Отец Джима Хокинса был в меру оборотистым человеком, старавшимся не терять своей прибыли нигде.
Точнее, по рассказам самого Джима, так ему описывала отца мать, желавшая что бы у мальчика были хоть какие положительные воспоминания о родителе.
Сам Джим, помнил папашу своего лишь постоянно бывшим навеселе и не скупящегося на тумаки и пинки, раздаваемые как слугам в таверне, так и сыну с супругой — по любому, даже самому незначительному, поводу.
Дед Джима, по отцу — был приличным человеком, негоциантом средней руки и обладал в меру большим состоянием.
Однако после смерти оного купчины, сын его, то бишь отец Джима, слишком увлёкся азартными играми и весёлой вольной жизнью в Лондоне, и за пару лет спустил всё родительское состояние, до нитки.
Женитьба на дочери старого компаньона отца, лишь на время помогла умерить потребности подобного игрока и мота, и уже вскоре после рождения своего единственного отпрыска и наследника, Джима — отец вовсю измывался над супругой: он бранил её что принесла слишком малое приданное, что не желает просить у своего отца новых денег, для них, что мало помогает в ведении дел и прочее, тому подобное.
Старший Хокинс вскоре стал активнейшим образом заливать свои обиды виски и ромом, добавляя в этот список и редкую водку, и через некоторое время превратился в мрачного пузатого забияку, который искал лишь малейшего повода что бы распустить свои руки — как на улице, так и дома, или в принадлежайшей его семье, таверне.
Хокинсы в то время владели лишь небольшой прибрежной таверной «Адмирал Бенбоу». Это было всё, что осталось от денег полученных главой фамилии в наследство и приданное.
Но таверна и ранее приносила крайне скромный доход, а в те годы с которых Джим обычно начинал описание своей случайной встречи с «невиданным богатством», и вовсе — почти полностью была разорена.
Старший Хокинс однако никак не желал её продавать, по причине того, что именно данное ремесло было легальным и помогало хоть как то скрыть от властей прочие его делишки: участие в шайке «береговых пиратов», контрабанду товаров из Нидерландов, а проще говоря — провоз кружев и прочих дамских глупостей из Голландии и Фландрии, что в меру ловкому человеку, в те времена, приносило немалые барыши.
Также при «Адмирале Бенбоу» находилось трое неказистых нетребовательных шлюх, которые за крайне умеренную плату обслуживали непритязательных морячков, околачивающихся возле таверны.
Денег за аренду койки с них отец Джима не брал, по причине того что данные «дамы» должны были стараться разузнать у морячков с какого те корабля и что данное судно, или его сосед в ближайшем грузовом порту, везёт на своём борту и когда отплывает.
Подобное дознание нередко помогало шайке «береговых пиратов», куда, как я писал ранее и входил Хокинс старший, получать хорошую добычу от направленных их трудами на скалы кораблей, с разговорчивыми матросами на них.
Благодаря этим трём «труженницам койки», старший Хокинс также нередко продавал полученные им во время дележа добычи, вещи — толкая их за полцены кому из моряков, клиентов данных фей «старых тюфяков и матрасов с клопами» и имел дополнительный доход с этого.
Первое время разбойничание на берегу и активные попытки заставить торговые суда напарываться на скалы у побережья — приносили хороший доход и отец Джима даже пару раз, с пьяных слёз, обещал жене и сыну что вскоре они разбогатеют и вместе вернутся в Лондон, где ему прежде так нравилось жить. Ещё чуток, ещё немного подождать и он им покажет иную, чудесную жизнь: жену отведёт на балы знакомой знати и в салоны писательниц, сына устроит в колледж…
Однако вскоре почти полностью оказалась перекрыта контрабанда брабантскии кружевами: постарались как таможенные группы на лошадях и лодках, что объезжали побережье и высматривали подозрительных им людей, так и конкуренты, которые объединились в несколько крупных ватаг, с которыми отец Джима совершенно не собирался связываться, боясь быть за это немедленно зарезанным ими или утопленным, как котёнок.
