Джин Грин — неприкасаемый

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
«U. S. VERSUS GENE GREEN»

— Ну, как тебя кормят в этом отеле, парень?

Таков был первый вопрос, заданный арестованному Грину следователем.

— Спасибо! — сухо ответил Джин. — Не так, как в «Интерконтинентале» или «Франкфуртер Гофе», но сносно, а главное — бесплатно.

На протяжении многих недель Джина допрашивали два офицера: толстый флегматик капитан Лерой Бедфорд, следователь, и худосочный холерик майор Дюк Дунбар, защитник капитана Грина.

Долгий и пристрастный допрос Джину Грину учинил и специально прилетевший из Нью-Йорка некий мистер Збарский из ФБР, который явно полагал, что знает о Грине все.

Капитан Лерой Бедфорд интересовался исключительно причинами, по которым Грин не явился на службу и стал, таким образом, дезертиром. Он прямо заявил Грину, что любые высказывания против войны во Вьетнаме, равно как и заявления об отказе воевать там и служить в «зеленых беретах» и ЦРУ, сильно повредят ему. При этом он ссылался, чтобы запугать Грина на Единый кодекс военной юстиции 1950 года.

Под руководством капитана Бедфорда Джина допрашивали с помощью детектора лжи. Однако он спокойно отметал все подозрения Бедфорда относительно последних двух недель, проведенных в России.

Защитник майор Дунбар, который представлял не армию, а ЦРУ, интересовался не столько Джином, сколько подполковником Лотом.

— Послушай, парень, — сказал он как-то во время очередной беседы в «интеррогейшн рум» — «комнате для допросов», — в твоих же интересах рассказать нам все, что ты знаешь об этом немце, который заложил тебя, продал со всеми потрохами! Ведь главное мы уже знаем. Как только этот Шнабель сообщил о местонахождении дезертира Джина Грина, начальство в Лэнгли приказало нам произвести доскональное расследование «сигнала» твоего прежнего начальника и всех обстоятельств дела, включая причины провала известного тебе предприятия в Москве. Через СДЕСЕ — французскую службу внешнеполитической разведки и контрразведки, или, как она оригинально называется, Службу внешней документации и контрразведки, — ее штаб на бульваре Мартье, — мы узнали, что в Париже ты остановился в отеле «Эльзас», немедленно проникли в твой номер, где произвели обыск и нашли твою записную книжку с шифрованными записями. Наши эксперты-дешифровщики без особого труда расшифровали твои записи, сделанные после высылки из Москвы.

Кстати, Шнабель тоже не дремал и появился в твоем номере на час позже нас, когда было уже слишком поздно. Он попытался подкупить одного из наших людей, обещал четверть миллиона, полмиллиона за твои записи, когда узнал, что мы их конфисковали. Так что гордись, парень: папа Хемингуэй писал лучше тебя, но и то ему не предлагали таких денег за несколько страничек. Сам понимаешь, что нас больше всего заинтересовали твои записи о наших летчиках, расстрелянных Лотом во время второй мировой. Проверили фамилии, звания, серийные номера в архиве управления кадров штаба ВВС. Все сошлось.

Вопрос о создании американских авиабаз для челночных операций, — пояснил майор Дунбар, — был поднят президентом Рузвельтом на Тегеранской конференции. Позднее, в Москве, маршал Сталин передал американскому послу Авереллу Гарриману, что Советское правительство готово удовлетворить просьбу своего союзника и предоставить американским ВВС такие базы на советской территории.

Тогда-то командование СД во главе с Вальтером Шелленбергом и решило послать специальную «химмельсфарскоманду» СС под началом гауптштурмфюрера Лотара фон Шмеллинга унд Лотецкого для диверсионно-разведывательной операции против американской авиабазы под Полтавой в места, хорошо знакомые Лоту. Однако советские истребители надежно охраняли американские бомбардировщики на полтавских аэродромах от ночных и дневных налетов «юнкерсов» и «хейнкелей».

Все же Лоту удалось совершить нечто такое, за что Гитлер пожаловал ему Рыцарский крест. За что получил Лот эту высшую награду «третьего рейха»? Этого, к сожалению, мы пока не знаем.

— Но ведь должно же в архиве быть наградное дело Лота! — подсказал Джин.

— Должно, — согласился Дунбар. — Должно быть, и было. Оно внесено в опись архивных дел. Однако его нет на месте. Кто-то выкрал это наградное дело и целый ряд других документов из архива. Так что сегодня мы ничего не можем доказать.

