Глава пятая: «Борец с пиратами»

После схватки с небольшой крепостицей берберийских пиратов, случился и новый конфликт с этими, почти что неуловимыми в своих «кинжальных», ночных, быстрых атаках на вёсельных судах, средиземноморскими разбойниками: в полуночной прохладе, дней через шесть после обстрела, точнее расстрела европейскими военными судами прибрежного укрепления пиратов — опять появились, словно бы из ниоткуда, на большой скорости, галеры и галеасы берберов, и начали издали палить по флотилии европейцев из своих носовых орудий. По слухам, распространяемым на «Саффолке», самых мощных из бывших в наличии на подобных судах.

Тут же раздался сигнал тревоги и на «Саффолке» заиграла тревогу труба, стали слышны боцманские и офицерские свистки, прозвучали команды готовиться к отражению абордажа, чем всегда славились данные морские разбойники и дать по ним залп из бортовых орудий — что бы хоть чуток прорядить колонну вражеских галер.

Юнг, пинками и криками, подняли вместе со всеми матросами с гамаков, где они отдыхали — обещанного ранее пополнения подростков так до сих пор и не прибыло.

Джим неоднократно слышал от знакомых матросов, что скорее всего уже по прибытии на Мальту найдут кого им в подмогу. В самой Англии что то не срослось и решено было выдвигаться в Средиземное море прежним составом «пороховых обезьян», а уже после акции подавления тамошних морских разбойников — искать пополнение всей команде: как после потерь в бою с голландским разбойником, так и возможных смертей в будущих сражениях с берберскими пиратами — всю убыль в людях постараются разом пополнить на острове, перед большим переходом на Карибы.

В ночной душной темноте, на нижних палубах судна, при тусклом свете корабельных, висящих на крючьях или носимых в руках, фонарей — было почти что ничего не видно и толкотня на трапах случилась неимоверная.

Бомбардиры в злобе пинали матросов. Те, в свою очередь, отталкивали к переборкам юнг, а сами юнги — коротко дрались между собой, что бы не быть задавленными до смерти или инвалидности, старшими.

При первой же пробежке с полной пороха сумкой с зарядами для орудий и случилась с Хокинсом беда, которой он надеялся избегать как можно дольше: какое шустрое пиратское судно пробилось почти что к самому борту британского «Саффолка» и выстрелило единственный раз своим в меру мощным носовым орудием, почти что в упор.

Ядро пробило обшивку корабля в полутора метрах от Джима, однако осколки досок и несколько болтов, крепящих ближайшее орудие — брызгами отлетели вслед ядру, что понеслось далее внутрь «Саффолка», пробивая переборки и калеча встречающихся ему на пути людей и впились, довольно глубоко, в самого подростка.

У Джима оказались повреждёнными, всё с левой стороны: скула — её задели щепы досок, рука — которой досталось стальными орудийными болтами и она была повреждена сильнее всего, и левый бок, в трёх дюймах ниже сердца. Рубаха на боку начала медленно, но постоянно, намокать кровью юнги.

Кое-как добежав до «своих» бомбардиров, Хокинс объяснил им что он еле передвигается и вот вот свалится без сознания и после краткого осмотра с руганью, самими канонирами, его отправили к судовому врачу, на краткое лечение «царапин» и немедленное возвращение в бой: так как бомбардиры считали что юнга всего лишь «слегка захворал» и вскоре может продолжить свою привычную работу.

Пока Джим добрался до судового врача, пока занятый ранениями матросов и солдат помощник того, соблаговолил наконец осмотреть его — внезапный ночной налёт берберийской флотилии прекратился, неожиданно как и был начат, и все на корабле стали готовиться ко второму за сегодняшние сутки, отбою.

Подростку наскоро кое-как зашили руку. Приложили какую тряпицу с вонючей жидкостью, к кровоточащему боку и как зря, толстыми щипцами, вытянули занозы из лица.

Далее помощник корабельного лекаря, по доброму, посоветовал ему идти куда к чертям и не отвлекать их по пустякам, и Хокинс предпочёл немедленно последовать этому совету. Его подташнивало и в ногах появилась дрожь, и прежде незнакомая слабость.

Через неделю, когда флотилия наконец прибыла на остров Мальта и встала в порту, оказалось что зашитая рана на руке всё сильнее ноет и из неё постоянно идёт гной.

Юнги спорили о причинах подобного: попадание осколков дерева в руку или металл болтов оказался причиной этому, но Джиму становилось с каждым днём всё хуже.

Часть юнг говорили что после всех операций лекарей выходит «дурная кровь и миазмы» — тот самый гной и это нормально и не стоит беспокоиться. Раз рана гноится — значит заживает!

Попытка обратится вновь, к зашивавшему его помощнику лекаря — закончилась пинком под зад и очередной угрозой, и всерьёз Джим стал побаиваться что вскоре станет инвалидом: тогда старшаки, из кубрика «пороховых обезьян», а также кто из моряков, друзей Ганса, если таковые оставались на корабле — могут с ним запросто расправиться. Или его, такого ненужного на судне и беспомощного — просто оставят на незнакомом берегу побираться.

В лечении неожиданно помог юркий малыш Клоп: он, будучи на приёме, по случаю визита английских дипломатов на суда его Величества, был за слугу и ему, когда старички офицеры прилично перепились, позволяли, как совершенному ребёнку, задавать вопросы им, что так умиляли и смешили данных почтенных джентельменов.

Мальчик, с невинным видом любопытствующего дитяти, спросил как на флоте правильно лечить гнойную рану после пули или прочего железа и после советов: оттяпать руку или ногу полностью, прижечь раскалённым железом или кипящим маслом — ему посоветовали найти многоградусную греческую спиртную настойку и регулярно делать из неё компресс, на повреждённое место. Должно помочь, если конечно уже совершенно не поздно…

Сразу же после этого совета офицеры стали хохотать и попрекать говорившего, что лучше было бы выпить, подобный «нектар олимпийских богов» самим, а не тратить на растирки и все присутствующие, в честь данного тезиса, опрокинули ещё по нескольку бокалов с тосканскими и кампанскими, винами.

Далее господа офицеры разбрелись кто куда по своим делам: кто потащил заваливать, вызванных местных «кудесниц любви», на клависин, что бы им там «задать трёпку». Иные блевали по углам каюты где проходило застолье, а трое спокойно беседовали, каждый о своём и постоянно кивая в знак согласия с высказываниями остальной пары, говорившей с ним одновременно.

Клоп тут же сообщил Джиму о возможном варианте лечения его, нарывавшей с каждым днём всё сильнее, левой руки и уже через пару дней, в обмен на несколько безделушек из общака юнг, моряки «Саффолка» принесли с берега небольшую бутыль с мутноватой белёсой жидкостью, названной ими замысловато — «рака» препека! Сказали что это самое «горячий» из напитков, что они смогли достать и получив от юнг вторую долю, условленной за это доброе дело, награды, удалились.

Так как никто из юнг не решался снова бросить вызов нынешнему лидерству Джима, то было решено что он будет смазывать тряпицей, вымоченной в настойке, свою рану и никто не посмеет пить из бутыли, как бы этого не хотелось всем мальчишкам.

После начала первой лечебной процедуры у Джима чуть было глаза не полезли на лоб: ему словно бы прижгли раскалённым железом рану и он, отбросив Клопа, что был при нём за денщика, вскочил с воем со своего гамака.

Было решено пока что отложить дальнейшее лечение и посмотреть что будет далее, после первой натирки гнойной язвы на руке.

Сутки прошли нормально и Хокинс утром отметил что нарыв, на его раненной конечности, даже как будто слегка уменьшился, впрочем незначительно. Гной перестал постоянно сочиться из ранок, более того, впервые он зарос постоянной твёрдой коркой.

Следующие две недели Клоп постоянно накладывал на ночь Джиму компрессы на руку, но уже лишь слегка смачивал тряпицы составом, берёг странный напиток, что местные вливали себе внутрь.

Остальные юнги в кубрике переговаривались, что было бы неплохо приобрести каким способом ещё несколько подобных «пузырей» и хранить в общаке, на случай ранений прочих «пороховых обезьян», в новых схватках с пиратами.

Клоп клялся всеми обещаниями, что уже немало знал несмотря на свои детские годы, что если останется жив — обязательно пойдёт на обучение лекарскому делу и вернётся на корабль большим и уважаемым человеком, которому моряки будут давать какие призы, за своё лечение и он на пенсию уйдёт вполне обеспеченным джентельменом.

— Это если у пиратов будешь коновалом! — усмехнулся Хокинс и добродушно потрепал Клопа по голове, с обилием уже проявившихся седых полянок. — У наших морячков с деньгами не очень, а налёты на торгашей мы почти не проводим. Тот, с голландцем — скорее случайность!

Мальчишки тут же принялись все вместе мечтать о том, как бы было здорово сбежать на Ямайке на какое пиратское судно, и вместе с пиратами ходить в походы: грабить богатых негоциантов и обыскивать их пузатые корабли, в поисках незамеченной взрослыми разбойниками, добычи.

— Или пускай наши моряки бунт тут подымут, на «Саффолке», — вмешался вновь Клоп в разговор. — Как Эвери! Он ведь один из самых успешных пиратских капитанов был, вон, как «хлопнул» удачно судно Великого Могола! Говорят всем его людям, по тыще фунтов досталось, с того рейда — не считая каменьев и прочего… Инглэнд опять же.

— Кидд! — передразнил кроху Джим. — прекращай! А то кто из офицеров услышит и решит что мы рехнулись от употребления местных горячительных напитков и задумали неслыханное: бунт юнг и попытку захвата одними ими — боевого королевского линейного корабля! За такое перевешают всех, за одни лишь разговоры. Или вдуют плетьми или розгами — до лохмотьев кожи на спине…

— А всё же было бы здорово… — не унимался Клоп. — Перевешать к чертям, этих проклятых скотов, взрослых — потом самим захватывать на «Саффолке» корабли индийцев или китайцев, да даже и нашей или голландской, Ост-индской компаний. Говорят у них, всех четверых, что ни корабль — то сплошь дорогущие специи, шелка, серебро, фарфор, драгоценные камни, монеты и многое подобного! У нас ведь одних пушек — штук семьдесят или около того! Какой торговец выдержит?! Пару рейдов и всё, по домам…

Мальчишки внове с жаром принялись расписывать все прелести подобной «вольной жизни»: как смогут делать что хотят и не слушаться приказов, жить полными хозяевами на судне, жрать и пить — от пуза! А в случае успеха с торговцами, вскоре купить себе новые документы на родине и спокойно встретить старость, подальше от этого проклятущего флота.