Тогда основной доход стало приносить, прежде побочное, ограбление судов, что «адмиральская команда», как называли сами себя её участники за частые совещания перед выходами на дело в таверне «Адмирал Бенбоу», стала совершать с завидной регулярностью.
«Адмиральская команда» состояла из двух десятков людей, из ближайших к побережью поселений, которые вначале просто случайно встречались на побережье при сборе хоть чего, что могло вынести море. Потом стали регулярно собираться вместе, так было легче отбиться от каких напастей и не так скучно, и вот однажды, когда на скалах вблизи них разбился небольшой бриг, перевозивший шотландский виски и из всей его команды добрался к берегу живым лишь шкипер, тогда и оформилась воедино, именно как береговые пираты, данная группа людей, прежде бывших лишь собирателями прибрежного хлама.
— Чего тянуть? — спросил один из пяти мужчин, что никогда не брились и носили неопрятные бороды. Их все побаивались и считали опасными людьми. Вся пятёрка частенько вместе напивалась до невменяемого состояния и гонялась за полисменами, с ножами в руках. Потом их скручивали или они сами засыпали прямо на улице, а наутро, скромно просили прощения и после очередного штрафа их отпускали, — Кому нужен свидетель? — Никому!
Говоривший тут же присел на корточки и уверенными движениями поднял голову захлёбывавшегося рвотой, только минуту назад выбравшегося на спасительный берег, шкипера потерпевшего крушение корабля.
Потом данный «бородач» достал нож и спокойно вонзил его в живот спасшегося от морских волн, человека. Когда несчастный дёрнулся и что то захрипел, то убийца ловко закрыл ему рот ладонью и вытащив нож, ещё дважды ударил шкипера в горло.
«Бородачи» подождали пока жертва не перестанет дёргаться и деловито стали объяснять остальным, собравшимся вокруг них людям, из которых никто даже и не думал прекратить данное преступление, что следует делать им всем, далее: «Пока что — молчок! Ждём когда непогода чуть отойдёт и отгоняем от этого места всех чужаков! Если кто из таможеников или стражи появится, пускай бабы своими ужимками уводят их подальше от этого места! В город! Потом, без спешки разгрузим корабль и толкнём за половину цены всё пойло каким торговцам в Лондоне или Ньюкасле, там есть надёжные покупатели у нас… Все в доле, так что не хлопайте глазами и поддувалами, давайте, помогайте кто чем может!»
Погода успокоилась уже скоро и на лодках начали перевозить захваченный груз, с частично затонувшего брига, на берег.
«Бородачи» обнаружили на судне спасшегося восьмилетнего пацанёнка и также его зарезали, как ранее шкипера, объяснив всем что свидетель был совершенно лишним и так всем будет спокойнее.
Отец Джима узнал по их разговорам меж собой, что ранее все пятеро промышляли пиратством, трое — где в Индии, или где то около тех мест, ещё пара — близ Ямайки, в Новом Свете.
Люди они были скорые на поступки и решительные, и никто из остальных собирателей прибрежного хлама не решился как спорить с их предложениями, так и потерять долю в грядущей немалой добыче, от продажи дармовой выпивки.
Частично ящики с виски спрятали в «Адмирале Бенбоу» и продавали не сразу, и за пол цены, как предлагали ранее бывшие пираты, а небольшими партиями в разные города и почти что по полной стоимости.
Отец Джима, за то что имел место для встреч и помещения где можно было хранить товар полученный от берегового пиратствования — сразу же стал пользоваться определённым авторитетом в шайке и его всегда выслушивали на советах новосозданной банды, проводившихся во всё той же, ставшей так внезапно полезной, таверне.
Мужчина загордился и нередко вечерами рассказывал жене, что возможно вскоре его изберут «сухопутным капитаном» и имя его станет не менее знаменитым, чем всем известного Моргана, а в дальнейшем он сможет также стать вице-губернатором! Наверное…
Мать Джима в такие минуты плакала и прижимая сына к себе умоляла мужа бросить это гиблое дело, пока его не схватили и не повесили: как пирата и контрабандиста, убийцу и вора.