— Это сделал, конечно, Лот! — вспыхнул Джин.

— Очень может быть. Но как это докажешь?

— Мерзавец! Какой же он мерзавец! — простонал Джин.

— Выяснив все эти обстоятельства, — продолжал методичный майор Дунбар, — поворошив пепел второй мировой войны, мы стали догадываться, почему подполковник Лот стремился отделаться от тебя. Увы, его нельзя вызвать для объяснений. Мы не знаем, где он, — знают это только в высших сферах ЦРУ. Возможно, он укроется в Аргентине у своих дружков-нацистов. Между нами говоря, парень, его покровители, опасаясь еще более серьезных разоблачений, и сейчас стремятся положить все это сенсационно-скандальное дело под сукно. Как всегда, они ссылаются на необходимость секретности и на высшие государственные интересы. Не последнюю роль здесь играет наш бывший шеф мистер Даллес, который лично знал Лота еще со времени своих тайных переговоров с нацистами — представителями Гиммлера и Шелленберга в Швейцарии и Шварцвальде — в конце сорок четвертого и начале сорок пятого года. Переговоры о сепаратном мире с нацистами шли, как правило, за спиной Гитлера. Лотецки, разумеется, участвовал в них лишь в роли начальника охраны германских представителей — в частности, он охранял СС-обергруппенфюрера Вольфа, но Даллес запомнил его. Именно Лотецкому было поручено нелегально перебросить через швейцарскую границу пленного американского полковника, бывшего военно-воздушного атташе США в Берлине Ванамана с секретным посланием Гиммлера Рузвельту, в котором рейхсфюрер СС обещал капитулировать перед западными державами и держать фронт против русских до создания объединенного англо-американо-германского фронта против Советской России…

На одном из допросов въедливый майор Дюк Дунбар разговорился с еще большей откровенностью, в надежде вызвать Джина Грина на ответную откровенность.

— Подполковник Лот, — сказал Джину защитник, — постоянно вел двойную, а то и тройную игру. А под конец стал еще агентом Гелена. Взять хотя бы ваше задание в Москве. «Фирма» поручила Лоту дело с Эн-Эн-Эн. Вернее, сам Лот предложил и разработал эту операцию, а сейчас выяснилось, что Эн-Эн-Эн вовсе не та фигура, какой рисовал его Лот. Не было ли и здесь двойной и тройной игры, заведомого обмана?

Хотя Лот был един в трех лицах, — заметил майор Дунбар, — в первую очередь он был все же подполковником Лотом — работником ЦРУ. Остальные лица — Красная Маска, «Паутина», агент Гелена — все это лишь «хобби», работа по совместительству, типичная для многих и многих офицеров ЦРУ, идущих на сращение с преступным миром, с «Коза Нострой», с ультраправыми, фашиствующими кругами, с подпольными синдикатами, торгующими не только опиумом и проститутками, но и разворовывающими армейское имущество. И Лот далеко не генерал от коррупции, а всего-навсего подполковник…

Джин не без удивления слушал распаленного гневом майора. Да, такие офицеры еще нет-нет да попадаются в армии США. Это они вопреки «большой бронзе» и массе «медных голов» проводят расследование американских зверств во Вьетнаме, голосуют в военном суде за осуждение убийц и палачей. Но, увы, их становится все меньше, в армии неправого дела они обречены на вымирание.

Из разговоров с майором Дунбаром Джин узнал, что Лот сделал «фирме» свое предложение о захвате Эн-Эн-Эн еще в августе шестидесятого года, до убийства Гринева-отца.

Джин в задумчивости наморщил лоб.

— Но откуда Лот узнал о Николае Николаевиче Николаеве и о том, что он мой сводный брат, что он сын русского эмигранта Павла Николаевича Гринева?

— Однажды в 1960 году он пригласил Хелмса и Шнабеля в главный зал ЭВМ, чтобы продемонстрировать им фантастические возможности электронно-вычислительных машин в разведке. Предварительно он рассказал начальникам, что давно обратил внимание на один любопытный факт в досье некоего русского эмигранта — Павла Николаевича Гринева. Один из подручных Лота — работник ФБР Збарский — обратил его внимание на досье Гринева-отца. В досье указывалось, по сведениям агента ФБР графа Вонсяцкого-Вонсяцкого, что в 1915 году у Гриневых родился сын Николай, которого они потеряли через пять лет при бегстве из Крыма с армией генерала Врангеля.

