Дикарь

Ни словом я не упомянул о том, как Уиттл ее мучил, как она бросила за борт голову ирландца или о том, как я спасал ее от повешения и утопления.

Я опустил эти моменты не ради выгоды. Они просто остались за кадром. И я был этому рад.

Моя радость несколько поблекла, когда я вспомнил все, что случалось с Труди и то, как закончилась ее жизнь.

Я выпил еще виски, и чуть не выронил бутылку, но все-таки успел подхватить ее. Я протянул ее Чейзу.

— Той ночью мы причалили неподалеку от берега. Я ни секунды не сомневался, что Уиттл нас в живых не оставит. Я знал, что нам нужны решительные меры, если мы хотим спасти Труди. Однако Майкл не хотел в этом участвовать. Чертов трус.

У меня были основания называть Майкла чертовым трусом.

Затем внезапно настало утро. Я обнаружил себя завернутым в одеяло рядом с МакСуином, все у меня болело, башка просто готова была лопнуть. Я схватился за голову, чтобы не дать ей разлететься на куски. Это малость помогло.

Солнце еще не взошло. Остальные сопели в две дырочки.

Я лежал, страдая от боли и пытаясь восстановить в памяти вчерашний вечер. Как я вырубился, вспомнить мне не удалось. Какое-то время я не мог припомнить ничего из того, что случилось после моего возвращения от ручья. Затем из обрывочных воспоминаний что-то начало складываться. Вскорости я разобрался с тем, что происходило раньше, чем я добрался до той части своего рассказа, где обозвал Майкла чертовым трусом.

Дальше была пустота.

Я упал в обморок? Или продолжал рассказ? На какое-то время от переживаний мне стало даже хуже, чем от физического недомогания, поскольку я боялся, что рассказал о себе и Саре.

Лежа я чувствовал себя не очень хорошо и потому принял сидячее положение. Сапоги валялись в изголовье, вместе с ремнем, кобурой и обоими кольтами. Я совсем не помнил, как снимал их. По другую сторону от этих вещей трава слиплась от непереваренного жаркого. Это я сделал?

Я осмотрел свою одежду. Даже если я и не удержал ужин, на меня ничего не попало.

Ох, чувствовал я себя дурак дураком.

Во рту пересохло настолько, что мне было трудно глотать, поэтому я влез в сапоги и пошел к ручью. Напившись до отвала, я сполоснулся, сел на камень и пригорюнился.

У меня мелькнула мысль сбежать, потому что мне было стыдно смотреть ребятам в глаза.

Я оставался на берегу до тех пор, пока не услышал их голоса.

В конце концов я успокоил нервы и пошел назад в лагерь.

МакСуин разводил огонь. Он взглянул на меня и улыбнулся.

— Рад видеть, что ты не помер, Вилли.

— Я тоже этому рад.

— Догадываюсь, каково тебе.

Доброжелательность МакСуина обрадовала меня. Чейз тоже не стал насмехаться надо мной. А вот Эммет, Снукер и Брикенридж изрядно повеселились. Я, правда, чувствовал себя слишком разбитым, чтобы обращать на это внимание. Из их комментариев я уловил, что мой рассказ не продвинулся дальше описания того, как я выбросил яхту на пляж и пошел вдоль берега в поисках Уиттла. На этом моменте я перевозбудился, вскочил на ноги и завопил: «А ну, покажи мне свою морду, гнусный пес! Я тебе пулю вместо носа воткну!» Затем я полез за кольтом, уронил его, наклонился, чтобы его поднять и грохнулся бы в костер, если бы Чейз не подхватился и не поймал меня.

Несмотря на плохое самочувствие и уныние, я был дико рад, что соскочил с темы и не проболтался о своих отношениях с Сарой.

Короче, я стоически перенес все насмешки, которыми награждали меня ребята. Прожевав завтрак, я почувствовал себя чуточку полегче. Но тут пришло время садиться по коням. Я занял свое место позади МакСуина. Когда мы оставили лагерь позади, меня настигли ужасные муки от того, что спина лошади качалась и подпрыгивала подо мной.

Вскоре я почувствовал, что завтрак просится наружу. МакСуин позволил мне слезть и маленько пройтись. Я тотчас почувствовал себя лучше. Поскольку лошади шли небыстро, мне не составляло труда держаться рядом. Сапоги мне жали, но не сильно. Время от времени я давал ногам отдых и некоторое время ехал верхом, в основном с МакСуином, но иногда и с Эмметом и со Снукером. Однако долго оставаться на лошади я не мог без того, чтобы не почувствовать тошноту. Тогда я спрыгивал и какое-то время шел пешком.

День, казалось, будет тянуться вечно.

Наконец, мы остановились и разбили лагерь. К тому времени я уже не чувствовал себя так ужасно, просто был немного подавлен, да голова чуть-чуть побаливала. Эммет и Снукер закинули удочку насчет того, чтобы пострелять, но последнее, в чем я сейчас нуждался, это слушать выстрелы.

— Не, я что-то не очень, правда.

— Будет вагон времени попрактиковаться, — заметил МакСуин. — Когда Вилли будет не так дурно.

Так они от меня и отцепились.

После ужина мы сели вокруг костра и по кругу пошла неизменная бутыль. Когда очередь дошла до меня, я только понюхал и сморщился. Остальные, однако, пили.

