовалась Летти.

— Одна знакомая девушка.

Тем временем Роулз начал бродить по комнате, как будто в поисках чего-то особенного, хотя не осмеливался открыть комод или чулан без разрешения. Кроуэл наблюдал за ним краем глаза. Роулз делал вид, что не знает, что за ним следят, он просто продолжал поиски, как толстокожий носорог.

— Я спрашиваю, потому что мы очень хотим ее найти.

— Я хотел бы помочь вам, — сказал Кроуэл.

Роулз открыл дверь в ванную и заглянул внутрь. На полу лежало большое банное полотенце. Возможно, Летти заходила сюда после всего принять душ. Не поворачиваясь, Роулз сказал:

— Мы считаем, что она могла убить брата, вот почему.

— Да? Вы так думаете? — спросил Кроуэл.

— Хорошие же девушки на тебя вешаются, — заметила Летти.

— Иначе, — сказал Блум, — зачем ей убегать?

— Ну… — промямлил Кроуэл.

— Мы считаем, причина в этом. — Роулз обернулся и спросил: — Это ваши трусики, мисс? На трубе душа?

— Мои здесь, под платьем, — ответила Летти и посмотрела на Кроуэла.

— Интересно, чьи же они? — Роулз пожал плечами. — В этом причина, мы считаем. Она пошла проведать его той ночью…

— Санни, — пояснил Блум, — той ночью, когда был убит ее брат.

— И попросить, чтобы он взял ее в долю, — закончил Роулз фразу.

— Но он выгнал ее.

— Поэтому она заколола его.

Летти снова взглянула на Кроуэла.

— Белая шваль, — пояснил ей Роулз, — эта девушка, о которой мы говорим.

Он подмигнул ей, как будто они оба с древней африканской мудростью правильно оценили белых девушек, которые убивают своих братьев, а потом оставляют свои трусики в душевых. Летти, не моргая, внимательно вслушивалась в то, о чем говорили, и старалась понять, что к чему, но Роулз совершенно сбил ее с толку. Блум это знал. Она обеспечивала Кроуэлу алиби на время от половины седьмого до половины девятого вчерашнего вечера, и они не торопясь, спокойно старались выведать все у нее и у Кроуэла.

— Она не приходила сюда вчера днем, нет?

— О ком вы спрашиваете? — уточнил Кроуэл.

— О Санни.

— Нет. Я только что сказал вам, что с половины седьмого здесь была Летти.

— Кто говорит о половине седьмого?

— Вы сказали, что хотите знать, где я был между…

— Да, но кто сказал что-нибудь о том, что Санни приходила сюда в половине шестого?

— Я думал, вы спросили…

— Мы спросили, приходила ли она вчера днем сюда, вот что мы спросили.

— Вы имеете в виду — сегодня днем?

— Называйте, как вам угодно, — сказал Роулз. — Хотите, продолжайте думать, что сегодня — это вчера, прекрасно. Мы говорим о вчерашнем дне, о пятнице, двадцать шестом августа.

— Сегодня суббота, — добавил Блум, — вам известно это?

— Да, известно.

— Итак, приходила она сюда вчера днем или нет?

— Нет.

— Ни в половине шестого, ни раньше, верно?

— Верно.

— Тогда что делают ее трусики на трубе душа? — спросил Роулз.

Он не знал, принадлежат эти трусики на самом деле Санни или, быть может, королеве Елизавете, хотя вряд ли Ее Величество носила кружевные черные бикини. Его вовсе не интересовало, чьи это были трусики. Вся эта болтовня о трусиках нужна была ему, чтобы заставить Кроуэла перейти к обороне и вызвать у Летти обиду на то, что она не единственная женщина, которая пользуется его душем.

— Это не ее, — сказал Кроуэл. — Не Саннины. Она все забрала с собой, когда уходила из квартиры. Кроме купальника. Мне кажется, я уже говорил вам об этом.

— И с тех пор она не возвращалась, так? Со вторника, верно?

— Да, со вторника, кажется, это был вторник.

— Тогда чьи это трусики? — спросил Роулз. — Малышка, ты уверена, что они не твои? — Он опять подмигнул Летти.

— Мои на мне, — ответила Летти. — Ты хочешь еще раз взглянуть на них? Убедиться, что они не убежали в ванную и не прыгнули сами на трубу?

— Может быть, позднее, — усмехнулся Роулз.

— Должно быть, они принадлежали какой-то другой девушке? — предположил Блум.

— Конечно, у меня несколько знакомых девушек, — сказал Кроуэл.

— Вчера вечером у вас тут была еще одна девушка?

— Нет, не вчера.

— Позавчера?

— Когда это было?

— В четверг. Через два дня после того, как Санни ушла.

— Да, наверное, — согласился Кроуэл.

— Небольшая вечеринка?

— Да.

— Праздновали что-нибудь?

— Нет, только… вы понимаете.

— Я бы тоже праздновал, — сказал Блум, — если бы меня бросила такая девушка. Похоже, она убила обоих — и брата и фермера.

— Единственное «но», — сказал Роулз, — это алиби.

— Да, — сказал Блум. — Мы все равно найдем ее и прижмем к ногтю за оба убийства, если у нее не будет алиби.

— Вы случайно не знаете, где она была в тот день, когда застрелили фермера? — спросил Роулз.

— Когда это было? — спросил Кроуэл.

— У вас нелады с датами?

— Нет, но…

— Его застрелили в понедельник, — сообщил Блум, — за день до исчезновения Санни. Она ушла отсюда во вторник, помните? Собрала всю свою одежду и ушла. Кроме купальника. Я был здесь в ту ночь, помните? Мисс Холмс принимала душ.

— Мисс Холмс очень чистоплотная, — заметил Роулз и снова улыбнулся.

— Я приходил к вам еще и в четверг, помните? — сказал Блум. — В супермаркет. Вы мыли капусту…

— Салат-латук.

— Салат, верно, значит, помните. Тогда вы сказали мне, что вы и Санни были вместе в ту ночь, когда убили ее брата. Вы помните, как говорили мне это, да?

— Помню.

— Дело вот в чем, — сказал Роулз, качая головой. — У нее нет этого алиби, парень, мы заведем на нее дело, как только найдем ее.