«Адмиральская команда» состояла из пяти «бородачей», бывших пиратов, которые по полученным увечиям в боях были вынуждены вернуться на родину и перебивались милостыней и воровством, собиранием добычи, выброшенной морем на берег или налётами на одинокие лавчонки, на окраинах небольших городков.
Бывшие пираты запросто могли убить любого и отец Джима это хорошо помнил, всё время общения с ними.
Для них это было возвращение во времена молодости и лихачества, когда они были со всеми пальцами или кистями рук и надеялись, в заморских дальних землях, своей силой и удачей сколотить себе приличное состояние… Не удалось ни одному из них! Сейчас эта пятёрка старалась выжать по максимуму предоставленный им судьбою шанс и возглавила новую группу грабителей побережий.
«Бородачи» были немногословны в трезвом виде и лишь напившись до чертей начинали говорить без умолку, словно сорвавшись с цепи: нередко из за них — то виски, что должно было быть проданно торговцам, оказывалось в наличии лишь половиной бутылок, от ранее заявленного к продаже их количества.
Бывшие пираты были предприимчивы, агрессивны и имели выходы на покупателей «серого» товара, что они тем или иным способом могли добыть на берегу.
По их рассказам в таверне, выходило, что они неоднократно брались и за убийства, но как то особо денег им это занятие не приносило, а риска становилось с каждым годом всё больше и бывшие пираты предпочитали околачиваться на берегу, ожидая очередного подношения бури и прочей непогоды, их вечно дырявым карманам и кошелям.
Случай с бригом, перевозившим виски, крайне возбудил аппетиты данных людей и вскоре они стали предлагать своим сотоварищам не ждать случайностей, а начать самим регулярно промышлять подобными делами: дать комнатушку с койками, для безотказных девочек работающих в порту, что бы те могли немного подзаработать и заодно, в виде ответной любезности, подруги могли бы разговорить морячков о том что за грузы везут их суда и какими маршрутами, в какой день, они отправляются.
В случае правильного подхода, уверяли бывшие пираты, можно будет специально уводить корабли на скалы, приманивая их «Иудиным светом».
«Иудин свет», как выяснил впоследствии отец Джима, был большой костёр расположенный возле настоящего маяка или на берегу, во время непогоды.
На плохо охраняемые маяки совершали нападения пираты «бородачи», одевшие на лица свои нашейные платки, что бы их не узнавали.
Скрутив тамошнего сторожа и смотрителя, они гасили огонь маяка. Потом женщины из «адмиральской команды» разжигали заранее ими собранный сушняк нередко приносимый из дом рядом с маяком, но на берегу, желательно возле опасных отмелей или скал, и по команде кого из «бородачей» разжигали посильнее кострище оставаясь при нём несколько часов, в ожидании заманить на скалы какое судно.
За год активной деятельности, новоявленной команды береговых пиратов, удалось подобным манером трижды поживиться: один раз захватили судно что перевозило из Шотландии груз свежепойманной рыбы, что было крайне огорчительно, так как особо данный товар продать было некому.
Зато команду несчастного корабля, капитана и пятерых матросов — пришлось убивать всей оравой, ибо пираты «бородачи» с ними сами не справлялись и тогда старший Хокинс и остальные мужчины и женщины, бывшие с ними, схватив камни и поленья, начали швырять ими в головы раненных моряков, пока «бородачи» кромсали спасшихся с тонушего судна людей, в темноте, своими широкими короткими тесаками.
Было много крови и шума, но почти что совершенно отсутствовала выгода от подобной акции: рыба просто сгнила, так как покупателей на нёе и главное, перевозчиков, сего специфического груза, бывшие пираты не смогли вовремя найти.
Во второй раз, с помощью девочек из «Адмирала Бенбоу», удалось узнать что ночью выйдет в море какое срочное почтовое судно, что бы везти почту и скорый груз куда на север, в Шотландию.
