Дикарка. Чертово городище

Глава десятая Гостеприимный дом

– Не спеши, – сказала она, присела в траву и вытащила из-за пазухи парочку больших карт на пластиковой бумаге, которые успела, в темпе покидая кораблик, прихватить в рубке со стола. – Нужно же сначала выяснить, к у д а нестись сломя голову. Ну эта не подходит, я не спец, но сразу видно, это что-то специфически речное... А вот эта – просто прелесть. Чертово Городище с прилегающими районами... – она развернула на траве карту, один угол прижала коленом, два других руками. – Где мы сейчас, можешь примерно определить?

Капитан осмотрелся:

– Не примерно, а очень точно... Вот здесь. Это обозначает…

– Лес, – оборвала Марина. – С с у х о п у т н ы м и картами я знакома... Где-то вот здесь?

– Ага.

Она присмотрелась. Собственно говоря, до Городища было еще не близко. И они находились в северной оконечности березового леса, почти у самого его края. А между окраиной Городища и лесом располагались, если верить карте (а почему ей не верить, наверняка точная и недавно составлена), обширные пространства, обозначенные как...

– Это что, поля? – спросила она чуть недоуменно.

– Ну да.

– Такими значками обозначаются действующие... – она с трудом припомнила другое слово, потому что не приходилось почти сталкиваться с сельским хозяйством, – возделанные.

– Ну да. Это и есть плантации. Ты что, ничего не слышала о здешних плантаторах?

– Краем уха, – сказала она, припоминая. – Я, видишь ли, в основном работаю за границей. Собственную страну, как это ни смешно, знаю гораздо хуже... И что эти ваши плантаторы прилежно выращивают? Капусту и прочий салат?

– Ага. А кое-кто – и не такую безобидную травку. Не все, конечно, но есть... специализированные хозяйства.

Она подумала, что дальше в этом направлении беседу развивать не стоит. Многое и так ясно, с лету. Что-то такое слышала краем уха, когда пересекалась с теми, кто работал по наркоте: обширные поля травки, замаскированные со всех сторон мирными и безобидными сельскохозяйственными культурами (кукурузой, скажем). Здесь, в этом захолустье, власть имущих и полицию покупать гораздо легче, чем в более цивилизованных районах. Классическая картина из учебного курса...

– А ты случайно не знаешь, какой путь выбрать, чтобы не напороться на п л о х и е поля?

– Откуда? – огрызнулся он. – Мне еще жизнь не надоела – лезть в такие дела...

– Ну, все же смежники, как-никак, – задумчиво сказала Марина. – На одном пятачке пасетесь...

Вновь уткнулась в карту. Выбор маршрутов невелик: или переплывать реку (мостов в окрестностях не замечено) и двигаться обширными лесами на том берегу, или пробираться через столь же обширный район плантаций. На реку нельзя – голову прозакладывать можно, «Пират» и не подумал уйти, вызвал по радио подмогу и пенит воды...

– Придется сюда, – заключила она, энергично проведя указательным пальцем маршрут: – Через плантации. Что ежишься? Или – вплавь на тот берег?

– Не стоит. На реке наверняка «Пират».

– Вот и я так думаю... Ничего, попробуем осторожненько. Стороной, переулочками, огородами... Как выглядит травка, когда она в первозданном своем виде идиллически растет на грядке, я прекрасно знаю. Смогу опознать издали. Ну, а если нас все же попробуют обидеть... – Она жестко усмехнулась, бросила взгляд на пистолеты. – Посмотрим. Пошли.

– Плантаторы – это, знаешь ли, специфический народец, – проворчал он, поднимаясь. – Местные владыки.

– Ну, мне и это знакомо. Насмотрелась на разнообразнейших местных владык. А почему мы, собственно, должны у них вызывать отрицательные эмоции? Легенда есть железная. Ты – это ты и есть. А я – богатенькая пассажирка. На «Принцессу» напали дикари – не впервые случается – и на сей раз сумели-таки, гады, поджечь и затопить. Нам с тобой повезло спастись. Где остальные и что с ними, неизвестно, мы в первую очередь о себе думали. Вряд ли эти ваши плантаторы настолько стеснены в средствах, что подрабатывают шестерками у Сатарова...