— Вы уверены, что не знаете, где она? — спросил Блум.

— Абсолютно.

— Почему мы спрашиваем о прошлом вечере, — сказал Роулз и потер нос, — это потому, что мы знаем, где она была в половине седьмого, она была у друга своей матери, но она ушла оттуда в половине седьмого. И мы знаем, где она была в половине девятого, — в баре у шоссе. Когда бармену показали ее фотографию, он подтвердил, что это та самая девушка. Но мы не знаем, куда она направилась из бара. Мы думали, если она сперва зашла сюда, она могла бы упомянуть…

— Нет.

— Или, может быть, позже. После того как она ушла из бара.

— Нет, она совсем не приходила сюда.

— Ты тоже не видела ее тогда, верно? — обратился Блум к Летти. — В половине седьмого. Она не заходила, чтобы забрать свой купальник или еще зачем-нибудь?

— Я никого не видела, — сказала Летти и посмотрела на свои сандалии.

— Хорошо, мы найдем ее, обязательно, — сказал Роулз, вздыхая. — Дайте немного времени, и все. Когда мы найдем ее… вы уверены, что были с ней всю ту ночь?

Они не могли понять, поверил ли Кроуэл чему-либо из того, что они рассказали ему. Они хотели поймать его на трех вещах. Первое, они хотели, чтобы Кроуэл поверил, будто тело Санни еще не найдено; подразумевалось, что она еще жива и они ищут ее. Затем, они хотели, чтобы он поверил в то, что они считают Санни убийцей обоих — и брата и Берилла. И наконец, они хотели, чтобы он поверил, что у них достаточно улик против нее для признания ее виновной — если бы только не было этого проклятого алиби.

Кроуэл был этим алиби.

Кроуэл был тупицей.

Они рассчитывали на его тупость и на то, что большинство тупиц считают себя очень хитрыми. Они надеялись, что Кроуэл будет рассуждать примерно так: «Если я скажу, что у нее нет алиби, они будут думать, что именно она совершила оба убийства». Они надеялись, что Кроуэлу не придет в голову ничего, кроме этого, и он не задумается, что произойдет, когда полиция найдет тело Санни. Более сообразительный на его месте догадался бы, что с того момента, как тело Санни будет найдено в том плавательном бассейне, ее не будут больше подозревать ни в одном из убийств. Наоборот, она станет третьей жертвой. Но Кроуэл был туп, а тупицы не способны заглядывать далеко вперед. Они выбирают подходящее решение и задумываются о следующем только тогда, когда очередная проблема возникает сама собой. Так или примерно так рассуждали детективы.

Решение было предоставлено Кроуэлу.

«Уничтожь алиби Санни, и мы обвиним ее в двух убийствах, как только поймаем».

Если все это не было просто бесцельным розыгрышем и Кроуэл был настоящим убийцей, он должен был знать, что полиция никогда ни в чем не сможет обвинить Санни, она уже была мертвой на дне бассейна. Но если он уничтожит ее алиби и они поверят, что она убила брата и Берилла, тогда почему бы им не подумать, что после всего она ввязалась еще в какое-нибудь преступление? В результате кто-то убил и ее. Кто-то другой, но не он, а он был здесь с Летти, она может поклясться, что была с ним с половины седьмого.

Он забросил удочку.

— Это алиби… — начал он и замялся.

Детективы ждали.

— Вы имеете в виду ее слова, что мы были вместе всю ночь, это?

— Нельзя быть одновременно в двух местах, — сказал Роулз. — Или она была здесь с вами, или она убивала брата.

— Просто, — сказал Блум.

— Ладно, я могу ручаться, что она была здесь со мной, — сказал Кроуэл.

— Понятно, — сказал Блум. — Извините за то, что побеспокоили вас, мы просто должны…

— Большую часть времени, — продолжил Кроуэл.

Детективы переглянулись.

— Она была здесь не все время, — сказал Кроуэл.

— Ты слышишь? — обратился Роулз к Блуму.

— О, что я слышу? — воскликнул Блум. — Вы говорите, она уходила отсюда на некоторое время в ту ночь?

— Да, сэр, именно это я говорю.

— Когда? В какое время?

— Около девяти.

— Когда она вернулась? Она ведь вернулась?

— Да, она вернулась.

— В какое время?

— Около половины одиннадцатого.

— Ужасно, — промолвил Роулз. — Дали ей столько времени, чтобы добраться до Стоун-Крэб, совершить убийство брата и притащиться обратно в постель. Она сказала хоть, куда ходила?

— Сказала, что голодна и хочет купить бутербродов.

— Она вернулась с бутербродами?

— Нет, сэр, без них.

— Почему вы не рассказали нам об этом раньше? — осведомился Блум. — Мы признательны за ваш рассказ, поверьте, но все могло быть по-другому…

— Ну, я очень любил эту девушку, — сказал Кроуэл, что было, возможно, самой большой ложью из всего, что слышали детективы за годы совместной работы в полиции. — И должен сказать вам, я не думаю, что это она убила брата.

— Вы просто думаете, что она ходила за бутербродами, да? — спросил Роулз.

— Да, сэр.

— Но ничего не принесла?

— Да, это так, сэр.

Он величал их «сэрами» себе на погибель, он, по-видимому, считал себя вне подозрений.

— Ходить полтора часа и вернуться без бутербродов, за которыми пошла.

— Должно быть, она съела их там, — кивнул Кроуэл.

— А вы не спросили ее?

— О чем, сэр?

— Съела она их там или нет?

— Нет, сэр.

— А вы, Джеки? — спросил Роулз, давая сигнал Блуму быть готовым наступать и окружать. Роулз назвал подозреваемого по имени, старый полицейский прием, разработанный, чтобы заставить его почувствовать самое плохое и ужасное. — Вы не были голодны?

— Нет, сэр.

— Несмотря на то что в последний раз вы ели… когда, вы сказали, это было? Когда вы с ней были в «Макдональдсе»?

— В семь.

— А потом пришли прямо сюда?

— Да, сэр.

— А она ушла в девять, вы говорите?

— Да, сэр.

