Джим Хокинс на острове с сокровищами

Глава семнадцатая: «Последняя смерть на острове и отплытие»

Утро, несмотря на яркое солнце что уже начало палить нещадно, показалось подростку мрачным: на верхней палубе собрались все люди оставшиеся в живых, с начала похода за сокровищами и сейчас, когда доктор Ливси подводил Сильвера и Джима к ним, Хокинс наконец понял что происходит.

Капитана Александра Смоллетта привязали к грот-мачте и сквайр Трелони зачитывал обвинения, которые приготовили видимо ранее, он сам или Ливси, по его просьбе.

Капитан «Эспаньолы» обвинялся в попытке мятежа, ограблении пассажиров и нанимателя, предательстве.

Стоявшие рядом, два выживших, после всех событий на острове матроса шхуны опустили головы и молчали, со всех сторон их подпирали егеря сквайра при полном вооружении.

Трелони немного высказался в том духе, что лишь отсутствии на шхуне первого помощника и шкипера, и спасает Смоллетта от виселицы. И то что он готов простить капитана и даже выдать приличную сумму денег, по возвращению в родные земли, вместо верёвки на шею — лишь его, сквайра, душевная чуткость и мягкосердечие, а вовсе не отсутствие вины за мятежным капитаном «Эспаньолы».

Доктор Ливси тем временем, своим привычным, ехидным, слегка «змеиным», шипящим с присвистом шепотком — рассказывал подробности ночного происшествия, что случилось пока оба задержанных спали связанными в комнатушке в трюме, на погрузившейся в ночную тьму, «Эспаньоле»: «Мы знали о переговорах с вами и том, что матросы Смоллетта также ищут поддержку бунта среди егерей сквайрв, обещая в равных долях разделить всё найденное на острове. Тогда Трелони решил действовать на опережение и попросив, с помощью молодого егеря Джойса, что бы два матроса с егерями отдельно провели переговоры, о том что бы Смоллетт гарантировал им по десять тысяч фунтов в добыче — вынудили тех выйти в узкий проход. Потом прочие егеря, спрятавшиеся в ближайших каютах, просто выскочили и впятером скрутили матросов — до того как эти дураки вытащили свои ножики и кого из нас не поранили… Нам бы пришлось их повесить в случае убийства кого из егерей, а поход в обратном направлении, в Англию, без моряков — был бы весьма затруднителен. Смоллетта вызвал я, из его каюты, условным стуком, о котором мы с ним ранее сговорились на ужине. Я сказал что подумаю о том что бы отравить сквайра и часть его егерей, и это очень понравилось капитану…»

— Отличный вариант! — согласился Сильвер с видом знатока, разбирающегося в данном вопросе. — Всем сразу не пришлось бы мучаться: зачем устраивать резню, если один из лидеров группировки противников скончался? Тем более здесь, вдалеке от экспертиз там всяких. Отличный вариант! Невероятно гуманно и результат будет достигнут!

— Сквайр! — со смехом обернулся доктор к подходившему Трелони, — Наш кок одобряет вариант с вашим отравлением, как самый гуманный, позволяющий сохранить жизни простых участников конфликта и не доводить ситуацию до бойни! Сильвер, как совершенно неожиданно оказалось — великий гуманист!

Все трое: сквайр, доктор и одноногий пират, от всей души расхохотались, в отличие от Джима, вспомнившего о смертях Чёрного Пса и слепого Пью, ещё в Англии перед отплытием на поиски сокровищ — и начавшего беспокоиться и о своём скором будущем.

После ещё нескольких шуток на эту тему, доктор до-рассказал что же произошло ночью: Смоллетта скрутили сразу же после его людей и всех троих моряков, связанными, держали до утра в каюте Смоллета.

Джима и Сильвера заперли заранее на несколько замков, что бы матросы, в случае чего, не могли их высвободить для помощи себе — если мятеж против сквайра удастся.

Утром Трелони решил провести небольшой показательный суд, дабы объяснить морякам шхуны и капитану Смоллетту что не стоит продолжать попытки бунта и проще вернуться в Англию условно «чистыми», и с тысячами фунтов в кармане, чем быть повешенными прямо в море, где не будет на суде ни судей ни адвокатов — никого кроме их врагов.

Сквайр повторил тот же тезис и глядя поочерёдно в глаза Джиму и Сильверу. После чего подросток лишь кивнул головой, а старый одноногий пират внове лихо козырнул и обещал выполнять все приказы Трелони как своего высшего командира, в скорейшем их исполнении!

Было решено пока что держать Смоллетта под арестом и конвоем одного егеря, но в его же каюте, а не трюме. Джима и Сильвера отправить в кубрик егерей, где Джим уже спал, в самом начале похода к острову с сокровищами. Там же должны будут ночевать и матросы, что бы были под постоянным присмотром остальных людей сквайра.

Отплытие назначили на завтрашнее утро, так как моряки и егеря, вместе с Сильвером и Джимом, станут переносить оставшиеся вещи из форта, на вершине острова, на судно, а сквайр и доктор Ливси намеревались немного напоследок поохотиться.

Подросток подозревал что это будет последняя попытка Трелони обнаружить самостоятельно оставшиеся тайники Флинта.

Джим понимал что карта, после того как Бен «Дикарь» обнаружил пиратские сокровища и перепрятал их, не поможет паре кладоискателей и спокойно отправился вместе со всеми в форт, забирать бочонки и ящики, и грузить их на шлюпки для перевозки на шхуну.

После пары рейдов носильщиков туда и обратно, появились огорчённые Трелони и Ливси, и сказав что помогут с погрузкой, тут же начали командовать, распределяя роли прочих.

Подросток видел как вскоре они весело начали перешучиваться с Сильвером и внезапно одно новое опасение начало его мучать: одноногий пират легко вошёл в доверие к данной паре, несмотря на всё что ранее совершил и в отличие от Джима, будучи с ними почти ровесником, несколько старше, мог быть в известной мере на равной ноге со сквайром и доктором.