— Мы не умеем управлять судном! — наставительно напомнил Джим, когда юнги, в мальчишеском азарте споров, словно пьяные, чуть не рвали на себе одежды, доказывая что нужно что то обязательно сделать подобное, как только прибудут на Ямайку. — Не знаем как обращаться с пушками, а по их немалому весу, пока что и тянуть, после выстрела, в «обратку» — нам не по силам. Сколько бандажей выдают морякам и канонирам, за сорванные спины, ежегодно? — тысячи! Догнать торговца: нужны люди на паруса, обстрелять и запугать — канониры. Знать следует, где именно прятаться от флотилий, вроде нашей, что как раз за пиратами и отправляется в поход — ведь тамошние места для нас новые, не изведанные. Если, по слухам, индийцы и китайцы слабы и медлительны, и почти не умеют стрелять из орудий, то Ост Индийские компании, наоборот: обладают если и поганенькими моряками и офицерами, которых погнали прочь из королевского флота своих стран, но всё же как самые богатые компании своих держав имеют — собственные многокорабельные флотилии, а то и небольшие сухопутные армии, и связываться с ними как то совершенно не хочется, ибо некуда будет уйти с награбленным!

— Мадагаскар, Маврикий, Нассау! — неслось Джиму со всех сторон. Но он лишь ухмыльнулся и помахал раненной рукой, словно бы удивляясь наивности своих товарищей по кубрику.

Вскоре все юнги успокоились и принялись готовиться ко сну, и лишь Клоп недовольно бухтел в своём уголке, устраиваясь на новенькой циновке что подарил ему Джим, ибо пришла его очередь спать на полу: «Всё равно — на воле лучше! Сами себе господа, Джентельмены Удачи, почти как Джентельмены Прирождённые… и денежки, тоже. Как такая жизнь годами в прислуге у матросни, так лучше месяц в славе и роскоши — вот моё мнение!»

Хокинс вынужден был признать что он согласен со своим младшим товарищем и пожалуй, если бы был хоть один процент возможным, и сам рискнул — попытался захватить «Саффолк», пускай даже и смешной ватагой «пороховых мартышек».

Ночью подростку снились странные пираты: одноногие на костыле или однорукие, с крюком вместо руки.

Они указывали ему на горизонт и кричали: «Адмирал Хокинс — веди нас в бой с индийскими мандаринами и китайскими апельсинами! Разграбим их «корабли-дворцы» и захватим миллионы цехинов, для гульбищ в кабаках Бристоля!» Мальчик злился и указывал что они его путают, но потом махнул рукой и отправился с новыми подчинёнными куда то вдаль…

За последующие десять дней стоянки на Мальте, рана Джима потихоньку стала затягиваться и вскоре он сам, при помощи тонкого сапожного шила — смог слегка пробить корку гноя на ней и выдавливая понемногу, почти полностью убрать нарыв с руки.

Ещё через три дня рана уже почти что совершенно не болела и подросток уверился в правильности того лечении что Клоп узнал от офицеров, на небольшой вечеринке на борту судна, по прибытии эскадры на остров.

В тот день когда Хокинс окончательно удостоверился в силе раки и решился ею как следует запастись, а для этого было сгворено, с остальными юнгами, немного обнести кого из пьяных моряков, которые в подобном состоянии регулярно доставлялись шлюпками на борт «Саффолка»: как английских, так и греческих или неаполианских, которых, с негласного разрешения местных властей — было разрешено набирать подобным образом в экипажи судов британской военной эскадры.

Нередко именно юнги тащили, по указке офицера, новоприбывших невменяемых мужчин в кубрики и трюмы, и по пути могли легко обчистить карманы или взять какую одежду, в полутьме корабельных проходов и трапа.

Так вот, в тот день когда было решено вновь пополнить запасы «огненной воды эллинов», перед обещанием скорого отплытия в Вест Индию — и прибыла партия мальчишек с берега: все загорелые и щуплые, даже более заморыши чем те что были юнгами ранее. И их, всей оравой в два десятка душ — кинули сразу же в кубрик к нынешним юнгам корабля.

Тут же случилась и потасовка: один из старшаков отвесил наступившему ему на ногу новичку «островитянину» подзатыльник и тот немедля ответил боданием обидчика в голову. Новенькие достали какие то осколки лезвий из карманов и принялись ими размахивать, постоянно тараторя и визжа, словно бы умалишённые.

— Черти! Режьте чертей!!! — орал кроха Клоп и прятался в укромном углу кубрика, считая что сейчас что то и начнётся.

Джим первым сориентировался среди «старых» юнг и сорвав свой гамак кинул его в сторону галдящей оравы пришлых мальчишек, теснившейся компактно возле двери помещения кубрика.

Пока новички истерично сбрасывали с себя полотнину, Хокинс двумя ногами прыгнул в первого стоящего к нему «пришлого» и сбил того с ног. Свалившийся потянул на пол ещё пяток новичков.

Теперь, когда в отряде «пришлых» образовался условный «коридор», уже старшаки и кто из группы самого Джима, перешли к атаке и начали, предварительно что метнув во врагов, атаковать их ударами рук и ног.

Схватка продлилась не более трёх минут: юнг южан избили и пинками отбросили к переборкам. Потом Джим, показывая на увесистый нож в своей руке, и указывая знаками на такие же, в руках кое кого из старшаков за его спиной — стал спрашивать кто из новеньких понимает по английски.

К его изумлению неожиданно выяснилось, что почти все прибывшие худо-бедно но говорили на языке его родины: большая часть из новых юнг были беспризорниками из порта — детьми рыбаков или безвестных моряков флотов, заходивших в порт и частенько подрабатывали доставкой рыбы английским морякам и торговцам, и обеспечением «досуга», в том числе и со своими матерями или сёстрами, сошедшей на берег корабельной братии.

Кого из них, как и самого Хокинса, продали родители — желая избавиться от лишнего рта в нищей семье и немного подзаработать. Кто сам согласился, считая что на английском судне ему будет хоть чуток сытнее, чем вечная жизнь впроголодь в порту.

Многие из новеньких уже были знакомы ранее и решили совместно противостоять атакам будь кого на корабле, что бы закрепиться в коллективе на привилегированном положении.

Джим предложил «договор»: новенькие соблюдают неписанные правила кубрика юнг, за это их не бьют и не пытаются унизить. Просто молчаливо принимают в коллектив «пороховых обезьян» судна.

Он объяснил что беспредела никто допускать не намерен, но наказания за нарушения — будут.

Сообщил что есть общая касса всех юнг и в неё, кроме монеток медных или еды, собирают также тряпки и фляги, на случай ранения какого бедолаги юнги, так как судовой врач особо с ними заниматься лечением не станет — проще и дешевле новых пацанят набрать на берегу.

Рассказал Хокинс также и о приставаниях моряков к юнгам, и посоветовал как с этим бороться.

Объяснил как новички должны будут красть еду с судового камбуза и делиться ею со всеми, как обыскивать «призовые» суда и тоже, часть найденной добычи, отдавать в общак «пороховых обезьян».

Худо-бедно но договориться в конце концов удалось и ночь, группировки, старая и новая, встретили в относительном перемирии: поделили гамаки и территорию кубрика и каждая, расположившись напротив друга, не спали, но наблюдали за противоположной стороной.

Следующую неделю случилось долгожданное отплытие, первое слажевание новой, пополненной «южанами» команды «Саффолка», с учением на самом корабле для юнг, и почти что бой: когда быстрые суда берберийских пиратов обстреляли, очередным поздним вечером, английский корабль, но не стали даже пытаться далее атаковать его и взять на абордаж, а прошли на большой скорости мимо. Не дав даже выпустить британцам в них хоть одно ядро.

Видимо берберы случайно обнаружили плывшее судно и убоявшись его многочисленных орудий — сами постарались поскорее скрыться, а стреляли скорее что бы предупредить своё возможное преследование европейцем.

Переход прошёл нормально, из Европы в Кингстон, на Ямайке, совершенно негодную замену Порту-Ройялу, что относительно недавно, после очередной беды случившейся с ним за короткий срок, когда вслед за землятрясением, после которого более половины города ушло под воду, затем произошёл огромнейший пожар, прошли с десяток мощнейших ураганов и новый пожар — добил окончательно данное, в прошлом веке знаменитейшее и богатейшее поселение британских торговцев, контрабандистов и конечно же, пиратов.

Сейчас лишь оставались воспоминания о том великолепном времени и откровенно провинциальный город Кингстон, с не очень удобной для судов гаванью, стал относительной заменой некогда блистательному Порту-Ройалу.

Три недели по океанской глади судно шло известным лишь офицерам маршрутом. Люди устали от постоянных дождей и качки.

Даже Джим, уверовавшийся было ранее что уже стал морским волком — вынужден был признать что его просто мутит, от однообразного вида за бортом, когда глазу было не за что зацепиться.

Спасались юнги от тоски и невероятной скуки, своими ежедневными побасёнками в кубрике и хоть какими работами на корабле, что отнимали время и позволяли его незаметно убить, от отбоя до отбоя.

Когда наконец «Саффолк» зашёл в порт Кингстона, под краткий салют городского форта в честь его прибытия и ответного залпа со стороны судна, все юнги резвились и подпрыгивали на месте, напоминая собой настоящих обезьян. Каждому хотелось как отличиться, что бы офицеры первыми их отправили на берег.

— Как это… на берег? — удивился Джим рассказам Клопа, как здорово будет гулять по городу и осматривать его, навирая вечером пославшему их офицеру, что заблудился и долго искал нужную улочку. — А если сбежим?! Да и на кой чёрт кто нас отпустит, зачем? Какие поручения? Борьба с пиратами — вот здесь мы зачем!

— Не только… — обиженно надув губы пробормотал карапуз, на слова недоверия от Хокинса и тот попросил его продолжать. — Ну, в общем тут дело такое: офицеры, что не женаты — надеются подцепить кого из местных дурочек, дочек богатеньких плантаторов и вскоре бросив службу, и женившись на них — обзавестись своим собственным торговым кораблём или плантацией, будь то сахар или кофе, может какой промысел по производству рома, организовать в Колониях.

— Вот как… — задумчиво пробормотал Джим, начиная уже улыбаться во весь рот. — То то я удивлялся их желанию навести на себя хоть какой лоск. Не перед пиратами же они так выпендриваться сбрались?! Тут значит россыпи богатых невест?

— Что то вроде того! Папеньки хотят пристроить дочерей за Джентельменов из Британии, а подобные разорившиеся дворянчики — желают немного поправить свои финансовые дела, данным браком. Всё честно! Обмен денег на престижное родство и наоборот. Местные плантаторы надеются что офицеры помогут им сбывать товар в Европу, в том числе и контрабандой, а наши офицеры мечтают надуть старого дурака и со временем захватить себе полностью все его дома, сиськастых рабынь, деньги в банках — всё!

Клоп пояснил Джиму, что сейчас начнутся частые визиты в дома самых обеспеченных местных граждан и встречи в церквях — когда офицеры высматривают себе добычу и сговариваются не мешать друг другу с той или иной девушкой, за процент от приданного с удачной свадьбы. Потом случатся дуэли и какие интриги, когда нескольких офицеров с позором прогонят прочь, с флота его Величества.

О пиратах сейчас никто и не думает, на кой они нужны в такое время?! — ещё ранение получишь и вместо богатой невесты — станешь инвалидом в приюте… Ни за что!