Они попросили меня продолжить рассказ. Если честно, я бы предпочел послушать об их приключениях, но они настаивали, поэтому я стал описывать происходившее дальше.

Я рассказал, как нашел ялик Уиттла, как блуждал в снегу и как прокрался в дом генерала Форреста. МакСуин, который служил в отряде под командованием генерала, забросал меня множеством вопросов о нем. Я много рассказал о генерале и Мэйбл, но практически умолчал о Саре, сказав только то, что мы подружились и как после смерти ее дедушки и бабушки, я был ее слугой, пока не прочел о Уиттле в газете и мы не отправились на запад.

Ни слова о наших ваннах или танцах.

Даже мимоходом упомянув о Саре, я начал ужасно по ней скучать. Я постарался не подать виду.

Когда пришло время рассказать о Бриггсе, я вынужден был совсем отойти от правды, иначе они бы сообразили, что именно ревность довела меня до беды. Я представил дело так, что Бриггс был с Сарой невежлив и груб, и домогался ее пока мне не оставалось ничего другого, кроме как разобраться с ним. В итоге дело дошло до того, что меня выбросили из поезда.

— На другой день я снова забрался на холм и пошел вдоль путей. Я, понимаете ли, подумал, что Сара может сойти с поезда, когда увидит, что я пропал. Возможно, она будет ждать меня на следующей станции. Но потом я встретил вас, парни. Я без понятия, что делать дальше, кроме того, чтобы ездить с вами.

— Мы рады, что ты с нами, Вилли, — сказал Чейз

— Вы ко мне очень хорошо отнеслись.

— Мне кажется, — заметил МакСуин, — у тебя есть дело в другом месте.

— Я надеюсь найти Сару.

— Не надо тебе светить физию возле станции, — высказался Чейз. — По крайней мере, какое-то время.

— Да, я тоже так думаю.

— Нет, не стоит, если конечно ты не ищешь возможности опробовать свои кольты на чем-то поживее, чем пень, — сказал Эммет.

— В любом случае ты не найдешь ее, гуляя по рельсам, — обратился МакСуин ко мне. — Сейчас твоя Сара либо повернула назад и пилит домой, либо едет дальше по маршруту, рассчитывая, что ты пересечешься с ней в Тумстоуне.

— Если ее, конечно, не сбил с панталыку этот парень, Бриггс, — заметил Чейз, не добавив мне радости.

— Кажется мне, что Тумстоун — то место, куда мне надо. Даже если Сары там нет, это лучшее место для начала поисков Уиттла.

— Ну что ж, — подытожил МакСуин, — поехать ты никуда не можешь, пока мы не разживемся для тебя лошадью. Лучшим вариантом будет держаться с нами, пока мы не доберемся до Бэйлис-Корнер. Там ты сможешь купить хорошего коня и как следует снарядиться на охоту за этим типом.

Глава 32

УЖАСНЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ

На следующий день я обзавелся лошадью.

Я ехал по очереди с кем-нибудь из ребят и как раз сидел позади Эммета, когда от указал куда-то пальцем и сказал:

— Вон там.

Наклонившись вбок, я посмотрел в ту сторону. На некотором расстоянии, справа от нас, в ту же сторону, что и мы, двигались двое всадников. Это были первые незнакомцы, которых мы повстречали с того момента, как смотались от поезда.

Эммет осадил коня и остальные встали рядышком.

— Не похоже, что это погоня, — сказал Брикенридж.

— Если бы за нами была погоня, вряд ли она пришла бы с востока. — ответил Чейз.

Эти разговоры о погоне слегка меня обеспокоили. До сих пор никто не упоминал, что нам стоит беспокоиться о таких вещах.

— Плевать, кто они такие, — сказал МакСуин. — Их всего-то двое.

МакСуин поехал впереди, и мы двинулись в сторону незнакомцев. Подъехав на расстоянии окрика, он помахал им рукой и прокричал:

— Здорово, парни!

Один из них кивнул в ответ. Другой коснулся пальцем края своей шляпы. Они ехали плечом к плечу, двигаясь медленно, словно никуда не спешили. Судя по выражению их лиц, они и не обрадовались встрече с нами и не огорчились. Эти лица не выражали вообще ничего. Они просто следили за нашим приближением.

Старший из них был тощим человеком с мрачными глазами и усами, черными как его костюм. Шляпа у него была черной, также как галстук-ленточка и сюртук, брюки, ремень для оружия и сапоги. Смотреть на него было неинтересно.

Тип, который ехал с ним вместе, был не сильно моложе, но как-то помощнее, что ли. Выглядел он так, словно плохо переносил жару. Лицо у него было красным и вспотевшим, воротник рубашки расстегнут, галстук, полуразвязанный, болтался на шее. У него был такой же черный сюртук, как у приятеля, но в его случае он был приторочен к седлу сзади.

Я подумал, может они проповедники или гробовщики, вот и оделись в черное.

Что касается меня, то я бы дал им просто ехать своей дорогой.

Но МакСуин правил прямиком к ним.

— Терпеть не могу отвлекать людей, — начал он, — но, похоже, у вас, ребята, есть лишняя лошадь. — Прежде чем последнее слово слетело с его губ, кольт был уже в его руке, взведенный и направленный на тощего.