– Да они на него чихать хотели...

– Вот видишь, – сказала Марина. – Есть шанс самую чуточку воспользоваться их гостеприимством, чтобы добраться до близлежащего городка. Да и телефончик у меня с собой, – добавила она, чтобы приободрить спутника, которому ни к чему знать, что никуда она пока звонить не собирается.

Капитан шагал рядом, не отставая, но лицо у него было унылое. Перехватив ее взгляд, он сказал, морщась:

– О плантаторах рассказывают много неприглядного...

– Ага, – сказала Марина, – ты и им туземочек поставлял? Ну?

– Не я. Другие. Мало ли что...

– Тьфу ты, как ты меня напугал, – фыркнула Марина. – Постой-постой... Ты, никак, имеешь в виду, что кто-нибудь из них, доведись встретиться, вознамерится меня разложить?

– Хотя бы.

– Тьфу ты, – повторила она весело, – а я-то решила, что они нас зажарят на костре и с подливой слопают... Если только в этом загвоздка... Я девушка прагматичная, любезный капитан. Если дело того требует, и ножки раздвинуть могу со всем усердием, коли уж не будет другого выхода. За свою-то задницу не боишься?

– Нет.

– Ну вот и прекрасно. Значит, и за меня не переживай. Как-нибудь перебедуем...

...Примерно минут через двадцать (они все это время двигались скорым шагом вдоль реки, метрах в пятидесяти от берега) они увидели сквозь деревья большую равнину, сплошь покрытую какими-то зелеными комьями.

– Капуста, – облегченно вздохнул Каразин.

– Точно! – сказала Марина, присвистнув. – Самая натуральная. Я и забыла, как она в натуре выглядит...

Поле уходило до горизонта, а вдали виднелась белая полоса, вроде бы проходившая на такой же березняк. Сверившись с картой, Марина убедилась, что не ошиблась. Ага, вот он, виднеющийся вдали лесок, четко обозначен. Если пройти полем правее, будет дорога, по ней попадешь прямехонько в березняк... Нужно поторопиться, чтобы вертолет не застиг в чистом поле – сверху перещелкают в два счета...

– Пошли! – подтолкнула она. – Бегом!

Они бежали недолго – чертовы кочаны росли густо, о них можно было в два счета споткнуться. Совершенно неподходящая для бега местность... Перешли на быстрый шаг, переступая через кочаны. Это было даже изнурительнее, чем пробираться по колено в непролазной грязи...

– Стой!

Марина остановилась, взглянула в ту сторону, пожала плечами и сказала спокойно:

– Ну и что? Это, с первого взгляда ясно, никак не твои грозные плантаторы, а совсем наоборот...

Спиной к ним стояли люди – человек сорок, дочерна загорелые, совершенно голые, если не считать обмотанных вокруг бедер тряпок. Согнувшись в три погибели, они проворно отгибали верхний слой капустных листьев, бегло осматривали неизвестно зачем, переходили к другому ряду.

– Эй! – окликнула Марина ближайшего.

Он обернулся – худая, какая-то н е з д е ш н я я физиономия, кажется с первого взгляда, что мяса на нем нет вовсе, а есть лишь натянутая на череп кожа. Рассмотреть выражение этого диковинного лица она не успела – человек, взмахнув руками, бухнулся на колени, уперся ладонями в землю, уткнулся в ладони лицом и затих. Точно так же, словно получив неслышимый сигнал, повлеклись остальные.

Постояв над ближайшим в некоторой растерянности, Марина прикрикнула:

– Встать!

Он и не шелохнулся.

– Бесполезно, – сказал Каразин с кривой улыбочкой. – Они наверняка и по-русски-то не понимают. Кто бы их учил? Их издалека завозят, из тех мест, где такие вот образованием не обременены вовсе...

– Понятно, – сказала Марина. – Каракумское ханство в миниатюре. Слышала краем уха... Ладно, пошли. От них, сразу видно, толку не добьешься...