— Скорого выхода в море не произойдёт! — добавил один из слышавших разговор Клопа и Джима, «старшаков». — Месяц, а то и более, будут все эти скáчки и кобелирование. Потом потасовки и смерти на дуэлях… А вот потом, после пары свадеб и смертей, нас попросят скорее отбыть, ибо утомили всех сверх всякой меры и мы, что бы далее не позорить военный флот Его Величества своим присутствием на Ямайке — начнём рьяно искать пиратов. Офицеры, которые не успели жениться или не погибли на дуэлях — будут рваться каким образом отличиться, особенно те, кого чуть не посадят в тюрьму за шалости на острове и наш поход станет довольно весёлым! Если конечно нас самих — не грохнут в нём…

И действительно, все три дня после прибытия — юнги соревновались кто сильнее услужит офицерам. И вскоре первые группы, в том числе и кроха Клоп — уже вышагивали по улочкам Кингстона, относя записки понравившимся офицерам дамам или сговариваясь о встречах своих посылателей с теми, точнее пока что лишь с присутствующими на подобных переговорах, служанками женщин.

Джима также вскоре вызвал к себе один из лейтенантов «Саффолка» и выдав ему письмо, а не привычную юнгам записку, дал пенни и попросил быть вежливым с дамой к которой Хокинс будет послан, прирождённой аристократкой чья семья переехала на остров ради сахарных плантаций и собственного производства рафинада и рому.

Подросток браво козырнул и посланный в направлении острова дружеским лёгким пинком, радостный отправился и сам побродить, по совету Клопа, по Кингстону, прежде чем исполнить доверенное ему поручение.

За пенс была куплена связка свежих, оранжевых до коричневатого оттенка, одуряюще ароматных, после корабельных сухарей и каш с солониной — бананов.

Подросток буквально обожрался ими и даже пожалел что прикупил себе жратвы до, а не после выполнения им порученного задания.

Дойдя до указанного ему на судне поместья, двухэтажной виллы внутри небольшого тропического ухоженного парка: с огромными воротами и железными украшениями на стенах и дверях, повсюду — Джим постучал дверным молотком и был впущен внутрь.

К немалому удивлению подростка, дворецким и всеми слугами в доме были негры или индейцы.

Они все были вышколены и хорошо говорили на английском языке, но то что не было нигде видно белых слуг, заставило Джима поморщиться: «Что за беднота интересует нашего лейтенантика? Наверное на большее он не претендует, хватает что лежит поближе… Бедолага!»

Пока Хокинс ждал ответа, от так и не видимой им ни разу девушки что приглянулась пославшему его с поручением офицеру, он стал рассматривать что происходило во дворе поместья, где юнга сейчас находился: какой то мужчина, с бронзовым лицом, словно бы испанец или португалец, привёл нескольких негритянок и показывал их самым важным, по виду, слугам дома.

Те приказали раздеть рабынь и тщательно ощупывали тела, смотрели зубы. Потом с хохотом шлёпнули троих рабынь по широким, неправдоподобно «выпирающим», задницам и указали куда тех отвести к ним в домики прилуги, а остальных отправили в здание служб, для полевых работ.

Голенькие негритянки, под смешки мужчин, всё теми же шлепками были заведены в предназначенные им теперь помещения, а те из слуг хозяина дома что купили их — со смаком расписывали друг перед другом что будут проделывать с новенькими наложницами в ближайшее время и сговаривались обмениваться девушками, «как всегда».

Подростку, тем временем, огромная фактурная негритянка, служанка в самом доме, принесла ответную записку от девушки лейтенанту «Саффолка» и сказала что её госпожа очень рада и пускай тот кто прислал письмо, знает: она верит в него и пускай он тоже в ней не сомневается.

Джим лишь пожал плечами, словно бы его ничего и не удивило, но сам он сейчас очень хотел остаться и дальше, в этом, таком спокойном, милом его взгляду, поместье богатого плантатора с Ямайки.

Как будто поняв его желание, служанка предложила подростку спуститься на первый этаж и немного поесть на кухне.

Юнга тут же согласился и вскоре, с благодарностью, уже жевал остатки какого то рагу и запивал всё это лакомство свежим апельсиновым соком, бывшим ему в новинку.

Зашедшие чернокожие слуги, что недавно покупали рабынь, начали было обсуждать «достоинства» своих покупок, но увидев на кухне белого человека — решили что это кто из господ или их доверенных слуг и с поклонами убрались прочь.

Джим об этом очень жалел, так как и сам был бы не прочь послушать чего подобного, «сального», от опытных в этих делах, мужчин.

На обратном пути на корабль, подросток начал понимать ранее ему казавшуюся откровенной блажью, скоропалительню охоту за невестами, всеми неженатыми офицерами «Саффолка»: лучше было остаться здесь, в приятном тёплом климате, с вышколенной прислугой из негров и туземцев, «белым господином», мини царьком в своём поместье, где любое твоё слово — закон, чем возвратиться назад, в Англию, мелкой сошкой в подчинении другого, такого же как ты сам, офицера самодура.

Колонии позволяли людям, вроде до сих пор поминаемого многими Моргана, занять свою, иногда очень важную, нишу и получить деньги и уважение, невозможные для них в Англии. Здесь, даже откровенный отморозки пираты, могли считаться для туземцев господами, хотя в родных землях они были отбросами.

На судне Джим отдал лейтенанту, пославшего его с поручением, переданную тому записку и получив пенни и ещё один, скорее игривый, подзатыльник — довольный вернулся в свой кубрик юнг.

Ему хотелось похвалиться тем что и он уже «прогулялся» по Кингстону и обсудить виденных им сегодня негров слуг и саму девушку: кандидатку в жёны: пышнотелую, рябую лицом, на которую запал лейтенант.

Невесту офицера он толком не видел, разве что когда выходил из поместья — заметил подобную женщину с белой кожей, что смотрела ему вслед приоткрыв занавеси окна. Она ли это была или иная, Джиму было совершенно не важно.

— И что? — удивлялся кроха Клоп, не по детски важно объясняя очевидное, всем остальным присутствующим «пороховым обезьянам», что сейчас стояли вокруг гамака с Джимом и слушали привирания того о том, как он щупал за все места, вместе со всеми слугами в поместье, негритянок на рынке рабов и давал советы, какую лучше прикупить для хозяйства, а какую сразу в постель тащить. Объедался на кухне поместья пончиками и фруктами, домашним шоколадом, а потом, получил пенни от девушки, вместе с поцелуем, за то что он такой «миленький». — И что? Женятся то наши офицеры, на ком? — на деньгах! Мешок монет им слаще бабы, вот! А уже получив деньги и статус, начинают подбирать себе рабынь для всяких там утех — по вкусу! Есть те, кому лишь пышнобёдрых негритянок или мулаток подавай, они для них самые сладкие! Другие любят индианок, особенно тонких в костях, длинноногих и изящных. Многие предпочитают, как на родине, привычных им белокожих рабынь…

— Кого? — удивился Хокинс. — Клоп, ты ври, да в меру! Откуда здесь белокожие рабы: ты что, от жары совсем умом тронулся или втайне прикладываешься к нашим запасам раки?

Мальчишки расхохотались и принялись шутить над самым маленьким своим товарищем, но тот, привычно серьёзно поднял палец к низкому потолку кубрика юнг и объявил: «Ирландские и шотландские пленники, после походов короны! Их сюда тыщами везли, так что кто хотел заполучить себе беленькую рабыню, из наших господ или на выводок их взять — вполне могли прикупить! Многие именно так и поступали, сам видел, когда пару дней назад носил письма в дом какого то Бишопа: там белые, именно что рабы и все быстро лопочут по нашему, хотя и немного коряво. Не мулаты или индейцы, а именно что мятежники с Альбиона! Испанцы и французы там, за домашних учителей: танцы, языки, манеры и тому подобного. Голландцы и немец — инженеры и озеленитель, что распоряжается рабами в парке, при поместье. А вот ирландцы, именно что рабы и очень много девушек. Которых сын, этого самого владельца поместья Бишопа, постоянно, прямо при мне, шлёпал по задницам и тискал, как впрочем и чернокожих рабынь, из кухонной прислуги…»

Наступила долгая пауза, потом кто то из ребят произнёс: «Чудеса…» и все разошлись по своим спальным местам, скорее огорошенные, чем удивлённые.

То что в новом, незнакомом им мире, в рабство можно было попасть любому — для юнг было совершенной новостью и они начали потихоньку сговариваться как то начать отпрашиваться парами в город, что бы было сложнее их захватить, если что подобное, местным богачам, внезапно взбредёт в голову.

— Да не переживайте! — сказал всем один из старшаков. — Если захотят вас прикупить, то просто обратятся к нашим матросам или офицерам, и те вас в мешке, как собаку — сами им на берег и привезут! Никто особо нас искать не станет на корабле, отбрешутся что сбежали или что подобное…

Через пару дней после похода Джима с письмом, в городе стали происходить всё новые интересные события и о данном разговоре Джим позабыл.

Начались, как и говорил ранее кроха Клоп, схватки между офицерами, а то и группами офицеров: за тех или иных, особо привлекательных в плане женитьбы, невест.

Местные кавалеры не отставали и всячески дерзили прибывшим из Англии, показывая что те явно лишние на острове.

Вначале юнги узнали что произошли две одиночные дуэли на берегу, обе с ранениями и участвующие в них: кто в лазарете — кто под арестом.

Потом схватились уже целые группы: сторонников помощника капитана корабля и командира, приданного «Саффолку» для борьбы с пиратами, десанта — за руку средней дочери, того самого, ранее упоминаемого Клопом, плантатора Бишопа.

В первую группу входило четверо офицеров и шесть моряков судна, во второй было трое офицеров и шесть солдат.

На суше, победу в суматошной схватке с поножовщиной одержали десантники и весело, гурьбой, отпразновали её в кабаках Кингстона. Девушка была уже почти что точно отдана замуж, с разрешения отца, за командира десанта на «Саффолке», но…

Но при возвращени на корабль, матросы смогли отрезать солдат из десанта от их офицеров, в столовой судна, после чего офицеры корабля принялись зверски избивать вернувшихся после отгула десантников, имея почти что пятикратное преимущество в силах над ними.

Все победители недавней схватки на берегу полетели в воду, а сам удачливый жених — оказался там с тремя ранениями в грудь и живот…

Его тем же вечером забрали на лечение в особняк Бишопа и капитану «Саффолка» пришлось лично успокаивать два непримиримых лагеря на своём судне: десант из сухопутных солдат и моряков его судна, за которыми стояли офицеры самого корабля.

Не успели потушить подобный пожар склоки на «Саффолке», что в негативном свете показывал офицеров британской армии и флота, как случился новый инцидент: лейтенант, письма которого и носил ранее Джим в богатый дом на Ямайке — ночью, с помощью верных матросов, выкрал свою невесту из отцовского поместья, так как её родители наотрез отказались выдавать её замуж за подобного «авантюриста и голодранца», и с нею вместе и матросами, бывшими при нём в подобной лихой акции, на захваченном ранее в порту Кингстона быстроходном шлюпе, отправился куда в северные колонии, по слухам — Балтимор или Филадельфию.