Болтливый матрос в подробностях расписывал всю сложность службы на подобном «почтовике» и его внимательная и ласковая подруга, не забывая подливать кавалеру пойла в стакан, смогла более менее чётко уяснить когда и как пойдёт вскоре на Север Альбиона, данный корабль.
Один из пиратов сговорился с местным лоцманом и тот предложил свои услуги капитану почтового корабля: лоцман имел проблемы с местными контрабандистами, которые хотели его, в качестве ликвидации банды конкурентов — банально прирезать и посему был не прочь свалить куда подальше, а тут его старый знакомец по Ямайке, предложил выгодное дело и добычу для успешного бегства…
Лоцман смог навести почтовое судно прямо на мель в полумили от берега, а в дальнейшем, имея при себе пару пистолетов и порох, ещё и застрелить капитана корабля и одного из четырёх матросов, которые было попытались самостоятельно снять судно с мели.
Вскоре прибыли на шлюпках «бородачи», отец Джима, несколько женщин и мужчин, и общими усилиями меркантильного лоцмана и бывших пиратов — удалось полностью перебить оставшуюся команду «почтовика» и осмотреть груз.
Оказалось что там, кроме совершенно никому не интересных бумажек писем, есть ещё около четырёхсот фунтов золотом и серебром, в качестве выплат какой то банкирской конторе, два десятка ящиков рома высочайшего качества, для тамошнего графа получателя, брабантские дамские кружева и много чего подобного, по мелочи.
Груз был оценён, не считая захваченных денег — примерно в тысячу двести фунтов и вся «адмиральская команда» принялась с воодушевлением его перевозить на сушу, пока никто их не заметил и не начал расспросы что случилось.
Кроме оборотистых, траченных жизнью, пятерых бывших пиратов и отца Джима — в банде были четверо жриц любви, из соседнего небольшого городка, возле которого и располагалась таверна Хокинсов.
Женщины днём подрабатывали в порту или самом городке, а ночью, обшаривали побережье в поисках хоть какой поживы или вместе с «адмиральцами» совершали нападения на суда, что сами и заманивали на мели.
Девахи были здоровые, ширококостные и любили выпить наравне с мужчинами, после чего затянуть какую заунывную песню или же наоборот, весело похихикать, привычно флиртуя с «бородачами».
Они таскали тяжести наравне с мужчинами и дрались, вместе со всеми, если приходилось перебить команду какого корабля, что не отдали Богу душу ещё в море.
Все четверо бабищ были регулярно беременны и избавлялись от плодов, кто как мог. Они считали что драки на берегу и работы с тяжестями — это хороший способ стравить нежелательную беременность и сами просили их как следует «нагрузить», что бы ещё в процессе ограбления севшего на мель судна, избавиться от ребёнка, вечно ими нежеланного.
Была в «адмиральской команде» и постоянно рассказывающая о своих болячках старая карга, с прозвищем «Бууу!», за то что вечно пугала всех возможной виселицей и любила криком «Буу!», отпугивать дразнивших её мальчишек или лающих собак.
Отец Джима искренне дивился смелости юных сорванцов, кидавших в женщину коровьими лепёшками или собачьим калом, где возле города, лишь забавы ради — так как сам был несколько раз свидетелем того, как «Буу!», вцепилась зубами в горло одному из моряков корабля что перевозил рыбу и буквально выгрызла тому кадык, в прямом смысле слова.
Старуха неоднократно отрубала собственным коротким тесаком пальцы жертв, видя на них любые, самые жалкие, даже медные, колечки и пару раз она проделала это с ещё живыми людьми, добивая их, по совету «бородачей», перерезанием горла…
«Буу!» несколько раз отвозила на тележках расчленённые тела жертв стихии и её банды к себе в пруд, что был возле её дома: «для прикорма раков», как она сама утвержала.
Однако живший рядом с ней бывший пират «бородач», утверждал что и свиней своих, карга также кормила человечиной и совершенно без смеха рассказывал, что ранее «Буу» считалась неплохой знахаркой в их местах, но когда её на чём то подловили и судили — возненавидела всех и по этой причине умерло к ряду четыре роженицы которые к ней обратились, и ей пару раз поджигали дом, в отместку за те случаи. С тех пор она предпочитает возню на берегу и собственное хозяйство, всем прочим занятиям.