— Ходила полтора часа.

— Да, сэр.

— Джеки, — сказал Блум и сделал небольшую паузу, — а где были вы в это время?

— Как… здесь, сэр.

— Совсем один?

— Ну… да, сэр.

— Никого с вами не было?

Кроуэл взглянул на Блума, взглянул на Роулза. В это мгновение он, должно быть, понял, что, уничтожив алиби Санни, он уничтожил свое собственное алиби.

— Ну… я ждал, когда придет Санни, понимаете.

— Вы не выходили за эти полтора часа, нет?

— Нет, я все время был здесь.

— Здесь — это в постели или где?

— Ну… да. Смотрел телевизор.

— Что вы смотрели?

— Не помню.

— У вас есть «Обзор ТВ»? — спросил Роулз.

Летти, которая молчала все это время, неожиданно сказала:

— Вон их там целая куча на комоде.

— Не думаю, что там есть такие старые, — сказал Кроуэл.

Возможно, он был не таким глупым, каким его считали. Он сообразил, к чему идет дело. Они собирались выяснить, какую передачу он смотрел вечером в понедельник. Пока Роулз шел к комоду, Кроуэл должен был постараться вспомнить, что показывают вечером по понедельникам. На комоде было три или четыре старых «Обзора ТВ», а не «куча», как заявила Летти. Роулз взял один, отложил его, взял другой, посмотрел на даты на обложке и сказал:

— Нам повезло. С шестого по двенадцатое августа.

Роулз, конечно, знал, что Мак-Кинни был убит в понедельник восьмого августа. Он также знал, что «Обзор ТВ» начинается с субботы и заканчивается пятницей каждую неделю весь год. Он десятки раз разыгрывал и раньше этот спектакль с подозреваемыми, которые заявляли, что они смотрели телевизор. Для Роулза то, что он собирался делать, было таким же обычным, как надевать с утра ремень с кобурой. Для Кроуэла это была необычная проверка его памяти и сообразительности. Но он был туп. Он никогда не смотрел на даты на обложке журнала, иначе он обнаружил бы, что Роулз держал в руках выпуск с тринадцатого по восемнадцатое августа. Кроме того, пока Роулз переворачивал страницы, он решил, что проверка будет такой же примитивной, как в средней школе, где он учился до того, как его выгнали и он стал рабочим в продуктовом отделе супермаркета.

— Понедельник, понедельник, — приговаривал Роулз, как бы поднимаясь все выше и выше. — Восьмое августа, вот оно. Девять часов. В это время она ушла, так?

— Да, сэр.

— Хорошо, посмотрим, что шло в девять часов.

— Скажите нам, если вспомните, что вы смотрели, — сказал Блум.

— Девять часов, — сказал Роулз и посмотрел на восемь часов вторника шестнадцатого августа. — Посмотрим. Третий канал — «Команда А», десятый канал — «Счастливые дни», тринадцатый канал…

— «Счастливые дни», — сказал Кроуэл, — я смотрел это.

— Мне нравится эта передача, — сказал Роулз улыбаясь. — Этот Фанз не дурак.

— Да, — улыбнулся в ответ Кроуэл, — мне она тоже нравится.

— Итак, это то, что вы смотрели, — сказал Блум. — Значит, вы решили, что именно это. — Он тоже разыгрывал этот номер много раз прежде, как с Роулзом, так и с другими детективами в отделении, и знал, что Роулз до отвала накормил Кроуэла ложными данными. Кроуэл понял, что не мог смотреть передачу, которую он назвал, в понедельник вечером, когда был убит Мак-Кинни. Он потерял свое алиби на вечер восьмого августа, а его алиби на сегодняшний вечер сидело в полосатой одежде, скрестив ноги и покачивая сандалией.

— Не думаю, что вы вообще смотрели телевизор вчера вечером.

— Нет, не смотрели, — подтвердил Кроуэл и взглянул на Летти.

Детективы решили, что это не опасно. Даже будучи таким глупым, он, видимо, начинал понимать, что они как-то очень быстро провели его, и не хотел еще раз влипнуть с телевизором. Лучше сказать, что он вообще не смотрел телевизор прошлым вечером, и взглядом подать знак Летти.

— Это правда, Летти? — спросил Блум.

— Мы не смотрели никакой телевизор, это правда, — откликнулась она.

— А что вы делали? — спросил Роулз. — Ты пришла сюда принять душ, так? В какое время это было?

— Вскоре…

— В половине седьмого? В это время ты появилась здесь?

— Примерно.

— И в это время стала принимать душ?

— Да, в это время.

— Позже ты еще раз мылась?

— О чем это вы?

— Когда мы пришли, ты была раздета. Ты ополоснулась после первого раза?

— Послушай, — сказала Летти, — ты прекрасно понимаешь, чем мы занимались, поэтому довольно рассказывать сказки про душ, ладно? Насколько я знаю, в том, чем мы занимались, нет никакого преступления.

— Ты вообще-то принимала душ? — спросил Блум.

— Да, как раз в то время, когда вы пришли сюда. Я вся вспотела, поэтому…

— И это было в половине седьмого.

— Чуть раньше или чуть позже.

— Во сколько именно? Раньше или позже?

— Немного позже, мне кажется. Должно быть, без двадцати семь, да, Джеки?

— Да, — согласился Джеки, — около этого.

— Тогда это не половина седьмого, — возразил Роулз.

— Что меняют несколько минут? — сказала Летти. — То ли без двадцати семь, то ли без четверти семь…

— Так это было без четверти семь? — уточнил Блум.

— Это было между половиной седьмого и без четверти семь, — сказал Летти.

— Ты уверена в этом? Не могло быть, скажем, семь часов или даже восемь?

— Нет, семи не было, было…

— А восьми?

— Если не было семи, значит, тем более не могло быть и восьми.

— Почему нет?

— Потому что я пришла в половине седьмого — без четверти семь.

— Где ты была до этого?

— У себя.

— Где это?

— Через дорогу.

— Ты была там в половине седьмого, да?

— Да.

— Сколько тебе нужно времени, чтобы дойти оттуда сюда?

— Всего несколько минут. Это как раз через дорогу, если выглянуть, видно из окна.