Известно было только, что звали его Николай и что была у него бросающаяся в глаза особая примета — большая красно-коричневая родинка под левым ухом, похожая на пятипалый кленовый лист. В присутствии Хелмса и Шнабеля Лот отпечатал на карточке данные и вложил ее в ЭВМ, чья «память» охватывала всех советских деятелей, которые интересовали ЦРУ. И что же вы думаете?

Джин даже привстал со стула от волнения.

— Неужели машина?…

— Да! Машина, сработав, словно лучший в мире детектив, провела блитц-поиск и почти мгновенно выбросила карточку с именем Николая Николаевича Николаева со всеми основными данными из досье этого крупного ученого. Фокус удался! Хелмс тут же разрешил Лоту начать подготовку операции «Эн-Эн-Эн». «Фирма» ошибочно считала, что Эн-Эн-Эн занят сверхсекретной работой по разработке шифров ракетных замков. Лот искусно пропагандировал эту ложную гипотезу.

— Поразительно! — пробормотал Джин.

— Самое поразительное в этом деле, — усмехнулся Дунбар, — что вся эта демонстрация была фокусом, трюком и блефом от начала до конца. Теперь, когда эта ЭВМ хранит в памяти все досье Эн-Эн-Эн с его именем и особыми приметами, она ответит на такой вопрос о нем, но раньше она не могла этого сделать. Раньше, чем Лот не напал на след Эн-Эн-Эн.

— Как же он это сделал?

— Путем старой, как мир, слежки за вашим отцом. Следил за ним, конечно, не Лот, а один из членов американской туристской группы конторы «Космос», с которой Павел Гринев поехал в Россию. Этот рядовой информатор и установил, что ваш отец с помощью самого обычного адресного стола в Москве разыскал там своего сына. Просто он узнал, что если беспризорные дети в России двадцатого года забывали свое отчество и фамилию, то им, как правило, давали фамилию и отчество тоже по имени. Так разыскал ваш отец Эн-Эн-Эн. Лот прочитал в ЦРУ доклад информатора, понял, что охота за Эн-Эн-Эн может привести его к полтавскому тайнику. С этого все и началось!

Шнабель внимательно изучил досье Гринева и решил, что идея Лота заслуживает всяческой поддержки.

Дунбар положил на стол объемистую папку.

— Мне удалось получить доклад Лота об Эн-Эн-Эн, — сказал он.

Еще в ранней юности мозг у Эн-Эн-Эн работал подобно электронной счетной машине, как указывается в докладе. В первом классе этот детдомовец играл в шахматы в силу мастера, в четвертом — закончил школьный курс алгебры, тригонометрии и физики, в университет пошел в возрасте пятнадцати лет и окончил физико-математический факультет за два года. В восемнадцать сводный брат Джина Грина был кандидатом, в двадцать три года — доктором наук и преподавателем Московского университета. Уже в тридцать восьмом году математики Европы и Америки заговорили о его докторской диссертации, посвященной подсистемам теории и анализа чисел. В начале войны он ушел в народное ополчение, попал в окружение под Вязьмой, был ранен, выбираясь из тыла врага. После демобилизации по ранению стал ученым консультантом военного научно-исследовательского центра. Став членом-корреспондентом Академии наук СССР, возглавил один из отделов научно-исследовательского института, занимавшегося совершенствованием ЭВМ — электронно-вычислительных машин, и их использованием в шифровальном и дешифровальном деле.

С помощью лучших криптографов ЦРУ Лот составил убедительный доклад, который он начал с краткого экскурса в историю криптографии, начиная с первой известной ученым криптограммы, высеченной на каменной гробнице знатного египтянина четыре тысячи лет тому назад. Арабские шифроалфавиты девятого века, венецианские школы криптографии эпохи Возрождения…

Лот подробно рассказал об американской «Черной палате», как некогда называли шифровальный отдел военного департамента, поведал о знаменитой телеграмме Циммермана, о том, как американцы раскрыли секрет японских дипломатических и военно-морских кодов и шифров в период между двумя мировыми войнами и во время последней мировой войны, как криптографическая разведка выигрывала большие сражения.

Перейдя к сегодняшнему дню, Лот указывал, что расшифровка и охрана шифров не производится более вручную высококвалифицированными специалистами, что шифры всех великих держав становятся все более сложными и все труднее поддаются расшифровке благодаря применению новейших математических теорий и гигантских электронных машин, которые в кратчайший срок дают колоссальное число надежных комбинаций.