Эммет, Чейз и Брикенридж вытащили оружие одновременно. По обе стороны от меня клацнули курки. Снукер слегка замешкался, доставая свой винчестер. Передернув затворную скобу, он приложил его к плечу.

Оба незнакомца подняли руки.

— Слезайте, — скомандовал МакСуин.

Они вылезли из седел и встали рядом со своими лошадьми. Одну руку каждый из них поднял к небу, а другой держал поводья.

— Вилли, подойди к ним.

Я соскользнул с лошади Эммета и подошел к этим двоим. От их сердитых взглядов мне стало не по себе. Но затем их внимание переключилось на МакСуина, который спрыгнул на землю. Он по очереди подошел к обоим и забрал их пистолеты. Они не сказали ему ни слова. У толстяка дрожал подбородок. Судя по злобному взгляду, ему очень хотелось растерзать МакСуина.

Забрав пистолеты, МакСуин прихватил их винтовки из седельных ножен. Один из винчестеров он отдал мне, затем отнес остальное оружие в заросли колючих кустов и бросил его в крапиву.

Вернувшись, он сказал:

— Давайте, ребята, скидывайте сапоги.

Они уселись на землю и стянули сапоги.

— Примерь, Вилли.

— Да я уж обойдусь.

— Давай-давай. Тебе же нужна пара, разве нет?

Похоже, пререкаться было не время и сапоги я взял. Я сел спиной к этим двоим, так что видеть их не мог, и стянул сапоги, которые я забрал у кондуктора. Попробовал одеть новые. Одни был слишком тесные, другие слишком свободные. Свободные принадлежали толстяку. Они были получше, чем те, которые я носил, но носить их мне не хотелось. Внутри они были горячими и влажными, так что у меня было ощущение, что я вляпался ногой в болотную грязь.

Я отшвырнул их в сторону и покачал головой.

— Они мне совсем велики, — сказал я и влез в старые и привычные.

— Экая досада, — посетовал МакСуин.

Я отнес сапоги обратно к их владельцам и бросил их там.

— Очень плохо, уважаемые, — сказал им МакСуин. — Вы упустили выгодную сделку.

— Сделку? — переспросил толстяк.

— А то, мы не собираемся вас грабить. Ни в коем разе. Вот Вилли, он честно заплатит вам за все, что ему нужно. Сказав это, МакСуин как следует осмотрел лошадей. Он заглянул им в рот, ощупал бабки и изучил копыта. Затем он обернулся и сказал тощему:

— Он даст тебе восемьдесят долларов за твою лошадь, приятель. Десятка за сбрую и десятка за карабин. Вилли, с тебя сто долларов.

Мне этого делать не хотелось, но я решил, что выбора у меня особо нет, и отсчитал деньги. Я подошел к тому типу, который так и сидел на земле, вытянув ноги. Он молча посмотрел на меня. Я положил деньги у его ног.

— Ты берешь мою лошадь и, попомни мои слова, я тебя убью.

Меня пробрал холодок, но внезапно я вздрогнул, когда два выстрела разорвали тишину. Пули прошли мимо и только взрыли песок возле ног в черных брюках.

— Тебе лучше следить за своим языком, мистер, — сказал Эммет. Я посмотрел на него как раз вовремя, чтобы различить дымок, выходящий из стволов его кольтов.

МакСуин выхватил свой пистолет. Присев, он прицелился тощему в лицо и взвел курок.

— Берешь свои слова обратно?

— Извинись, Прю, — захныкал толстяк. — Они нас обоих пристрелят.

— Эта лошадь моя.

— Не стоит угрожать этому парню, — сказал ему МакСуин. — Это мой корешок. Ты, похоже, из тех, кто способен претворить свои угрозы в жизнь, поэтому я так считаю: или раскаиваешься в своих словах или будешь убит на месте.

— Прю! Господи Боже, приятель!

Прю выглядел готовым взорваться. Совершенно не напуганный, а только взбешенный, красный как помидор, он с трудом дышал сквозь стиснутые зубы.

— Ну, так что?

Прю кивнул.

— Что это значит?

— Я беру слова обратно.

— А конкретнее?

— Я не буду его убивать.

— Не думаю, что я тебе поверю. Хотя мне не по нутру хладнокровно взять и застрелить человека. Так что я тебе кое-что скажу, а ты слушай хорошенько. Мы не забираем ничего, за что бы не заплатили. Мы оставляем вам лошадь и оружие. Ни один закон не заставляет нас это делать, но поступить по-другому — поступить неправильно. Запомни это. Мы обошлись с вами честно и справедливо. Так вот, если тебе или твоему приятелю взбредет в голову на нас напасть, запомни. В следующий раз увидев кого-то из вас, я решу, что вы намылились претворить в жизнь свою угрозы этому парню. И полетят пули. Все очень просто.

Закончив речь, МакСуин встал с корточек и убрал свой пистолет в кобуру. Он провел лошадь между этих двоих. Пока я держал поводья, он снял с коня скатку, седельные сумки и все прочее в этом роде, так что мы действительно не взяли ничего, за что бы не заплатили.

Затем я забрался в седло и убрал мой новый винчестер в чехол.

Я был порядочно потрясен этой историей, но тем не менее, было замечательно — высоко сидеть в седле на своей собственной лошади.

Мы поехали рысью. Мне хотелось пришпорить лошадь и помчаться поскорее прочь, но остальные спешить явно не собирались. За исключением меня только Снукер один раз оглянулся, чтобы посмотреть на тех парней.