— Откуда ты узнала, что Джеки дома? — спросил Роулз.

— Я видела его автомобиль, — сказала Летти.

— Когда вы пришли домой с работы? — спросил Блум.

— Я? — удивилась Летти.

— Нет, вы, Джеки?

— В шесть часов, должно быть.

— И поставили автомобиль на улице…

— Именно на улице. Эти места назначают…

— Где Летти могла его видеть.

— Ну, я не знал, могла она его видеть или нет. Я просто припарковал его там, где мне положено парковаться.

— Там, где ты могла его видеть, так, Летти?

— Там, где мне было видно его.

— В половине седьмого.

— Около этого.

— И ни один из вас не выходил из этой квартиры с половины седьмого вчерашнего вечера, так?

— Мы оба были здесь, — подтвердил Кроуэл и обменялся взглядом с Летти.

— Оба, — подтвердила и она.

Они не попались ни на чем. Блум вздохнул, Роулз тоже вздохнул и потер нос, это был сигнал Блуму, что он собирается запустить очередную ложь и надеется, что Блум его поддержит. Блум не знал, что он затеял, но был готов подыграть.

— Этот человек на улице, — сказал Роулз и замялся, — который сидел на ступеньках, черный, как мы с тобой, Летти, сказал, что он торчал возле дома весь вечер. Он сказал, что видел, как вы, Джеки, входили в дом.

Кроуэл взглянул на него.

— И очень торопились, — добавил Блум.

— Нет, — сказал Кроуэл и покачал головой.

— Нет, вы не торопились?

— Я не…

— Он сказал…

— Я не входил ни в какой дом!

— А что вы делали?

— Я был в квартире с Летти.

— Тогда как этот человек мог видеть вас входящим в дом? — сказал Роулз.

— Очень торопясь, — добавил Блум.

— Он ошибся.

— Здесь живет не так много белых, — сказал Роулз.

— Летти сказала вам, что я был здесь с ней с половины седьмого…

— Вряд ли негр не узнает белого, когда увидит его.

— Он сказал, что это были вы.

— Да, он утверждал, что видел, как Джеки Кроуэл…

— Нет, не видел, — упрямо возразил Кроуэл.

— А не могло это быть после того, как вы утопили Санни в плавательном бассейне? — спросил Роулз.

— Санни с двумя пулевыми ранами, — подключился Блум.

— Ты сказал мне… — начала, запинаясь, Летти.

— Замолчи! — крикнул Кроуэл.

— Ты говорил мне про облаву на наркотики.

— Я сказал, замолчи!

— Сам замолчи, сволочь! За тысячу баксов не купишь…

Затем все произошло очень быстро.

Летти стояла у комода, когда Кроуэл бросился к верхнему ящику и достал оттуда пистолет. Увидя пистолет, она хотела отскочить, но он потащил ее за собой, обхватив левой рукой за талию и держа в правой пистолет. Когда Кроуэл рванулся к комоду, Роулз и Блум выхватили свое оружие, но ни один из них не мог сделать выстрела, так как Летти была на линии огня вместо щита. Она вопила и пиналась, пока Кроуэл волочил ее к двери. Детективы оказались втиснутыми в узкое пространство за кроватью. Когда Кроуэл повернулся к двери, выстрел из пистолета дико полоснул воздух. Каждый из них надеялся, что Кроуэл не глупее, чем они думали, что он не станет поливать комнату пулями тридцать восьмого калибра и не оставит на своем пути еще одну мертвую девушку. Перед тем как схватиться за ручку двери левой рукой, он с силой толкнул Летти через всю комнату, так что она столкнулась с Роулзом, который отпихнул ее в сторону. Она осталась лежать на кровати, проклиная все на свете. Детективы выбежали за Кроуэлом в холл.

Вот и вся, как они говорят, история.

Я оказался первым препятствием, с которым столкнулся Кроуэл на улице.

Я оказался тем, в кого он выстрелил, несчастный глупец.

Моя дочь сказала, что в школе она оказалась в центре всеобщего внимания, потому что только у одного в их классе был отец, в которого стреляли. Но то было во время корейской войны. И потому не в счет. Ей хотелось знать, что чувствует человек, когда его ранят выстрелом из пистолета. Я ответил, что не советовал бы ей это испытать. Она продолжала настаивать, и я объяснил, что это, наверное, лучше, чем когда наступит слон, но хуже, чем что-либо другое, что можно придумать. Минут десять мы поиграли, придумывая, что могло быть хуже, чем получить пулю. Мы согласились, что хуже быть закопанным заживо в песок или подвешенным за большие пальцы ног на персидском базаре. Джоанна предположила, что получить пулю — это все равно что поссориться со своим мальчиком — тогда тоже все болит.

Умная моя дочка.

Я сказал ей, что Дейл сама хотела положить конец нашим отношениям, потому что влюбилась в кого-то и собирается выйти за него замуж. За мужчину, которого звали Джим. Джоанна сказала, что ненавидит имя Джим, и спросила, что я собираюсь теперь делать.

Я не знал, что я собирался теперь делать.

Блум еще раз пришел навестить меня за два дня до выписки из больницы. У него была запись вопросов (В) и ответов (О) Кроуэла.

— Мне не положено выпускать их из рук, — сказал он, — но ведь я мог оставить их здесь, пока спускался вниз выпить чашечку кофе? Взгляни на них, а? Они раскрывают весь замысел.

— Кофейня внизу хорошая? — спросил я.

— Лучше, чем комната дежурного, это точно. — Он бросил папку с записями на кровать. — Я вернусь минут через двадцать. Так что наслаждайся.

Допросом в государственной адвокатской конторе руководил сам Скай Бэнистер. Присутствовали капитан Уолтер Хопер и детективы Купер Роулз и Морис Блум. Запись начиналась с обычного указания места, даты и времени допроса — в данном случае это помещение управления охраны общественного порядка Калузы, пять часов утра двадцать седьмого августа. Бэнистер ознакомил Кроуэла с его правами, и Кроуэл подтвердил, что все понял и не нуждается в присутствии адвоката во время допроса.

В: Как ваше полное имя?

О: Джеки Кроуэл.