Подросток опасался, что Сильвер расскажет в подробностях об их переговорах при побеге от Трелони, когда они оба нырнули со скалы в морскую пучину: как Джим подбивал моряков «Эспаньолы» на бунт против сквайра и что именно Джим отпер пиратов, что были в кандалах в трюме. Что Хокинс помогал как мог при штурме форта и потом, внезапно внове появившись после пропажи на корабле, разбрасывал серебряные монеты и говорил от имени Трелони, что сокровища уже найдены и он успел договориться со сквайром о прощении всем кто вернёт корабль.

Последнее было и так известно Трелони, но Сильвер мог настолько вывернуть всё против Джима, что подросток холодел от одной мысли при этом.

Джиму, в его старой-новой роли «маленького мальчика, в урагане горестных обстоятельств», роли, что он снова на себя стал примерять после второго попадания в плен к сквайру — совершенно был не нужен подобный свидетель, который так много о нём мог припомнить лишнего и которому, почти что наверняка, поверят и доктор Ливси, и сам Трелони.

— Пристрелить? — размышлял Хокинс, таща бочонок с сухарями мимо хохочущей, от очередной байки Сильвера, пары: сквайра и доктора. — Найти ружьё, застрелить… Сам нарвусь на петлю на ровном месте! Тогда что?! Возвращаться с этим одноногим Окороком, в Англию — мне не с руки: к чёртовой матери такое обо мне вспомнит, что в кандалах, как обезьянку в балагане привезут! Он не должен быть с нами в Англии, просто не должен!

К пятому своему рейсу на шхуну Джим уже придумал как поступить и подойдя к расположившейся на условный пикник на траве, у прибрежного песка, смеющейся троице — обратился к сквайру с просьбой о разговоре.

Трелони однако отказался беседовать один на один и смеясь, напомнил как Джим его чуть не пристрелил совсем недавно, сказав при этом что совершенно не опасается Сильвера. Это было не очень хорошо для подростка и его попытки по тихому очернить пирата.

Хокинс надеялся обвинить пирата за глаза и доказав опасность того, без присутствия самого Сильвера, добиться ареста, а то и скорого суда над квартирмейстером Флинта.

Говорить о подобном при самом одноногом Джоне — было гораздо сложнее, в том числе и по причине того, что сам калека мог многое чего припомнить Джиму.

— Это пират! — завопил Джим так, словно бы оповещал о внезапной атаке морских разбойников какое прибрежное поселение.

— И? — хладнокровно спросил сквайр, поднимаясь на ноги. — Думаю, мой мальчик, тебе мои молодцы говорили что и мы, в своё время, промышляли чем подобным? Я не вижу никакого вреда от того, что на судне будет ещё один пират: Я, капитан Смоллетт и Сильвер — отличная троица пиратских капитанов! Клянусь потрохами индейки! Ахахаха…

Джим пропустил мимо ушей высказывание сквайра и продолжал с несколько лихорадочной поспешнойстью, видя как губы Сильвера кривятся в презрительной ухмылке, а доктор Ливси лишь качает головой, откровенно потешаясь с неудачных потуг подростка очернить Сильвера: «Сквайр, прошу вас подумать! Одноногий калека — какая от него может быть польза при переходе через океан?! — никакой! Он не помощник на судне, а опаснейший враг! Именно он вёл к острову «Чёрную Каракатицу», вспомните, под его руководством пираты её захватили и сейчас…»

— Сейчас его команды попросту больше нет! — оборвал высказывания Хокинса Трелони. — Как он станет захватывать судно без команды и зачем? В одиночку, тем более калеке, им управлять невозможно…

— Ночью, до того как доктор нас развязал, они сговаривались с капитаном Смоллеттом через дверь, думая что я сплю! — пошёл Ва-Банк Джим, понимая что проигрыш может стоить ему головы. — Матросы и их капитан повержены, но вот Сильвер, словно бы примкнувший сейчас к вам — шуткарь балагур, шут при знатном сквайре, но берегитесь…

— Скотина, урод, сволочь! — взбесился Сильвер и в который раз подросток видел как хладнокровие у этого человека оказывалось напускным.

Он загорался от пары фраз и начинал откровенно беситься, впрочем, как и большинство виденных Джимом прежде, пиратов. Сам Хокинс искренне считал это издержками данной профессии: много истерических атак, выпивки, невоздержания в поступках и словах — и мало военной дисциплины.

Пират бросил в подроска костылём и попытался добрыгнув до него, вцепиться в горло, но сквайр и доктор сбили его с ног и держали за руки.

Потом сквайр приказал подошедшему егерю направить винтовку в сторону Сильвера и сам, встав окончательно на ноги, принялся ходить взад вперёд. Наконец он коротко проговорил подростку: «Продолжай».

Под непрекращающейся площадной руганью одноногого пирата и мерный шорох шагов сквайра по песку пляжа, Джим, всё сильнее распаляясь, выдумывал сложнейший заговор, в котором именно Сильвер — являлся головой и организатором, а Смоллетт, лишь его послушным исполнителем.

— Он мечтает снова стать пиратом и заполучив суммы что нашли на острове с сокровищами…

— Не важно! — снова нетерпеливо перебил сквайр, — Что там с заговором?

— Сильвер себя считает законным владельцем найденных денег на данном острове и собирался бороться за них всеми силами! Он проговорился, что это ещё «не последний бой» и шутка доктора о «возможном отравлении сквайра» — ему очень понравилась не просто так! Окорок не зря пытается стать коком на нашем судне: для него украсть что отравляющее, из сундучка доктора Ливси и подмешать это в пищу вам, сэр или кому из команды — например Смоллетту, раз плюнуть!

— А Почему лишь нам двоим? — поинтересовался Трелони, уже явно заинтригованный словами Джима.

— Вы, глава всей экспедиции и ваша гибель приведёт к новой резне между людьми на шхуне, а без капитана мы далеко не уплывём — разве что положившись на Бога.