Они наблюдали за нами. Даже не пытались двинуться к кустам, чтобы забрать свое оружие.

Ну, я посчитал, что они слишком умны для подобных затей.

Если бы они выстрелили хоть раз, не сомневаюсь, что тот же МакСуин развернул бы коня и повел банду в атаку.

Парочка была еще видна, когда мы пустили лошадей шагом. Мы со Снукером ехали позади. Подъехав поближе к нему, я спросил:

— Думаешь, они за нами погонятся?

— Никто не знает. Мне было бы проще, если бы МакСуин пристрелил их. А теперь придется внимательно приглядывать за тылами.

— Не похоже, что они беспокоятся, — сказал я, кивая на остальных.

— С теми подонками справиться не проблема. Надо просто посматривать, чтобы они не застигли нас врасплох. А даже если они на это решатся — им крышка. Мы не кучка девчонок, верно?

— Я даже думаю, что вам приходилось иметь дело с подонками и похуже, — сказал я.

Он широко ухмыльнулся мне, показав полный рот острых желтых зубов.

— И ни один из них в живых не остался.

— Кто лучше всех?

Похлопав по стволу винтовки, он сказал:

— Ну что, мне думается, я могу вышибить левый глаз комару со ста метров в пылевую бурю. Чейз и Эммет из своих шестизарядников — меткие стрелки, но МакСуину они и в подметки не годятся. Возьми Брикенриджа, нынче он рад до полусмерти, если попадет в воздух. Но я однажды видел, как он получил два раза от одного шулера, а потом врезал ему так, что у того башка начисто развернулась в другую сторону. Его так и не решились раскрутить обратно. Я видел его в гробу.

— Какой стороной вверх? — поинтересовался я.

Снукер заржал:

— Задницей и мордой!

— Ты надо мной издеваешься!

— Ей-Богу, спроси у Брикенриджа.

Я подумал, что могу это дело пропустить, поскольку Брикенридж был не из любителей поболтать и обычно выглядел довольно мрачно.

— А как он оказался вне закона?

— Уф, себя он за это оправдывает. Все по-честному, понимаешь. Насколько я слышал, он был еще ребенком в Миссури, когда всадил топор в своего учителя за то, что тот его обозвал. Сначала сходил за ним домой, конечно. А потом вернулся и рубанул учителя прямо у всех на глазах.

— Ну и ну! Как же это учитель его так обозвал?

— Сказал, что он Мерривезер.

— Так его так и зовут, разве нет?

— Он не хочет, чтобы об этом вспоминали.

— Я слышал, как МакСуин его так называл.

— Ну, думается, МакСуин может называть его как заблагорассудится.

— Они большие приятели, да?

— Не то чтобы очень. Они просто терпят друг друга. И Брикенридж знает, что с МакСуином лучше не валять дурака.

— Опасно?

— Если раздражаешь его, то да.

— Кажется, он довольно дружелюбен.

— О да, он по большому счету милейший парень.

— Он главный в банде? Я было подумал, что это Чейз, но…

— Чейз очень сильно влияет на дела. Но не влияет на МакСуина. Если бы дело касалось только Чейза, думаю мы бы проехали мимо этих парней, и ты бы до сих пор ехал с кем-нибудь на пару. Как мне кажется, МакСуин подал идею, что тебе стоит заиметь собственную лошадь, вот и все. Он о тебе высокого мнения, Вилли.

Для меня эти слова неожиданностью не стали, но все равно я здорово приободрился, услышав их.

— С таким другом, как он, тебе нечего особенно беспокоиться. Он приглядит, чтобы никакой беды с тобой не стряслось.

Позднее в тот же день, МакСуин отделился от нас и заехал на вершину холма. Оказавшись наверху, он приложил к глазам бинокль. Смотрел он в ту сторону, откуда мы приехали.

Я встретил его у подножия холма и спросил:

— Они едут за нами?

— Не похоже. Думается, они не настолько глупы, хотя тому типу я доверял бы не больше, чем гремучей змее.

— Что если они заявятся?

— Будет перестрелка.

— Может, нам не стоило забирать лошадь у того человека?

— Тебе конь не нравится?

— Совсем нет. Он вполне неплох, правда.

Я похлопал коня по шее, и он, покосившись назад, мотнул головой, словно оценил мою доброту.

— Мне просто не хочется, чтобы из-за этого случились неприятности.

— Вообще не волнуйся за это, Вилли.

Остальные ребята к этому моменту уже тронулись вперед. Мы поехали позади. МакСуин совершенно не торопился догнать их.

— Придумал ему имя? — спросил он.

— Мне кажется, у него уже есть имя.

— Он тебе его нашептал?

Я засмеялся.

МакСуин скрутил сигарету. Подпалив, он передал бумагу и кисет мне. Я немножко потренировался после первого раза, когда мы делили добычу, так что мне удалось сделать нормальную самокрутку, не слишком кривую и не слишком дырявую. Я прикурил и отдал все обратно МакСуину.

— Тебе надо дать ему имя, — сказал он.

— Он не ощущает себя именно моей лошадью.

— Чего там, так все и есть. Ты заплатил за него чин-чинарем. Единственное, чего тебе не хватает, так это купчей. Боюсь, что не подумал об этом. Если тебе это улучшит настроение, я сляпаю такую бумагу, когда мы встанем на ночь. Составим ее так, будто я продал тебе коня. Думаю, никто не поднимет шум по этому поводу.