В: Это ваше настоящее имя?

О: Да.

В: Где вы живете, мистер Кроуэл?

О: 1134 Ачер-стрит.

В: Здесь, в Калузе?

О: Да.

В: Можете сказать, сколько вам лет?

О: Восемнадцать.

В: Мистер Кроуэл, во-первых, я хочу спросить вас о ночи восьмого августа, вы можете вспомнить ту ночь?

О: Могу.

В: Где вы были тогда в девять часов вечера?

О: В доме Шора Хэвена на Стоун-Крэб-Кей.

В: Зачем вы пошли туда?

О: Повидать Джека.

В: Джеком вы…

О: Джека Мак-Кинни.

В: Расскажите, что вы делали, когда пришли в этот дом. Шаг за шагом, пожалуйста.

О: Припарковал автомобиль, поднялся на лифте на четвертый этаж, вошел в холл у квартиры Джека. Позвонил.

В: Вы помните номер квартиры?

О: Квартира триста семь.

В: Вы позвонили…

О: Да, и Джек открыл мне дверь. Мы прошли в гостиную, и я рассказал ему, зачем пришел.

В: Что вы сказали ему, мистер Кроуэл?

О: Я сказал, что его сестра раскрыла мне его план и я хочу десять тысяч долларов.

В. Что это за план?

О: Выращивать марихуану на ферме, которую он покупал.

В: Почему вы хотели получить десять тысяч?

О: Этого мне было достаточно.

В: Но что заставило вас думать, что мистер Мак-Кинни захочет дать вам эти десять тысяч?

О: Я знал, что они у него были. Ферма обошлась ему в сорок тысяч. Так сказала Санни.

В: Да, но почему вы решили, что он согласится дать вам так много денег?

О: Чтобы я не донес полиции.

В: О чем?

О: Что он собирается выращивать марихуану.

В: Что сказал мистер Мак-Кинни, когда вы потребовали у него десять тысяч долларов?

О: Он послал меня ко всем чертям. По правде говоря, он употребил более крепкое выражение.

В: Что случилось потом?

О: Он сказал, чтобы я убирался. А я сказал, что не сдвинусь с места, пока он не даст мне десять тысяч. Ну, и тут началось…

В: Что вы подразумеваете под этим?

О: Он стал толкать меня, я его, и так далее…

В: Что далее, мистер Кроуэл?

О: Я вытащил нож.

В: Вы пришли к нему с ножом?

О: Я всегда ношу с собой нож.

В: Этот нож был у вас с собой в ту ночь?

О: Да, этот.

В: Занесите, пожалуйста, в протокол, что предъявленный нож, обычно именуемый автоматическим пружинным ножом с кнопкой освобождения пружины, которая выталкивает лезвие шестидюймовой длины, был найден в комнате на 1134 Ачер-стрит в квартире 202 детективами Роулзом и Блумом в три часа десять минут ночи сегодня, двадцать седьмого августа, и пометьте его этикеткой. Что произошло потом, мистер Кроуэл? После того, как вы вытащили нож? Вы сказали, это ваш нож…

О: Да, это мой нож, все правильно. По-моему, я сказал Джеку, что буду мучить его, пока он не даст мне денег.

В: Что означает «мучить»?

О: Резать.

В: Что произошло потом?

О: Он побежал в спальню. У него на столике у кровати был пистолет. Он побежал за пистолетом.

В: Что вы сделали?

О: А что бы сделали вы, когда парень хватается за пистолет?

В: Я хотел бы знать, что сделали вы?

О: Я всадил в него нож, пока он стоял спиной ко мне и был готов повернуться с пистолетом в руке. Я ударил его ножом прежде, чем он смог выстрелить в меня. Это была самооборона.

В: Вы нанесли удар в спину?

О: Первые пару раз. Потом я продолжал наносить удары, чтобы убедиться. Он вроде… повернулся, когда падал, понимаете? Поэтому я добавил ему спереди, а потом просто продолжал наносить удары. Куда попало.

В: Что вы делали потом?

О: Искал деньги.

В: Вы нашли их?

О: Да. Он держал их в бачке туалета. В пластиковом пакете. Как поплавок внутри бачка, понимаете?

В: Сколько там было денег?

О: Я не считал, пока не пришел домой.

В: Сколько денег вы обнаружили в пластиковом пакете?

О: Сорок семь тысяч долларов.

В: Вы пересчитали их?

О: Я пересчитал их.

В: И получилось ровно сорок семь тысяч?

О: Немного неровно.

В: На сколько?

О: На двадцать-тридцать долларов, что-то около этого.

В: Что вы делали потом?

О: После того как пересчитал деньги?

В: Нет, прежде чем вы покинули квартиру.

О: О, я отмыл нож, смыл кровь с одежды и вымыл руки. Мне не хотелось выходить из дома в крови. Кроме того, я взял пистолет, засунул его за ремень под пиджаком. Это была хорошая вещь, не имело смысла оставлять ее там.

В: Есть еще что-нибудь, о чем вы хотели бы рассказать мне в связи с той ночью?

О: Нет, это все, что произошло в ту ночь.

В: Вы говорили полиции, что вы и мисс Мак-Кинни были вместе в ту ночь…

О: Да, но не всю ночь. Я сказал ей, что голоден и хочу пойти купить бутербродов. Я оставил ее около девяти часов. До Стоун-Крэб всего десять-пятнадцать минут. Туда я и пошел, когда оставил ее. В квартиру ее брата. Получить свои десять тысяч.

В: Однако вы получили гораздо больше.

О: Да, мне повезло. Я совсем не собирался искать в туалетном бачке, верите? Эта мысль пришла мне в последнюю минуту.

В: Мисс Мак-Кинни сказала полиции, что вы были вместе всю ночь, когда произошло убийство. Почему она это сделала?

О: Это была моя идея.

В: Она знала, что вы убили ее брата?

О: Нет, нет, что я, сумасшедший?

В: Тогда почему она придумала вам алиби?

О: Здесь дело в другом.

В: Не понимаю.

О: Я сказал ей, что полиция будет думать, что это сделала она.

В: Все равно не понимаю.