Когда семья похищенной невесты требовала немедленного расследования и проверки всех офицеров «Саффолка», ставшими просто угрозой мирной спокойной жизни города — внезапно вернулась несчастная невеста…

По её словам выходило, что жених лейтенант разругался в пути с напившимися бренди матросами, которые помогали её похищать и был ими просто зарезан.

Потом, они все вместе изнасиловали девушку и попытались продать каким то фермерам в колониях. Но беглянка, узнав на рынке невольников знакомого своих родителей — начала того громко звать и моряки со шлюпа вынуждены были сбежать прочь, от возможной проверки местной стражи.

Знакомый семьи выдал ей новую одежду, ибо девушка была почти что голой и помог вернуться на Ямайку, купив ей место на шхуне.

После этого события в городе началась буквально истерия по поводу того что «защитники» колоний от пиратов, ведут себя хуже тех, от кого они должны были защищать.

Вскоре незвестные начали толпами избивать офицеров и моряков «Саффолка» на вечерних улицах Кингстона и нередки были поножовщины со смертельным исходом во всех кабаках города.

В конце концов губернатор Ямайки лично прибыл на судно с прямым указанием от адмиралтейства — немедленно собираться в поход и выдвинуться куда к Тортуге или Мартинике, с целью пресечения там вновь возродившегося морского разбоя и возможной помощи торговым караванам негоциантов.

В течении недели, общими усилиями были восстановлены припасы продовольствия и питьевой воды на корабле, получены лоцманы, прибыли офицеры с торговых судов, что согласно распоряжениям должны были, во время рейдов на пиратов, заменить заболевших своих военных коллег, которые оставались на острове или лишь прикидывавшихся таковыми, и готовившихся к скорым свадьбам на дочерях местных плантаторов.

Судно потеряло четверть офицерского состава и капитан искренне посылал ко всем чертям колониальных чиновников, требовавших его потропиться и скорее начать громить пиратов: «Кого?! У меня моряки, с непривычки, опорожняются по пять раз на дню — всё из за жратвы вашей тропической и гнилой воды! Кого они гонять станут? — их самих перережут как курят… А офицеры? — сплошь или калеками стали, из за местных бабёнок или торгаши, прибывшие в «усиление» мне. Тьху!»

Однако корабль всё же спровадили как можно скорее в рейд и всего через пару суток после разговора капитана «Саффолка» с чиновниками местного губернатора — судно уже плыло прочь от Ямайки, в сторону Мартиники.

По переданным им ранее данным, где то в возле Мартиники появилась эскадра из трёх пиратских судов: одной шхуны и пары скоростных шлюпов, и английскому королевскому военному кораблю предписывалось обнаружить их и уничтожить, или же отогнать куда далее от оживлённых торговых маршрутов между островами.

Следующие полтора месяца запомнились Джиму своей потрясающей скукой, хотя дня не было что бы они не обнаруживали пиратов и не начинали их преследовать.

Пиратские лёгкие судёнышки совершенно не желали вступать в бой с громадиной «Саффолком» и вместо тактики берберов, что ночами нападали на своих скоростных, но крайне малопригодных к бомбардировкам, скорее абордажам, галерам — карибские «Джентельмены Удачи» немедля сбегали прочь, иногда лишь постреливая куда в море, из лёгких орудий на своих судах.

Двое или трое суток «Саффолк» преследовал очередного найденного им пирата, однако при попутном ветре тому удавалось в который раз сбежать и тогда все офицеры и матросы начинали проклинать тех кто послал их гоняться за местными бандитами и самих пиратов, что лишь в романах считаются отчаянными храбрецами, сами же — совершенно не способны ни на что иное как ограбить дочиста какого медлительного торговца или незащищённый городок на берегу.

Рейды и патрулирование между многочисленными островами сменяли погони, погони переходили в обстрелы при преследовании судов разбойников, но издалека, а преследования, в свою очередь — превращались в побег лёгких пиратских кораблей от своих несколько медлительных, преледователей. Было скучно и однообразно.

Офицеры злились, вспоминая Кингстон и развлечения там, и желали поскорее вернуться на Ямайку.

Моряков бесило постоянное преследование недосягаемых, вёртких, скоростных судёнышек пиратов и отсутствие внятного боя. Они говаривали юнгам, в порыве откровенности от наступившей скуки, что это как тисканье бабы, но без продолжения: так, одно баловство.

Через пять недель подобных манёвров, «Саффолку» удалось наконец догнать шхуну с полусотней пиратов на ней и дав залп книппелями по парусам противника и почти совершенно остановив пиратский корабль этим, англичане принялись обстреливать из ружей мечущихся по палубе шхуны пиратов, желая как можно более из них убить, перед скорым абордажем для захвата ценного приза в сохранности.

К своему удивлению, Хокинс узнал что он и ещё полтора десятка юнг — также пойдут на абордаж, в качестве пополнения к десанту и опытным в этой рубке матросам корабля.

Всем мальчишкам и самому Джиму выдали по кортику и тряпке в зубы, что бы своим криком при ранении не отвлекали, во время боя, остальных своих товарищей и ждали пока не победят пиратов и их не начнут лечить… или добьют пираты.

Подросток было попробовал отказаться от тряпки, выполнявшей здесь скорее роль кляпа, но ему дали подзатыльник и он заткнулся, сунув тряпицу себе в рот — как ранее показывал толстый, широкоплечий боцман.

Схватку Джим помнил сумбурно, словно бы фрагментами: сближение, сбросили мостки с высокого борта «Саффолка» на шхуну разбойников и англичане, кто по мосткам, а кто и запросто спрыгивая где было возможно, тут же с криком и воем ринулись на пиратскую шхуну.

Хокинс задел кортиком какого то, выскочившего из нижних палуб, щуплого пирата и тот, громко ругаясь, завертелся волчком на месте.

Джим тут же нанёс ему ещё три быстрых колющих удара в живот и грудь, и пират немедля свалился на палубу в конвульсиях.

Потом юнгу толкали в спину с с боков иные его товарищи, пытались ударить топориками и палашами трое пиратов, схватив за руки и ноги — сбросить за борт.

Но Джим всюду ловко отбивался от нападавших на него людей выданным кортиком и даже прежде сильно раненная и болевшая немного левая рука подростка, почти что не мешала ему в схватке.

В самом конце боя Джиму удалось сбить с ног попытавшегося выпрыгнуть за борт морского разбойника и добить его, уже лежащего на палубе, быстрым ударом лезвия кортика в горло.

Когда Хокинс привычно рассказывал всем в кубрике юнг об этом случае, по его словам, именно в этот момент он понял что становится взрослым мужчиной: жёстким и опасным, способным прикончить иных, таких же повстречавшихся ему в бою мужчин, даже пиратов, а не только ровесникам юнгам увечья наносить, фонарём в железной оправе.

Тот, первый в его жизни полноценный абордаж, многое ему дал: появилась уверенность в крепости своих рук и хороших, стальных, нервах. По крайней мере именно так он сам считал после схватки.

Когда капитан «Саффолка» приказал начать осмотр шхуны пиратов, то Джим оттащил своих «пороховых мартышек» в сторону и напомнил им об общаке для кубрика юнг и потребовал что бы они что ценное, но маленькое, просто глотали, а потом, на горшке — всё можно будет вернуть в обход осмотру от офицеров или моряков, при возвращении на их корабль.

Не успел подросток проинструктировать остальных юнг, которых собирались вскоре использовать для обыска пиратской шхуны, как тут же офицеры и боцманы свистками и пинками погнали всех матросов и юнг по захваченному судну — искать какую ценную добычу.

Хокинсу удалось найти какое вычурное оружие в дорогих ножнах. Но так как оно было слишком большим что бы спрятать — пришлось передать его боцману, стоявшему на верхней палубе вместе с офицерами из описочной команды, за обещание «когда-нибудь, что-нибудь выдать… Ха-ха».

Была найдена комната, при камбузе с провизией, но там оказалась в основном солонина сомнительного качества и моряки английского судна решили взять её исключительно на случай совсем голодных дней.

Ещё ранее, при сговоре среди юнг перед абордажем, когда было решено глотать малые ценные безделушки — самый маленький из «пороховых мартышек», Клоп, лишь покачал головой и сказал что это бесполезно и что если на судне обнаружат какие ценности, то всех юнг, участвующих в обыске приза, всё равно заставят выпить по стакану пальмового масла и сходить на горшок, а потом, если в «ночном судне» обнаружат что ими украденное и проглоченное не слабо накажут розгами.

Тогда Джим, как нынешний лидер кубрика «пороховых обезьян», предложил следующее: Клоп, попросится с невинным видом приносить и уносить горшки, сомнительная работа от которой все старшие юнги точно откажутся и с помощью кожаной перчатки постарается «обыскать» содержимое тех из горшков, на которые каким либо знаком укажет ему его друг. Таким образом шанс вернуть в общак юнг заполученную на пиратской шхуне побрякушку — многократно увеличивался.

Среди мальчишек, что обыскивали сейчас пиратскую шхуну, была и пара взятых недавно на Мальте. Они бойко тараторили на в меру понятном языке, но всё же держались пока что обособленно, от английских подростков в кубрике юнг.

Один из новичков, когда ему при возвращении на «Саффолк» выдали стакан масла для промывки желудка и проверки что он ничего внутри себя не утаил, шёпотом сообщил Джиму что успел проглотить перстень с рубином и сейчас боится что сделал это зря.

Хокинс взглядом указал снующему с горшками Клопу, на того, чьё именно «судно» следует проверить ранее матросни и получив от малыша кивок в ответ, что тот всё понял, успокоился. Появлялся шанс что захват пиратской шхуны принесёт немалую добычу и юнгам, а не только офицерам и матросам «Саффолка».

Пока сам Джим тужился на горшке, пока выливал содержимое, исторгнутое из себя насильно, медленно, по доске в море, под внимательным придирчивым взглядом боцмана — ждущего очередной, обнаруженной и спрятанной юнгами добычи, пока шёл относить и драить до блеска своё «ночное судно» — уже наступил вечер, почти что ночь и уставшие за день юнги собрались в своём кубрике.

Тут то и выяснилось что Клоп, кроха Клоп — избит! Избит именно новыми подростками южанами, прибывшими на корабль во время пополнения состава команды корабля на Мальте.

Со слов хнычущего малыша выходило, что он обыскал горшок, указанный ему Джимом и обнаружил там колечко с камушком, которое и спрятал у себя. Но когда он его отмыл и принёс сюда, в кубрике на него навалились всей своей оравой новенькие юнги и прилично наваляв, забрали добычу себе.

Ни с кем делиться они не собирались и орали, дурными голосами, коверкая английский: что это их собственность и они зарежут любого, кто так не считает!

Тогда Джим умиротворяюще подняв обе руки — предложил всё решить завтра, на рассвете и сам стал тут же укладываться в свой гамак, демонстрируя усталость от недавнего рейда на пиратское судно.

Голосящие новички и «старые» юнги потихоньку расходились по своим местам, удивляясь такому спокойному поведению Хокинса.