Наступила внезапная тишина. Сильвер выдохся и теперь лишь с ненавистью смотрел на подростка, уже однажды лишившего его законной доли в добыче, потом ноги и наконец, прямо сейчас — желавшего его смерти.

Старый пират всем видом показывал, что если ему повезёт — уж он точно расквитается с Джимом, лишь бы только сейчас повезло…

Не повезло! Сквайр быстро щёлкнул пальцами, призывая к вниманию стоявшего наготове с заряженной винтовкой, егеря, старого преданного ему Тома Редрута и далее, одними знаками, показал что следует делать: щелчки Тому, указательный палец в сторону тяжело дышащему одноногому Сильверу, потом короткий жест ребром ладони по своему горлу — известный практически у всех народов.

— Не-е-е-е-ет!!! — завопил в отчаянии калека и было попытался броситься на колено перед сквайром, но Том Редрут в мгновение вскинул свою винтовку и немедля прозвучал короткий сухой гром выстрела.

Сильвер, получив пулю почти в упор, с расстояния всего в восемь шагов — тут же совершил короткий быстрый поворот кругом в падении и мешком повалился на песок пляжа лицом вниз. С четверть минуты тело его билось в конвульсиях, но вскоре прекратило свои движения.

— Том, будь любезен — проверь его… — усталым голосом попросил Трелони у своего слуги и брезгливо обойдя тело убитого по его приказу пирата, спокойно направился к Джиму, стоявшему с разинутым ртом, настолько подростку показалась невероятной столь скорая расправа над Долговязым Джоном.

Том Редрут привычно перевернул тело застреленного им только что человека лицом к солнцу, видно было что старый егерь не единожды проделывал подобную процедуру и своим широким изогнутым кинжалом перерезал убитому горло. Осторожно вытер кинжал о песок пляжа и какую тряпицу что достал из за голенища сапога. Подняв голову егерь сообщил сквайру: «Всё нормально хозяин — он мёрт! Теперь уже точно.»

— Слава Богу! — выдохнул Трелони. — Честно говоря, Сильвер заставлял меня постоянно опасаться каких неприятностей с его стороны, офицер при Флинте — это чего то да стоило! Да и при штурме нашего форта на вершине острова, надо отдать ему должное: он проявил себя неплохим командиром, хотя и несколько простоватым. Всё же проще совершить возвращение без его присутствия на шхуне, дабы не опасаться чего подобного, из рассказанных нам здесь и сейчас, юным Джимом, историй… Кстати, мой мальчик — ты знаешь почему я тебя не пристрелил, вместе с этим грязным негодяем?

— Вам необходим матрос на корабле, сэр? — осторожно предположил Хокинс, уже немного приходя в себя после внезапной расправы над Сильвером и осознавая что он снова победил.

— Ничуть! Ты не матрос — ты юнга! Совершенно бесполезное существо… Без обид! Я надеюсь сюда ещё вернуться и заполучить все монетки капитана Флинта, все его шкатулки с драгоценностями, золотые слитки и сундуки с золотом! Мне показалось опасным иметь Сильвера на борту — ещё и по причине его неплохих познаний откуда эти сокровища взялись, и я решил подыграть твоей слезливой истерике и пристрелить Сильвера. Он отличный собеседник и собутыльник, но постоянно опасаться удара от подобного хитрована — для меня явный перебор!

Дальнейшая погрузка оставшихся вещей с острова на «Эспаньолу», ночь на шхуне и утреннее отплытие — прошли без каких либо заметных приключений.

Утром, по приказу капитана Смоллетта, были подняты матросами, парой егерей и Джимом указанные им паруса и вскоре шхуна отправилась в обратный путь, в Англию.

Первые трое суток все были напряжены из за недавних событий: мятежей, поиска сокровищ, предательств.

Однако на четвёртые сутки обратного плавания как то постепенно все прошлые переживания словно бы остались на покинутом острове с трижды проклятыми сокровищами и все понемногу начали общаться как и прежде, до начала склок.

Смоллетт постоянно проводил время в обществе доктора Ливси и сквайра Трелони. Матросы весело балагурили с егерями сквайра. Джима, как и в походе на остров, снова считали лишь юнгой и только иногда, словно бы случайно, ему припоминали и речи на палубе «Эспаньолы», о которых весело рассказывал всем Сильвер — и выстрел из винтовки в Трелони, на острове. При этом сами говорившие искренне смеялись и считали это детскими шалостями Хокинса.

Джим скромно подхихикивал им всем и стыдливо поводил плечами, при этом замечая на себе насторожённый взгляд старого егеря Тома Редрута, что не разделял общего веселья и перестал, как бывало ранее, делиться с Джимом какими новостями из жизни сквайра или доктора Ливси. Том явно оценил способности подростка и сейчас походил на верного охотничьего пса, что не верит дрессированной лисице на поводке, как бы хозяин не гладил её по голове.

На пятые сутки после отплытия, сквайр Трелони и доктор Ливси устроили какую вечеринку в каюте сквайра и пригласили и Джима к ним.

Зашедший подросток увидел прилично захмелевших руководителей похода: оба сидели без своих привычных париков и камзолов, забросив по одной ноге на ближайшие табуреты и постоянноо чём то громко переговариваясь, хохотали от души.

На столе стояло не менее десятка различных откупоренных бутылок, из тех, что Хокинс знал: там были ром светлый и тёмный, виски, водка, какие то вина. Жаренное мясо стояло в блюде на столе, немного овощей и бананы с орехами — в совершеннейшем изобилии.

— А вот и наш преступничек! — хохотнул, приведённому егерями подростку, доктор Ливси.

— Всё! Оставьте его нам и уходите! — скомандовал своим людям сквайр и те с поклонами вышли из каюты.

С минуту пара выпивох разглядывала немного смущённого столь необычным вызовом Джима, потом сквайр не выдержал и расхохотался вслед постоянно хмыкающему и хихикающему Ливси.

