Джин Грин — неприкасаемый

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
СУМАШЕДШАЯ ЛОШАДЬ ИЗ ФЕЙЕТВИЛЛЯ

Фейетвилль, штат Северная Каролина.

Северная Каролина знаменита пиками Аппалачских гор, лесами и парками, бескрайними хлопковыми полями, сигаретами «Кэмел» и «Лакки страйк», а также «Уинстон» и «Сэлем», названными в честь городов, в которых они производятся. В отличие от Южной Каролины, где разводы запрещены, Северная Каролина разводит супругов по первому требованию любой из сторон. До прихода «зеленых беретов» был этот штат довольно мирным штатом: он линчевал впятеро меньше негров, чем, скажем, такие буйные и скорые на расправу штаты, как Миссисипи и Техас. И еще известен штат Северная Каролина как штат с наибольшим после Алабамы числом домов без… санузлов.

Фейетвилль, городок, населенный выходцами из Шотландии и Ирландии, до прихода «зеленых беретов» был ничем не знаменит. Но как только Форт-Брагг стал столицей «зеленых беретов», сонный южный городок сбросил вековую дремоту, оброс барами и ресторанами и значительно пополнил свое население за счет незамужних девиц. И Фейетвилль стал для «беретов» Лас-Вегасом и Диснейлендом, Содомом и Гоморрой.

С вечера после отбоя Джин, Берди и Бастер так нарезались в честь трехдневного отпуска в Фейетвилль, что Берди собирали утром в дорогу, как говорится, по частям.

Они наняли в Брагге такси, дорога пролетела незаметно, и вот наконец-то над головами друзей вывалилось из облака цивильное солнце Фейетвилля.

Они расплатились с шофером, получив у него ценную информацию, огляделись — и все вокруг приобрело теперь высокое значение и смысл.

В какой бы штат Америки вы ни приехали, если хотите найти бар — отсчитайте от церкви пятьсот футов в любую сторону.

Те, кто пьет, не должны мешать тем, кто молится, не говоря уже о других, более дерзких, поднимающихся с женщиной по скрипучей лестнице бара снизу вверх на второй этаж.

Они, естественно, могут потом спуститься по той же лестнице сверху вниз, стать спиной к бару и, отсчитав пятьсот футов, войти в церковь, чтобы искупить свой грех, но это уже частности.

Главное, не нарушить закон.

Северная Каролина по этой части может гордиться своей умеренностью.

В таблице преступности она располагается где-то в центре между буйной Невадой и почти безгрешной Северной Дакотой.

А вообще в этом двадцать восьмом по площади штате на первый взгляд ничего особенного нет: табак и хлопок, кукуруза, земляной орех, четыре тюрьмы с семьюдесятью девятью рабочими филиалами и двумя молодежными колониями, арестантов всего-то одиннадцать тысяч тридцать три человека; довольно среднее фирменное виски, ну, самые прочные табуретки и, разумеется, самые элегантные стулья — вот, пожалуй, и все примечательности этого штата.

И все же с точки зрения видавших виды людей — отборных рэйнджеров, бесшабашных воздушных десантников, суперсолдат — «зеленых беретов» — этот внешне унылый и, казалось бы, неприметный штат останется в памяти благодарных потомков уже тем, что именно здесь, рядом с питомником храбрости, знаменитым Форт-Браггом, расцвел махровым цветом веселый и бессонный Фейетвилль.

«Крейзи Хорс» и «Тужур-лямур» — два вечных соперника, кому будет отдано предпочтение?!

После консультации с шофером этот вопрос был уже не дискуссионным.

«Тужур-лямур» на этот раз не спасли ни дневные аргоновые огни, ни афиши, ни остроумные лозунги, ни былая слава.

«Крейзи Хорс» («Сумасшедшая лошадь») наконец-то обскакала «Тужур-лямур», на горе его хозяйке — тетушке Барбе, что носит под юбкой, на боку «кольт» калибра 45.

В «Крейзи Хорс» приехали европейские «стриперши». Среди них, если верить рекламе, виконтесса Торнадо Тони.

У этих эмигрантов из королевской Румынии были пышные имена: графиня Милке фон Эдельвейс, баронесса Бусуйок Константинеску, баронесса Марамуреш. В их жилах текла кровь Гогенцоллернов и румынских князей. Опять же если верить рекламе.