Однако сам подросток прекрасно понимал что ничего спором или дракой не решить, и если он не докажет своё лидерство, то уже завтра все пришлые начнут ему тыкать кулаками в лицо и совершенно перестанут уважать. Действовать следовало здесь и сейчас.

Абордаж на пиратской шхуне внутренне изменил его. Джим ощущал ранее скрытые в нём силы и был уверен что сможет самолично завалить с полдесятка новеньких юнг.

Спустишись на доски пола очень тихо и одев толстые шерстяные носки, что бы неслышно ступать, Хокинс, быстро прокравшись к спящим вместе, на полу, новеньким юнгам с Мальты — рывком вытащил, из кучи малой сонных мальчишек, виновного в присвоении общей вещи и быстро, рывком, кинул его в угол кубрика где находились преданные Джиму мальчишки.

— Бей скота вороватого! — завопил Хокинс. — Режь крысу!! На части его!!!

Начался форменный переполох: выдернутого во время сна проштрафившегося новичка пинали и кромсали, щипали и кусали все юнги в углу, куда его забросили сильные руки Джима.

Сам же Джим, стоя прямо возле вскочивших было на ноги, всей ватагой, новеньких — быстрыми ударами в живот заставлял скручиваться, словно спираль, ближайших к нему из них и потом, сильными толчками обеими руками, швырял их на переминающиеся в тесноте задние ряды. Так что мальчишки южане, раз за разом, всей гурьбой падали на пол.

Три минуты подобного бардака сделали своё дело: провинившийся был избит и раздет догола «старыми» юнгами, и соответственно обыскан ими, а новенькие с Мальты, избиваемые одним единственным Джимом — сейчас сидели или лежали или сидели на полу, тяжело дыша и что то бормоча себе под нос, на своих родных языках южного Средиземноморья.

Хокинс ощущал себя неким древнегреческим героем, что смог в одиночку остановить огромную армию.

Однако когда он величественно и степенно, как полноценный единовластный хозяин кубрика, сам начал обыскивать снятые с «крысы» вещи и убедился что перстня у того нет — что то в голове Джима внезапно вспыхнуло, яростно и мгновенно, словно порох и он с ненавистью принялся душить тряпьём несчастного их обладателя.

Через несколько минут всё было кончено: новичок с Мальты, виновный в краже перстня с рубином из условного общака юнг — лежал на полу задушенный, а Джим Хокинс, стоя над его остывающим телом, грязно ругался и пинал труп, проклиная обманувшего его дважды иноземца.

Мальчишки, Клоп и «старшаки», тут же обступили Джима и тихими голосами объясняли ему что далее делать: положить убитого в угол «тараторок», как они прозывали про себя новеньких южан, а утром сказать что те между собой давно не ладили, из за какого старого конфликта, ну вот и порешили виновного… А самих «мальтийцев», запугать: угрожая что так будет со всеми из них, кто не станет прислушиваться к общим правилам кубрика юнг или начнёт сообщать что офицерам.

На утреннем построении, того, чего так боялся Джим, так и не случилось: убитого им мальчишку просто вытащили за окоченевшие руки на верхнюю палубу и с грузом привязанным к ногам, обыкновенно и как то совершенно буднично, сбросили в океанскую пучину.

Расспросы офицеров были крайне непродолжительны, а боцманы и моряки лишь понимающе ухмылялись и дружно говорили что не иначе как шкеты украли что на пиратской шхуне, и не поделили добычу между собой, ночью, на делёжке.

Был проведён внезапный обыск кубрика юнг офицерами и парой матросов, и найденные запасы еды и раки были забраны ими с собой.

Однако ничего более существенного не случилось и вечером Хокинс мог сказать самому себе, что в принципе он легко отделался и корабельного карцера избежал, как и какого, более страшного, наказания.

Новенькие молчали, видимо испуганные тем, что их уже стали по ночам убивать. Старый состав юнг всячески покрывал своего лидера и обыском кубрика всё дело и завершилось.

К вечеру дня обыска, «Саффолк» догнал какой то быстрый шлюп и с него на палубу поднялись семеро степенных джентельменов, явно бывшими местной знатью или богатыми негоциантами.

Вскоре по кораблю прошёл слух, что данные «торгаши» упустили три шхуны полные ромом и теперь, когда по их словам, пиратские команды что захватили данный товар — веселятся на островке на Юго-Востоке, недалеко от плывшего сейчас обратно на Ямайку «Саффолка», прибывшие негоцианты просили бы капитана королевского военного корабля помочь им вернуть свои шхуны и груз, за вознаграждение, само собой и уничтожить проклятых морских разбойников, которые уже не знают на что и кидаться, в поисках хоть какой, самой малой, добычи.

— Ромом разживёмся! — хохотали все матросы «Саффолка», когда пришёл приказ сменить курс и выдвигаться к указаному торговцами острову.

Была подготовлена разведывательная команда, что на крохотном баркасе должна была осмотреть издали стоянку пиратов и готовилась десантная группа, куда, как и ранее с пиратской шхуной, вновь входили старшие из юнг и Джим Хокинс, в обязательном порядке.

В весёлой подготовительной суете прошёл весь вечер на судне. Моряки говорили что торговцы «занесли» капитану и старшим офицерам кошели, с сотней фунтов стерлингов каждому и те готовы расстараться.

Десант, из приданных на корабль солдат, между собой уже сговаривался как станут проносить ром и прочий скарб, в обход осмотровой группы из боцмана и офицеров, а то и подплывая отдельно на своих шлюпках к судну и просто закидывая на борт, в руки остающихся на корабле раненных товарищей, которые станут их высматривать и поджидать в условных местах на «Саффолке».

Юнги в очередной раз договаривались о том как станут обыскивать пиратов, прятать на себе или в себе, что смогут ценного и как Клоп, постарается опять напроситься выносить горшки с нечистотами, при стандартной проверке юнг по возвращении на судно.

Новеньких, взятых с Мальты, напугали напоминанием о том что было совсем недавно с одним из них, когда нарушитель захотел оставить себе перстень и «южане» явно напряглись.

Однако потом всё как то утряслось и в очередной раз «пороховые обезьяны» пришли к общему согласию: что следует, после потери при недавнем обыске офицерами, восстанавливать потихоньку их общак и постараться, во время рейда на острове, захватить как можно больше добычи для себя самоих.

Через сутки движения к острову, капитан корабля приказал отправить быстроходный шлюп разведчиками, что бы те примерно оценили опасность для десанта и смогли сообщить где проще высадить людей как можно незаметнее, и не стоит ли сразу начать бомбардировку бухты, где сейчас стоят на якоре пиратские суда и их добыча.

К вечеру этого же дня вернулась команда наблюдателей и сообщила капитану «Саффолка» — что пиратов на острове около четверти тысячи и они обладают тремя вполне боевыми судами, пушек по двадцать пять, каждое.

Есть ещё местные островитяне туземцы, издали непонятно кто: то ли индейцы, то ли мулаты или даже бывшие рабы из Африки. Вместе с ними, в небольшом островном поселении, где сейчас пируют, празднуя успех, морские разбойники — приблизительно около полутысячи мужчин и многократно меньше женщин.

Подобное количество врагов, да ещё и на нескольких судах с двумя десятком орудий на каждом, показалось некоторым офицерам «Саффолка» излишним и они начали роптать на то, что старшие офицеры, из за взятки от торговцев ромом, ведут королевское боевое судно на большую опасность, а королевских офицеров и матросов — на напрасные жертвы!

Видя недовольство даже среди ближайшего окружения и понимая как отнесутся к подобной рискованной атаке простые моряки и солдаты, из десантной команды, которым и предстояло первыми высаживаться на острове, капитан «Саффолка» предложил следующий вариант: связаться с торговцами ромом с помощью того же скоростного шлюпа и потребовать, что бы они прислали небольшой баркас, наполненный бочками с ромом и с клеймами для «Его королевского двора» или чем подобным, например поставки рома для вице губернаторов колоний или Вест Индской компании.

Главное, что бы разбойники сразу поняли что это элитное пойло и тут же принялись его хлестать почём зря, радуясь новому пополнению запасов выпивки. В бочки, кроме спиртного, влить и порядочную порцию каких медленных ядов, наверное торговцы сами знают что лучше всего на это подходит, ибо, по слухам неоднократно доходившим до капитана, они таким способом нередко «вытравливали» целые индейские поселения, с нужных им для размещения факторий, земель.

Баркас с отравленным грузом и идущий с ним вместе быстроходный шлюп, нарочито медленно, пройдут мимо острова с головорезами и постараются привлечь к себе внимание тем или иным способом. Когда же пираты за ними погонятся, то вся команда с баркаса «в панике» — перейдёт на шлюп и вскоре отплывёт прочь, оставив добычу пиратам. Да ещё и порезав паруса на баркасе, то бы он далеко, случайно, не уплыл.

— После. — продолжал капитан. — После мы вновь отправим разведку на осмотр того что произошло после находки разбойниками наших «троянских бочек» и пускай несколько человек из них высадятся на самом острове, далее постараются приблизиться как можно ближе к поселению, где развлекаются эти чёртовы безбожники! Если они в большинстве своём вдрызг будут пьяны или сдохнут, от нашего «подарка» — тогда атакуем как можно скорее! Если же останутся на ногах и способными к бою — пошлём ко всем чертям этих торгашей выпивкой и немедленно вернёмся в Кингстон! Наша миссия практически выполнена, а кружить возле Мартиники или Ямайки, гоняясь за быстроходными пиратскими судёнышками что не принимают боя — увольте!

План был одобрен всеми офицерами и в ту же ночь шлюп отправился к торговцам ромом, что просили о помощи в возврате своего груза, с новыми требованиями к ним.

«Саффолк» приспустил почти все свои паруса и неспешно приближался или удалялся к острову с пиратами, при этом ещё и немного «виляя», что бы убить время до возвращения посланного судёнышка.

Задача была оставаться между этим островом и грядой подобных, но затопленных, что бы шлюп при возвращении мог как можно скорее найти его и не тратил время на ненужные поиски.

Штурмовые команды тренировались на палубе слаженности действий и сговаривались о том, что солдаты из десанта станут вести в основном беглый огонь из своих ружей, в то же время как моряки «Саффолка» атакуют пиратов в рукопашной схватке, абордажными короткими саблями, топориками и кортиками.

Вскоре вернулся и шлюп, вместе с нагруженным баркасом от торговцев ромом на котором стояло множество бочек с вычурными клеймами: «Высочайшее качество! Его королевскому и его высочества двору. С наилучшими пожеланиями губернатору Блаю!»

Негоцианты расстарались и приготовили с полсотни бочек и бочонков, с какими остатками от своих производств, добавив немного виски и специальных, местных, ядовитых отваров.

По словам офицера, что плавал на шлюпе, торговцы гарантировали что через двенадцать чаов у пиратов не будет никого, кто бы выпив, хотя бы стакан сего пойла — не бегал каждые пять минут в кусты или не сдох бы в муках, от внутренних появившихся язв!