О: Я сказал ей, что, если полиция узнает, что я оставил ее одну в своей квартире, они решат, что она бегала убить брата.

В: Почему они могли так подумать?

О: Братья и сестры, знаете? Полицейские всегда ищут такое дерьмо. Прошу прощенья.

В: Итак, вы заставили ее поверить, что ей необходимо иметь алиби.

О: Ну, не совсем так. Я имею в виду, я не делал так, чтобы это было похоже на обман или что-то подобное. Я заставил ее думать, что защищаю ее, понимаете? Как будто я вынужден лгать, чтобы спасти ее шкуру, и поддерживать ее, если она скажет, что была здесь со мной всю ночь. Таким образом, полиция не стала бы вешать что-либо на нее.

В: И она поверила вам.

О: Да.

В: Тогда почему вы убили ее?

О: Ну, это другая история.

В: Да, это так и есть. Наверное, нам следует рассматривать все по порядку. Мистер Кроуэл, вы хорошо знаете участок фермерской земли примерно на полпути между Калузой и Ананбургом, который известен как ферма Берилла?

О: Да.

В: Вы посещали ферму Берилла днем двадцать второго августа?

О: Да, посещал.

В: Почему вы поехали туда?

О: Увидеть Берилла.

В: Что вы хотели от Берилла?

О: То же, что и от Джека.

В: Что именно?

О: Деньги.

В: Какие деньги?

О: Четыре тысячи долларов.

В: О чем вы говорите?

О: Санни сказала мне, что брат дал Бериллу в задаток за землю четыре тысячи.

В: Итак, вы пошли к нему за четырьмя тысячами.

О: Да, так же, как к Джеку.

В: Как это «так же, как к Джеку»?

О: Ну, мне хотелось побольше денег, понимаете?

В: У вас уже было сорок семь тысяч, которые вы имели после убийства…

О: Да.

В: Но вам хотелось еще четыре?

О: Да. В жизни каждый цент помогает.

В: Поэтому вы поехали на ферму Берилла, чтобы украсть их у него?

О: Попросить, а не украсть.

В: Вы ожидали, что он так просто отдаст вам четыре тысячи…

О: Нет, но у меня был пистолет, понимаете? Пистолет, который я унес из квартиры Джека.

В: Вы составили план, как украсть деньги?

О: Нет, просто хотел попросить их. Я считал, что они принадлежат Джеку, понимаете? А если Джек теперь мертв, ему нет дела до земли. Эти четыре тысячи должны быть вместе с остальными деньгами, понимаете?

В: Вы поехали туда, чтобы совершить вооруженное ограбление…

О: Нет, просто попросить у него деньги.

В: Вы действительно просили их у него?

О: Конечно.

В: В это время вы наводили на него пистолет?

О: Да, я держал пистолет в руке.

В: Тогда вы совершили вооруженное ограбление.

О: Нет, я не угрожал ему, ничего подобного.

В: Но в руке вы держали этот пистолет?

О: Да.

В: Сегодня вы стреляли в человека по имени Мэтью Хоуп из этого же пистолета?

О: Да.

В: Укажите в протоколе, что оружие было револьвером «смит-и-вессон» тридцать восьмого калибра и что оно было отобрано у мистера Кроуэла вне его квартиры на 1134 Ачер-стрит в два двадцать ночи сегодня, двадцать седьмого августа. Что сказал Берилл, когда вы «попросили» у него денег?

О: Он сказал, что у него их нет, хотя Санни говорила, что ее брат дал их ему. Залог в четыре тысячи!

В: Но он сказал, что у него их нет.

О: Он сказал, что их перевели на «Счет». Я не знал, что это означает. Где этот чертов «Счет», спросил я его. Я никогда не слышал, чтобы во Флориде было место под названием «Счет».

В: Что произошло потом?

О: То же самое.

В: Что вы имеете в виду?

О: Он пытался броситься на меня, и я вынужден был выстрелить в него. Так же, как с Джеком, понимаете, о чем я говорю? Я только хотел получить деньги, а они стали сопротивляться.

В: Сколько раз вы выстрелили в него?

О: Всего три-четыре раза.

В: Что потом?

О: Я искал деньги. Я разорвал все на мелкие кусочки.

В: Вы нашли их?

О: Нет. Позже я спросил Санни, где находится «Счет». Она рассмеялась.

В: Когда это было?

О: Когда было что?

В: Когда вы спросили ее…

О: А, по-моему, в ту же ночь. В ночь перед тем, как мы поссорились. Мы лежали здесь, в постели, я спросил ее, где находится этот чертов «Счет». Я считал, что это может быть где-нибудь в Техасе. Она стала смеяться и сказала мне, что это имеет отношение к адвокатам и банкам, где они держат деньги до завершения сделки. Я сказал что-то наподобие: «Так вот о чем он говорил», — а она спросила, о чем это я, поэтому я сказал ей про Берилла, про то, что случилось с Бериллом. До того мы оба немного выпили, полагаю, я выпил лишнего. Иначе я не стал бы говорить об этом. О Берилле, я имею в виду.

В: Вы сказали ей, что убили Берилла?

О: Ну, не такими словами.

В: А как?

О: Я сказал, что у нас была небольшая ссора.

В: К этому времени она должна была слышать о смерти Берилла, как вы думаете?

О: Ну, об этом было и по телевизору и вообще…

В: В таком случае она должна была догадаться, что вы называете «небольшой ссорой».

О: Да, по-моему, она поняла, о чем я говорю.

В: Она поняла, что это вы убили его.

О: Да, думаю, да.

В: Как она отреагировала?

О: Испугалась.

В: Вы сказали ей, что убили и ее брата тоже?

О: Да. Дьявол, я выпил слишком много, вот и все.

В: Как она отнеслась к этому сообщению?

О: Она хотела знать, почему я это сделал. Я сказал ей, что из-за денег. Я сказал ей, что мы вдвоем могли бы многое сделать с такими деньгами, и показал ей пластиковый пакет. Я держал его в туалетном бачке так же, как ее брат. Я научился этому у него. Казалось, на нее это произвело большое впечатление.

В: Она больше не боялась?