Когда двухстворчатые двери «Крейзи Хорс» закрылись за Берди, вошедшим последним, к нему из полумрака шагнул пьяный гигант в гавайской рубахе, застегнутой лишь на нижнюю пуговицу.

— Послушай, что тут написано, — сказал он, показывая Берди смятую газету. — В шестьдесят первом году у нас казнены сорок два арестанта: восемь — за изнасилование, один — за похищение, тридцать три — за убийство. Хочешь, я буду тридцать четвертым? — Он схватил Берди за грудь.

— Эй ты, парень! — крикнул с места Бастер.

Они с Джином уже уселись за столик и попросили для начала шесть бутылок пива «Будвайзер» и бутылку виски.

Пьяный гигант обернулся.

Бастер встал и поманил его пальцем.

Тот, покачиваясь, двинулся к нему.

Полупустой бар насторожился. Джук-бокс, гонявший старый сентиментальный блюз «Каролинская луна», пустили чуть потише. Несколько «беретов», сидевших за стойкой, обшитой темно-красной кожей, с любопытством оглянулись. Две «коктейль-герлз», направлявшиеся с коктейлями к столу Джина, задержались на полпути.

— Ну что? — буркнул громила. — Ты — тридцать четвертый?

— Ты грамотный? — спросил его Бастер и расстегнул рубаху на груди.

— Здесь есть что почитать, — уже другим голосом заметил парень, разглядывая множество наколок.

— Читай в центре, над скамейкой.

— «Жду крошку ровно в семь», — недоумевая, прочел парень.

— А теперь читай здесь, — Бастер закатал рукава белой спортивной рубахи

— «Синг-Синг… Алькатраз… Сан-Квентин. Грин-Хейвуд… Клинтон…»

Громила начинал трезветь.

— Это тюрьмы максимальной безопасности, — объяснил Бастер. — Когда я выходил из тюрьмы, дядя Сэм вручал мне двадцать долларов в качестве выходного пособия. На этот трогательный подарок правительства я покупал в ближайшей лавке револьвер, и все начиналось сначала. Вот, глянь-ка, Алькатраз. Это под Сан-Франциско. Из Алькатраза через пролив за последние пять лет бежал один я. Пытались это сделать также три банковских бандита — их съели акулы. А у меня… — Он вынул самодельный нож с наборной ручкой.

— Ладно, по нулям, — перебил его парень в гавайке, — я просто хотел, чтобы он мне стопку поставил.

— Что это они, Берди, все к тебе клеятся? — Бастер сел, считая разговор оконченным, и залпом выпил бутылку пива.

К ним подошли две «коктейль-герлз».

— Можно, мальчики? — начала та, что постарше, в тунике а-ля Элизабет Тейлор.

— Садись. Тебе не жарко в таком длинном платье? — спросил Бастер.

— Жарко, — она посмотрела на Берди.

— А ты? — он жестом пригласил ее подругу. Внешне, если бы не солидный бюст, она была похожа на девочку: острые плечи, круглые полные коленки.

— Как тебя зовут, маленькая?

— Титти Китти.

— Мы гуляем. У нас отпуск, — небрежно сказал Берди.

Она села и чуть-чуть подтянула вверх и без того высоко задравшуюся кромочку платья.

Титти Китти была в прямом шифоновом коротком платье. Свободное, как ночная рубашка, оно было легко схвачено длинными ленточками-бретельками. Титти была подстрижена на манер циркового пони.

— За женские колени! — провозгласил Берди. — Помните, у Ремо: «Властный зов твоих коленей».

Он выпил виски и положил узкую сухую ладонь на колено Титти Китти.

— А ты? — спросил Бастер у Джина.

— Я еще не созрел, — отшутился Джин.

— Главные чудеса наверху, — сказала та, что постарше. — Почище, чем в Диснейленде.

— Дай мне, помидорчик, виски. — попросил жалобно Бастер.

Она взяла Бастера за подбородок и шепнула с придыханием:

— Ну?…

— Что?

— Пойдем!

Длинная, плотно облегавшая талию черная туника сужалась книзу, подчеркивая высокие, плотные бедра. Руки и плечи ее были открыты. Бастер поднялся, на ходу допил виски и слепо потопал за ней.

Что может быть яснее той задачи, которую поставили перед собой наши будущие супермены?

— А тебя как звать? — спросила у Стиллберда Титти Китти.