— Джим! — проорал Трелони так, что казалось что все бутылки на столе зазвенели. — Скотина ты скудоумная! Ты что же — решил с нами в игры играть, за дураков нас держишь? Говори немедля где оставшиеся сокровища лежат и мы сейчас же, развернув «Эспаньолу», возвратимся за ними! Ты слышишь?! — Го-во-ри…

— Вы мне обещали долю от найденного. — напомнил подросток о клятве сквайра на острове. — Я получаю долю уже найденных сокровищ и гарантии, письменные, уже в Англии: о неприкосновенности и не преследовании меня, вами…

— Что ты несёшь?! — словно бы взбесился сквайр и даже поднялся на ноги. Но тут же плюхнулся обратно в кресло, видимо будучи уже сильно на подпитии. — Ты что мелешь, дурень? А смерть твоего папашки, такогоже висельника как и ты? А убийство при свидетелях Билли Бонса, штурмана «Моржа»? Ты что?! Да тебе, негодяй — молить меня надо о пощаде, а не требовать себе долю или милость о непреследовании, о пощаде молить!

— Вы поклялись мне, что не станете против меня что злоумышлять или действовать. — твёрдым голосом отвечал Джим, начиная опасаться что с каждой милей приближения к Англии, цена данной клятвы будет всё меньше и меньше.

— Ну и что? — спокойно хмыкнул сквайр и налив себе в синий бокал водки, почти полную посуду, тут же залпом влил это в себя. Потом откусил треть лимона и разжевав кусок, с гримасой на лице, продолжил. — Что из того? Я и не буду — для этого есть судейские! Зачем мне марать свои руки о тебя, негодяя? Тебя посадят в тюрьму в кандалах, на хлеб и воду, и станут там держать столь долго и в таких нечеловеческих условиях, чуть не по уши в собственных нечистотах, что ты умолять нас будешь о смерти! А её ты получишь лишь после того как мы узнаем где спрятаны остальные сокровища и найдём их — не ранее…

Доктор Ливси замахал руками и обронив пару бокалов на пол, стал стучать кулаком по столу, потом, с предложения сквайра, налил себе в бокал вина и отхлебнув три глубоких глотка, заорал визгливым голосом, таким Джим его никогда прежде не видел: «Ты наш раб! Раб! Что хотим то и будем с тобою делать и не смей нам перечить! Тебя станем ломать о колено или ездить на тебе верхом, и скажи что нам против! Ты в Англии никто — преступник для виселицы! Какие, подобному отребью, могут быть обещания и клятвы, кто в это поверит?! Молчи скотина и говори где сокровища!»

— Так молчать или говорить? — не удержался Джим от ехидного вопроса и тут же в него полетела пустая зелёная бутылка, брошенная трясущейся рукою Ливси.

Впрочем бутыль подростка не задела и лишь брызги осколков попали ему на рубаху и штаны, когда бутылка ударилась о дверь каюты и разлетелась фейерверком стеклянных частей.

В каюту заглянули с вопросом что случилось слуги сквайра и получив от хозяина приказ убрать прочь Джима, выволокли юнгу за шиворот в проход, а потом пинками спровадили его на верхнюю палубу.

После праздных шатаний и лёгкой дрожи, когда Хокинс опасался каждого шага егерей и их возможной попытки вернуть его вновь в каюту с веселящимися руководителями похода, Джим решил что в любом случае ему придётся что то предпринять, так как пьяные откровения Трелони и Ливси ясно показывали в каком направлении могут для него начать разворачиваться события, если он всё оставит как есть.

Захватив на камбузе пару бутылок рома — Джим направился к самому молодому из оставшихся егерей сквайра, Джойсу.

— Привет! — дружелюбно обратился Джим к Джойсу.

— Чего тебе? — откровенно удивился появлению Джима данный егерь, бывший всего на три года старше юнги.

— Решил с тобою «раздавить» эту бутылку, а то самому — как то не идёт совершенно…

Джойс конечно опять удивился такому дружелюбию Джима, но охотно согласился: пока есть время и их не зовут на верхнюю палубу, немного скрасить возвращение туда, крепкой выпивкой.

После пяти минут пустой болтовни под частые глотки рома, обсуждение событий на острове и сумм, найденных там — Джим решил что его собутыльник уже достаточно хлебнул горячительного, так как Джойс чуть ли не вдвое более юнги прикладывался к бутыли и начал с ним разговор, что давно задумал: «Смоллетт!»

— Что?

— Ты его охраняешь ночами?

— Ага, вместе со стариканом Томом Редрутом, по очереди, а что?

— Капитан имеет на судне пару своих моряков, да плюс мы с тобой — и всё! Зачем получать крохи от сквайра, в ожидании нового похода на этот проклятый остров, возможных кровавых схваток и мятежей, новой кровищи — если можно уже сейчас слегка помочь Смоллетту получить вновь в своё полное командование корабль, и избавившись от Трелони и Ливси, делить всё на всех! Огромные деньжищи! На кой тебе и далее быть слугой, если станешь сам господином! Англия уже скоро будет на горизонте, а о докторе и сквайре… Можно сказать что их пираты Сильвера прикончили, тех уже всех нет в живых — вали на них любые преступления. Подумай!

— Уже… — спокойно ответил Джойс. — Сам я боюсь один оставаться с тобой и прочими с «Эспаньолы», мне нужны кто из наших, из егерей — для равности отряда и предупреждения подлости с вашей стороны. Я помню как Редрут мне описывал что ты устраивал на «Эспаньоле» или когда Сильвер зарезал одного нашего во время разговоров на острове.

— Не вопрос! — обрадовался такому повороту разговора Джим. — Тащи кому доверяешь сюда и давай нормально поговорим обо всём этом, дело стоящее, точно говорю!

Джойс поднялся и вышел. Джим не стал более пить, считая что переговоры должны вестись с максимально светлой головой.

Внезапно, через пару минут после того как егерь покинул помещение, с двух сторон в кубрик где ночевали егеря и матросы — вошли Джойс, Том Редрут и ещё один из егерей.