Обогнув коленопреклоненного без тени эмоций, она двинулась дальше. Каразин, чертыхаясь, запинаясь о тугие кочаны, поспешал следом. Отдуваясь, сказал:

– Вот уж никак не думал, что ты будешь меня спасать... – и усмехнулся не без самодовольства. – Впрочем, тебе же нужен классный свидетель, а лучше меня не сыскать...

– Ну, разумеется, – рассеянно сказала Марина.

Не стоило его расхолаживать и посвящать в истинное положение дел. Пусть и дальше пребывает в приятном неведении. На самом-то деле в качестве свидетеля он ей был нужен примерно так же, как собаке пятая нога. Просто-напросто...

Она и в самом деле была девушкой прагматичной и чертовски хозяйственной. Шляться в одиночку по таким вот местам – хуже некуда. Нужен спутник, которого к тому же нисколечко не жалко. Мало ли какие ситуации могут возникнуть. И потом...

Она отшатнулась за ближайшее дерево. Быстренько выпростала рубашку из джинсов, чтобы она надежно прикрыла заткнутый за широкий ремень арсенал. Подхватила выпавшие из-за пазухи карты. Сказала тихонько:

– Ну вот и нарвались...

Большая черная собака, стоявшая вольно, без поводка, все так же внимательно и недружелюбно таращилась на них – чересчур ухоженная и гладкая для дикой. Вон и ошейник из желтой кожи, весь в шипах.

Собака посмотрела назад, себе за спину. Там, вплотную к крайним деревьям, стояли трое верховых на красивых высоких конях. Народец совершенно другого полета, нежели работавшие в поле исхудавшие оборванцы – мордатые, хорошо кормленные, в полосатых халатах, головы у двух повязаны пестрыми платками, на третьем... ага, натуральнейшая чалма. Или тюрбан – Марина плохо представляла, в чем разница, кажется, это одно и то же.

Ее гораздо больше интересовало их вооружение. У каждого на боку болтается кривая сабля – сущая первобытность, ха! – но за спинами вполне современные многозарядные винтовки, еще не снятые с производства, хотя и не являющие собой венец военно-технической мысли. К слову, с такими она обращаться умела превосходно.

Это, конечно, разъезд, патруль или как там еще у них называется. Наткнулись на нас чисто случайно. У тех, голых, не то что рации при себе не было, по которой можно доложить о чужаках, но и булавочки...

Бежать от конных в негустом березняке – сущая бессмыслица. В чащобе еще прошло бы, но здесь...

– Пошли, – сказала она тихонечко. – Если что, в сторонке держись и под ногами не путайся, сама управлюсь...

Она вышла на опушку первой, надменно подняв голову: и чтобы ни малейшего страха в глазах, ни тени растерянности, эти азиатские обормоты, надо полагать, эмоции чуть ли не телепатически ловят, поближе стоя к природе, чем белые люди из Европы...

На нее уставились чуточку обалдело, почти не обращая внимания на стоявшего рядом капитана. А впрочем, почти сразу на место обалделости пришел враз распознаваемый циничный мужской интерес: пялились так откровенно и липко, что одежды на тебе, кажется, и не осталось вовсе...

Перебросились парой непонятных фраз, хохотнули, но не особенно громко. «Ну, давайте, – мысленно подначила Марина, чувствуя животом ничуть не холодившее уже, нагревшееся от тела, заткнутое за ремень оружие. – Обозначьте недвусмысленно намерения. Разложить попытайтесь, что ли, прямо под березой. На мордах у вас крупными буквами написано, что вы не более чем шестерки, – значит, с в а м и, сявки, нерационально расплачиваться натурой за помощь в решении насущных житейских проблем. С вами можно гораздо жестче. Всего-то три раздобревших на хозяйских харчах придурка, сабли в ножнах, винтовки за плечами – вздор, чепуха, несерьезно. Пес – самый опасный из всей компании, тоже хорошо кормлен, но не человек, а зверь, значит, службу несет в десять раз исправнее двуногих, вон как подобрался, ждет команды. Значит, первая пуля ему в случае чего и достанется. А у двух вынужденных топать пешедралом путников моментально заведутся полезные трофеи – кони, винтовки, у того, что в тюрбане, еще и неплохой бинокль на груди висит. Ну?»