— Я Стиллберд — стальная птица. Или просто Берди.

— Ты смешной.

— Что?

— Я говорю, ты не такой, как все.

— Слышишь, Джин! Я не такой.

— Слышу.

— За сдвоенные молнии на зеленом берете! — Берди поднял рюмку. — Ты почему не пьешь? — спросил он у Титти Китти.

— Мне больше нельзя. Я во хмелю буйная.

— Джин, эта маленькая пони буйная во хмелю.

— Если меня обидят пьяную — я что хочешь сделаю, — оправдывалась Титти Китти, — а ты… будешь только пить?

— Нет, почему же.

Джин поднялся и подошел к бармену. Ему вдруг захотелось чем-то взорвать себя.

— Где ваша наследница престола? — спросил он.

— Понятней можно? — глядя на Джина откуда-то издалека, едва процедил бармен.

— А повежливей?

Бармен сразу почувствовал характер и приблизил к Джину свой бритый череп.

— Я вас слушаю…

— Хочу познакомиться с Торнадо Тони.

Джин положил локти на стойку бара.

— Виконтесса сейчас спит, — на этот раз вежливо ответил бармен.

— Спит? — удивился Джин.

— Спит, сэр. Лучшие женщины, сэр, как совы: днем спят, а ночью охотятся.

— А как бы ее разбудить? — продолжал осаду Джин.

— Это сложно, сэр.

— Не так уж сложно! — крикнула уже подвыпившая Титти Китти. — Пятидесятидолларовой бумажкой, включая бутылку виски.

— Ты бы заткнулась, — прошипел бармен.

— Но-но! — пригрозил ему Берди. — Разве таким тоном разговаривают с леди?

— Так как же с виконтессой? — не унимался Джин.

— Не знаю, сэр.

— А если вас попросить? — угрожающе произнес Джин.

— Не объяснится ли сэр? — не торопился бармен.

— Я из Форт-Брагга… Или «зеленые береты» у вас уже не в моде?

— О, сэр!

— Я жду…

Бармен лениво повернул череп: за ним, чуть правее, в глубине, совершали свой очередной путь круглые, светящиеся, вращающиеся часы.

— Скоро вы сможете подняться, сэр, — сказал он, впервые разжав челюсти, — а пока еще виски?

— Сангрейп! — крикнул Берди.

— Ваш приятель шутник! Может, он еще молока попросит?

Когда Джин возвратился за стол, на прежнем месте уже сидел Бастер.

— Ну что, поладили? — спросил он, кивая на бармена. — Эти «баунсэры» такие суки, — сказал он, — свет не видывал: и угождают, и вышибают, и обсчитывают, и с бедных девчонок налог дерут. Кроме всего, еще стучат тем, кто платит… Я из-за одного такого типа срок получил. Выпьем!

Джин выпил без удовольствия.

— Что с тобой, парень? — огорчился Берди.

— Пойдем! — тянула его Титти Китти.

— Подожди… Посидим здесь, с друзьями, выпьем. Куда торопиться, Титти Китти?

— Действительно, — поддержал друга Бастер.

— Пойдем, — продолжала настаивать Титти Китти, — нам нужно поговорить всерьез, наедине.

Берди для «завода» выпил еще виски. Он собрался было что-то произнести, но Титти Китти все же утащила его наверх.

И Берди пошел по скрипучей лестнице туда, куда поднимались не раз лучшие рэйнджеры и храбрейшие воздушные десантники, суперсолдаты со скрещенными молниями на зеленом берете, представители порядка — Эм-Пи, полицейские и просто цивильные мужчины славного города Фейетвилля.

И ничего в этом предосудительного не было, так как существовала лицензия на постройку двухэтажных баров такого типа. А раз так, тогда кто же посмеет упрекнуть мужчин в том, что они поднимаются с первого этажа на второй?

Горячительные напитки делали свое дело. В баре запели строевую песню «зеленых беретов»:

К стойке бара подошла высокая, статная блондинка. Она тоже пела:

Она небрежно облокотилась на стойку.

— Вы обо мне спрашивали? — Женщина спросила это так просто и естественно, словно она с Джином была давно знакома, он пришел к ней в гости, а она была чем-то занята.

Джин догадался, что это Торнадо Тони. Торнадо была в длинном платье из белого шифона, плотно затянутом в талии… На высокой белой шее — брошь Нефертити, на ногах египетские сандалии.