Далее Лот охарактеризовал возможности использования последних научных достижений в шифровальном деле, особо остановившись на работе Ганса Фрейденталя, профессора Утрехтского университета, который, пользуясь синтаксисом математической логики, разработанным сэром Бертраном Расселом и другими математиками, создал кодовый язык по названию «Линкос», или «Лингуа космика», то есть космический язык. Этот язык, состоящий из радиосигналов различной длины и частоты с пунктуацией из пауз, будет использован при первом же контакте с неземными мыслящими существами, которые, по убеждению Фрейденталя, обладают тем же пониманием математической логики, что и земляне. Лот подчеркивал, что «Линкос» имеет все шансы стать со временем общим языком вселенной.

«В наше время, — писал Лот, явно не без помощи ученых ЦРУ, — ЭВМ способны рассчитать все — от градиента миграции муравьев под воздействием изменения пятен на Солнце до задач стратегической разведки».

Особый раздел Лот посвятил электронике на службе разведки, доказывая, что именно эта проблема составляет суть научной деятельности Эн-Эн-Эн.

В заключение, возвращаясь к академику Николаеву, Лот подчеркивал важность вклада советского ученого в синтаксис математической логики, его огромный опыт в криптологии и криптоанализе и без обиняков предлагал организовав похищение Николаева, с тем чтобы поставить его мозг на службу ЦРУ, американской «электронной разведки».

«В свое время, — с пафосом писал Лот, — создавая атомное оружие, мы похитили для Америки мозги Германии. Теперь же, создавая электронную разведку, мы должны похитить для свободного мира мозги России!»

Лот предлагал ЦРУ поручить Эн-Эн-Эн после его переброски на Запад работу в группе по созданию ЭВМ сверхвысокой производительности, способной соперничать с человеческим мозгом, с его десятью миллиардами переключающими и запоминающими нейронами, заменяемыми в ЭВМ микрокриотронами. В соединении с роботом этот электронный мозг, размечтался Лот, даст ЦРУ идеального супершпиона…

Лот доказывал далее, что Эн-Эн-Эн окажется весьма полезным в создании супердосье по Советскому Союзу и другим странам социалистического лагеря, которое покончит с хаосом в аккумулировании информации и упорядочит ее с помощью новой электронно-вычислительной системы, постоянно, ежедневно пополняемого электронного архива. Это супердосье, соавтором которого станут все разведки свободного мира, будет подобно книге, бесконечной, как жизнь.

Работник разведки сможет получить немедленный ответ на любой запрограммированный в системе вопрос, подойдя к специальному пульту и набрав соответствующий кодовый номер. Счетно-решающие устройства вмиг просеют весь аккумулированный материал и «запеленгуют» нужную информацию. В своей аргументации Лот ссылался не только на первый опыт создания такого электронного супердосье при ЦРУ, но и на работу известного физика и математика Джека Хеллера, директора Института электронных исследований в области гуманитарных наук при Нью-йоркском университете, бывшего помощника Роберта Оппенгеймера. Хеллер успешно применял электронные вычислительные устройства для подыскивания литературных соответствий и при анализе лингвистических структур в художественной литературе и готовил проект создания электронного архива изобразительного искусства во всех музеях мира.

Ссылался Лот и на проделанный с помощью ЭВМ лингвистический анализ знаменитых пергаментных свитков Мертвого моря, найденных в 1947 году пастухами-бедуинами в пещерах на побережье этого моря.

— Думаю, вы не удивитесь, — сказал майор Дунбар, — если узнаете, что Лот ухитрился, негласно используя этот секретный доклад, получить крупные взятки — что-то около полмиллиона долларов — у фирмы «Ай-би-эм» и соперничающих с ней компаний, производящих ЭВМ: «Ремингтон ранд», «Дамаматик» и «Бэрроуз». Каждой из этих компаний мошенник обещал подряды по производству для ЦРУ новой электронно-вычислительной техники! Операция «Эн-Эн-Эн и ЭВМ» разрослась в грандиозную аферу.

Дотошный майор Дунбар дал понять Джину, что начальство в Лэнгли разгневано провалом операции «Эн-Эн-Эн». Однако Холмс и Шнабель всячески мешают следствию, втыкают палки в колеса ему, майору Дунбару. Не потому ли защитник до сих пор не может получить из Вашингтона секретный доклад ФБР об убийстве Гринева?

— Я не удивлюсь, — мрачно сказал защитник Грина, — если в Лэнгли вообще положат дело подполковника Лота под сукно! В Лэнгли действует мощная прогерманская группа — Шнабель и другие пытаются выгородить Лота. Их версия: Лот, мол, был патриотом рейха, был ослеплен похвальной любовью к родине, верил, что поступал хорошо, проявляя рвение при исполнении приказов, случайно оказавшихся неправильными. К этой группе примыкают ответственные сотрудники ФБР во главе со Збарским.