О: Я не думал об этом. Она просто сказала, что это куча денег. Не дерьма! Сорок семь штук! Мне было нужно, чтобы она обязательно сказала, что это куча денег.

В: Но тогда она не боялась, верно? После того как вы сказали ей про брата?

О: Я не думал об этом в то время. Хотя должна бы. Мы ссорились весь следующий день, понимаете?

В: Вас это огорчило? Ее уход?

О: Нет, на свете полно девушек.

В: Но вы отправились искать ее. Вы поехали на ранчо «М. К.»…

О: Я не ее искал, парень.

В: Тогда почему вы…

О: Я искал свои денежки, парень! Она унесла их с собой.

В: Сорок семь тысяч?

О: То, что осталось от них, около сорока пяти. Оставила свой фиолетовый купальник и украла мои деньги.

В: Поэтому вы отправились искать ее…

О: По всему городу. В магазине я сказал, что заболел, и начал поиски. Проверил ранчо, проверил дом адвоката — она говорила, что была там однажды, приходила поплавать голой в его бассейне, чтоб мне сдохнуть. Я считал, она могла снова прийти туда, чтобы еще поплавать. Дьявол ее знает. Ничего. Наконец я бросил все попытки и в четверг вернулся на работу. Это было, когда детектив Блум приходил сюда ко мне.

В: Как вам удалось наконец отыскать ее?

О: Повезло.

В: Объясните.

О: Повезло. Я только что сказал вам, что вспомнил про этого старого болтуна ветеринара, которого я время от времени встречал в доме ее матери. Мужик жил тремя милями дальше по той же дороге. Они с Санни были в дружеских отношениях. Меня осенило, что она могла быть там. Я имею в виду, что, пока она не в Китае, она должна быть где-то, я прав? Поэтому я нашел номер мужика — Джефри его имя, он есть в телефонной книге — и позвонил ему. И знаете, кто ответил по телефону? Сама маленькая мисс Солнышко! Я услышал ее голос, повесил трубку и вскочил в автомобиль.

В: Когда это было?

О: Вчера.

В: В какое время?

О: Когда я звонил? Должно быть, почти в шесть часов. Думаю, я спугнул ее. Поэтому она убежала. Когда я повесил трубку, она поняла, что это был я.

В: Что произошло потом?

О: Когда я приехал, она как раз выезжала из подъездной аллеи. Чертовски быстро. Я гнался за ней по дороге милю или две, пока мы не выехали на длинный прямой участок, где растут цитрусовые, знаете, о чем я говорю? Как раз перед тем, как повернуть на «М. К.», если ехать от Ананбурга. Там длинный пустынный прямой участок, только апельсиновые деревья по обеим сторонам дороги и никаких домов. Здесь я и перехватил ее. Развернулся прямо перед «порше» и столкнул его с дороги.

В: Что потом?

О: Я направил пистолет ей в лицо и сказал, что хочу получить свои деньги.

В: Она отдала их вам?

О: Сперва нет. Мне пришлось вытащить ее из машины и немного потрепать.

В: Потрепать?

О: Ударить несколько раз по лицу.

В: Пистолетом?

О: Боже, нет, не пистолетом, просто рукой. Шлеп, шлеп, рукой. Наконец она раскошелилась. Деньги были на дне фиолетовой сумки, с которой она всегда ходила, спрятаны на самом дне. Там еще был небольшой пластиковый пакет с травкой. Я взял его тоже.

В: Что вы сделали потом?

О: Я выстрелил ей в лицо.

В: Сколько раз?

О: Дважды.

В: А потом что?

О: Она упала на дорогу возле переднего левого колеса. Я думал только о том, что хочу поскорее убраться оттуда, я не хотел оставаться поблизости. Все, чего я хотел, — это добраться домой с моими деньгами, но я услышал, что приближается грузовик с запада. Приближается к нам. Не очень быстро. Он был еще довольно далеко. На дороге никого. Санни лежала возле колеса «порше», истекая кровью. Я поднял ее и запихнул в машину.

В: Что потом?

О: Этот проклятый грузовик! Я решил, что водитель может запомнить мой автомобиль, развернутый перед «порше» под углом к дороге, или может заметить на дороге кровь. Там не было лужи крови, но там была кровь, парень! Так вот, если бы я оставил ее в «порше», этот малый в грузовике мог запомнить, что видел две машины, следите? И кровь на дороге. Поэтому я взял из своего «бардачка» тряпку и как можно лучше вытер кровь, а затем бросил ее в багажник «порше». Дорога выглядела что надо. Я имею в виду, что на дороге погибает много животных и люди не обращают на это внимания. Я решил, что если кто-то заметит пятно, то подумает, что здесь перебегал дорогу какой-нибудь зверь. Она выглядела что надо, дорога, я имею в виду. Поэтому я оставил свой автомобиль, где он был, сел в «порше» и поехал.

В: Куда вы направились?

О: Я не знал, куда мне ехать, думаю, я хотел поехать на один из пляжей, но было еще слишком светло — было всего около семи часов, почти семь — на пляжах еще много народа, понимаете? Поэтому я просто стал ездить.

В: С мисс Мак-Кинни на сиденье рядом с вами?

О: Нет, нет, она была на заднем сиденье.

В: И никто ее там не видел?

О: Один парень заглянул в автомобиль, когда я остановился у светофора, но он, наверное, подумал, что она спит или еще что-то.

В: Когда вы решили отвезти ее в дом мистера Хоупа?

О: Сам не знаю, как это вышло.

В: Вы решили, что это хорошая идея, отвезти ее туда?

О: Да. Если никто не увидит меня, это было бы отлично. Бросить ее к нему в бассейн, понимаете? Такой маленький подарочек. Меня все еще немного задевало, что она плавала там голой. Поэтому я решил, что снова отправлю ее поплавать. При условии, что никого не будет дома. Иначе… Ну, я не знаю, что бы я делал, если бы он оказался дома. Но свет был выключен. Я припарковал «порше» в подъездной аллее, вытащил ее и утопил. Все просто.

В: Никто вас не видел?

О: А кто-нибудь сказал, что видел меня?

В: Я вас спрашиваю.

О: Не думаю. Было темно, а я действовал тихо и осторожно.