— Я хотел вас увидеть, ваше сиятельство, — нарочито приподнято произнес Джин.

— Моя дверь — третья слева…

— Не хотите ли выпить, миледи?

Метнув взгляд в широченное окно бара, он привскочил.

— Что вы там увидели? — слегка нахмурилась виконтесса.

— Прошу меня извинить! — в замешательстве проговорил Джин, соскальзывая с табуретки. — Простите, ваше сиятельство!

— Куда же вы? — воскликнула с обидой в голосе титулованная особа.

Джин швырнул десятидолларовый банкнот на стойку и поспешил вон.

Прямо под окнами «Крейзи Хорса» в «шевроле» оливкового цвета собственной персоной сидела Ширли Грант. Она глядела куда-то вверх сквозь открытое окно машины.

Впереди, за рулем, — о боги! — генерал Трой Мидлборо.

Джин сразу же узнал его, несмотря на то, что видел всего лишь один раз, в день «драминг-аута».

Генерал был в штатском: серебристо-белый тропикл, белый галстук-«бабочка» и белый треугольник платка в красный горошек.

Джин замер у дверей бара, не зная, как себя вести.

Тревожно оглянулся, опасаясь гнева обманутой в своих ожиданиях виконтессы.

Зачем она приехала? Почему с Мидлборо? Почему они остановились у «Крейзи Хорса»? Показалось ли ему, что они встретились взглядами, когда он случайно посмотрел в окно на улицу, или это действительно было так? И вообще, смеет ли он подходить к машине в присутствии своего самого старшего начальника?

Он встретился со спокойным взглядом генерала, но побоялся посмотреть в сторону Ширли. Во взгляде Мидлборо Джин прочел только любопытство. Генерал не подбадривал его, не разрешал, но и не запрещал приблизиться — только холодное любопытство было у него во взгляде, и больше ничего. Джин перевел взгляд на Ширли.

Только теперь она увидела его и вскрикнула:

— Джин!

Мидлборо вышел из машины, открыл ей дверцу. Теперь можно было приблизиться. Джин шел быстрым шагом. Она побежала к нему навстречу. Первая обняла.

— Молчи! — сказала она. — Никаких объяснений! Черт с ним со всем! Ты ведь человек свободный.

— Миссис Грант! — окликнул ее генерал.

— Здравствуйте, генерал, — поклонился Джин.

— Здравствуйте. Миссис Грант, я должен извиниться, мне нужно съездить за сигарами, — проявив особый такт, сказал Мидлборо.

— Скажите: «Ширли, мне нужно…»

— Миссис Ширли, мне нужно, — улыбнулся генерал.

— Ширли, — продолжала капризничать она.

— Ширли! — сдался генерал. — Когда мне прислать за вами машину?

— Я вам позвоню, — она с благодарностью помахала ему рукой в белой высокой перчатке.

— Чао, Ширли! — сказал, едва заметно улыбнувшись, Трой Мидлборо и сел за руль.

«Шевроле» плавно разрезала крыльями пространство, разделяющее «Крейзи Хорс» и «Тужур-лямур».

Из дневника Джина Грина, доставленного майору Ирвину Нею — начальнику спецотдела общественной информации.

(На этой записи нет даты.)

«Не из-за них, конечно, начинаются войны. Но и без них любые войны ни к чему… К кому возвращаться? Ради кого быть храбрым, сильным, независимым, повелевающим? Ради себя? Ради своего тщеславия? Чепуха.

Приехала — и все стало другим. К ребятам в «Крейзи Хорс» я не вернулся. Что там делать? Опять пить… А она заполнила собой все. И никакой риторики. Ни одного ненужного вопроса. И прощалась как на войне, без излишних сантиментов. Это моя женщина. Поразительно, что она не боится ни сплетен, ни доносов. Вообще, женщины гораздо отважнее в любви, чем мы. Удивил меня также наш М. Откуда такая тактичность, светская сдержанность? Поеду, мол, за сигарами, когда машину прислать? А сам — сплошная элегантность. Вот тебе и солдафон!

Храни господь женщин! Они — это целая религия, темная, правда, без начала, без конца… Терра инкогнита…

На прощанье она спросила, как девочка, про свою довольно нелепую шляпку:

— Нравится тебе моя робингудка?

— Хороша.

— Ничего, что без пера?

