До того момента, пока он не услышал «Heartbreak Hotel», Джон Леннон оставался Мальчишкой Ниоткуда, наподобие сказочных героев, воспитывавшихся по воле злых духов вдали от своих царственных родителей, оторванных от мира, который им приходилось открывать для себя заново. Воспитательные методы Мими держали его в стороне от того, к чему обычно приобщаются другие дети. Поскольку в Мендипсе было запрещено все то, что Мими считала «вульгарным», – комиксы, кино, телевидение, к 1956 году у Джона не было почти никакого представления о той массовой культуре, на которой воспитывалось все его поколение. Будущий ярый поклонник, а затем и властелин средств массовой информации был далеким от моды пятнадцатилетним мальчиком, на которого появление Элвиса Пресли произвело впечатление, сравнимое разве что со взрывом атомной бомбы.
«Heartbreak Hotel» потряс мальчика, который «видел одиночество». Теперь он его еще и услышал. К нему обращался незнакомец, находившийся за тысячи километров, но они были настроены на одну волну. Джон и Элвис были так похожи друг на друга, что между ними мгновенно возникла неразрывная связь. Будучи одинокими детьми, воспитывавшимися женщинами, которые старались максимально оградить их от внешнего мира, оба они стремились вырваться из оков семьи, выбрав в качестве средства протест, вознесший их до уровня героев своего поколения. Но в глубине души они продолжали оставаться грустными и застенчивыми мальчиками, стремившимися убежать от реальности туда, где существовали лишь мечты и наркотики. Иногда их охватывала страсть, которую оба старались вдохнуть в свои песни. Как бы то ни было, «Heartbreak Hotel» стал для Джона Леннона чем-то вроде пророческого видения всей его будущей жизни.
Связь, установившаяся между Элвисом и Джоном, была бессловесной. Пусть номинально Элвис Пресли и Джон Леннон говорили на одном языке – Джону не было дано понять то, о чем говорил Элвис. Элвис был американцем – примитивным, страстным, но непонятным. Подобно еще одному величайшему обманщику пятидесятых, Джонни Рэю, он писал свои тексты и музыку, не признавая границ, разделяющих язык и действие. Джонни Рэй не пел о слезах – он плакал! Точно так же и Элвис не рассказывал об одиночестве, а играл его, словно трагедию, которая неизменно заканчивается гибелью главного героя.
«Heartbreak Hotel» стал для Леннона не просто катализатором, эта песня приобщила его к таинству власти, которой может обладать мечта, и продемонстрировала возможность выражать самые глубокие душевные тревоги через психодраму рок-н-ролла.
Джон сразу начал подражать новому кумиру. В газете «Ревей» он нашел объявление о продаже подержанной гитары «с гарантией, что не сломается», и стал приставать к обеим матерям с просьбой купить ее. Мими и слышать ничего не желала о том, чтобы поощрять это новое опасное увлечение. Тогда он обратился к Джулии. Она обожала рок. Стоило ей услышать звуки рон-н-ролла, и она тут же принималась извиваться в бешеном танце. В свое время отец научил ее играть на банджо, и теперь она была уверена, что сумеет научить Джона играть на гитаре. Она дала ему десять фунтов, и вскоре он получил по почте старую испанскую гитару, настоящую развалину. Джулия настроила пять струн под соль, как на банджо, спустив за ненадобностью шестую. Джона мало волновало, правильно они все сделали или нет: он собирался разучить свою первую песню – «Ain't That a Shame»18 Фэтса Домино. Нельзя сказать, что Леннон приобщился к музыке через рок-н-ролл: когда Джон был совсем маленьким, ему купили простенький аккордеон, на котором ребенок исполнял модные мелодии того времени – «Green-sleeves», «Swedish Rhapsody»19 и «Moulin Rouge»20. Позже один из студентов, снимавших комнату в Мендипсе, подарил ему губную гармошку. Джон очень быстро разучил на ней несколько мелодий. И этот новый звук так понравился ему, что во время очередной поездки в Эдинбург он довел до белого каления пассажиров автобуса, бесконечно наигрывая «The Happy Traveller»21. Растроганный кондуктор подарил ему за это настоящую губную гармошку. Долгие годы совершенствования игры на этом инструменте позволили Джону придать особое звучание первые записям «Битлз», обволакивая их грустными звуками инструмента, чей голос был так созвучен его собственному.
