Дикарка. Чертово городище

Глава шестая Режиссер

Вернувшись к себе, она без всякой спешки приняла душ, потом столь же неторопливо управилась с завтраком, доставленным чуть ли не в мгновение ока невероятно услужливым официантом, – а блудный муж все еще где-то пропадал. Ломать голову по этому поводу не следовало: если уж запропал, значит, напал на нечто, напоминающее след. И беспокоиться не следовало: даже если за муженьком уже следят, полагая пока что именно его главной опасностью, никто не станет, обнаружив легавого в первые же часы, тут же топить его в уютном чистеньком озере с камнем на шее или изничтожать другими методами. Т а к дела среди серьезных людей не делаются. Особенно если учесть, что Марина недвусмысленно озвучила перед потайными микрофонами его принадлежность к спецслужбам. Отправлять следом за Вампиром Артура поостерегутся – всем этим заведением заправляют, как уже ясно, люди серьезные, а они должны прекрасно понимать, что у спецслужб есть устоявшаяся привычка: вслед за исчезнувшим без вести государственным сыскарем с завидной регулярностью являются новые и новые, и их обычно бывает столько, что всех ни за что не перетопишь. И, кроме того, прекрасно известно еще, что з а в е д е н и я отчего-то крайне отрицательно относятся к убийствам своих сотрудников и имеют дурную привычку мстить по полной…

Стоп, сказала она себе. А почему ты, собственно, решила, что Вампира уже нет в этом мире? Нельзя же исключать, что он валяется сейчас связанный в каком-нибудь гнусном подвале, и из него пытаются выбить хоть какую-то информацию, а он, человек опытный, пытается и г р а т ь... Вариантов здесь масса.

И тем не менее... Она не могла объяснить своих ощущений – они сплошь и рядом как раз и рождались в той области сознания, что анализу не поддается, – но отчего-то в воздухе явственно попахивало смертью. Очень уж уютным, мирным и благостным выглядело это заведение, чтобы полагаться на благополучный финал. Такое ощущение, хоть тресни...

Мелодично залился звонок. Она подошла к двери, небрежно завязав халатик.

На пороге стояла совершенно незнакомая девушка – в светлых летних брючках и белой блузочке, не отягощенной табличкой с именем. У Марины отчего-то сразу возникло впечатление, что перед ней спортсменка, профессиональная: что-то в ней такое было, характерно крепенькая (однако без мужской неуклюжей мускулистости), смазливенькая, очень загорелая, светлые густые волосы до плеч чересчур белые для естественного цвета, а серые глаза чересчур уверенные для служаночки.

Подняв брови, Марина сделала вопросительную гримаску, улыбаясь вполне доброжелательно: гостья была как раз в ее вкусе, поспорить можно, если ее вдумчиво раздеть, она в с я загорелая, без дурацких белых полосочек там и сям...

– Здравствуйте, – сказала незнакомка непринужденно. – Мне нужно с вами поговорить, это по поводу вашего мужа...

– Тьфу ты, – сказала Марина, отступая в прихожую. – Заходите. С ним, понятно, ничего не случилось – у вас лицо ничуть не встревоженное... Но он ничего не натворил, надеюсь? И не говорите мне, что вы – его вторая жена, с которой он связался, ничего нам с вами не сказав друг о друге...

– Ну что вы, – с легкой усмешкой ответила незнакомка, – до таких ужасов не дошло пока что...

Вместо того чтобы прикрыть дверь за собой, она, наоборот, ее пошире распахнула – и вслед за ней энергично вошел невысокий, широкоплечий тип в светло-синем костюме, лысоватый и на вид очень даже добродушный и простецкий. Однако его-то Марина заочно прекрасно знала: будем знакомы, это и есть господин Сатаров, правая рука губернатора, в точности, как на снимках, сделанных совсем недавно, так что любой стажер опознает...

Следовало чуточку возмутиться, и она, как подобает избалованной бабенке, состроила уже откровенно сердитую рожицу, протянула неприязненно:

– Простите?

Они не обратили ни малейшего внимания на подлинно великосветские интонации, какими аристократия моментально ставит барьер меж собой и всеми, кто гораздо ниже. Сатаров прошел мимо нее, как мимо пустого места, уселся в кресло, преспокойно налил себе в чистый стакан минеральной воды из початой запотевшей бутылки.

– Позвольте... – воскликнула Марина тоном выше.

Незнакомка с разворота залепила ей оглушительную пощечину – у Марины искры в глазах засверкали – и тихонечко рявкнула:

– Сядь, поблядушка, не отсвечивай!