Молча они схватили Джима за руки и обыскали его. Том Редрут связал кожаными ремнями руки и ноги, и потащил пленника в сторону помещений где уже ранее Джим и ныне покойный Сильвер провели вместе ночь, также будучи тогда связанные.

— Ты пойми… — тихо говорил Джойс, помогая нести Джима старому Тому Редруту. — Том прав: как только ты открываешь рот — что то нехорошее всегда случается! Ты зарезал пирата в родительской харчевне, ты подставил под яды доктора, эти двух разбойников, в Англии — слепого калеку и второго, который Псом именовался.

— Одного повесили! — пискнул Джим, лишь что бы как смягчить своё скорое и как ему казалось очевидным, нетвратимое, наказание.

— Не суть! — продолжал Джойс. — Редрут напоминал мне постоянно какая ты шкодливая лисица, что Сильвер говорил что именно ты: отпирал кандалы пиратов в трюме «Эспаньолы», именно ты стрелял в сквайра Трелони, именно ты требовал казни самого Сильвера, а перед этим — ты же был на переговорах с нами, перед пиратским штурмом форта. Сильвер рассказывал Тому что ты устроил потасовку, между пиратами и моряками шхуны, прямо перед тем как она села на мель и именно твоими стараниями почти все они и погибли… Джим — тебя, если по хорошему, следует утопить, как крысу! Ну да ладно, подождём решения сквайра!

Подростка, связанного по рукам и ногам, бросили в каморку где он уже ранее одну ночь пребывал и заперев двери оставили Джима, в темноте и тишине, обдумывать своё новое положение на судне: пленника и мятежника, к которому отношение, со слов пьяного доктора Ливси — как к рабу.

Сутки прошли в подобном наказании для Хокинса: утром и вечером к нему приходил Джойс и немного ослабив пута, давал ему поесть и выпить воды, позволял справить свою нужду в деревянную лоханку.

Потом пленника внове связывали, хотя и не сильно, и оставляли предаваться грустным размышлениям о своей дальнейшей участи.

Раз зашедший Том Редрут, сказал что Джима так до самой Англии и будут везти в путах, ибо сквайр хочет скорее получить оставленные на острове монеты и не против как следует пугануть своего пленника, что бы тот чего ненужного о себе не мнил и меньше упирался.

На третьи сутки заточения подростка, Джойс, принесший как обычно воду и пищу, по секрету сказал что «Эспаньола» идёт с опережением графика и уже через сутки, максимум двое — точно будет в Плимуте или Бристоле, ещё пока не определились, так как сквайр не хочет заходить в порт где хорошо знают капитана Смоллетта, из за опасения что тот на него донесёт властям или своим друзьям в Бристоле и те совершат нападение на «Эспаньолу» — и сейчас о чём то сговаривается с доктором.

Вечером того же дня, в каморке со связанным Джимом появился и сам доктор Ливси: опять сильно пьяный, с фонарём в руках и гаденькой улыбкой на вытянутом, почти без загара, белом, словно бы сметана, лице.

— Как себя чувствует наш мальчик, наш рабчонок? — хихикнул доктор и несильно пнул Джима по левой ноге.

Связанный человек на полу кое как, червём, поднялся с циновки и удобнее умостился в углу, что бы сидя смотреть на пришедшего.

— Дурашка… — странным тоном проговорил Ливси и Джим забеспокоился о своей участи. Ему почему то сейчас вспомнился бомбардир «Саффолка» Ганс, которого он так удачно во время сражения убил. У доктора отчего то был подобный голос, интонации в нём, как и у немца, перед тем как тот начал приставать к Джиму с домогательствами. — Ты что же, думал постоянно всех мутить своими заговорами и идеями? Дурачок… Ты — никто! Сквайр, с каждой милей что мы приближаемся к Англии — важный человек и благодетель… Для своих друзей и слуг, ясное дело. Даже матросы Смоллетта поняли что лучше сговориться с нами, чем своим капитаном, а уж егерям и смысла не было встревать в интригу что ты предложил. Дурашка ты Джим, а мы то тебя несколько выше считали и, чего греха таить, опасались не менее Сильвера. Ахахаха!

Доктор поставил поудобнее найденный в каморке ящик и уселся на него. Было видно что с пьяных глаз ему хочется поговорить и решив что лишь пленный юнга станет его безропотно слушать, доктор направился к нему, скорее всего после очередного возлияния в каюте сквайра.

Ещё с добрые десять минут Ливси изголялся: описывая глупость подростка, говоря как именно он сразу же просчитал Джима на все его хода вперёд и что, в отличие от сквайра, который было начал опасаться Хокинса, сам Ливси просто презирает его, как мелкого и жалкого негодяйчика.

— Да Джим! Мелкого и жалкого — так и запомни! Ты убил своего отца, который конечно был сволочью, спору нет — но и ты оказался не лучше него! Потом, заранее устроив засаду в «Адмирале Бенбоу» — ты убил своих товарищей по «Моржу», Билли Бонса и того слепого, Пью, так кажется было его имя…

— Я их не знаю, клянусь вам! — запротестовал Джим, но доктор лишь расхохотался на его слова.

— Да конечно! Они взяли и случайно тебя хорошо «узнали», верно?

— Чёрный Пёс был разведчиком пиратов Флинта на побережье и именно он вынюхивал что да как, его это заслуга — остальные просто шли по следу!

— Да, да, да — невероятное везение! Билли Бонса ты сам прикончил, а остальных двоих, которых ты сейчас назвал — пришлось нам со сквайром взять грех на душу… — доктор внезапно замолк и добрые три минуты ничего не говорил, мрачно разглядывая пленника перед собой. — А Сильвер? Он нам успел рассказать о том что именно ты, тогда, на острове — когда сквайр пригрозил тебя силой допросить, ведь именно ты гарантировал ему возвращения сокровищ пиратам, как законным его владельцам! И я верю этому одноногому мяснику, Окороку… Верю! Ты устроил потасовку с резнёй, после штурма на «Эспаньоле» и ты же, сволочь юная, подставил Сильвера под пулю егерей сквайра. Впрочем, Трелони и сам с удовольствием расправился с ним.