Она ждала, гордо вскинув подбородок, неторопливо поворачивая голову, меряя то одного, то другого холодным и презрительным б а р с к и м взглядом. Должно подействовать...

И подействовало, ага! Присмирели чуточку. После короткого обмена фразами – уже по тону ясно, насквозь деловыми, серьезными, Тюрбан проворно сполз с коня, цыкнул на пса, проворно отскочившего в сторону, сделал два шага вперед и старательно поклонился – не до земли, но все же в пояс. Выпрямился, приложив руки к жирной голой груди под распахнутым халатом, сказал, хитро поблескивая глазками:

– Почему один ходишь? В чужой место? Такой молодой госпожи один нельзя. Этот вот, – он небрежно мотнул головой в сторону Каразина, – плохой нукер, плохо беречь, огонь-палка нет, лицо не храбрый... Почему откуда?

– Смотрите, говорящий! – безмятежно сообщила Марина спутнику, не поворачиваясь к нему. – Мы – господа с корабля, понимаешь?

– Корабль, ой понимает, плавать...

– Вот именно, – сказала Марина тем же высокомерным тоном. – На нас напали... дикие.

Тюрбан неподдельно передернулся:

– Дикий люди – плох, загермор!

– Совершенно верно, – сказала она насмешливо, спохватилась и перешла на более понятные этой публике обороты: – Корабль они утопить, мы бежать. Понимаешь?

– Спасаться хорошо, – кивнул Тюрбан. – Дикий человек на поля не ходи, знай, ему здесь кшик! – и он, оскалясь, похлопал ладонью по ножнам сабли. – Ханым-госпожин, тогда иди к хан, милостивый хан помогать госпожин...

«Перебить их, конечно, нетрудно, – подумала Марина деловито. – Но это означает – бросаться в совершеннейшую неизвестность. А так – есть шансы...»

– Где твой хан? – спросила она и, когда он инстинктивно показал рукой, вздернула подбородок. – Хочешь сказать, моя идти туда ногами? Большая госпожа ногами не ходи...

– Уй-бай-юй, зачем ногами? – подобострастно усмехнулся Тюрбан. – Совсем скор шайтан-арба...

Он запустил руку под халат таким жестом, словно собирался незамедлительно изловить особо наглую блоху, но вместо пойманного насекомого извлек довольное современную рацию, сноровисто нажал кнопку и затараторил что-то на своем зубодробительном наречии. Выслушав ответ, забросил рацию за пазуху и поклонился совсем низко:

– Твоя, ханым-госпожин, не гневай, шайтан-арба совсем будь вот-вот...

– Хорошо, я жду, – сказала Марина, кивнув ему с царственной небрежностью. Подхватила капитана под локоть, отвела в сторону, стараясь держаться со всей уверенностью. Тихо сказала: – Ну вот, кажется, уладилось. В любом случае, хан у них поумнее да и изъясняется наверняка грамотнее...

– Животные...

– Ну, кто же спорит, – с ангельской улыбкой сказала Марина. – Но психологическую характеристику они вам дали быструю и меткую, вам не кажется? Лицо у вас и в самом деле что-то не отмечено печатью отваги...

Он поджал губы и отвернулся. Марина, помахивая свернутой в трубочку картой, не спеша прохаживалась вдоль опушки, напряженно прислушивалась, не раздастся ли вдали гуденье вертолета. Собака улеглась под деревом, всадники спешились. Двое присели на корточки, равнодушно, отрешенно глядя куда-то вдаль, Тюрбан стоял к ней лицом и, когда их взгляды встречались, кланялся. Пока что все обстояло мирно...

Не соврал, «персонаж опереточный»: на дороге вскоре и в самом деле показалась машина, довольно новый белый джип с опущенными стеклами. Марина повернулась в ту сторону и спокойно ждала, опустив одну руку с картой, подбоченившись другой. В конце концов, есть же такая вещь, как классовая солидарность. Здешний неведомый хан должен понимать, что он и белые господа – люди одного круга...