Первое не очень обрадовало капитана «Саффолка», но гарантии варианта с внутренними язвами немного его успокоили. Тут же была собрана новая «постановочная» команда что и отплыла вскоре к острову с веселившимися там пиратами.

К вечеру вернулся шлюп и хохочущий лейтенант, выбравшийся из него, рассказывал собравшимся вокруг него офицерам, что пиратов пришлось приманивать выстрелами в воздух, настолько на острове все были пьяны и совершенно не обращали внимание на проплывавшие мимо острова кораблики. Зато когда наконец поняли что за добыча плывёт мимо них — немедленно бросились в такие же шлюпы как и у него.

Правда многие разбойники просто расшиблись по пьяни, падая головами прямо на доски палуб и разбивая их в кровь. Начали преследование всего три шлюпа, с половиной, в меру вменяемых, команд на них.

— А их многопушечные корабли? — строго спросил у подчинённого капитан» Саффолка».

— Нет, те как стояли так и не шелохнулись: ни вышли из бухты, ни залпа по нам не дали… — отвечал лейтенант. — Там матросни почти и нет, скорее лишь кто не хочет не берегу спать и по привычке идёт на корабль.

— Хорошо! — подытожил услышанное капитан. — Тогда план такой: ночью высылаем шлюп с разведчиками. Сейчас полная луна и он пойдёт к острову и высаживает осмотровую группу, но лишь для наблюдения! Никакого собственного почина, лишь осмотр! Если всё как мы планировали — тогда наши наблюдатели возвращаются как можно скорее, ранним утром и мы начинаем атаку на пиратов, если же те всё же не настолько ослабли…

— Да нет же! — горячился лейтенант, что и подставлял «даровой баркас», для пиратов. — Они и сейчас то еле смогли взобраться в шлюпы для преследования, а уж завтра…

— Ладно. — бурчал качая головой капитан. — Завтра утром и решим. Думаю следует сразу атаковать десантом, не давая залпа пушками. Тогда и пиратские корабли захватим невредимыми, для торгов с аукциона и рабов белых, которые в здешних землях так ценятся.

Утром началась атака на остров: шлюп с разведчиками вернулся и наблюдатели хором стали рассказывать, офицеры капитану, а матросы с шлюпа — своим друзьям морякам: что пираты лежат чуть живые, никто почти что и не ходит. Вонь страшнейшая и такое ощущение, что все они словно бы после страшнейшего похмелья, когда даже голову с земли поднять невозможно из за сильной боли и того, что конечности совершенно не слушаются. Поселение словно бы вымерло и лишь стоны вразнобой показывают, что ещё кто жив.

Тут же «Саффолк» под полными парусами пошёл на остров и через три часа уже был напротив бухты, где располагались пиратские суда и захваченные ими корабли торговцев.

Джим Хокинс, готовясь зайти в шлюпку в составе восьмой штурмовой команды, с удивлением и любопытством наблюдал заросший пышной, но при этом крайне низкой, словно бы прижавшейся к земле растительностью, остров. Вполне, к слову, приличных размеров.

В бухте, размерами сто на двести метров, расположились три пиратских больших корабля и четверо поменьше, видимо те самые призы, торговцев ромом.

Там же, немного заслоняемые более крупными судами и располагаясь ближе к берегу — стояли на воде и пяток шлюпов, и несколько баркасов, в том числе и тот, что недавно сами офицеры «Саффолка» фактически специально подарили морским разбойникам.

Никто на берегу не бегал и не стрался как реагировать на прибывший огромный военный корабль, что становился сейчас правым бортом к бухте с судами пиратов, словно бы готовясь дать полноценный залп своими несколькими десятками орудий.

Остров и крохотное поселение на нём, словно вымерли: людей не было видно или слышно, не было и никакой реакции от кого-либо на появление нового корабля напротив главной островной бухты. Ничего!

Джим уселся в свою шлюпку, где вместе с ним ещё находилось четверо солдат десанта, в роли стрелков и двенадцать моряков «Саффолка» как абордажная команда, а также ещё один юнга, новичок южанин с Мальты, почти ровесник Джима.

Шлюпки быстро приблизились к судам пиратов с многими пушками и на них первым делом стали заскакивать первые абордажные группы англичан.

Вскоре они появлялись у бортов и сигналами показывали что суда уже ими полностью взяты под контроль и что пиратов на них — всего по паре человек, не более!

Успешный и столь быстрый захват основной боевой силы пиратов настолько ободрил всех оставшихся на «Саффолке» матросов, что они тоже стали наперебой проситься высадиться на острове, каждый боялся что не сумеет поучаствовать в столь лёгком и видимо прибыльном, деле.

Капитан разрешил спуститься в шлюпы ещё полусотне человек, для усиления десанта и стал ждать что же далее случится на берегу, в стоявшем прямо при бухте крохотном городке.

Тем временем Джим Хокинс, вместе с остальными бойцами восьмой штурмовой команды «Саффолка» — уже высаживался вместе с остальными десантниками в воду на отмели и скоро пробежав участок берега, перед поселением, врывался в дома что стояли ближе всего к бухте.

К немалому удивлению подростка, почти всюду, в том числе на улицах городка — лежали заблёванные, обмочившиеся, и не только это, разбойники, в грязных косынках и рваных кожаных жилетах до пояса.

Большинство из них было уже мертво, но те кто поднимал головы и что то невнятно спрашивал, видимо не понимая где именно он находится, тут же получали укол штыком в грудь или удар топориком по голове и умирали вскорости, уже не мучаясь.

Торговцы ромом не обманули и пиратская база оказалась беззащитной не против боевого корабля, а лишь обилия шаровой выпивки, в том числе и отравленной, а также привычной пиратам беспечности — верной подруги веселящихся на берегу команд разбойников, после удачных рейдов.

Оставшихся в живых, еле державшихся на ногах, пиратов — десяками выволакивали из домов и после краткого допроса, на месте, убивали без сострадания и жалости: кого рубили, кромсая шматами плоть, кого кололи, а некоторым, видимо в качестве развлечения — просто разбивали голову камнями, как кокосовые орехи бьют обезьяны на осколки.

Часть моряков с «Саффолка» баграми оттаскивали уже убитых пиратов куда в джунгли и видимо устраивали там место их массового захоронения.

Хокинс решил не терять времени и оторвавшись от своей команды, бросился как можно дальше на самую противоположную к воде, окраину поселения.

Потом, заприметив возле богатого дома, в садике, лежащего в гамаке между двумя пальмами, более менее богато одетого пирата — подскочил к нему и озираясь начал обшаривать одежду мужчины.

Увидев на толстом, волосатом пальце пирата перстень, с зеленоватым камнем средних размеров, примерно как очень крупная горошина — Джим деловито положил кисть руки неподвижного человека на огромный булыжник валявшийся в траве и с помощью собственного кортика, тут же откочерыжил палец с украшением.

— Что?! Ох… УУУ!! — завопил, хватась за свою окровавленную кисть, человек, которого Джим только что таким страшным образом ограбил и поднялся на руках с гамака.

Он не был мёртв, как в начале думал подросток, скорее сильно пьян или отравлен пойлом торговцев ромом.

Джиму помогло отойти от внезапного шока то, что его жертва, уже через секунду после своей бурной реакции, принялся изогнувшись, как сломанная кукла ручного театра — блевать, в рядом росшую траву и это несколько успокоило юнгу.

Подождав пока пират прекратит, Джим приставил кортик к шее мужчины и прошипел: «Говори скотина, где деньги твои! Говори тварь! На каком корабле или острове и где ты их спрятал! НУ, говори!!!»

Мужчина с отрезаным пальцем лишь таращился как баран на подростка, видимо не понимая кто это и где он сам сейчас находится, и Джиму пришла в голову интересная идея: он связал длинным шёлковым поясом свою жертву, точнее лишь руки за спиной и оттащил куда подальше от городка, в чащу зарослей острова, что бы не встретиться с кем из десантных команд «Саффолка».

Потом, совершенно спокойный, юнга взял камень и принялся дробить пирату пальцы рук и ног, требуя при каждом ударе что бы рассказывал ему о всех своих тайниках.

После начавшихся воплей, подросток зажимал пирату рот и ждал пока тот перестанет конвульсивно дрыгать конечностями и тут же продолжал свой пыточный допрос.

Никто к ним не подбегал и Джим всё сильнее злился, что тратит своё время впустую, с этим, по всей видимости офицером разбойничьей команды — вместо того что бы скорее обирать дома на острове и обыскивать карманы уже мёртвых пиратов.

— Мразь, скотина!!! — срывался на крик Хокинс, кромсая лицо бородача кортиком и отрезая тому уши в припадке подростковой истерики. — Говори! Как свинью разделаю!

— Тюлень! — захрипела с окровавленным ртом, жертва истеричного допроса подростка.

— Что?!

— «Тюлень»! Камбуз… под шкафом с ножами небольшая выдолбоина, там храню что успел…

В кустах раздались шаги и довольный своим успехом Джим, радуясь что наконец узнал что хотел, ловким ударом в сердце загнал кортик на половину лезвия в грудь мордатого бородача пирата, так напоминавшего ему о недавних временах и подобных же «бородачах», что вместе с его отцом и устроили береговую «каманду Адмирала» на родине мальчика.

Из кустов однако появился не кто то из моряков или солдат десанта, а напарник Джима по шлюпке, юнга ровесник, взятый недавно на Мальте.

Увидев Хокинса, поднимающегося на ноги с недовольной гримасой на лице и убитого покалеченного пирата — смуглый новичок покачал длинными, чёрными как смоль и грязными волосами, и на ломанном языке произнёс: «Хорошо! Плохо! Ты убиваешь всех: мой брат, далёкий брат — удушил тряпкой! Сейчас, вот его — просто зарезал… Ты негодяй и убийца, и я тебя тоже убью! Месть! Кровь! Семья!»

После этих слов, вышедший из зарослей юнга «южанин» кинулся на своего товарища и Джиму пришлось отскочить на несколько шагов назад, так как оказалось что его новый враг довольно сносно владеет своим кортиком и умело пытался им порезать или уколоть своего «кровника».

С минуту подростки бегали друг за другом по кустам и вокруг низеньких, изогнутых к земле, пальм — постоянно рубя воздух многочисленными атакующими ударами и стремительно спасаясь от подобных от врага.

Однако Джим был чуть старше и явно опытнее, участвуя в сражении с берберами в Средиземноморье, голландцами у Фрисланда и недавних преследованиях карибских разбойников: Хокинс носком своего низкого сапожка зацепил рыхлую землю и швырнул её прямо в лицо своего противника.

Когда юнга мальтиец на секунду остановился что бы протереть глаза — Джим словно бы гадюка подскочил к нему и нанёс сильнейший удар, снизу вверх, в живот своему визави.

Новичёк мальтиец что то коротко крикнул — потом свалился на траву, держась за живот двумя руками и бросив собственный кортик.

Хокинс медленно поднял оружие врага и спокойным, виденным ранее на родине жестом, как ему несколько показывали «бородачи» — перерезал горло ещё живому врагу.