«Heartbreak Hotel» не стал отправной точкой музыкального формирования Джона Леннона, точно так же бурное увлечение Джона игрой на гитаре и исполнением модных в конце пятидесятых песен в стиле рокабилли и ритм-энд-блюз не превратило его или других членов группы «Битлз» в американцев. Перенимая музыку Нового Света, они создавали другую, свою, абсолютно новую музыку.
Элвис поставил перед Джоном цель. И пусть до поры до времени он был оснащен лишь игрушечным аккордеоном и старой губной гармошкой, он уже был готов ее достичь.
Мими не оценила нового увлечения Джона. Он целыми днями бренчал на гитаре, тяжело отбивая ритм ногой. Раздраженная постоянным шумом, она отправляла его играть на веранду, где он сидел часами, занимаясь только музыкой. Следующая проблема возникла тогда, когда Джон запретил Мими входить к нему в комнату, где повсюду в полном беспорядке были разбросаны одежда, газеты и книги. «Когда я открывала дверь, он непременно говорил: „Оставь, я сам все уберу“. Совершенно неожиданно и почти в одночасье Джон превратился в жуткого неряху, и все из-за Элвиса Пресли. У него в спальне хранился постер с его фотографией, там же в одном углу валялись носки, в другом – рубашки», – вспоминает она. Мими устраивала сцены, но все было напрасно.
Он с утра до вечера слушал Пресли и ни разу не пропустил передачу «Джек Джексон Шоу» на «Радио Люксембург», которое с недавних пор можно было слушать в Ливерпуле. «Он брал приемник с собой в постель, – продолжает Мими, – и слушал под одеялом, думая, что я ничего не знаю. Но я старалась ничего не пропускать, с Джоном всегда надо было держать ухо востро. Он был способен еще и не на такое».
Но ведь Элвис играл не на старой испанской гитаре, и Джон стал приставать к Мими, чтобы она купила новый инструмент. В конце концов тетка сдалась. «Поначалу я считала, что это всего лишь каприз, скоро ему надоест, и он обо всем забудет. Как-то в субботу мы отправились в магазин Хесси, расположенный в центре Ливерпуля, и я купила ему новую гитару. Она обошлась мне в четырнадцать фунтов. Четырнадцать фунтов – в то время это были огромные деньги! И все для того, чтобы он угомонился. Помню, как он стоял у себя в комнате перед зеркалом с гитарой в руках, изображая этого самого Элвиса Пресли».
Вскоре, несмотря на самозабвенное увлечение Элвисом, Джон был вынужден признать, что на свете существуют рок-н-ролльщики и покруче. Одновременно с Элвисом он открыл для себя Литтл Ричарда, которого впервые услышал дома у одноклассника. У Майка Хилла была удивительная коллекция пластинок рока и ритм-энд-блюза. Мальчик жил совсем близко от школы, а его мать уходила на работу, поэтому он, понятное дело, имел возможность развлекать Джона и его приятелей чуть ли не ежедневно.
"Этот парень, с которым мы учились в одной школе, ездил в Голландию. Однажды он пришел и сказал, что у него появилась новая пластинка, где какой-то тип поет намного лучше, чем Элвис. Элвис был для меня богом. Мы часто ходили к этому парню домой и слушали Элвиса на старых пластинках на 78 оборотов в минуту. Обычно мы покупали по пять сигарет на брата, жареной картошки и шли к Майку. Новая пластинка называлась «Long Tall Sally» (с песней «Slippin and Sliding»22 на стороне "Б". – А. Г.). Когда я ее прослушал, то был настолько потрясен, что просто лишился дара речи. Я разрывался на части. Даже мысленно я не мог пойти против Элвиса. Но не мог же я любить их обоих? А потом кто-то произнес: «Это поет негр». Я не знал, что негры умеют петь. Элвис был белым, а Литтл Ричард черным. Оказалось, что мне не нужно выбирать, я мог принять обоих, потому что они были разными".