— А вы, майор, являетесь противником этой группы? — осторожно спросил Джин.

— Я маленький человек, — уклончиво ответил майор. — Однако я сочувствую тем, кто считает, что, всякий раз, когда используют экс-нацистов типа генерала Гелена или Лота, мы обнаруживаем на поверку, что они используют нас!

Майор Дюк Дунбар оказался прав. Оправдывались его наихудшие подозрения. С каждым днем — а защитник встречался с Грином почти ежедневно — он становился все более вялым и угрюмым.

— Кажется, я перестарался, парень! — хмуро сказал он Джину. — Проявил чрезмерное рвение. Сунул свой нос не туда, куда следует. Дело подполковника Лота, этого нацистского убийцы американских летчиков, изымается из нашего ведения и передастся наверх, прямо в Лэнгли. А там его наверняка замнут и закроют! Я понимаю наших боссов, когда они прощают бывшим нацистам убийство русских солдат и офицеров, но еще не слыхал, чтобы они защищали убийц наших парней!..

— Вспомните Хойзингера, Шпейделя и других нацистских генералов, — возразил майору Джин. — Вся эта свора спелась с нашими генералами.

— Твой язык не доведет тебя до добра, парень! — предупредил майор Дунбар. Больше он не появлялся.

— Этот дон-кихот, — презрительно отозвался о коллеге Бедфорд, — оказался либералом, чистоплюем, «розовым» правдоискателем. Нам такие не нужны. Кажется, дело пахнет у него отставкой.

У следователя капитана Лероя Бедфорда были свои заботы. Высокое начальство желало, чтобы вся эта темная история с дезертирством капитана Грина не получила никакой огласки, и вдруг сначала левая печать, а затем большая пресса Штатов и американские издания в Европе подхватили новую сенсацию. Вторую неделю с первых полос не сходили черные, кричащие шапки:

Капитан «Зеленых беретов» Джин Грин отказывается воевать во Вьетнаме.

Капитан — работник ЦРУ дезертирует из армии США.

Американский шпион, высланный из России, объявлен дезертиром и находится под судом.

Экс-майор Хайли: «Джин Грин — жертва интриг ЦРУ!»

Конгрессмен Чиверс требует расследования роли ЦРУ в скандальном деле дезертира Джина Грина!

Ширли Грант просит сенатскую комиссию по делам вооруженных сил вмешаться в дело Грина.

Натали Грин, сестра дезертира Грина, возбуждает дело о разводе с исчезнувшим мужем — шпионом ЦРУ!

А потом появилось еще одно сенсационное сообщение, которое объяснило читателям, кто стоял за всей этой шумной кампанией в прессе:

Миллиардер Грант разводится с женой Ширли, обвиняя ее в любовной связи с дезертиром Грином и в организации кампании в его защиту!

Далее сообщалось, что мистер Грант получил анонимный пакет с дневниковыми записями Джина Грина, относящимися к 1962 году, когда Грин являлся слушателем офицерских курсов. Из этих записей со всей ясностью следовало, что Джин Грин и Ширли состояли в любовной связи.

На следующий день газеты вышли с такой шапкой на первой полосе:

Грин или Грант?

Ширли Грант. «Я горжусь тем, что меня любил такой человек, как Джин Грин, а Грант пусть катится к черту!»

Хайли, Натали Грин, Ширли Грант, Берди Стиллберд создали комитет защиты дезертира Джина Грина.

Запоздалые «пресс-релизы», инспирированные ЦРУ, лишь подливали масла в огонь сенсации:

«Зеленые береты» осуждают дезертирство Грина. Тэкс Джонсон: «Долой Грина и его подпевалу — Натана Стиллберда!» ЦРУ официально заявляет:

«Грин никогда не выполнял задание ЦРУ в Москве!»

ЦРУ спрашивает: «Не является ли Грин агентом Москвы?»

В бой вступило и мировое общественное мнение:

Студенты Гарварда, солидарные с Грином, сжигают призывные карточки, распевая: «Эл-би-джей, Эл-би-джей! Сколько убил ты сегодня детей?»

10000 лондонских студентов пришли к американскому посольству на Гровнор-сквер, чтобы выразить протест против суда над бывшим Оксфордским студентом Грином!

Кембридж собирает подписи под письмом протеста против линчевания Грина — борца за мир во Вьетнаме!