В: Что вы делали после того, как утопили в бассейне тело мисс Мак-Кинни?

О: Уехал оттуда.

В: Куда вы поехали?

О: Купить канистру для бензина и наполнить ее.

В: Что вы сделали потом?

О: Вызвал «Желтый Кэб», сказал им, что у меня кончился бензин на Тимукуэн-Пойнт-роуд и мне нужно такси, чтобы добраться туда.

В: В какое время это было?

О: В девять часов? Немного позже?

В: «Желтый Кэб» действительно довез вас к вашему автомобилю?

О: Да, было уже темно, когда мы добрались туда, невозможно было бы разглядеть пятна крови, даже если специально искать их. Я разыграл большое представление, заливая бензин в бак. Таксист был рядом и предлагал свою помощь. Я сказал ему, что справлюсь сам. Как только он уехал, я сел в машину и отправился домой.

В: Что вы делали, когда вернулись в свою квартиру?

О: Я сразу позвонил Летти. Было что-то около половины десятого. Я сказал, чтобы она пришла. Когда Летти появилась, я протянул ей тысячу долларов полтинниками и рассказал, что был в баре на Трейл. Вошли полицейские, и какой-то парень бросил на пол пакет с марихуаной. Я убежал, когда стали записывать имена, сказал, что могут проколоть мою водительскую карточку, и велел, если придут полицейские и будут задавать вопросы, говорить, что она была со мной весь вечер с половины седьмого. Она никогда в своей жизни не видела так много денег и моментально разделась.

В: Эта тысяча долларов, которую вы дали мисс Холмс, была частью тех денег, которые вы украли у Джека Мак-Кинни?

О: Да. Санни потратила около пяти сотен на одежду. Когда я пересчитал, в пакете оставалось сорок четыре с половиной тысячи. Тысячу из них я дал Летти.

В: Она видела, что вы достаете деньги из пакета?

О: Что я, сумасшедший? Я достал тысячу прежде, чем звонить ей, и спрятал пакет назад в бачок.

В: Мистер Кроуэл, я показываю вам этот пластиковый пакет, содержащий валюту. Это тот пакет, о котором вы говорите?

О: Похож. Но ведь все пластиковые пакеты похожи?

В: Не во всех пластиковых пакетах лежит валюта.

О: Вся валюта тоже похожа.

В: Но этот похож на пакет с деньгами, о котором вы говорите?

О: Похож, да. Если в нем сорок три с половиной тысячи баксов, значит, это он.

В: Пожалуйста, занесите в протокол, что этот пластиковый пакет, содержащий валюту Соединенных Штатов, был извлечен детективами Блумом и Роулзом из бачка в туалете квартиры 202 на 1134 Ачер-стрит сегодня, двадцать седьмого августа, в три часа сорок минут утра, и пометьте его этикеткой, как вещественное доказательство.

О: Вы лучше пересчитайте их, вы ведь знаете полицейских.

Блум вернулся в комнату через несколько минут после того, как я закончил чтение последней страницы. Он взял у меня папку, минуту смотрел на голубую ленточку, а затем спросил:

— Что ты думаешь?

— Замечательно, — сказал я.

— Да, все это еще будет рассматриваться. — Блум слегка постучал папкой по растопыренной руке. — Выглядит вполне правдоподобно, только одно выпадает — парень с испанским акцентом. У нас так много шансов найти его… — Он прервал себя на полуслове. — Я полагаю, с матерью мы все уладим. Деньги, которые Кроуэл украл у Мак-Кинни, будут возвращены в имущество, а она осталась одна, так? В семье, я имею в виду, осталась только она. — Он покачал головой. Сейчас он выглядел совсем печальным. — Восемнадцать лет, — сказал он, продолжая качать головой. — Проклятый подонок.

Вероника пришла навестить меня накануне моей выписки из больницы. Она была в белом и походила на одну из санитарок. За окном сентябрьские ветры предвещали начало сезона ураганов. Она рассказала мне, что Блум позвонил ей в то утро, когда они получили признания Кроуэла. Тогда же он сообщил, что я ранен. Она не пришла в больницу сразу, потому что не была уверена, хочу ли я ее видеть. Она сказала мне, что была в отъезде; через день после похорон дочери они с Хэмом Джефри уехали вместе в Кэптиву и вернулись только вчера. Поздно вечером она позвонила в больницу, выяснить, там ли еще я, и узнать о часах посещений.

— И вот я здесь.

— Понятно.

— Как ты?

— Много лучше.

— Настоящий герой, — сказала она и улыбнулась своей ослепительной улыбкой.

Я кивнул.

— Итак, они поймали его, — сказала она.

— Они поймали его, — повторил я.

Долгая пауза.

— Идя сюда, я очень волновалась, — сказала она, — в некотором смысле это игра на нервах.

— Волновалась — о чем?

— Хэм. И я. Мы многое узнали друг о друге в Кэптиве. Подобные события… снова сводят людей вместе. — Она помолчала. Она была далеко отсюда. — Он предложил мне выйти за него замуж, — сказала она и повернулась, чтобы посмотреть на меня. Ее светлые глаза отражали серый день за окном. Пальмы трещали под ветром. — Ты думаешь, я должна?

— Тебе виднее.

— Знаешь, я очень любила его когда-то.

В прошедшем времени, отметил я, но промолчал.

— Думаю, я еще люблю его. Может быть, я любила его все эти годы, Мэтью.

— Тогда прими мои поздравления.

— Да, — сказала она и кивнула.

Потом мы болтали о других вещах. О том, что теперь ураганам дают мужские имена, а не только женские, и это, как она полагает, было прямым следствием движения феминисток. О том, что Калуза в сентябре еще хуже, чем Калуза в августе. О том, что я немного потерял в весе за время пребывания в больнице. Как раз перед тем, как ей уйти, я сказал, что деньги, которые Кроуэл украл у ее сына, несомненно, будут считаться частью его имущества и, так как она теперь единственная наследница, в конечном счете перейдут к ней.

— Мои коровки, похоже, возвращаются домой, — сказала она немного грустно.

Я побоялся ее обидеть, но мне хотелось добавить, что наконец-то и бык ее тоже возвращается домой.