— Ты имеешь в виду, никто, кроме владельца?

— Ты же слышал, что я ему сказал?

— Да.

— Ну так я не говорю такого, если не в состоянии ответить за слова.

— Значит ты действительно застрелишь его, если увидишь еще раз?

— Застрелю, вот и весь сказ, Вилли.

— А если он углядит тебя первый?

— Тебе не стоит об этом беспокоиться.

— Мне не хотелось бы видеть тебя подстреленным.

— Многие пытались.

Он выкинул самокрутку и снял шляпу. Держа ее в одной рукой, другой он провел по усам, а затем несколькими резкими движениями расчесал волосы.

— Видишь, как серебрятся?

Его усы и волосы были в основном черны, однако в них имелось множество блестящих нитей.

— Знаешь, что это, Вилли?

— Седина, нет?

— Серебро. Настоящее серебро. Это плата за то, что ты остаешься в живых. Чем дольше тебе удается избегать того, что какие-то жулики понаделают в тебе дырок или индейцы снимут скальп, тем больше ты собираешь таких волос. Все, что тебе надо — это взглянуть человеку на голову и ты поймешь, чего он на самом деле стоит. Видишь много серебра — знаешь, что этого человека трудно убить.

Он водрузил шляпу обратно.

— Чего это я разнылся? Не порти себе настроение, тревожась за меня. Как ты собираешься кликать лошадь?

Я ненадолго задумался.

— Возможно мне стоит назвать его Мерривезером.

Едва я это сказал, МакСуин захохотал так, как никогда раньше. Он вел себя не как Эммет во время моей перезарядки, не задыхался и не всхлипывал, но смеялся он действительно от души. Чуть-чуть успокоившись, он сказал:

— Богатая идея, Вилли. Хотя лучше так не делай. Этот приятель слегка обидчив насчет своего имени.

— А Генерал как звучит?

— В честь Мэтью Форреста? Думаю, это звучит гордо.

— Значит будет Генерал. Привет, Генерал, — сказал я. Конь мотнул головой, как будто радуясь новому имени.

Теперь, когда я дал ему кличку, он стал как будто больше моим. Я почувствовал, что внезапно начал лучше к нему относиться только из-за этого. Я знал, что на самом деле украл его, как бы ни пытался МакСуин обелить это дело. Но себе я говорил, что Генералу со мной лучше. С одного взгляда на предыдущего владельца было ясно, что тот — человек низкий. Я не сомневался, что он обижал Генерал при любой возможности. Так что почти перестал мучиться из-за того, что украл коня, хоть и не перестал переживать, что тот тип может нас преследовать.

Мало-помалу до меня дошло, что я полностью экипирован для самостоятельного путешествия. У меня была лошадь, карабин, два пистолета, немного деньжат. Ничего не мешало распрощаться с бандой и отправляться в Тумстоун на розыски Сары и Уиттла.

Хотя мне не очень хотелось идти на такой шаг. Отчасти, думается, я боялся наткнуться на ту парочку, что мы ограбили. Мне не грело душу оказаться одному в такой ситуации. Мне вообще не хотелось оставаться одному.

Итак, я решил ехать вместе с ребятами по крайней мере до тех пор, пока мы не попадем в Бэйлис-Корнер.

Следующие несколько дней мы не спускали глаз с местности позади нас. Однако никто с той стороны не приближался.

Каждый вечер, уже найдя место для стоянки, Эммет и я отходили в сторону, чтобы попрактиковаться в стрельбе. Он дал мне немного сыромятной кожи, чтобы я мог привязать кобуру снизу, и это оказало мне большое подспорье. Я стал быстрее выхватывать оружие и лучше целиться.

Пару раз я приглашал МакСуина пойти с нами. Однако он ни разу не согласился вплоть до последнего вечера перед тем, как мы въехали в Бэйлис-Корнер.

— Ты здорово преуспел, — сказал он, посмотрев, как я выхватываю и стреляю. — Это парень, Уиттл, проклянет тот день, когда он перебежал тебе дорогу.

— Если я когда-нибудь смогу отыскать его.

— Я не прочь присоединиться к тебе на этой охоте.

— Правда?

Эммет посмотрел на МакСуина так, словно решил, что его товарищ слетел с катушек.

— Угу. Не прочь.

— Это было бы потрясающе.

— Дело в том, что когда-то я неплохо выслеживал краснокожих. Возможно, я смогу помочь тебе настигнуть этого Уиттла и угомонить его.

— С чего это ты, скажи на милость, решил заняться таким делом? — спросил Эммет.

— Не много радости грабить поезда.

— Это наше занятие.

— Похоже, я столько раз это проделывал, что на какое-то время мне хватит. Было бы здорово отвлечься и отправиться в хорошую погоню.

Глава 33

БЕДА В БЭЙЛИС-КОРНЕР

Ничего больше не говорилось о намерении МакСуина помочь мне выследить Уиттла. Позднее той ночью, я стал переживать, действительно ли он имел это в виду или все-таки нет. После того, как остальные легли спать, и МакСуин встал на первую вахту, я вылез из-под одеяла я отправился на его поиски.