Машина остановилась неподалеку. С места рядом с водительским выпрыгнул человек в защитной одежде, напоминавшей форменную, но без погон и прочих опознавательных знаков. Зато с кобурой на поясе. Происхождением, несомненно, схож с этими обормотами в халатах: горошины из одного стручка, тут и гадать нечего. Надо же, и в самом деле оборудовали себе здесь восточную деспотию в миниатюре. Будем надеяться, она охватывает исключительно своих, а городские белые стоят вне средневековой юрисдикции...

Перед новоприбывшим Тюрбан раскланялся гораздо подобострастнее, чем давеча перед Мариной. Что-то почтительно доложил. Сразу видно, что прибыло начальство, и немаленькое.

Подойдя к Марине, незнакомец поклонился, приложив обе руки к груди – в с е р ь е з поклонился, без тени дурашливости, в Тюрбане все же присутствовавшей.

– Мое почтение, благородная госпожа. Позвольте представиться – Ахмет Гюнеш, скромный услужающий при дворе славного хана.

Он смотрел серьезно, д е л о в о, не то что взглядом раздеть не пытался, но даже пуговку расстегнуть.

– Мои люди говорят, у вас неприятности?

Каразин выступил вперед, должно быть, жаждал взять реванш за испытанное от мелкой сошки унижение:

– Господин Гюнеш, я – начальник транспортного отдела пансионата «Зеленая долина». Вы не могли не слышать...

– Ну разумеется, – с непроницаемым лицом кивнул восточный человек. – Солидная и уважаемая фирма...

– На нас напали дикари. Корабль затонул. Мы с госпожой едва спаслись...

– Дикари – это нешуточная проблема... – сочувственно сказал Гюнеш. – Я понимаю, что вам пришлось перенести... Прошу в машину. Я рискну предложить вам гостеприимство от имени славного хана – ведь поступи я иначе, хан разгневался бы великим гневом, ибо порицания и самой жестокой кары достоин тот, кто не оказал помощь бедствующему путнику... Прошу!

Марина присмотрелась. У нее осталось полное впечатление, что он нисколечко не насмехался. Похоже, здесь именно в таком стиле и принято изъясняться. Ну, какая разница...

Гюнеш распахнул перед ней заднюю дверцу, потом, когда они уселись, беззвучно ее прикрыл, вскочил на сиденье рядом с шофером. Кроме них четырех в машине больше никого не было. На приборной доске рядом с водителем был закреплен короткий автомат армейского образца – и эту машинку Марина отлично знала. Обилие оружия еще не говорило ни о чем скверном и вовсе не заставляло ждать подвоха: легко догадаться, что заниматься сельским хозяйством совсем неподалеку от Чертова Городища – дело рискованное. Любой нормальный дикарь станет регулярно наведываться на поля за пропитанием, а ко всем, кто попытается ему помешать, будет относиться сурово...

Они ехали в молчании – Гюнеш вопросов не задавал, сидел, предупредительно повернувшись к ним вполоборота, всем видом показывая, что соблюдает хваленые восточные традиции, запрещающие лезть к гостям с лишними расспросами. Марина использовала эту передышку, чтобы еще раз прокрутить в памяти все события, случившиеся с момента ее появления в пансионате. Прикинула, не допустила ли ошибок, промахов, неверных шагов.

По всему получалось, что винить себя совершенно не в чем. Свои ошибки, коли уж случались, она тренированно признавала наедине с собой, и промахи тоже, как-никак школили ее на совесть, и она была профессионалом, а не самовлюбленной дурой.

Не в чем себя винить. С учетом скудности информации любой вел бы себя точно так же... и угодил бы в ту же ловушку, как, скорее всего, произошло и с Вампиром. Ну, скажите на милость, кто мог заранее знать, что они начнут рубить концы? Пристрелят разоблаченного шпиона без тени попыток хотя бы парой язвительных слов переброситься по этому поводу? Значит, то, чем они занимаются, уже на финише...