Способность Леннона мгновенно распознавать «великих» рокеров дала «Битлз» в самом начале их карьеры значительное преимущество – они всегда умели уловить новые прогрессивные веяния из-за океана и использовать их раньше других. Но до этого было еще далеко. Когда Джон услышал Литтл Ричарда, он был всего лишь фаном. Ему в голову не приходила мысль о том, чтобы стать настоящим рокером, как Элвис, который казался ему сказочным пришельцем из другого мира. «Даже Джон не мог и помыслить о том, чтобы петь, играть на гитаре и зарабатывать миллионы долларов, как Элвис, – объясняет Пит Шоттон. – Мысль о том, что ограниченный в средствах мальчишка из провинциального английского города может достичь тех же профессиональных высот, что Билл Хейли или Элвис, казалась невозможной. Чтобы серьезно заниматься музыкой, нужны были деньги – инструменты стоили целое состояние – и годы музыкальной практики. Так или иначе, а рок по определению считался американской музыкой».
Но в Англии уже был музыкант, который открыл дорогу будущим Битлам. Лонни Донеган был уроженцем Северной Англии. Будучи профессиональным джазменом и сыном скрипача, он сумел приспособить американскую музыку к вкусам англичан. Музыка Донегана брала свое начало в негритянском фольклоре, в частности, его вдохновлял Хадди Ледбеттер по прозвищу Лидбелли (настоящее имя Джон Хенри), певец и виртуозный исполнитель на двенадцатиструнной гитаре, который угодил в тюрьму за убийство, но благодаря своему таланту был отпущен на свободу. Кстати, первым успехом Донегана стала бледная интерпретация известной записи Лидбелли «The Rock Island Line»23.
Так же, как Пресли до и «Битлз» после него, Донеган брал за основу старые негритянские блюзы, дошедшие до Европы из Америки, и видоизменял их. Он придавал им бэлее свинговый, легкий, быстрый, танцевальный ритм, который привлекал молодежь. Такая музыка, которую позднее будут ошибочно называть «скиффл» – этим термином прежде обозначали определенный стиль негритянского джаза, – вобрала в себя стиль свинга белых исполнителей, таких, как Боб Уиллз и его «Тексас Плейбойз». Но самым замечательным в этой музыке было не название, не стиль и даже не содержание, а манера исполнения. Несмотря на то, что Донеган играл только на профессиональном музыкальном оборудовании, тысячи молодых ребят быстро подхватили скиффл, используя самодельные инструменты, например, «тичест бас» мастерили из деревянного ящика, к которому приделывали палку от метлы, стиральные доски и наперстки.
Началась эпоха создания групп, а индустрия шоу-бизнеса взяла скиффл в свои руки. Концерты, радио и телепередачи, пластинки, настоящий взрыв новой молодежной культуры, предвестницы рок-культуры. Влияние скиффла долго ощущалось в творчестве Леннона и других Битлов. В самых известных композициях, таких, как «A Hard Day's Night»24, они обращались скорее к стилю кантри-энд-вестерн, чем к ритм-энд-блюзу, которым восхищались больше всего. Дело было в том, что кантри-энд-вестерн был лишен технических и этнических сложностей, с которыми неизбежно сталкивались английские парни при исполнении негритянской музыки, а кроме того, этот стиль был доступен, легок в восприятии и даже забавен. Поэтому важно подчеркнуть, что после Элвиса Джон познакомился со стилем кантри рока-билли Карла Перкинса, чья «Blue Suede Shoes»25 нравилась ему больше, чем в исполнении его кумира.
Свою первую группу шестнадцатилетний Джон Леннон создал в марте 1957 года. Сам он пел и играл на гитаре, Пит Шоттон аккомпанировал на стиральной доске, а Эрик Гриффитс, парень с лицом ботаника из Вултона, играл на своей новой гитаре так, как их научила этому Джулия. Затем они приняли Рода Дэвиса, который только что купил себе подержанное банджо, но еще не знал, как с ним обращаться. Джон и Эрик показали ему, как настраивать инструмент и научили трем базовым аккордам. И пока Джон пел, Эрик подсказывал Роду, когда менять аккорды.