— Так скромней.

— А ничего, что она белая?

— Блеск! — сказал я неискренно.

Высокие белые перчатки, костюм из сине-белого твида. Белая робингудка — как это все теперь далеко! Услышал бы Бастер наш диалог, подумал бы, что я рехнулся. Птичий разговор.

— Учти, я буду появляться, — пригрозила она. — Ты будешь крутить свои солдафонские любовные интрижки, а я буду появляться неожиданно в любом месте

— Появляйся почаще, — сказал я.

Генерал Трой Мидлборо разговаривал по телефону, явно думая о чем-то, не касающемся разговора.

— Да. Да… Я вас понимаю, — говорил он, — и все-таки жестче и еще раз жестче!

Он глядел в окно на плац, по которому короткими перебежками шли в атаку его питомцы, и время от времени поворачивался в сторону человека, стоящего к нему спиной у другого окна, выходящего во внутренний двор.

— Гибкость нужна только на верхних этажах, а внизу — жестче, — продолжал генерал.

Человек, стоявший к генералу спиной, обернулся. Это был Лот. Он приехал сюда сразу же после разговора с Ширли, вернувшейся из Фейетвилля.

По нескольким фразам, сказанным ею невзначай, Лот понял, что возможна передержка, что Джина пора переводить на офицерские курсы, обминать уже в более сложных ситуациях, проверять на прочность и бросать за борт — пусть учится плавать в настоящем море. Мальчик, судя по всему, созрел.

Были у Лота и еще дела к Трою Мидлборо. Но это уже задачи второстепенные.

— Что ни день, то гости один другого значительней, — сказал генерал, выходя из-за стола.

— Вы, однако, вдали от столицы становитесь комплиментщиком. Разрешите курить, генерал?

— Сделайте одолжение!

— Сначала формальности, — Лот протянул Трою свое предписание.

— Отлично! — сказал генерал. — У меня есть свои контрпредложения. Я изложу их позднее.

— О'кэй, Трой, а теперь скажи мне, как поживает мой дружок Джин Грин?

— Джин Грин? — Генерал наморщил лоб. — Ах да! Показатели у него неплохие, но, знаешь ли, с ним что-то происходит. Чушь какая-то…

Генерал открыл сейф и вынул оттуда фотокопию листка, исписанного от корки до корки мелким, но ясным почерком.

— Узнаешь почерк, Лот?

— Конечно. — Лот взял в руки листок, внешне не выразив удивления. — Можно прочесть?

— Естественно.

— Это моя женщина… — читал Лот, — …не боится ничего… Удивил меня также наш М…»

— Что скажешь, генерал? — Он посмотрел на Мидлборо.

— Дичь! — воскликнул генерал. — В Брагге такого еще не было. Без пяти минут «зеленый берет» пишет дневник, как девчонка из частного колледжа.

— Что ж тут такого! — ухмыльнулся Лот. — Штатский человек попал в загон львов. Он влюблен. И не забудь, что человек этот все-таки по-русски сентиментален плюс интеллектуал. Ему тут, конечно, не по себе.

— Надо снять с него два слоя стружек, — решительно заявил генерал.

— Не торопись, Трой, — проговорил Лот. — Дело в том, что с Грином произошло… недоразумение. Ты меня понимаешь?… Он должен был сразу попасть на офицерские курсы. Грин зарегистрирован «фирмой». Ну, а произошла опечатка.

— Вот как? — Трой Мидлборо внимательно поглядел на Лота и уже другим тоном произнес: — Хочешь посмотреть мой новый тренировочный зал?

— Давай, — весело ответил Лот.

Генерал открыл дверь в соседнюю комнату.

— Прошу!

Лот вошел в небольшой спортивный зал. Шведская стенка, два широких эластичных мата, батуд для развития прыгучести, вмонтированный в стену бар и столик под ним.

На стуле, у столика, лежали две шпаги и маски, на полу — нагрудники.

— Все продумано до мелочей, — одобрительно произнес Лот, — вот только бы еще бронированный угол и пару пистолетов с мишенью.

— Это во внутреннем дворе, — сказал довольный собой Мидлборо.

В комнату вошел низкорослый японец. Маленькие цепкие глаза, низкий лоб, пергаментные щеки в мелких продольных шрамах.

— Это мой спарринг-партнер, — сказал генерал. — Ежедневно фехтую, чтоб не распускаться.