Юнга «мститель за брата», слегка захрипел, однако ничего более не произошло и Джим, каким то совершенно спокойным, тусклым взглядом наконец осмотрелся: перед ним лежал офицер пиратов с отрезанным им, Джимом, пальцем и разможжёнными кистями рук, зарезанный, в конце концов, своим мучителем. Немного вдалеке стоял сам Хокинс, возвышаясь над второй своей сегодняшней жертвой, таким же как и он сам, юнгой с «Саффолка».

Джим несколько истерично хмыкнул и решив что пора как можно скорее начать осматривать пиратский схрон на «Тюлене», пока суда ещё в бухте и в неразберихе продолжавшегося боя его могут беспрепятственно пропустить на борт пиратского корабля — скорым шагом вернулся в поселение, где солдаты и моряки десанта «Саффолка» уже вовсю куражились над оставшимися в живых, обнажёнными сейчас, женщинами островитянками — разыгрывая всех их по условным номерам в странную игру, с метанием свинцового шара по выставленным на земле костяшкам.

Немного пробродив в поселении и увидев что на него никто уже не обращает внимание, Хокинс было решил также поучаствовать в розыгрыше какой понравившейся ему самки — но тут же получил отказ и посыл себя в дальнее путешествие: матросы не собирались делиться ещё и с юнгами, как с солдатами из десанта, примерно полутора десятками захваченных ими женщин и хотели как можно скорее, пока офицеры не прекратили вакханалию на острове, успокоить свою похоть.

Прыжки и ужимки, с боевыми криками «пороховой обезьяны» и размахиванием кортиком — никого ни в чём не убедили и в конце концов один из солдат просто выстрелил в землю прямо возле Джима, предупредив того, что в следующий выстрел просто-напросто прикончит его, если «пацанёнок только рыпнется на что претендуя».

Видя решимость остальных мужчин из очереди, не допустить ему взгромоздиться, на поваленную на куче покрывал, прямо на улице, какую то толстую индианку — Джим, ругаясь на чём свет стоит, прошёл далее к бухте.

Тут же, заметив что офицеры «Саффолка» осматривают захваченные боевые корабли пиратов и вспомнив об узнанном им схроне на «Тюлене», подросток опрометью кинулся спрашивать ещё одного юнгу, бывшего на пару лет его младше, где именно находится корабль «Тюлень».

Стоявший по приказу лейтенанта юнга, который ждал матросов с добычей что бы их учитывать чёрточками на доске пустого ящика из под рома — и сам этого не знал.

Джиму пришлось ещё минут десять спрашивать у проходящих мимо по берегу юнг и моряков, прежде чем ему указали на стоявший посредине бухты корабль пиратов и на его грязную, почти что совершенно слившуюся с почерневшими досками, табличку с названием.

На палубу «Тюленя» Хокинс влез по канатам и был тут же было изгнан прочь с судна, там находившимися боцманами и офицерами. Но быстро нашёлся и сказал что его прислали для помощи при описи, что бы старшие носили, а он помогал учитывать, как делали выставленные с этой же целью, прочие юнги на берегу.

Через пару минут «описи» отпросившись отлить, Хокинс как можно скорее бросился на поиск местного камбуза, что оказался возле трапа верхней палубы и после некоторого поиска смог наконец найти, указанный ему разодетым пиратом, шкаф, коих было на камбузе целых семь штук и отодвинув его, обнаружил в тайнике под ним — кожаный длинный кошель, наполненный чем то звонким.

Первый же осмотр показал, что там находилось пять золотых дублонов, два десятка серебряных монет различных стран и размеров, от совершенно крохотных до почти что десятиграммовых, пара простых золотых колечек и три, с камушками, правда бывшими меньше того, перстень с которым Джим снял с отрубленного пальца бывшего хозяина всего этого богатства.

После кратких раздумий как всё это пронести на борт «Саффолка» и избежать процедуры обыска, единственной разумной идеей подростку показалась следующая: здесь и сейчас взять шлюпку и прибыть на собственный корабль, с неким придуманным «сообщением» от десантного отряда: что город взят и господин капитан может прибыть с осмотром и принятием победы.

Подросток знал, что офицеры на берегу — специльно пока что не посылали вестового с подобным сообщением своему командиру, желая как можно больше получить выгоды от грабежа и насилия, и опасаясь что капитан это всё немедленно прекратит своим приказом.

Быстро вернувшись с «Тюленя» на берег и найдя небольшую пиратскую лодку, которой мог и в одиночестве добраться о своего корабля — Джим вскоре уже стоял на палубе «Саффолка» и сообщал помощнику капитана что поселение взято, а пираты большей частью уничтожены и можно начинать грузить призы — люди на берегу к этому давно готовы.

В радостной суете на борту и криках что «наконец то» и «давно пора», никто не заметил, как принесший столь давно всеми на корабле ожидаемую новость юнга куда то на время исчез, а чуток погодя появился из корабельного гальюна — уже без свёртка в руках, который до этого скрывал на пузе, под рубахой.

Джим решил что если аккуратно свернуть часть досок на «седле» и аккуратно закрепить на них своё богатство, а потом вернуть доски на место и прибить их вновь, то можно не беспокоиться за обнаружение своей островной добычи и почти что быть уверенным в том, что она достанется именно ему, а не кому ещё.

О том что кошелёк, так же как зря прибитый к обратной стороне досок, может банальным образом свалиться, при сильных движениях тел на досках над ним, подросток в то время даже и не подумал, настолько он был доволен всем что с ним произошло на острове и тем, каким настоящим богачём он с него вернулся.

Юнге мерещились уже собственные плантации на Ямайке, пышнозадые рабыни, которых он лично выбирает на местном рынке рабов и не только негритянки, но разные: и местные, из индианок и чёрные как уголь негритянки западной Африки, и светленькие мулатки, и даже белые, ирландки к примеру.

Ему виделся огромный особняк, вежливые вышколенные слуги, куча разнообразнейших женщин в нём: что делают ему массаж и всячески его ублажают, готовя по утрам горячий шоколад с ромом и пока он его будет пить, вдоволь накидав туда куски коричневого сахару, они его разнообразно, по бабьи, станут ласкать…

Можно ли было купить всё это за ту сумму что он заполучил на «Тюлене» — Хокинс не знал, но был всё равно доволен выше всякой меры и на остров вернулся, с погрузочной командой с «Саффолка», скорее от нечего делания на корабле, чем в желании помочь или что ещё себе заполучить.

Делиться с прочими мальчишками юнгами, своим кладом, он не собирался, скорее наоборот: сейчас, став внезапно богачём, он думал как бы побольше сбить монет и прочих ценностей с остальных юнг и сорваться в побег, прочь от военного флота Англии и ближе к одурманяще пахнущим женщинам рабыням, о которых он мечтал всё время в ночных поллюциях, после посещения особняка в Кингстоне.

Они снились ему постоянно и он буквально всё свободное время грезил как будет их выбирать, потом вести в своё поместье, а уж там… У-у-у-ух!!!

Ещё добрые пять часов проходил обыск острова и пиратских кораблей стоявших в его бухте, а также перетаскивание ценностей на «Саффолк».

Офицеры и моряки хохотали и были довольны выше всякой меры: они получили как добычу, так и сексуальную разрядку после долгого воздержания, в виде захваченных на острове пленниц и сейчас считали что жизнь удалась и всё просто прекрасно! Так бы было каждый день!

Юнги деловито скидывали своим товарищам на корабле какой нехитрый скарб, что урвали на берегу и сговаривались где его прятать.

Решено было провести ночь на острове, а утром разделиться: часть офицеров, в основном тех что прибыли в помощь кораблю с торговых судов — должны были помогать укороченным до минимума экипажам доставить обратно корабли торговцам ромом, с теми жалкими остатками их грузов, что ещё не были выпиты морскими разбойниками, а позже не захвачены самими «борцами с пиратами».

Сам же «Саффолк», ведя в конвое на буксире захваченные корабли пиратов — отправляется на Мартинику и там его офицеры постараются продать, с посреднической помощью местных негоциантов, эти корабли для чьих нужд: будь то прибрежного патрулирования или охраны караванов в Европу.

Возможный Куш представлялся настолько большим, что все боевые офицеры судна дружно проголосовали изгнать «чужаков» офицеров с «Саффолка» и идти продавать суда на французский остров, в обход возможности сдать их за вознаграждение собственной короне или Вест Индской компании.

Утром две группы кораблей разошлись: суда принадлежавшие негоциантам — отправились в Кингстон, на Ямайку, ждать своих владельцев и выплат от них, за помощь в борьбе с пиратами и возвращение транспортов. Заодно это позволяло капитану «Сафолка» отчитаться о проделанной работе самым лучшим образом: спасёнными кораблями «славных, добрых торговцев его величества»!

Сам же «Саффолк» и три двадцатипушечных, правда несколько устаревших, корабля пиратов — направились на Мартинику, что бы вдали от колониальной администрации Британии можно было, офицерам королевского флота, провести несколько крупных сделок — позволивших бы им в дальнейшем бросить ненавистную службу и осесть «большими людьми» в Новом Свете или вернуться в родные дома, в самой Англии и начать собственное дело по грузоперевозкам по морю.

Ночью однако, перед самым прибытием на Мартинику, произошёл очередной инцидент в кубрике «пороховых мартышек»: при ночном складывании в общак того, кто и что унёс с острова, сегодня все на корабле так были заняты мародёрствованием что просто позабыли о юнгах и их обыске при возвращении на судно — и уже на вечернем осмотре захваченной добычи оказалось что именно у Джима она самая маленькая: всего пару простых кинжалов, что он прихватил для виду, во время своего возвращения на остров от нечего делать.

Старшаки сразу заподозрили что Хокинс что утаил и напомнили ему, что он сам разорялся более всех об общаке и прочем.

Но Джим, чувствуя необычайный прилив энергии и уверенность в своих силах, после стычки на острове с пьяным пиратом с «Тюленя» и юнгой южанином — просто избил пару что с ним спорила и стал угрожать остальным. Инцидент вскоре замяли, но осадок остался…

Однако уже через десять минут, когда из за какой мелочи вспылил малыш Клоп который принёс в каюту одну из самых ценных вещей — дорогое дамское зеркальце в оправе из золота и каменьев, Джим Хокинс вновь проявил свой новый, закалённый недавними островными событиями, крайне деспотический, характер: он просто отнял безделушку и сообщил что следует немедленно продать зеркальце, как только доберёмся до Кингстона.

— Оправу — да! Но само зеркало и нам нужно! Ты вспомни, как тяжело бывает когда ранен и надо посмотреть что там на спине или где ещё… задница, к примеру, задета! — горячился Клоп. — Зеркало нужно в общак, для лечения ран! Мало ли что с нами скоро слу…

Его быстрый говорок прервала затрещина от Джима, чего ранее тот никогда себе не позволял, всячески оберегая самого младшего в их отряде от издевательств прочих юнг: «Заткнись крысёныш! Будешь возникать — пойдёшь «душечкой» на нижние палубы, всех кто там есть — обслужишь, уяснил утырок?!»