Группа быстро разрасталась. На какое-то время к ним примкнул Билл Смит из Чайлдуолл Хаус, игравший на ти-чест-басе, но его «уволили» за прогулы репетиций и заменили на Лена Гарри, студента Ливерпульского института. Наконец появился барабанщик – Колин Хантон. Хантон был единственным членом группы, который не учился в колледже, а работал учеником на мебельной фабрике, но у него была редкая и дорогая для того времени собственная маленькая ударная установка.
Одетые в черные джинсы, белые рубашки и с галстуками-шнурками на шее «Блэк Джеке», переименованные затем по названию школы в «Куорри Мен», имели в своем репертуаре хиты в стиле скиффл, а также несколько песен, позаимствованных где ни попадя. К традиционным и обязательным хитам Лонни Донегана «Rock Island Line», «John Henry» и «Don't You Rock Me, Daddy»26 они добавили ливерпульскую песенку «Мэгги» группы «Вайперз» о проститутке с Лайм-стрит, «Freight Train»27. Чазза Макдевитта и Нэнси Виски, а также «Worried Man's Blues»28 Берла Айвса, который услышали на старой пластинке в 78 оборотов в минуту. Единственной проблемой музыкантов оставалось то, что они не всегда могли разобрать слова. Но Джон, быстро понявший, что в песне важны не столько слова, сколько звукосочетания, не стесняясь заменял любые непонятные тексты стихами собственного сочинения.
Типичным примером подобной обработки стало исполнение Джоном знаменитого хита группы «Делз Викингз» «Come Go With Me»29. На пластинке некоторые фразы этой песни были неразборчивы, и тогда Джон переделал их на свой лад: "Love, love те darlin, Come and go with me. Please don't send me, way beyond the sea30 превратились в «Come, come, come, go with me, Down to the penitentiary»31. Так ведущий вокалист группы «Куорри Мен» начинал свою карьеру величайшего текстовика эпохи Рока.
21 июня 1957 года Джон получил свой первый ангажемент на празднике в Дингле, маленьком городке, состоявшем из нескольких ровных рядов игрушечных домиков, спускавшихся к Мерсисайду вдоль узких улочек, усаженных леденцовыми деревьями. Роузбери-стрит была разукрашена гирляндами и фонарями, ярмарочные балаганы предлагали освежающие напитки и игры. Дважды в этот день «Куорри Мен» поднимались на импровизированную сцену, оборудованную в кузове полуприцепа, играли на акустических гитарах и пели в микрофон, подключенный к старому радиоприемнику.
Леннон вырядился в клетчатую ковбойскую рубашку с расстегнутым воротником и сделал прическу под Элвиса Пресли. На фотографии этой группы, запечатлевшей первое выступление Леннона, видно, как он перебирает струны на гитаре и поет в микрофон, по-змеиному вытянув шею, – такую позу на сцене он сохранит отныне навсегда. «Он вел себя так, будто был уверен, что он лучше всех, а потому может позволить себе подмигивать девчонкам и острить», – рассказывал Чарлз Роберте, живший на Руозбери-стрит. Быть может, именно надменность Джона стала причиной того, что концерт закончился раньше, чем было намечено.
Несколько молодых негров из соседнего гетто, приехавшие на праздник, начали высказываться по поводу их игры и угрожать Леннону. Испугавшись этой, как он сам выразился, «банды черномазых», Джон соскочил с грузовика и укрылся со своими партнерами в доме у Чарлза Робертса. Мать Чарлза напоила ребят чаем и вызвала полицейского, который сопроводил их до автобусной остановки, и они вернулись домой. А через две недели, 6 июля, группа вновь появилась на публике, но на этот раз после концерта произошла историческая встреча, оказавшая решающее влияние на все последующее развитие поп-музыки.