Мастерски играя совершеннейшее ошеломление, хотя в голове уже блеснула парочка версий, Марина отступила на шаг, плюхнулась в кресло и, взирая на них с нешуточным ужасом, спросила (разумеется, запинаясь на каждом слове и дрожа):

– Вы что, грабители, да? У меня и нет ничего, разве что...

Незнакомка присела на подлокотник ее кресла, бесцеремонно приобняла за шею и проворковала на ухо:

– Изволь без хамских подозрений, а то я твою мордашку разрисую так, что всякий товарный вид потеряешь... Меня зовут Вика. Я иногда бываю добрая, а порой – зверь зверем... С тобой хотят поговорить. Вот этот господин, если ты не поняла. Никто тебе зла не желает, но, если не договоримся, хреновенько тебе придется, и не говори потом, что я тебя не предупредила... – и встряхнула голову Марины так, что у той клацнули зубы. – Все поняла, сучка дешевая? Я кого спрашиваю?

– П-поняла, – сказала Марина.

Первые впечатления у нее уже сложились: эта чертова Вика держалась без тени садизма, ничуть не походило, что она ловит кайф от того, что кого-то унижает. От нее веяло той самой безмятежной уверенностью профессионала. А значит, относиться к ней следовало крайне серьезно. Серьезнее, может быть, чем к этому лысому хрену.

– Ну вот и молодец, – сказала Вика, похлопав ее по щеке и сидя в прежней позиции. – Будешь умницей, бить не буду.

– Милая Танечка, – проникновенно сказал Сатаров. – Я вижу, вам здесь нравится? Вы освоились, великолепно развлекаетесь...

– А в чем, собственно... – протянула Марина, старательно подпуская в голос удивления и сломленности.

– Да пустяки. Мне случайно попали в руки кое-какие интересные снимки, на которых вас мудрено не узнать...

Он запустил руку во внутренний карман пиджака тем решительным жестом, каким при других обстоятельствах выхватывают что-нибудь крупнокалиберное, но, как и следовало ожидать, достал пухлую пачку цветных фотографий. Протянул Марине, улыбаясь дружелюбно, без особого цинизма.

Марина поворошила снимки. Не было никакой нужды изучать их все до одного, и так ясно, что во всех ракурсах и подробностях запечатлены самые пикантные эпизоды ее тесного общения с наемными мальчиками в той избушке. Подобрано так, чтобы на каждом снимке легко узнавалась ее физиономия.

Надо же, подумала она, оперативно действуют: часа не прошло, а уже заявились... Поджимает их время, что ли?

А вслух сказала с понимающим видом:

– Ах, во-от оно что... Слышала я про такие штучки на фешенебельных курортах, но сама как-то не сталкивалась... Сколько потребуете? Имейте в виду, муж у меня не бедный, но это еще не означает, что у меня карманы набиты деньгами...

– Танечка, вы, может, и удивитесь, но нам совершенно не нужны деньги. И прочие материальные ценности. Вы знаете, у нас, кроме фотографий, есть еще видеокассета с тем же самым сюжетом. И мы вам все отдадим в обмен на совершенно пустяковую услугу. Вы уговорите вашего мужа сегодня же уехать отсюда и более не возвращаться. Мне плевать, как вы этого добьетесь, но это единственное условие, на которое я согласен, и других не будет. Вообще.

– Зачем вам?

– А вот это совершенно не ваше дело. У меня есть условие... и кассета. Которую, по-моему, вы будете бесконечно рады заполучить... Я понятно излагаю?

– Еще как.

– Вот и прекрасно. Сейчас ваш муж засел в одном из баров играть в карты, отыскал подходящих партнеров. Насколько я знаю, это часа на два. Так что времени у нас хватает...

Интересно, подумала Марина. Единственный источник, откуда можно было почерпнуть сведения о пристрастии Артура к картам, – это старательно сфабрикованные данные, которые подсунул тот скурвившийся предатель. Картина ясная, никаких загадок...

– Но я...

Глаза у него были холодные, как лед:

– Я ведь не шучу, Танечка. Дело серьезное. Понимаете, у меня тоже есть... старший. Человек, которого мне приходится слушать и старательно выполнять все, что от меня требуется. Сейчас мне поручено добиться от вас, чтобы вы уговорили мужа уехать. И я не имею права, попросту не могу провалить поручение. А поэтому жалеть вас не намерен. Вы, может, и удивитесь, но я о вас довольно много знаю. Например, то, что вы давно уже задолбали, простите за вульгарность, муженька своим блядством на стороне. И он не прочь от вас избавиться, но не подворачивалось случая, вернее, улик. А это, – он кивнул на фотографии, лежавшие рядом с ней на столике, – как раз то, чего ему не хватало. Если он вас вышвырнет на улицу, выбор у вас будет небогатый, вы одним махом потеряете все... Учитывая, что у вас ни денег, ни нормальной профессии, перспективы печальные. Или я ошибаюсь? Молчите?