Хокинс буквально бесился от того что с ним кто то спорит в кубрике юнг и его выворачивало наружу от ненависти к любому, кто по его мнению «возникал».

Последние дни: абордаж пиратской шхуны, удушение юнги южанина в их общем кубрике, высадка на остров пиратов и два трупа там — как то незаметно изменили его и Джим это чувствовал всеми частями тела.

И ему это нравилось! Он казался сам себе лихим мужиком, у которого впереди прекрасное будущее — главное лишь пинками разогнать всю ту мелюзгу, что сейчас вертится возле него и заставить их всех прислуживать себе, как хозяину.

Клоп с воем тут же убежал в дальний угол и тихо плакал сидя у переборок, больше он не встревал в споры и не требовал ничего за зеркальце, хотя именно он его принёс и ему причиталась часть данной добычи в качестве премии.

— Ты меняешься… — как то странно проговорил один из старшаков, глядя на Джима с ужасом и при этом явном, почти благоговейным, восхищением.

— Верно! — согласился с ним Хокинс. — И это следует запомнить всем, как друзьям так и врагам!

На обратном пути на Мартинику «Саффолк» остановился возле одного, прежде малоприметного острова, так как смотрящие, в этот солнечный ясный день, заметили останки какого большого судна у скалистого берега данного островка и на фоне успеха от недавней вылазки против пиратов, решили что им может подфартить и они заполучат ещё какой новой добычи.

На остров были отправлены около сорока человек на паре шлюпов, а сам конвой, что пытался добраться для продажи трофейных судов до Мартиники — спустил паруса и стал ждать результата их осмотра.

Вскоре раздались одиночные выстрелы, потом уже целая беспорядочная трескотня. Когда «Саффолк» повернул, что бы подойти ближе к острову и под прикрытием орудий совершить новую вылазку, для возможного спасения первой разведочной команды — прибыли сами её представители и объяснили что произошло.

Вместе с ними на шлюпах оказались какие то женщины, сильно заросшие и неряшливые: с грязными волосатыми ногами, обгрызанными кое как ногтями, свалявшимися волосами и вообще, совершенно неухоженные, которых однако крайне вежливо встретил капитан и предоставил им свою каюту. Остальные офицеры также были невероятно галантны и всячески оказывали покровительство странным дамам островитянкам.

Выяснилось вскоре следующее: затонувший корабль — большая торговая каракка из Лиссабона, а женщины на ней — англичанки, супруги негоциантов, плывших на каракке с большим ценным грузом шерстяных изделий, брабантских кружев и двумя десятками породистых скакунов.

Когда судно оказалось на мели, вследствии бури, выяснилось что островок, куда они врезались, расположен несколько в отдалении от обычных маршрутов кораблей и особо никто их спасать не рвался.

Через пару недель произошёл бунт и моряки просто поубивали своих офицеров и купцов, забрав себе их вещи, и их женщин.

Потом матросы стали жить как знать: давая друг другу приёмы на острове или крепко засевшей на скалах каракке и регулярно напиваясь вхлам, постоянно насилуя пленниц или стреляя, скуки ради, просто в воду.

Когда месяц назад увидели впервые паруса на горизонте, то новые «хозяева жизни», под угрозой расстрела, заперли всех пленников и пленниц в помещениях судна, а сами скрылись в чаще: они боялись как настоящих пиратов, промышляющих где здесь поблизости, так и колониальных властей или кого ещё. Ибо для пиратов они были добычей, а для местных властей — преступниками.

Ещё пару раз прятались матросы каракки от видевших их корабль на скалах, судов и не отвечали на выстрелы тех из орудий.

Когда подошла одна небольшая шхуна, видимо для осмотра чем поживиться — её моряков перестреляли на берегу, а саму шхуну, утопили чуть далее каракки.

Через несколько дней после этого пираты сильно жалели о содеянном и говорили что надо было на ней сбежать, но они так испугались что их «сладкий мирок» кто то раскрыл, что вначале всех убили и корабль затопили, и лишь потом, немного отойдя от той паники что их охватила, сообразили что ошиблись и можно было, заполучив целый корабль, нагрузив его оставшимся грузом с каракки и перебив всех пленников свидетелей их преступлений, спокойно убраться прочь с острова.

Со шлюпами «Саффолка» повторилась та же история: как только они приблизились к острову, по ним стали стрелять и ранили пару человек, но матросы и десант англичан ответили дружными залпами и бунтари спрятались на островке, где их чуть позже всех и перебили поисковые команды.

Женщин нашли в трюме каракки и лишь присутствие офицера помешало спасителям тут же их изнасиловать.

Когда немного позже выяснилось кто это такие и что за них, семьи в Англии, могут выплатить вознаграждение — женщин немедля доставили на английский корабль и с максимальным пиитетом, что бы дамы видели что плывут в кампании джентельменов, собирались доставить на Мартинику.

На каракке, из за отвратного хранения груза пьяной матроснёй, ценого было уже немного: суммы наличными в разбитых сундучках, какое ценное оружие, кожаные вещи.

Шерсть и кружева испортились и свалялись. Лошадей перебили и съели ещё несколько недель назад. Основным грузом данная каракка пополнялась именно в Новом Свете и отсюда гружёная шла в Европу.

Ещё, через почти что сутки после нахождения столь странной группы потерпевших крушение моряков, показалась наконец то Мартиника и все на «Саффолке» стали переговариваться, кому и за сколько «загонит» капитан сразу три отличных призовых пиратских корабля, с пушками и что выгорит матросам с этой сделки. Моряки мечтали поскорее вернуться в Кингстон и снова там немного покутить.

Вскоре однако выяснилось, что власти французской Мартиники запретили заход военного конвоя английских судов, опасаясь какой подлости с их стороны и сейчас капитан «Саффолка» договаривался о том, что суда на продажу станут поочерёно заходить в указанные им гавани острова и продаваться на аукционнах «не очень легально», так как ни колониальные правители острова не хотели скандала, ни офицеры английской короны разглашения того, что они, вместо того что бы пополнить флотилию Вест Индской компании, что было предусмотрено снабжением ею антипиратских рейдов военного флота объединённого королевства — тайно продают на острове нейтральной державы свои захваченные призы.

Матросы были крайне огорчены произошедшим, так как все, включая Джима, надеялись как можно скорее высадиться на сушу и немного «раскидать» по торговцам тот скарб, счастливыми обладателями коего они стали за последнее время, схватившись с пиратами и разбойниками на двух островах и обзаведясь на них же, многими лишними, на корабле, безделушками.

«Саффолк» барражировал вокруг Мартиники особо не встревая в конфликты, даже если его просили о помощи британские капитаны судов и отвечая им вежливым отказом, когда случился скандал: одним из покупателей трёх пиратских двадцатипушечных кораблей, недавно захваченных англичанами — оказался представитель Вест-Индской компании именно королевства Англии и Шотландии!

Узнав что суда продаются не частными людьми или французами, а соотечественниками, которые обязаны были бесплатно или за символическое вознаграждение их отдавать на нужды Компании — клерк тут же отплыл на скоростном шлюпе на Ямайку и пока «Саффолк» и все члены его экипажа томились ожиданием первой солидной сделки по захваченным ими судам, на его борт прибыла комиссия: в составе вице-губернатора, представителя адмиралтейства в колониях, и нескольких чиновников и младших директоров Компании.

Засвидетельствовав наличие трёх неучтённых судов, с офицерами «Саффолка» на борту, в гаванях Мартиники и тайно проведя переговоры о продаже с ними — комиссия взошла на борт самого «Саффолка» и вскоре стали известны невероятные подробности встречи вице-губернатора и офицеров корабля: капитан корабля арестован и отправляется спешно в Кингстон, а вскоре — прямо на суд в Британию! Первый помощник становится новым, исполняющим обязанности, капитаном, до дальнейших распоряжений и «Саффолк», пополнив свои запасы на Ямайке и там же будучи тщательно обыскан администрацией острова на наличие каких ещё «чрезмерных и излишних» вещей, на своём борту — немедленно отправляется на Мадейру, для выполнения новых миссий уже в Европе.

Суда пиратов были конфискованы в пользу короны и как узнал Джим уже много позже, выкуплены Вест Индской компанией за смехотворную сумму на аукционе, и вполне приличную взятку, губернатору.

Дамы, бывшие в офицерских каютах, после расследования комиссии что это не проститутки и что офицеры «Саффолка» не совершенно забыли о дисциплине — были отправлены, вместе с арестованным капитаном судна, скоростным шлюпом на Ямайку, откуда их уже пассажирским кораблём возвращали в Старый Свет.

Настроение в команде «Саффолка» сменилось: если раньше все с нетерпением ждали очередных премий, за продажу призовых судов и отличной гулянки в Кингстоне, то сейчас офицеры были подчёркнуто строги к матросам и солдатам, не говоря уже о юнгах и наказывали за малейший промах, боясь новых расследований и наказаний, уже для себя самих.

Были проведены новые массовые обыски на корабле и матросы «Саффолка» лишились большинства своей добычи, прежде ими захваченной и негласно разрешённой прежним капитаном судна.

Бунта не вспыхнуло, но попытки к такому предпринимались и Джим сам, через пару дней после обыска, видел повешенного боцмана: что агитировал команду «захватить корабль и вернуть славные времена Эвери!»

Вновь оказалась потерянной и общак «пороховых обезьян», что привычно хранился мальчишками в их кубрике.

Юнг слегка прибили, за то что утаивают и хранят подобные ценности у себя, совершенно оборзев и не делясь со старшими, но на этом всё и закончилось.

Хокинс, у которого после его несколько неоправданного нападения на Клопа были натянутые отношения с остальными юнгами, спокойно и уверенно вернул, ранее хранившееся в гальюне, под досками сиденья, зеркальце с драгоценной оправой — объяснив что его не так поняли и на самом деле он с самого начала просто опасался постоянных обысков взрослыми их, юнг, помещений и отбирания добычи.

Малыш Клоп вновь восхищённо глядел на своего, такого умного, друга. Старшаки хмыкали и говорили, что если Джим такой умный — мог бы и всю остальную кассу и добычу где удачно пристроить, а не одно лишь зеркальце. Новички южане цокали языками и показывали Хокинсу большой палец, о чём то постоянно тараторя на своём языке.

Когда прибыли на Ямайку, выяснилось что сходить на берег никому нельзя и после пары дней пополнения припасов судно немедленно отправилось вновь в Европу, на остров Мадейру, принадлежавший португальской короне.

Юнги переговаривались что скорее всего их вновь направят на берберов, что бы погасить активность тех в Средиземном море.

Иные считали что более похоже на попытку вернуть корабль в Англию и провести показательный суд над офицерами, часть которых арестуют на Мадейре, что бы не сбежали с боевым кораблём, как ранее сделал вспоминаемый многими Эвери, а уж на Мадейре — можно безболезненно менять командование судном, не опасаясь бунта или побега всей команды с большим военным кораблём куда прочь: от флотилий британской короны там не убежишь, особенно без пополнения припасов после долгого перехода.

Загрузка...