Битлы и Роллинг-стоунз солидарны с Грином!

А местные газеты «Франкфуртер рундшау» и «Абенд-пост» вышли даже с такой сенсацией:

Аресты во Франкфурте — группа студентов планировала побег Грина из американской военной тюрьмы!

Поначалу Джин ничего не знал о своей новой славе: в камеру-одиночку ему доставляли газеты с вырезанными цензором сообщениями прессы, касавшимися его дела. Но после того, как он провел двухнедельную голодовку и пресса неведомыми путями узнала об этом и подняла шум, начальник тюрьмы разрешил доставлять ему газеты без цензуры. Ему было позволено даже заказывать книги в тюремной библиотеке и центре Информационного агентства США во Франкфурте-на-Майне. Джин читал целые дни напролет.

С усмешкой, адресованной прежнему Джину, он прочитал о том, что последняя книга его бывшего кумира Яна Флеминга «Пистолет» разочаровала всех поклонников покойного писателя, а американцы выпустили кинопародию на Джеймса Бонда, агента 007, под остроумным названием «Агент 0 #190;».

Читая книгу за книгой, он поражался вопиющему своему невежеству. Ведь в медицинском колледже он успевал читать одни только медицинские книги, а в армии не оставалось времени для чтения. Теперь он понимал, какую ошибку сделал в жизни, предав Александра Флеминга, изобретателя пенициллина, ради изобретателя «бондитизма» Яна Флеминга.

Как-то капитан Лерой Бедфорд пришел с каким-то вороватого вида доктором Тайссепом из комитета «Свободная Европа».

— Если вы будете благоразумны на суде, — сказал Джину этот лощеный господин, — мы сможем предложить вам высокооплачиваемый пост здесь, на радиостанции «Свободная Европа», или в НТС на радиостанции РИАС в Западном Берлине, или же в одном из антикоммунистических учебных центров в Западной Европе.

Джин отказался от этой взятки. Он еще в Форт-Брагге узнал, что во Франкфурте-на-Майне дислоцируется один из главных европейских разведцентров США и что между американской пропагандой и разведкой существует прямая связь. Личность этого жуликоватого доктора с бегающими глазами была ему предельно ясна.

И наконец настал день, когда капитан Бедфорд объявил Джину:

— Это наш последний разговор, Грин. Завтра — «корт-маршал». В последний раз советую тебе признать себя виновным, покаяться на суде и просить о снисхождении. Это произведет хорошее впечатление на прессу, а следовательно, и на суд. Я могу обещать тебе, что тогда ты отделаешься разжалованием и четырьмя месяцами тяжелых работ. Если же ты встанешь в героическую позу «конщиенщес обджектор», как какой-нибудь «яйцеголовый», то тебя трахнут по твоей упрямой башке всем сводом законов. Так и знай. К тому же такого предательства тебе не простит ЦРУ, а у «фирмы», как ты знаешь, длинные руки. Руки, охватывающие весь этот шарик. Будь благоразумен, Грин! Тебя, конечно, не повесят — последний смертный приговор военный суд США вынес четыре года назад за шпионаж. Однако не забывай: тебя будет судить, согласно Единому кодексу военной юстиции, не суммарный военный суд, не специальный военный суд, а генеральный военный суд — суд высшей инстанции, который разбирает самые тяжкие преступления и выносит приговоры от пожизненного заключения до смертной казни. Считай, что камера в военной тюрьме тебе обеспечена. Будь спокоен, генеральный военный суд из тебя сделает франкфуртскую сосиску.

Джин часто вспоминал теперь рассказы бывалого Бастера, не раз сидевшего в «бриге» — военной тюрьме:

«Как доставили меня в «бриг», первым делом вываляли в каком-то ДДТ, как пирог в муке. Потом одна минута под душем. Напялили арестантскую форму. Отвели в одиночку. Тут я перестал быть Бастером и стал номером триста тридцать пять. «Сэр, арестант номер триста тридцать пять просит разрешения сходить в сортир, сэр». К тюремщикам мы обращались только по такой строгой форме. Скажешь «сэр» только раз, сразу кулаком в зубы. «Триста тридцать пять! Убери койку!» Так обращались ко мне. Часы полного одиночества. Глазок. За ним — закон. За ним — слепая, мстительная, жестокая власть. Били нещадно, издевались как только могли. Чуть что — изобьют, кинут под душ, опять изобьют. Два часа гимнастики в самом бешеном темпе. Кормили, правда, сносно: на первое гороховый суп, свиная отбивная с брокколи и подливкой. Затем — жидкий кофе. Все в жестяной посуде. На обед давали пять минут.