Была в группе и тройка беглых рабов негров, что давно оказались в Британии и несмотря на своё явное отличие от местных, смогли кое как здесь устроиться: вначале они были слугами при какой то знатной даме, но после скандала с рождением чёрного ребёнка ею — еле сбежали от погони прочих слуг, бывшей нанимательницы, за ними. Потом нищенствовали, прибились к бродячим артистам и исколесили весь Альбион.
Пытались даже наниматься в команды приватиров с патентом или на военный флот, но там им быстро надоедала дисциплина и они сбегали прочь, что бы вновь начать попрошайничать и ходить где им заблагорассудится.
Часто эти люди отрезали головы убитым «бородачами» людям и проводили какие то свои, как они утверждали, очень могучие, колдовские обряды.
Старший Хокинс правда так ничего особо и не заметил, и по его словам: кроме отвращения, к подобным, измазавшимся в крови и потрохах убитых матросов «грязным рабам» — он ничего никогда не испытывал.
Себя, вся данная ватага из «адмиральской команды», в шутку называла луноненавистниками: так как в лунные ночи было почти невозможно им работать и они лишались заработка.
Все они ненавидели хорошую погоду, что также была им помехой и искренне радовались тёмным ночам, в которые бывали сильные бури с молниями, что позволяли определить разбойникам где находится судно жертва, но не спастись, последнему.
Джима также заставляли помогать при переноске грузов, вместе с женщинами. Он был соглядатаем или стоял на берегу вдалеке и предупреждал об опасности. Пару раз подросток дрался с выжившими жертвами кораблекрушения, но неумело и лишь наблюдал как «бородачи» приканчивают его соперников, ловко орудуя своими тесаками.
«Адмиральская команда», довольно неожиданно появившись для местных властей в виде организованной банды, смогла за год стать головной болью большинства чиновников отвечавших за сухоходство в данной местности и вскоре, в соседних городах, начали появляться объявления о вознаграждении для тех кто сможет указать на них.
Бывшие пираты предупредили «коллег» о том, что собственноручно выпотрошат их как куропаток, если те хоть кому пискнут о своих делишках на берегу, но… Судьба! Именно так Джим описывал то, что далее произошло.
После ограбления судна почтовика и разделения прибыли от добычи, старший Хокинс посчитал что он недополучил весьма много и в пьяном виде начал требовать от «бородачей» увеличить его долю и немедленно! Его слегка прибили и стали угрожать что засолят в бочках с солониной, для поставок на флот.
Отец Джима искренне испугался данной угрозы, особенно после того как карга «Буу!» гарантировала пятёрке пиратов что сможет быстро разделать плотную тушку этого «говорливого дурака», а негры, бывшие в банде, громко расхохотавшись, потребовали себе его гениталии и уши, для проведения какого то дикого обряда и последующего пиршества, после него.
Неделю, после инцидента, владелец «Адмирала Бенбоу» ходил боясь смотреть бывшим сотоварищам по банде в глаза. Зато когда появились объявления с требованием сообщить о том кто захватывал маяк и ставил подложные сигналы для судов на берегу, когда прибыли агенты чиновника из Шотландии, которые расследовали пропажу почтового судна с деньгами для жалования всем им, когда наконец сами «бородачи», хамски объедая «Адмирал Бенбоу», с ухмылочками сообщили отцу Джима что скоро отберут у него таверну, вместе с «титькастой жонкой» — старший Хокинс не выдержал и через старых знакомых своего отца, тайно обратился к таможенным офицерам.