Далее говорить было вроде уже и не о чем, однако доктор внезапно снова пьяно рассмеялся и стал рассказывать как они с Трелони решили поступить далее со своими пленниками: «Капитана Смоллетта отравим в виду берегов Альбиона и сбросим в воду, с грузом на ногах. Официально он просто пропадёт — но это уже когда берега будут на горизонте, не ранее! Вызовем в каюту и отравим бокалом вина, потом егеря привяжут к его ногам какую металлическую тяжесть и тихо скинут в воду, пока найдут да разберутся… Если вобще найдут! С тобою, Джим Хокинс, всё сложнее — ты наш раб! Если откажешься в ближайшее время сообщить сквайру координаты сокровищ, оставленных на острове — тебя будут настолько страшно допрашивать, насколько это возможно! Трелони с каждым днём все сильнее овладевает жадность и он проклинает себя что не распял тебя на острове, не выжег тебе лицо горящими пальмовыми ветками или не засунул в разрезанную печень, тебе, муравьёв. Во хмелю он многое что вспоминал, из своих прежних приключений у Мадагаскара. Он решил тебя держать как колодника, на шхуне, а потом — где в своих поместьях и постоянно допрашивать: хочет сговориться с известнейшим маратхским специалистом по допросам, который сейчас в Лондоне ведёт переговоры о мире с Ост-Индской компанией и заплатив ему суммы солидные, направить его умения что бы тебя разговорить. Держись Джим, ты получишь сполна за кровь всех кого погубил…»

Хокинс понял что с ним решили поступить самым бесчестным образом и если его довезут до поместий сквайра Трелони, будь то столица или провинциальный замок — он уже совершенно станет игрушкой в руках сквайра и доктора, о которой никто никогда и не вспомнит, если что.

Джим пополз на коленях, как смог в своём нынешнем связанном положении, к смеющемуся доктору Ливси и стал горестно причитать.

Очередной план был уже готов у подростка, но для этого следовало придумать как снять пута, именно это стало основной его нынешней проблемой.

— Что? — вопросил всё ещё сидящий на своём ящике, доктор, — что ты ко мне ползёшь, скотина?

Ливси быстро и коротко, пребольно ударил Джима своим полусапожком в грудь и пленник повалился на спину, вызвав очередной приступ хохота у своего мучителя.

Подросток вновь с большим трудом встал на колени, пираясь на пол и переборки лбом или плечами и продолжая слезливо просить — снова пополз к Ливси.

Вновь последовал удар и Хокинс упал на пол, заизвивался как червяк и после некоторых мучений, смог в который раз встать на колени.

— Доктор, заклинаю вас! — канючил Джим, подползая к хохочущему уже вовсю, от такого нового, прежде невиданного, развлечения, Ливси. — Давайте с вами объединимся!

— Что ты тут несёшь, убогий? — спросил доктор и в третий раз ударом ноги отбросил Джима на прежнюю позицию пресмыкающегося. — С тобой? Зачем?! Что ты можешь и кому нужен? Ах Джим, Джим — ты совершенно ополоумел со всеми этими приключениями на тропических островах…

— Доктор… — проговорил Хокинс, снова становясь на колени и неспешно приближаясь к Ливси. — Вы, если отравите сквайра и его егерей — получите всю их долю. Себе. Одному! Сами подумайте: если егеря и Трелони убьют Смоллетта, стоит ли вам быть в этой странной компании, заодно? А если матросы шхуны, опасаясь что и от них станут избавляться — накинутся на вас или бросятся наутёк, что бы сообщить таможенным чиновникам о преступлении?

— Дурак! — резко осадил голосом, говорившего подростка, Ливси, но перестал бить. Складывалось ощущение что с него уже сошёл хмель и сейчас он вполне адекватно смотрит на жизнь. — Дурак! Да если бы я имел достаточно яда, для этой операции — неужели ты думаешь что я не избавился бы от братца ещё там, на острове? Я вернулся бы в Англию с кучей денег, оплакивая любимого мною, упокоившегося на краю света, сквайра Трелони и… Став его единственным наследником! Не считать же всех его бастардов, за таковых!

Джим таращился во все глаза, начиная понимать о чём говорит доктор и удивляясь что ранее не замечал некоторой лживой и наигранной суетливости и угодливости Ливси, при присутствующем сквайре.

— Я давно бы упокоил старшего братца там, далеко от родины и её судейских и следователей, и прибыл домой владельцем поместья и солидной суммы денег, которой мне хватило бы до конца моих дней! Но… Но яды достать не так просто, по крайней мере те что использую я, а брать первые попавшиеся, что могут сразу же навести на след того кто их преподнёс жертве — глупость величайшая! Я ещё в Англии, перед нашим отъездом, часть потратил на твоего знакомца, Чёрного Пса, что бы тот не навёл наших местных полисменов на какие раздумья никому не нужные… Кроме него была ещё пара человек, отправленных мною на тот свет по просьбе их родственников, за малую толику от наследства покойных. Всё! Запасы что мы тащили в форт на вершине острова, частично были потеряны при штурме, когда пару ваших идиотских дробин пробили тонкую перегородку моего ларца и к величайшему сожалению, почти на три четверти опустошили содержимое флаконов с ядом! Оставшегося хватит на одну порцию — совершенно точно, но всё остальное тобой предложенное — сильно под вопросом. Так то!