Мы выставляли часовых каждую ночь с того дня, как забрали лошадь Прю, чтобы не нарваться на засаду. Ни единого следа Прю или его друга никто не видел, но МакСуин сказал, что нам не стоит сбрасывать их со счетов. «Как только прекращаешь высматривать беду, — сказал он, — так она и норовит на тебя наскочить».

Чтобы обнаружить его, мне понадобилось всего несколько минут. Он стоял за пределами лагеря в тени между двумя облитыми лунным светом валунами. Ко мне он повернулся спиной.

Я пытался идти тихонечко, в основном потому, что была ночь, и мне не хотелось нарушать тишину. Тем больше меня потрясло, когда МакСуин развернулся на месте и схватился за оружие.

— Не стреляй, — прошептал я, — это я.

— Я знаю, что это ты. Если бы я решил стрелять, то уже бы выстрелил.

Он убрал кольт в кобуру

— Тебе многое надо узнать Вилли, или до серебра в волосах ты не доживешь.

Когда я подошел ближе, он добавил:

— Многие ребята померли до срока просто потому что подкрадывались сзади не к тем людям. Я знавал маршала в Тусоне, который застрелил своего лучшего друга таким макаром. Услышал, как тот крадется, развернулся и стал палить. Всадил три пули в своего приятеля и только потом в свете вспышек разобрал, кого убил.

— Ужас какой, — сказал я.

— Случается часто. То, что стоит сделать, так это держась на расстоянии окликнуть человека и увериться, что он знает, кто ты такой.

— Так точно.

Через несколько секунд я спросил:

— Как ты догадался, что это я?

— Из-за твоих тесных сапог. Ты маленько прихрамываешь, потому что они жмут тебе.

— У тебя, должно быть, великолепный слух.

— Достигается упражнением. Так из-за чего ты поднялся с постели и пришел ко мне?

— Ты действительно поможешь мне найти Уиттла?

— Я могу заняться этим.

— Было бы здорово.

— Я пробыл там некоторое время и знаю те места. Был в кавалерии вместе с Элом Зибером[1] и его ребятами в восемьдесят втором. Как раз тогда мы прищучили Нантиатиша[2]. Потом бузили Джеронимо и Найче. Где мы только их не преследовали. Мне думается, что между Форт-Апач и горами Торреса нет ни единого каньона или кактуса, который не повстречался бы мне хоть раз.

— Я вообще не знаю тех краев.

— А тебе и не надо, ведь я-то знаю.

— Ты бывал в Тумстоуне?

— Много раз.

— Ты можешь помочь мне отыскать его?

— Конечно. Приведу тебя прямо туда. Это надо ехать сначала далеко на запад, потом повернуть на юг. На это потребуется около пары недель.

— Когда мы отправимся? — спросил я.

— Пока просто жди. Ты же знаешь, мы хотим побыть какое-то время в Бэйлис-Корнер и маленько покутить там.

Он улыбнулся, под усами стали видны белые зубы.

— Не стоит пускаться в долгий путь, если тебя отягощает большая сумма денег. От этого только лошади устают.

— Остальные поедут с нами, как думаешь?

— Это уж от них зависит. Но хоть я и буду по ребятам скучать, нам лучше от них избавиться. Первое, что ты должен понимать, это то, что они не прочь кого-нибудь грабануть. Нам этого не надо. Трудно охотиться за человеком как следует, если тебя ищут разномастные законники. Это только помешает делу. Кроме того, они нас замедлят

— Не хотелось, чтобы ты бросал их с моей подачи, — сказал я.

— Самое время распрощаться. Я и так слишком долго откладывал это дело.

— Значит, ты делаешь это не только из-за меня?

— Позволь тебе кое-что сказать, Вилли. Чейз — единственный в этой компании, у кого есть хоть чуть-чуть здравомыслия. Что касается троих остальных: любой из них может в итоге втянуть нас в любую переделку. У Брикенриджа такой горячий нрав, что он запросто убьет кого-нибудь за косой взгляд. Эммету вечно зудит постреляться с любым, кто даст ему малейший для этого повод. Снукер — подлец, и потому хуже всех остальных. Он может ударить в спину не особо разбираясь, с кем он это проделывает. Если двигаешься с парнями вроде них, то всегда следишь за ними и пытаешься держать их в узде, но рано или поздно они втянут тебя во что-нибудь непотребное. Я ними уже пару лет и нам сопутствует удача. Но удача имеет свойство заканчиваться. Лучше от них избавиться.

Когда я думаю о том, что случилось впоследствии, кажется забавным — в самом ужасном смысле — что МакСуин говорил о таких вещах именно в ночь перед въездом в Бэйлис-Корнер. Он был полностью уверен, что удача покинула нас. Но он сильно ошибался, говоря, что причиной беды станет Брикенридж, Эммет или Снукер.

МакСуин собственной персоной накачал все это нам на голову. Из-за меня.

Прю и его друг должно быть выслеживали нас все время после того, как мы «купили» у них лошадь.

Они оказались достаточно сообразительными, чтобы не попасться нам на глаза, так что мы ничего не видели и даже не подозревали, что они идут по следу. Они не объявлялись до нашей второй ночи в городе, зато объявились с подмогой.