Через три дня, во время большой облавы, были схвачены почти что все из банды» адмиральской команды»: «бородачей» пиратов перестреляли во время облавы или повесили сразу после скорого суда. Старуха «Буу!» отделалась какими то настойками, повышающих мужское долголетие для таможенных офицеров и главы суда и его секретаря, после чего её выпустили за недоказанностью преступлений и пожилым возрастом… Девахи, портовые проститутки, втроём отправились в тюрьму. Четвёртая же, толстуха Молли, в связи с тем что была на шестом месяце беременности и умоляла всех сохранить «её деточке мамулю», хотя до этого старалась избавиться от плода как могла — получила в виде наказания штраф и отправилась на отработки в дом судьи, который ей и выносил приговор. Троих негров решено было объявить беглыми рабами и включить в партию, что везла этих самых рабов на ямайские плантации.
Отец Джима оказался свободен и избежал опасностей, но его таверна пришла в упадок: многие бывшие знакомые, узнав чем он промышлял последнее время — старались теперь обходить стороной питейное заведение и самого его владельца в упор не замечали, на улицах городов.
Через месяц безудержного пьянства, то ли от того что избежал опасности быть расчленённым, от бывших пиратов, то ли от того что не сел в тюрьму — отец Джима начал косо поглядывать на сына и говорить матери и самому своему чаду, что тот слишком дорого обходится в прокорме, и от него нет никакой пользы.
Все клятвенные горячие заверения женщины, что сыночек отлично помогает по хозяйству в таверне, прерывались старшим Хокинсом отборнейшей руганью и вскоре добрая матушка стала бояться лишний раз вступаться за ребёнка, предпочитая вечерами просто угощать Джима чем вкусным, что смогла приготовить.
Ещё через короткое время, отец начал регулярно избивать Джима, да не случайно, как бывало и прежде не так уж что бы редко, а целенаправленно и с завидным постоянством — отец пинал тринадцатилетнего подростка, хватал его за каштановые волосы и швырял о стены таверны, отвешивал подзатыльники, дополняя их полноценными ударами кулаком.
По происшествии десяти дней подобной «науки», старший Хокинс заорал что хватит и он более не намерен держать на своей шее двоих дармоедов, и если жена ему на что ещё сгодится, то сыну пора бы уже и самому начать оплачивать себе жратву, постель и одежду, а не грабить несчастного старика ежегодными требованиями или просьбами.
Схватив Джима за шиворот, отец затолкал мальчика в двуколку и отправился с ним в Лондон.
Пробродив пару часов по различным припортовым тамошним питейным заведениям и увидев кого то знакомого, старший Хокинс вошёл наконец внутрь грязно серого, из череды проносившихся перед носом Джима, таверен и кабаков, и пробравшись к столу, за которым мрачно ухмылялся, глядя себе в стакан, какой то громила, несколько скомканно произнёс: «Вот. Товар… Сколько…?» — При этом отец держал Джима за шиворот и не давал мальчику улизнуть или спрятаться где в самом заведении.
— За этого крысёныша? — хохотнул громила. — Могу предложить пару пенсов, не более!
— Да вы что?! Холили, лелеяли, берегли как зеницу ока — смотрите: парень жилист и здоров, хотя и невысок. Но отличный трудяга, помогал мне в работах на берегу и в принципе, легко освоится на корабле! — возмущался отец Джима, всячески нахваливая свой «товар».
— Хм… — задумался его собеседник, приглядываясь внимательнее к пареньку, которого держали прямо перед ним. — Разве что судовой «пороховой обезьянкой»? На большее он точно не сгодится, даже не пытайся мне плавником скользить по ушам, понял?
Далее, в течении десяти минут, ещё о чём то спорил отец Джима с его потенциальным покупателем и наконец они пришли к соглашению: за Джима уплатили двенадцать шиллингов и мальчика тут же передали на руки нового, вызванного громиллой, высокого долговязого матроса.
— Веди Это на «Саффолк» — он в команду «пороховых обезьян» прикуплен, там у них, после последних разборок с пиратами и французиками, близ африканского побережья, потери среди них большие. Пускай примут очередное пополнение…
Моряк флегматично кивнул и схватив Джима потащил того прочь из таверны. Отец, стыдливо отвернулся в сторону и не смотрел в глаза визжащего и плачущего своего ребёнка, а остальным не было дела до происходящего: мало ли людей, в том числе и подростков, таким образом набирают на королевский военный флот?