– Да поймите вы! – сказала Марина с отчаянием в голосе. – Я его не уговорю...

– Почему?

– Он упрямый и ни за что просто так не уедет, если уж решил тут проторчать не менее недели...

Лежавшая у нее на плече сильная ладонь Вики вдруг обхватила шею, и два пальца чуть нажали под подбородком:

– Давай-ка разовьем эту тему подробнее... Тут дело не в упрямстве, а? На кого он работает?

– Сам на себя, он деловой человек...

Пальцы даванули сильнее, причинив на миг нешуточную боль:

– Не свисти, паршивка! Он временами еще и подрабатывает на секретную службу, а? Ну?

Марина решила, что самое время оскорбиться и показать зубки – так, немного, не на всю длину и не демонстрируя полный набор клыков (которого у богатой дурочки, в принципе, и быть не должно).

– Вот именно! – воскликнула она раздраженно. – А что тут такого, если человек имеет кое-какие дела с секретной службой? Тут, по-моему, ничего предосудительного, совсем даже наоборот! Не криминал какой-нибудь!

– Кто ж спорит… А конкретно, что он делает?

– Вот вы у него и спросите. Я в такие дела не лезу. Совершенно ни к чему. И, кстати, вы не боитесь? Что его знакомые за такие вот штучки вам малость напинают?

– А ты сама не боишься? – вкрадчиво осведомилась Вика.

– Это чего?

– Танечка, вы действительно такая дуреха или прикидываетесь? – усмехнулся Сатаров. – Того бурного выяснения отношений, которое непременно последует, когда муженек увидит эти пикантные снимочки…

«Дуреха, говоришь? – подумала она весело. – А ведь самое время их немного охладить, чтобы не чувствовали себя такими уж победителями и не пыжились…»

Она взяла со столика снимки, всю пачку, тщательно их перебрала. Спросила:

– Говорите, и пленка есть?

– И качественная! – весело подтвердил Сатаров. – В цвете, со звуком и крупным планом…

Марина посмотрела на него отнюдь не унылым взглядом несчастной, загнанной в угол жертвы и ослепительно улыбнулась:

– Вот за что я люблю нахальных мужиков вроде вас, так это за то, что во всех ваших придумках непременно сыщется грандиознейший изъян…

– Точнее? – спросил он беспечно, ничего еще не сообразив.

Марина улыбнулась ему еще ослепительнее и прямо-таки проворковала:

– А тот изъянчик, что ни черта эти ваши снимки не доказывают.

– То есть? – спросил он уже серьезнее, самую чуточку нахмурясь.

Марина сказала медовым голосочком, преспокойно, четко выговаривая каждое слово:

– Ну да, ну да. Целая кучка фотографий, на которых я увлеченно трахаюсь, и даже, вот ужас, с двумя сразу. Кто бы спорил, дамы и господа… Вот только изъян налицо. Мне просто интересно, это каким же чудом вы кому бы то ни было докажете, что снимки сделаны сегодня и здесь? Что-то я не вижу, чтобы в кадрик попал календарь с числом и временем… В кадрах из всех декораций – только пол и матрац. Самые обыкновенные доски и самый обыкновенный матрац. Откуда тут взяться дате?

Вот теперь он, похоже, задумался всерьез, по лицу видно. Да и Вика что-то подозрительно присмирела…

Развивая успех, Марина продолжала тем же беззаботным тоном:

– Мало ли на свете одинаковых матрацев? А про дощатые полы я уж и не говорю… Был у меня с полгода назад крупный скандальчик с горячо любимым мужем как раз по схожему поводу. Только все давным-давно кончилось, помирились мы, я пообещала не допускать впредь, верность хранить… Словом, категорически обошлось. Так что, если вы сунетесь к мужу с этой вашей оголтелой порнографией, я на своем буду стоять насмерть: мол, это как раз и всплыли неведомыми путями фотографии с того именно… мероприятия. И вы – парочка запоздалых шантажистов, живущих вчерашним днем. Интересно, как вы докажете обратное? Притащите этих жеребцов в качестве свидетелей? Так это ж будут только слова… Говорю вам, мало ли матрацев и досок? Нет у вас у б о й н ы х доказательств… А если есть, не откажите в любезности предъявить, я от нетерпения сгораю!