Душа, само собой, изныла по выпивке. Раз я послал охранника подальше — он отлупил меня прикладом автомата и рукояткой «кольта», швырнул в карцер, в каменный мешок, на хлеб и воду. Потом я стал повежливей. На бритье — три минуты, справить нужду — две минуты. Подъем в пять ноль-ноль, вечерняя поверка в двадцать один ноль-ноль. Офицеры в тюрьме не работали, а наш брат не только драил тюрьму, но и добывал камень в карьере. Помахал я там шестнадцатифунтовой кувалдой. В общем, по сравнению с военной тюрягой гражданская — санаторий! Но самая страшная тюрьма из всех — это военная тюрьма Форт-Ливенуорта». Не проходило часа, чтобы Джин, сгорая от бессильного гнева, не думал о Лоте. Где он? Куда пропал? Неужели вышел сухим из воды там, в России?…

Это было на второй день после дуэли Джина и Лота в бассейне…

Николай Николаевич плыл в теплой воде голубого прозрачного океана.

Рыбы, водоросли, скалы — все это на этот раз не интересовало его. Это вроде и было и не было. Оно жило отдельно, вне его.

Тепло, покой и движение — вот что ощущал он в этом сне, бездумном и расторможенном.

Вдруг он услышал звук — что-то скрипнуло. В глаза ударил яркий свет.

Нервный ток пробежал по телу — и он проснулся. Над ним, прислонившись к стене, стоял Рунке. Николай Николаевич закрыл глаза, пытаясь сообразить, что происходит, затем судорожно протер веки, и снова перед ним, прислонившись спиной к стене, стоял Рунке.

— Что происходит? — по-русски спросил Николай Николаевич.

— Не волнуйтесь, профессор, — ответил по-немецки Рунке. — У меня чрезвычайное сообщение.

Лот сделал вид, будто он очень взволнован. Николай Николаевич посмотрел на часы: было четверть шестого. За неплотно прикрытыми шторами едва брезжил сероватый рассвет.

— Как вы сюда попали, господин Рунке? — спросил он.

— Пройдемте в кабинет, и я вам все объясню. Только неотложное дело могло заставить меня прийти к вам в такую рань.

Николай Николаевич, еще весь во власти смутного сна и странного пробуждения, подчинился воле Лота и в пижаме, стараясь не будить Ингу, прошел в свой кабинет. В кабинете горел свет, шторы были задернуты.

— Что здесь происходит… в моем кабинете? — спросил Николай Николаевич, на ходу соображая, как ему поступить.

— Что вы имеете в виду, профессор?

— Как вы сюда попали?

— Сразу же начну с главного, — Лот не повысил голоса, — вам привет от профессора Хаткинса.

— Откуда вы его знаете? Он ведь американец.

— Я привез вам из Нью-Йорка от профессора Хаткинса поклон и письмо. Наш комитет в лице профессора Хаткинса, а также ваших коллег по конгрессу — сэра Вильяма Мацера и господина Джеральда Гриннапа — ждут вас.

— Прекратите нести вздор.

— Они мечтают работать вместе с вами в лучшей экспериментальной лаборатории управления национальной безопасности США на самой совершенной электронной вычислительной аппаратуре.

— Значит, вы мне предлагаете измену Родине? Значит, Росток, концлагерь и Буш — все это липа?

— Лучшие свои годы ваш отец провел в США. Вы остались здесь случайно в 1920 году, во время эвакуации из Крыма. Вам было пять лет, когда вас поместили в сыпнотифозную палату третьего временного эпидемического госпиталя в Севастополе. Оттуда вас передали в детский дом. К тому времени ваши родители уплыли в Турцию на пароходе «Херсон» с остатками кавалергардского полка, к которому когда-то принадлежал ваш отец. Документы затерялись, а вы помнили лишь, что вас зовут Колей. По детдомовскому обычаю вас зарегистрировали как Николая Николаевича Николаева. На самом деле вы Николай Павлович Гринев, сын белоэмигранта. Вас ждет наследство…

— Прекратите болтать ерунду!

— Спокойно, профессор! Садитесь и слушайте! Ваш отец всю жизнь разыскивал вас и нашел, увидев знакомую родинку на фотографии крупного советского ученого. За встречу с вами в шестидесятом году он расплатился жизнью. Я могу документально доказать, что смерть вашего отца — дело рук коммунистов. — Лот вынул из кармана микропленку.