— Сквайр! — тут же нашёлся Джим. — Вы станете вместо брата хозяином поместья с титулом и владельцем денег, и…

— А его егеря? Меня они считают за приживалку, не более того и если брат будет отравлен, не дай Боже — они сразу поймут кто это проделал. Ну не моряки же Смоллетта, честное слово! Тогда всё: пыточная казнь или избиение, и привод в суд! Зачем мне такой идиотский вариант? Нет! Я получу свою и… Твою, Джим, долю! Вот так вот! А когда братец снова отправится за оставшимися суммами, на этот проклятущий остров — лучше подготовлюсь к этому: постараюсь заранее смайстрячить у знакомых художников поддельное завещание, с печатями и подписью брата, на моё имя. Сговорюсь с судьями и с удовольствием буду сопровождать сквайра Трелони в новом плавании. Потом безвременная утрата, похороны прямо там, на острове, что бы если кто что и проверял — тело уже успело несколько протухнуть или, что ещё лучше, утопление его в море, с привязанными ядрами в ногах!

Подросток с отчаянием с каждой секуной понимал, что в данной игре он не может ничего бросить на чашу весов, что бы склонить доктора Ливси на свою сторону: у доктора уже был чёткий план и видимо всё будет идти к тому что он скоро окажется выполнен.

Сейчас Ливси получит свою и долю Джима, а самого пленника Хокинса — станут страшно пытать, в надежде получить указания на тайники оставшиеся на острове, которых Джим и сам не знал…

Капитана Смоллетта и скорее всего, всех оставшихся его людей — скоро перебьют, как только покажутся очертания Англии. Джима, в бочке и с кляпом во рту — свезут на берег и всё. Конец.

Оставался лишь запасной план, на который Джим особо не надеялся, но всё же разрабатывал и его, прежде, до разговора с Ливси: Джойс и прочие егеря что за ним следили, немного ослабляли верёвки на ночь, что бы не натирали руки и ноги юнги, и сейчас Хокинс думал каким манёвром постараться их ослабить и совершенно развязаться.

Прежде он в этом не видел никакого смысла: зачем сбегать в открытом море, неизвестно где, с корабля? Можно утонуть или быть найденным вернувшейся «Эспаньолой» и получить что пострашнее плена в каморке, и верёвок на руки и ноги.

Ранее Джим надеялся что его всё же скоро отпустят и он сможет напугать сквайра тем, что под пытками лишится рассудка или умрёт и тайна сокровищ — вместе с ним пропадёт навсегда.

Но сейчас, услышав рассуждения Ливси о своей судьбе и том, что загадочный маратхский пытошный мастер будет нанят специально для его допроса — Хокинс понял что никто его освобождать не станет и тем более делить с ним добычу.

Сбежать просто так, от угроз скорых пыток, что бы скитаться, боясь преследования сквайра и без пенса в кармане — было глупо и совершенно бессмысленно. Но в новых условиях следовало предпринять хоть что то, что бы спастись от возможных бесконечных мучений, что готовил подростку Трелони.

Джим не просто так постоянно вставал на колени и подползал к доктору: каждый раз, когда его ронял на пол, ударом ноги, Ливси — юнга дёргался как припадошный на полу и понемногу ослаблял свои верёвки, при этом будучи вне подозрений у своего мучителя.

Сейчас пленник чувствовал что может полностью освободить от пут хотя бы руки… Оставался лишь один вариант и Джим приступил к его исполнению: юнга, внезапным прыжком на коленях оказался вблизи с Ливси, буквально оторопевшему от такой прыти подростка и когда Джим неожиданно вытащил, парой рывков, свои связанные за спиной руки и схватил ими доктора, тот лишь пискнул и стал брыкаться, впрочем совершенно не опасно.

Пленник подтянулся поближе и заткнул левой рукой рот Ливси, после чего повалил того на пол весом собственного тела. Джим, к своему немалому удивлению, лишь сейчас понял что он несколько крупнее доктора и явно сильнее.

Все рассказы о том что доктор Ливси отменный силач и бретёр, видимо и вправду распускались самим Ливси или подкупленными, им же, людьми — как о том ранее говаривал подростку Том Редрут: «Доктор никогда не воевал, лишь хвастун и дурак! Но с помощью своих болящих клиентов и слухов, что он постоянно распространяет «о неких сражениях» и тому что отменно фехтует, чего никто у нас никогда не видывал — с ним опасаются связываться даже отчаянные головорезы контрабандисты!»

Без особого труда заткнув рот отчаянно начавшему брыкаться лекарю, Джим нащупал кинжал в ножнах на поясе своей жертвы и немного повозясь, достал его.

В темноте каморки, при прыжке Джима, фонарь повалился на бок и потух. Доктор попытался было перехватить руками кинжал, точнее руку юнги в которой клинок был, но промахнулся и первый же замах Хокинса завершился точным ударом.

Потом последовали ещё три коротких колющих удара кинжалом в левый бок уже опадающего Ливси.

Через минуту подросток отпустил свою замершую жертву на пол и осмотрелся, прислушиваясь к тому что происходило поблизости — всё было тихо.

На всякий случай Джим повторил то, что на острове показал ему старый егерь Том Редрут: он поднял голову Ливси и перерезал ему горло, как егерь поступил с Сильвером, ранее.

Убедившись что всё удалось и никто к его каморке не приближается, Джим снял, с помощью кинжала, путы с ног и разувшись, на одни носки, как ранее в рейде на «Морже» — стал осторожно красться по проходу.

Спешка и страх понемногу улетучивались и Хокинсу в голову пришла мысль, что неплохо бы, пока его никто его не ищет, потихоньку заполучить хоть чуток островной добычи и с нею, на шлюпке стоявшей на козлах с левого борта, отчалить с «Эспаньолы».

Забраться в каюту самого сквайра Трелони было опасно — там мог быть пост из егерей или сквайр, явно пивший более умело чем Ливси, уже протрезвел после их попойки и будучи отменным бойцом мог запросто прикончить из пистолета или палашом, забредшего к нему в каюту, сбежавшего из под ареста, Джима.

Тем более что сквайр хранил у себя самые ценные драгоценности, золотые монеты и слитки. Серебро и серебряные слитки были сложенны в каюте пороховой комнаты, на носу шхуны, в нескольких метрах от кубрика где отдыхали матросы и егеря.