Вот теперь он выглядел должным образом – как человек, обнаруживший у себя в штанах гранату с выдернутой чекой и оттого боявшийся шелохнуться. Казалось, вот-вот удар хватит – нет, конечно, чересчур сильная личность для того, чтобы вульгарно хлопаться в обморок, но плюху он получил качественную и еще от нее не опомнился...

– Я, конечно, дурочка, – сказала Марина. – Классическая блондинка из анекдотов. Но вы не слышали, хорошие мои, про такое ученое и длинное словечко – инстинкт самосохранения? Штука эта даже с дурочками чудеса делает, нешуточную оборотистость им придает...

Сатаров с застывшим лицом произнес длинную фразу, целиком состоявшую из виртуозной нецензурщины – вроде бы не в адрес Марины, просто выплеснул эмоции…

– Боже, какие вы слова говорите... – сказала Марина с победной ухмылкой. – Я и половины не знаю, но чувствую, что это сплошь похабень...

Она могла поклясться, что во взгляде Сатарова, брошенном поверх плеча Марины на сообщницу, присутствовала некоторая беспомощность. «Вот так, болван, – подумала она с нешуточным превосходством. – Все уже разложил по полочкам и расписал наперед. А теперь не в состоянии с ходу перестроиться. Коварства-то хватает, и убить можешь без всяких сомнений, по роже видно, а вот особой гибкости ума и быстроты соображения что-то не замечается...»

– Я вас предупреждала, – сказала Вика над ее ухом. – Ум и хитрость – порой разные вещи. Эта стервочка чертовски не хочет пороться однажды, потому что все потеряет. И выкручиваться будет виртуозно, ей, надо полагать, не впервые...

Он сдержался, хотя открыл было рот. Ни слова не сказал. Но в его растерянном взгляде, обращенном к Вике, явственно читались немая мольба и просьба о немедленной помощи: мол, что же делать-то и как выкручиваться.

Над ухом Марины послышался короткий смешок Вики. Ее лица Марина, разумеется, не видела, но не сомневалась, что та улыбается не без некоторого превосходства. Это чувствовалось и по тону, когда она заговорила:

– А в общем, эта паршивка права. Продвигаясь в прежнем направлении, немногого добьемся. Линия защиты, что скрывать, убедительно выбрана...

– Но! – вскрикнул Сатаров, подавшись вперед.

Вика встала, прошла на середину комнаты и остановилась, глядя вверх, что-то мысленно прикидывая, заложив руки за спину и беззвучно насвистывая что-то про себя, некоторое время стояла с задумчивым, озабоченным лицом. Лучезарно улыбнулась:

– Люблю я спасать положение, из безнадежных ситуаций вмиг выламываться... А собственно, ничего тут нет безнадежного. Мы просто-напросто на ходу перестраиваемся. Ни тактики, ни стратегии не меняем, всего-то навсего отягощаем положение клиента... Даты нет, говоришь? Декорации неубедительные и в качестве доказательства неподходящие? Ну, значит, моментально сделаем у б е д и т е л ь н ы е...

Она вынула телефон, отошла к окну и, повернувшись спиной, произнесла несколько фраз, так тихо, что Марина не разобрала ни слова, наверняка и Сатаров тоже. Спрятав крохотную блестящую коробочку в карман, обернулась, улыбаясь весело, и даже такое впечатление, озорно:

– Муж все равно в картишки дуется, и это надолго... – повернулась к Сатарову: – Не откажите в любезности, посмотрите в спальне. Там полно ее шмоток. Принесите пару платьев, еще что-нибудь из одежды...

Он все еще ничего не понимал, но живенько вскочил и направился в спальню. Что до Марины, она наблюдала происходящее без малейшего страха – с чего бы вдруг? – с откровенным любопытством. Приблизившись к ней танцующей походкой, Вика рывком выдернула руку из кармана, меж ее большим и указательным пальцем выскочило узенькое блестящее лезвие. Марина невольно отшатнулась, когда оно покачалось вправо-влево и сверху вниз перед ее лицом, коснулось щеки.

– Значит, так... – сказала Вика, наклонившись, гипнотизируя ее холодным неподвижным взглядом. – Если начнешь орать или дергаться, я в три секунды твою смазливенькую мордашку так разрисую, что никакие дорогущие хирурги не помогут. Я сумею, не сомневайся... Смекнула? Кому бы ты потом ни жаловалась и каковы бы ни были последствия, рожицу тебе уже никакое чудо не приведет в первоначальный вид. Ни один хахаль не позарится, разве что придется тебе морду тряпкой закрывать... Ты, по-моему, не такая уж дура. Вот и прикинь...