Машина довольно долго ехала по широкой колее меж необозримых полей, где произрастала капуста. Кое-где меж кочанами сновали люди, как две капли воды похожие на тех, с кем она столкнулась, выйдя к плантации. Похоже было, здешний хан был чем-то вроде капустного короля. Никаких признаков того, что здесь выращивают и дурь – а впрочем, кто бы повез посторонних так, чтобы они с ходу узрели нечто неподобающее?

Потом капустные шеренги, от которых уже понемногу становилось тошно, кончились. Машина миновала очередной березняк и оказалась в натуральнейшей восточной сказке.

Куда только хватало глаз, вправо и влево простирались сущие заросли кудрявых, ухоженных кустарников и цветочных клумб, текли прозрачнейшие ручейки, справа бил высокий фонтан. А впереди показался дворец из «Тысячи и одной ночи». Белоснежные купола, опоясанные каймой бело-розовых и бело-синих узорчатых изразцов, ажурные башенки, причудливые решетки, крытые галереи, море цветов...

Машина катила со скоростью пешехода. Остановилась у низкой и широкой лестницы из какого-то белого камня. Полное безлюдье, тишина, одуряющий запах цветов.

Гюнеш с поклоном распахнул перед ней дверцу, и она выпрыгнула, молниеносным движением, украдкой поправив заткнутые за пояс стволы, которых он, кажется, пока что не заметил. Следом выбрался капитан, озираясь с неприятной плебейской почтительностью, при виде которой Марина раздраженно поджала губы.

– Прошу вас, – показал Гюнеш на лестницу. – Сейчас я отведу вас в помещение для гостей, вы сможете привести себя в порядок. Славный хан по неизъяснимой доброте своей обязательно захочет узнать о ваших печальных приключениях, чтобы утешить и предложить самое искреннее гостеприимство...

Пока что никак не походило на ловушку, и уж тем более на узилище. Они шагали следом за провожатым, он изменился как-то моментально: стал чуточку ниже ростом, шел бесшумно – по широким коридорам с украшенными мозаикой стенами, по многоцветным узорчатым коврам, и солнце проникало в высокие стрельчатые окна. Ничего похожего на спуск в подземелье. Может, и обойдется?

Чуть ли не пополам согнувшись в поклоне, Гюнеш распахнул легкую дверь с полукруглым верхом, украшенную искусной резьбой. За ней оказалась комната, опять-таки ничем не напоминающая камеру или иное помещение для пленных: ковры на полу и стенах, окно без решетки, низкие кресла у вычурного столика, с потолка свисает дивной красоты люстра, то ли позолоченная, то ли золотая, почти касающаяся столика...

– Соблаговолите отдохнуть, – сказал Гюнеш. – Я сейчас отдам должные распоряжения слугам, чтобы позаботились о вас...

И вышел, бесшумно затворив за собой дверь. Марина, как человек недоверчивый, тут же на цыпочках подбежала к ней и со всеми предосторожностями приоткрыла на ширину ладони.

Дверь оказалась незапертой, на ней вообще не видно замков и засовов, что внутри, что снаружи, а в коридоре – ни единой живой души. Чуть успокоившись, она вернулась к столу, плюхнулась в низкое креслице, положила перед собой свернутую карту и сказала ободряюще:

– Держись, слабосильная команда... Прорвемся.

Капитан, сидевший напротив, натянуто улыбнулся:

– Хочется верить...

Марина задумчиво сказала, разглядывая чудесной работы люстру, покрытую чеканным узором и множеством дырочек:

– Вообще-то восточные владыки, согласно старинным традициям, еще и мальчиков пользовали вовсю, помимо очаровательных блондинок, но вам в этом плане бояться нечего, вышли из юного возраста...

– Вот спасибо, успокоили!

– А кроме того...

Из многочисленных дырочек прямо ей в лицо ударило настоящее облако – неисчислимые тугие струйки то ли густого пара, то ли жидкости, пахнущей пряно, тяжело, одуряюще...

Она моментально провалилась в беспамятство, успев еще схватиться за пистолет... нет, протянуть руку... тянулась...