Мы ели наш прощальный ужин в салуне «Серебряный Доллар», пили пиво и кушали стейки, сидя все вместе за угловым столом. Я чувствовал себя превосходно. До этого я отменно выспался на гостиничной кровати, два раза принял ванну и постригся, хорошо питался, мои финансы увеличились на пятьдесят долларов после продажи краденых часов, и я как следует приоделся.

Своей экипировкой я отчаянно гордился. Вся банда за вычетом Брикенриджа помогла мне ее выбрать в тот день, когда мы прибыли в город. Одетый таким образом, я чувствовал себя полноценным членом отряда.

На мне была пара шикарных сапог, не жавших ногу, шпоры, звеневшие всякий раз, когда я шевелил ногой, удобные брюки, голубая рубаха, такая же, как у МакСуина, кожаный жилет, красный платок, обвивавший шею и великолепная касторовая шляпа. Жемчужиной среди моего новенького снаряжения был оружейный пояс с большой серебряной пряжкой, петлями сзади, предназначенными для боеприпасов и кобурами при каждом бедре. Обе кобуры были закреплены снизу. В них был вложены кольты, которые я раздобыл в поезде.

Я знал, что выгляжу просто роскошно. Как настоящий разбойник. Но не успел я проглотить очередной кусок стейка, как Эммет произнес:

— Нам надо убедиться, что Вилли с утра не уйдет отсюда девственником.

Снукер издал вопль:

— Давай его к Салли!

Прошлой ночью они всей толпой направились к Салли, но я сослался на то, что у меня болит живот, и с ними не пошел. Это не было такой уж ложью, поскольку одно упоминание о «визите к дамам» вызывало у меня тошноту.

— Мне не очень хочется, если честно. — сказал я.

— Плохо себя чувствуешь? — спросил Эммет.

— Да, ничего тут такого нет, — сказал Снукер. — Нечего пугаться.

— Я совсем и не пугаюсь, — запротестовал я, несмотря на то, что подобные разговоры вызвали у меня трясучку. Я снова представил себя в ист-эндском переулке рядом с проституткой Сью. Насколько я был заворожен этой встречей (пока он не напала на меня), настолько одно упоминание о том, что придется иметь дело с кем-нибудь в этом роде, выводило меня из равновесия. — Мне не хочется, точка.

— Он совсем забоялся, — сказал Эммет.

— Оставь человека в покое, — ответил ему Эммет.

— Девок нечего бояться, — продолжил Снукер. — Это тоже самое, что и парни, только между ног кое-что получше.

— В первый раз это может быть капельку тяжело, — сказал МакСуин. Я решил, что он пришел ко мне на помощь, но он тут же разочаровал меня. — Вот как мы поступим — скажем Салли, чтобы обеспечила тебе милую юную штучку, которая тебя не обидит.

Снова на ум пришла Сью. Я потряс головой.

— Это не больно, знаешь, — сказал Эммет.

— Я вполне в курсе, — выпалил я. — Мы с Сарой… — Ну, тут я быстро захлопнул рот. Но недостаточно быстро.

— Ты и Сара? — переспросил Эммет. — Дочка генерала?

— Внучка, — поправил я его.

— Вот это поворот! — высказался Снукер.

— Новость так новость, — сказал МакСуин, слегка улыбаясь.

Лицо у меня пылало.

— Она мне очень нравится, правда, — пробормотал я. — Мне бы не хотелось… делать это… с кем-то еще.

— Не хочешь предавать ее, так? — спросил МакСуин.

— Да она и не узнает ничего, — сказал Эммет.

— Тем не менее…

Снукер заявил:

— Держу пари, что она вошкается с этим хмырем с поезда, про которого ты нам рассказывал.

Это заявление превратило мое смущение в гнев.

— Отвали, — рявкнул я.

У Снукера глаза полезли на лоб.

— Что-о-о?

— Успокойтесь, парни, — сказал Чейз.

— Что это он мне сказал?

— Катись к чертовой бабушке.

— Чего?

— Ты глухой?

— Вилли, — тихонько сказал МакСуин.

Снукер вскочил из-за стола так резко, что стул под ним опрокинулся. Другие посетители оторвались от своих занятий и повернулись, чтобы посмотреть на нас.

— Давай-ка выйдем, щенок.

Я дернулся с места, чтобы удовлетворить его желание.

Следующим на ноги поднялся МакСуин.

— А теперь прекратите, оба!

Снукер ткнул в меня пальцем.

— Он меня обругал, Джон! У меня полное право…

— С чего ты взял, что он тебя обругал?

— Ну… он… Я точно не понял, что он сказал, но это была ругань.

Глядя в мою сторону, он спросил:

— Разве не так?

— Именно что так.

— Вот видишь, — обратился он к МакСуину.

МакСуин не ответил. А сделал он вот что: вырвал оба кольта и стал стрелять.

— Господи Иисусе! — вскрикнул Снукер в промежутке между залпами.

Но пули летели не в него.

Кто-то закричал.

Я повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть Прю с пистолетом в руке, валящегося назад с потрясенным лицом и тремя дырками в белой рубашке. По обеим сторонам от него стояли мужики со значками. Как только они потянулись к пушкам, Снукер развернулся и вытащил свою. Эммет кричал и стрелял, не вставая с места. Я выхватил кольты. Хоть меня и не грела мысль убивать правоохранителей, я знал, что должен помочь моим друзьям. Прежде чем мне представилась возможность выстрелить, оба представителя закона хлопнулись на пол, не сделав и выстрела. На ногах остался только толстяк-приятель Прю. Он был прикрыт телом Прю, которое врезалось в него, упав назад. Теперь он поднимал двуствольный дробовик. Тут же в него влетели семь или восемь пуль. Это было ужасное зрелище. Ему разворотило весь живот и грудь, одна пуля пробила горло, а другая выбила зубы, изо рта хлестнула кровь. Дробовик отлетел в сторону и раскурочил бы пол, если бы не упал Прю на лицо.