— Немедленно покиньте мой дом! Инга! — крикнул Николай Николаевич.

— Вот этого делать не нужно, — повысил голос Лот. — Девочка ни при чем. Если она войдет, я вынужден буду себя обезопасить.

— Что? — Николай Николаевич схватил со стола подсвечник.

— Спокойно, — жестко сказал Лот, схватив Николаева за кисть, сильно сжав ее при этом. — Сядьте. И на пять минут наберитесь терпения. Я расскажу вам о вашем младшем брате — Марке Рубинчике — он же Евгений Гринев, или Джин Грин — капитан зеленоберетчиков, агент американской разведки. Кстати, его вчера арестовали. Очередь за вами. Теперь вы выслушаете меня?

— Допустим! — Потрясенный Николай Николаевич взял себя в руки и, сделав вид, что он наконец-то смирился, полузакрыв глаза, глубоко уселся в кресло. Белки глаз у Лота были кроваво-черными, как у утопленника.

— Если вы дадите согласие работать с нами, повторяю, только работать, — продолжал Лот, — в вашем распоряжении будет институт, укомплектованный лучшими счетно-вычислительными машинами «Ай-би-эм». Вы будете жить в роскошной вилле под Аннаполисом на берегу океана. — Лот подошел поближе к Николаю Николаевичу и сел на краешек стола, готовый отреагировать на любое движение Николаева. — Вашим соседом по даче будет правнук великого Льва Николаевича граф Толстой… Он преподает в военно-морской академии. Вам будет положен оклад сто сорок пять тысяч долларов в год. Две, три, пять, сколько хотите, машин. Кроме того, вас ждет наследство вашего батюшки — восемьдесят тысяч долларов, а главное — наука, чистая наука с неограниченными возможностями, без вечного вмешательства властей. Паспорта для вас и Инги готовы. Вот они!..

— Убирайтесь к черту! — Николай Николаевич молодо поднялся в кресле. — Мне плевать на ваши виллы под Аннаполисом, на ваши «Ай-би-эм» и на вас да, да, на вас, господин Рунке. Или как вас там величают.

Он рванулся к Лоту, но был тотчас же отброшен мягким, но настойчивым толчком в грудь.

— А на это вам тоже наплевать, господин профессор? — Лот бросил ему под ноги фотографии его и Джина, улыбающиеся лица его и Лота у рояля, фотокопии некоторых его рукописей.

— Вы думаете, бесследно пройдет ваша встреча с отцом в 1960 году? — продолжал Лот, склонившись над ним. — Думаете, вас простят, когда узнают, что вы — Николай Гринев, сын уездного предводителя дворянства, бывшего ординарца при наместнике, кавалера святой Анны, награжденного офицерским Георгиевским крестом, активиста белого движения?… Думаете, вам простят вашего братца — агента ЦРУ? А наш сегодняшний разговор? Вы, кажется, интересовались встречными условиями?

— Вон отсюда, гад! — закричал Николай Николаевич. — Вон!

Он закричал так громко, как только мог, в надежде, что не только Инга, но и соседи услышат этот истошный вопль.

— Помолчим, — вдруг совершенно спокойно и тихо сказал Лот. — Вы еще все взвесите. Я не тороплюсь. Пять минут на обдумывание, засекаю время.

Николай Николаевич встал, подошел к столу, рассеянно огляделся по сторонам и, перекладывая папки, стал рыться в бумагах. Потом он, словно невзначай, положил руку на массивное пресс-папье.

— Уберите руку! — скомандовал Лот.

Николай Николаевич не успел замахнуться, как в руках Лота оказался шприц размером с сигарету, заряженный иглой-ампулой с экстрактом раувольфии-серпентины.

— Очень жаль, — сказал Лот, — но в ваших же интересах мне придется применить насилие. Я посажу вас на самолет, вылетающий в Копенгаген, под видом тяжелобольного. Фальшивый паспорт и виза — все готово, есть и справка врача.

Лот выстрелил в упор, и Николаев упал на ковер лицом вниз.

— Фон Шмеллинг унд Лотецки, вы арестованы! — послышался за спиной у Лота голос.

Лот, не оборачиваясь, из-под руки выстрелил туда, откуда прозвучал голос.

— Зря стараетесь, подполковник Лот, — на этот раз обратились к нему по-английски, — со вчерашнего дня в ваших ампулах всего лишь безобидный нембутал… Руки!

В комнату вошли три человека в штатском.

Лот поднял руки на уровень плеч.