— Ты первоклассный генерал, Трой, — без тени насмешки сказал Лот.

— До вечера.

Трой взял в руки шпагу.

— Удачных уколов в сердце! — пожелал ему на прощанье Лот.

Этой ночью команда Джина должна была высаживаться на деревья в лесопарке Уварри, и все нервничали еще с утра. Спецкурс подходил к концу, занятия становились сложней, безжалостней и опасней, все раздражались все чаще: загнанная внутрь жестокость, вызванная тщательно продуманной программой, искала выхода.

Прыжки на деревья даже днем не обходились без неприятностей. Тем более ночью, когда пики вершин сливаются в одно черное пятно, надвигающееся неотвратимо.

И дорога предстояла долгая и муторная: сначала машиной на свой аэродром, затем самолетом в Форт-Беннинг и только лишь оттуда на Си-130 к месту выброски. У разведчиков-диверсантов, как правило, вырабатывается условный рефлекс: отвращение ко всем средствам доставки к месту назначения, будь это автомобиль, подлодка или самолет.

Как приятно ехать, плыть или лететь обратно и как томительно долог — до тошноты под ребрами — путь туда!

Они сидели возле казармы и курили. Мэт сказал:

— На спор прыгаю в штаны робы с верхней койки.

— Чем отвечаешь? — спросил Тэкс.

— Двумя бутылками виски.

— Кто держит штаны?

— Они стоят сами, я их подкрахмалил.

— Идет.

— Так не бывает, — сказал Берди.

— Он тренировался, этот прохвост, — сказал Бастер.

— Иду в долю против Тэкса, — сказал Джин.

— Спорщики — люди без прошлого, — сказал Доминико, — я все проспорил и все проиграл.

— Отвечаю Джину еще бутылкой, — сказал Тэкс и вошел в казарму.

Мэт разделся до трусов, поставил штаны в двух метрах по центру от двухэтажной койки. Он устанавливал штаны, как весы, то отодвигая, то придвигая их, закалывая отвороты булавками и, наконец, взобрался на койку.

Было тихо, как перед боем. Мэт глубоко вздохнул, коротко выдохнул воздух, вскинул руки и мягко оттолкнулся от края койки.

Он точно влетел в штаны, но, по-видимому, подвернул при падении ногу и упал. Гримаса боли застыла на его лице, но Мэт переборол боль, встал, опираясь на протянутую руку Берди, и сказал:

— Плати!

— Не буду, ты упал, — заявил Тэкс.

— Плати, ублюдок.

— Ты упал. На соревнованиях прыжки с падением не засчитываются.

Мэт достал бинт, туго стянул бинтом щиколотку, оделся и, прихрамывая, вышел из казармы.

— Ты должен с ним расплатиться, — сказал Берди, — это не по-мужски.

— И со мной расплатись, — добавил Джин.

— Я с тобой еще расплачусь.

— Может, не будем откладывать? — спросил Джин. Все стоявшие впереди Джина расступились. Тэкс вынул нож.

— Я тебе всажу его по рукоятку, — сказал Тэкс, нажал на кнопку, выбросил лезвие.

— Тэкс! — вдруг окликнул его Мэт.

Тэкс обернулся. Мэт стоял в дверях. Он мгновенно швырнул лассо, накинул его на шею Тэкса и что есть силы дернул за веревку.

Тэкс упал, Мэт начал наматывать лассо, как конец пенькового троса, с ладони на ладонь вокруг локтя.

Тэкс ухватился за петлю веревки, сжимающей горло, попытался разжать ее хоть на сантиметр, хотел подняться, но снова упал от резкого рывка Мэта. Упал, ударился головой об пол и раскинул руки.

— Хватит! — первым крикнул Джин и кинулся к нему.

В это время в казарму вошел Чак.

Если бы Джин опоздал и к тому же не был врачом, Тэкс раньше срока ушел бы к праотцам.

За Чаком в казарму вошел Лот. Все, включая Чака, вытянулись по стойке «смирно». Лот поздоровался со всеми, сообщил Чаку о переводе Джина в другое подразделение, пожелал солдатам продвижения по службе и легких ранений на войне.

— Come along, Джинни-бой! — сказал он в заключение.

Все были потрясены: могущественный майор вышел из казармы с рядовым Грином в обнимку.