«Эта может, – подумала Марина, глядя в спокойные серые глаза. – К ней надо относиться серьезно, потому что она явно не знает слова «не удалось...»

– Что тебе нужно? – спросила она уже с некоторым испугом, как и полагалось по роли в данной ситуации.

– Да пустяки, – сказала Вика. – Выполнить все, что мне поручили, только-то и всего. Есть у меня такая дурацкая привычка: всегда выполнять поручения в точности и в срок...

Показался Сатаров, с чуть растерянным видом держа охапкой парочку платьев, туфельку, что-то из белья. Моментально все это у него забрав, Вика оглянулась, одно платье бросила на столик, второе вместе с бельем – на пустое кресло. Что-то прикинула, задумчиво прикусив нижнюю губу.

– По-моему, все просто отлично, – сказала она. – Танюша, если ты, часом, не знала, нас сейчас старательно снимает парочка скрытых камер...

Марина с видом полнейшей ошарашенности выругалась ничуть не слабее, чем давеча Сатаров, сказала грустно:

– Кто ж знал, что здесь такой притон...

– Ты тут ни при чем, милая, – ответила Вика нетерпеливо. – Кто ж твоего муженька просил играть в такие игры... Ну, начали?

– Что начали? – спросила Марина.

– Свеженький компромат делать, вот что. И смотри у меня, тварюшка: если будешь барахтаться или строить кислую морду, я тебя, как обещала, порежу качественно. Все должно выглядеть естественно и непринужденно, понятно?

Она спрятала ножик и моментально переменилась, как хорошая актриса стояла, закинув руки за голову, улыбаясь весело, чуть ли не влюбленно. Расстегнула пуговицы сверху донизу и сняла блузку; как Марина и предполагала, под ней не оказалось ни белья, ни белых полосок, один ровный загар. Подошла легкой походкой, притянула Марину к себе, прильнула к губам, чуть запрокинув девушку назад, стала развязывать поясок халата. Марина не сопротивлялась. «Только бы муж не приперся раньше времени, – подумала она, – а то придется строить мизансцены с ходу без предварительной договоренности, может получиться вразнобой, некачественно...»

Вика ловко опрокинула ее на пушистый ковер, пристроилась рядом, поглаживая с несомненной сноровкой, впилась в грудь долгим влажным поцелуем, прошлась губами сверху вниз, грубовато оставляя следы зубов – определенно картинно, работая на камеру, преувеличенно страстно изгибаясь и водя ладонями по телу. Все делала, чтобы ревнивый муж-импотент потом до потолка прыгал, себя не помня от ярости.

Развела Марине ноги, сильными пальцами поозорничала в низу живота и отстранилась, легла рядом, поглаживая грудь хозяйскими движениями, взасос целуя в шею. Сквозь прищуренные веки Марина уловила над собой движение, и тут же на нее навалился Сатаров со спущенными штанами.

Этот действовал без всяких затей и потуг на ласку, насиловал примитивно, с фантазией и эмоциями нефтяной качалки. Лежавшая рядом Вика шептала ей на ухо:

– Морду не криви, я кому говорю, мечтательно улыбайся, со страстным видом... Улыбайся, стерва, со всем блядским пылом, пока я нож не вынула...

Затянулось это надолго, поскольку подручный губернатора, как выяснилось в ходе процесса, слабостью отнюдь не страдал. Встал наконец с глупо-торжествующей ухмылкой, поддернул штаны, уселся в кресло.

– Ну вот, – сказала Вика. – В лучшем виде.

Она уже не касалась Марины – осталось впечатление, что такие игры с особами своего пола ее нисколько не прельщают. Похлопала по щеке сильно и грубо:

– Порядок, ласточка. Точности ради: наши физиономии в кадр не попали, а вот тебя запечатлели во всей красе. Ты э т о т компромат попробуй объявить проказами минувших дней... Не получится. Так что расклад прежний: мне плевать, как ты этого добьешься, но муженек твой должен сегодня же убраться отсюда с тобой вместе. И если этого не случится, пеняй на себя... Всего хорошего!

Встала, накинула блузку и вышла, застегивая ее на ходу. Повеселевший Сатаров направился следом. Оглянулся через плечо, бросил без улыбки:

– Смотри у меня! Шутить не будем!

«Прекрасно, – подумала Марина, лежа в гордом одиночестве. – Дела не просто сдвинулись с мертвой точки – помчали галопом. А что до неизбежных издержек – будем надеяться, найдется время сквитаться...»