Сейчас там спали лишь стрый Том Редрут и какой то усатый егерь, имя которого Джим позабыл.

Том отличался чутким слухом, но Хокинс посчитал что в то время как судно скрипело и щёлкало, слышались шаги людей на верхней палубе и разговоры вперемешку с кашлем, особо никто не станет внимательно прислушиваться к очередным новым скрипам и постукиваниям, когда он попытается с помощью кинжала выскоблить дерево у замка в двери, где хранились серебряные монеты и осторожно выломать его что бы пробраться в схрон серебра.

Прикрыв дверь каморки, с лежащем в луже собственной крови на полу, Ливси — Джим прокрался к помещению хранилища серебра и в полумраке вечера стал понемногу скоблить щепы из дерева вокруг замка, потом их вынимать и далее вновь понемногу скоблить.

За четверть часа его труд увенчался успехом и Хокинс, немного поднажав, смог наконец рывком открыть двери.

Пару раз, близко, на верхней палубе, проходили матросы и подросток опасался что скоро Джойс или кто из егерей отправятся к нему в каморку, но вспомнил что вечерний обход уже был и успокоился.

Наощупь взяв себе один кожаный мешок с монетами, тяжеленный, в котором, по словам ныне покойного Сильвера — было не менее десяти тысяч монет, Джим стал раздумывать над своими следующими действиями: где то надо было укрыться и дождавшись ночи, осторожно выйти на верхнюю палубу и убив вахтенных — забрать шлюпку и на ней удрать.

Но здесь вставал новый вопрос: не станут ли скоро искать пропавшего доктора, по приказу сквайра и наткнувшись на Джима — сможет ли он отбиться от егерей Трелони и матросов шхуны одним кинжалом?

Вариант ожидания ночи и шлюпкой в качестве спасения — уже не казался столь очевидным и Джиму пришло в голову следующее: зажечь фонарь и бросив его в сторону пороховой комнаты, броситься наутёк на верхнюю палубу, вопя как можно громче» Пожар возле пороха!!!».

Его не станут хватать и все побегут вниз, смотреть что да как, а он тем временем сиганёт вниз и…

— И? — сам у себя спросил Джим. — С монетами? Утону к чертям! Плыть без средства я не смогу, также как и быстро в одиночку снять шлюпку с козел и спустить её за борт. Так то…

После минутного размышления выход был найден: Джим подпаливает с помощью масла фонаря, точнее зажигает фонарь и свои сухие тряпки, что не жаль было и бросает в сторону двери пороховой комнаты, а сам, раз уже начинает смеркаться, сложив в бочонок из под солонины мешок с монетами и кинжал — выскакивает с кормового трапа, обратному тому что был возле комнаты хранилища пороха и бросается с бочонком в руках за борт. Далее гребёт как может.

При везении — вскоре должен был прозвучать взрыв и многое останется захороненным в водах Атлантического океана, при невезении — пожар на время отнимет всё внимание на шхуне и Джима, почти что ночью, быстро искать не станут, а за ночь он постарается куда уплыть прочь подальше, иначе ему в любом случае наступит конец: от индийского пыточного мастера, которым ему грозил покойный Ливси.

Немного масла было пролито на оторванные рукова курточки юнги. От украденного фонаря был зажжён небольшой костёр из щеп и рукавов у самой двери помещения.

Потом, имея два горевших фонаря и ещё щепы — Джим просто подошёл на цыпочках к двери пороховой комнаты и положил один фонарь и рукава прямо справа от неё, рядом с небольшим пламенем в проходе, что медленно разгоралось прилично при этом чадя дымом, потом отошёл на пару метров и когда Том Редрут недовольно бурча осведомился: какого чёрта тут постоянно ходят со светом, что то случилось? — Джим медленно размахнувшись бросил горящий второй фонарь в сторону созданного им сооружения из частей своей одежды и выломанных щеп.

Ждать, когда разгорится пламя по настоящему или смотреть не потух ли им разведённый огонь подросток не стал, опасаясь взрыва и того, что проснувшийся старый егерь сможет его перехватить и схватив подготовленный пустой бочонок из под солонины, куда он ранее положил кожаный мешок с серебряными монетами и кинжал — Хокинс выскочил на верхнюю палубу «Эспаньолы» и пробежав мимо удивлённых людей, что даже не двинулись на его неожиданное появление, перебросил бочонок за борт и сам вслед ему плюхнулся в воду.

— Человек за бортом! — раздалось сразу несколько голосов и Джим стал опасаться что матросы и егеря, не разобрав что случилось, вместо того что бы тушить пожар — бросятся на шлюпке его спасать и… и тогда судно рванёт! Но большая часть его врагов спасётся, и сможет его просто напросто прибить, например вёслами по голове! В лучшем случае…

Но тут, почти одновременно с первым криком, прозвучал и второй: «Пороховая комната! Задымление! К чёрту всё и бегом тушить! Там много дыма в проходе, пошевеливайтесь желудки!»

Через примерно семь минут — шхуна уже была на приличном расстоянии от Джима, крепко держащегося за пустой бочонок и подросток довольно выдохнул. Ветер крепчал и «Эспаньола» споро уносилась в ночную мглу. Пора было начинать думать как добраться до берега.

Если бы Ливси так не напугал Джима своей беседой по душам, юнга предпочёл совершить побег в виду берегов Англии, но обстоятельства заставили действовать и пришлось поторопиться. Теперь ему следовало как то выбираться из сложившейся ситуации.

До самого утра Джим просто грёб ногами или старался отдохнуть и набраться сил, но вёрткая бочка не давала ему к этому повода и вскоре Хокинс понял что банально выдохся.

Когда он увидел патрульный шлюп, как оказалось плавающий возле островов Гернси, вблизи французского побережья, то даже расплакался от счастья: Джим уже начинал жалеть о своём побеге и корил себя за его поспешность. Ему казалась вполне вероятной ситуация, что его вынесет в океан и он умрёт от голода или от усталости расцепит руки и просто утонет, без поддержки бочки на плаву.