…Дело вовсе не в том, пьешь ли ты к ночи или с утра, любить ли русскую водку, как Джин, или, изменив шнапсу, как Лот, переходишь на виски.

Дело в том, с кем ты пьешь, и если с другом — это всегда хорошо.

Лот был уже «образованным» и знал, что к русской водке хороши грибы с солеными огурцами, икра и балык.

Но икры и балыка в ординарном «Бар энд Грилл» не оказалось. Зато были русская водка, виски и его любимое мюнхенское пиво «Левенбрау» с солеными «претцелями».

— Докладывай! — полушутя начал Лот, пропустив первую стопку.

— Не знаю, с чего и начать.

— Нечем ходить — ходи с бубен.

— Ты когда приехал? — Джин все еще не мог скрыть своего изумления.

— Утром. И буду с тобой всю ночь.

— Ночью у меня прыжки на деревья.

— И я буду прыгать на деревья с тобой, — не манерничая, сказал Лот.

— Тебе-то это к чему?

— Чтобы не терять формы… Да, кстати, я узнал черт, знает что. «Кадры», оказывается, напутали, окаянные. Сам генерал Мидлборо возмущен. Они заткнули тебя как рэйнджера в «команду», вместо того чтобы послать на офицерские курсы. Я думал, что ты уже без пяти минут первый лейтенант и командуешь…

— Как минимум, штабом полка, — перебил его Джин.

— Нет, правда, мы завтра же это дело поправим. Я им объяснил, что ты врач и у тебя за спиной корпус подготовки офицеров резерва в медицинском колледже. И вообще…

— …Особенно вообще. — Джин все еще не мог привыкнуть к мысли, что они снова рядом, что их ничего не разделяет, несмотря на разницу в звании и в положении.

Месяцы жестокой службы в Форт-Брагге, самые невесомые погоны на плечах и привычка уже почти механически отвечать: «Да, сэр. Нет, сэр» — все же прорыли между ними ров, так, во всяком случае, казалось Джину между первой и третьей стопкой.

Лот не стал медленно засыпать этот ров. Он просто шагнул через него навстречу Джину.

— Все, что было, на пользу, мой друг. Были бы идеи неизменными и будущее ясным. Нам с тобой предстоят большие дела и опасности, перед которыми все равны: и первые лейтенанты и полковники, прости меня за высокопарность… Тебе куча приветов… От маменьки, от Натали. Маме уже значительно лучше.

— Спасибо… А еще от кого?

— От Си-Би-Гранта.

— Перестань шутить.

— Он меня действительно как-то спросил: что это за малыш, к которому Ширли ездила?

— А ты сказал: «Это неправда, она ни к кому не ездила, я вам не позволю клеветать на женщину и бросать тень на моего приемного сына». Не так ли?

— Ты, однако, начал быстро оттаивать, — не без удивления заметил Лот.

— А разве Грант — это не та опасность, перед которой равны и первые лейтенанты и полковники?

— Но ты-то еще не первый лейтенант?

— Но это теперь, клянусь тебе, уже для меня не проблема.

— Так выпьем за то, чтобы все было так же просто, как у нас сейчас.

Лот внимательно глядел на Джина.

Джин с радостью выпил и закусил прелестным «стэйком», кровавым внутри и обугленным снаружи.

— Ты даже пьешь по-русски, — не удержался Лот. — Пьешь водку и тут же закусываешь мясом.

— Что делать — наследственность… Великий Мендель.

— Русский — это ведь вовсе не красный, — подчеркнул Лот.

— Я ведь не огорчаюсь оттого, что ты немец. Немец — это тоже не обязательно нацист. Главное, что мы свои, а не чужие.

— Это действительно главное, малыш…

— А ты, прости меня, Лот, все-таки приехал сюда в каком качестве, если это не секрет? — поинтересовался Джин.

— Я офицер связи ЦРУ из Управления особых методов ведения войны министерства армии США. Этому управлению, которым руководит генерал Трокелл, подчиняются учебный центр в Форт-Брагге и… все «зеленые береты».

— Понятно… И ты все же будешь с нами сегодня прыгать на деревья, — расчувствовался Джин.

— Я сегодня должен быть рядом с тобой.

— Будь счастлив, Лот!

— До ночи! — Они простились. — И не беспокойся, — сказал на прощанье Лот, — я позвоню к тебе в часть и велю, чтобы все было о'кэй! Джамп!..