Шум затих. Я огляделся вокруг и не заметил никого, кто собирался бы продолжать разборку. Прочие посетители салуна в основном плашмя лежали на полу или скорчились под столами.

Когда я повернулся, чтобы проверить, все ли в порядке с ребятами, мне с трудом удалось разглядеть их через облака порохового дыма. Они были на ногах, в руках сжимали оружие и внимательно смотрели по сторонам, выбираясь из-за стола.

МакСуин сказал, перезаряжая револьвер:

— Кажется, мы исчерпали здешнее гостеприимство.

В ушах у меня отчаянно звенело, так что я еле-еле его расслышал.

— Еще кто-нибудь желает пообщаться? — выкрикнул Эммет.

Никто не отозвался.

МакСуин ненадолго убрал пистолет в кобуру, чтобы достать деньги из кармана. Он бросил доллары на стол в качестве платы за еду и снова вытащил оружие.

Чейз первый вышел наружу, МакСуин и я прошли к двери спиной вперед, чтобы приглядеть за оставшимися в салуне.

Несколько человек стояли на ногах, но только и делали, что качали головами, держа руки на безопасном расстоянии от оружия. Мы вышли на улицу. К коновязи поблизости были привязаны несколько лошадей, и я решил, что мы вполне можем взять их и дать деру.

Однако остальные планировали не это.

Все вместе мы перешли улицу по направлению к нашей гостинице. Меня не оставляло ощущение, что в нас сейчас начнут стрелять, но никто таких попыток не предпринял. Мы спокойно прошли по другой стороне улицы, не вляпавшись в перестрелку, и вошли в отель.

— Что мы делаем? — спросил я у МакСуина.

— Сматываемся.

Тем не менее было очевидно, что никто из парней особо с этим не торопится.

На нас бросили несколько настороженно-любопытных взглядов, но и только.

Затем мы поднялись по лестнице и пошли по комнатам. Свою я делил с МакСуином и Брикенриджем. Как только МакСуин зажег лампу, мы стали собирать свои вещи. С улицы до меня донеслись какие-то вопли. Рот мой пересох, сердце колотилось так, будто готово было взорваться. Но МакСуин и Брикенридж невозмутимо продолжали укладывать то да сё в свои седельные сумки.

Мы оставались в комнате все вместе, пока каждый не был готов. Закинув сумы на плечо, перекинув на спину одеяла, убрав кольты в кобуры и взяв в руки винтовки, мы вышли в коридор.

Никого.

Прошло пару минут, прежде чем свои комнаты покинули остальные.

— Кажись здесь есть задняя дверь? — поинтересовался Чейз.

— Меня и передняя устроит, — ответил МакСуин.

Я поежился от холода.

Тихо, как только возможно, МакСуин и Чейз плечом к плечу шагнули к началу лестницы и начали спуск. Мы с Эмметом пошли следом. Брикенридж и Снукер замыкали шествие, держа под контролем наши тылы.

Лестница казалась бесконечной. Коленки тряслись, я с трудом держался на ногах.

В холле не было никого.

МакСуин и Чейз, не колеблясь ни секунды, вышли прямо через входную дверь.

Итак, мы поехали прямо посреди улицы. Кроме нас вокруг не было никого. Однако похоже было на то, что на нас пялится весь городок. В каждой двери, в каждом окне торчали молчаливые наблюдатели.

Я отчетливо слышал, как лошади постукивали копытами, фыркали и время от времени ржали. Где-то рядом пианино играло живенький мотивчик. Вдалеке лаяла собака. За исключением этого, единственное, что мы слышали — звук наших шагов по пыльной улочке, звон наших шпор, скрип нашего снаряжения.

Это была безумно долгая прогулка.

Я был уверен, что вот сейчас прогремит залп и мы повалимся наземь.

Однако ничего не случилось.

В конце концов мы добрались до извозчичьего двора на дальней окраине города. Владелец, парень по фамилии Химмель, заметил наше приближение и уже отправил мальчиков привести наших лошадей. МакСуин рассчитался с ним. Затем мы целую вечность, судя по ощущениям, провозились с уздечками, седлами и остальной сбруей. МакСуин управился раньше меня, залез в седло, и пока я затягивал подпруги на Генерале, он сидел наверху и скручивал цигарку.

Я привязал седельные сумы, скрутил одеяло и убрал свой винчестер в чехол. Когда я закончил и забрался на лошадь, все остальные уже сидели по коням и дожидались меня.

Мы выехали на улицу.

То, что случилось потом, не должно было меня удивить, после того, как я видел банду в деле.

Мы были на самом краю города и ехать имело смысл, соответственно, только в одном направлении.

Так мы и сделали.

МакСуин дал коню шпоры, вытащил оба кольта и взял с места в карьер, паля в темноту. Для осторожного человека, гордящегося своими серебряными волосами, он явно увлекался чрезмерно эффектными исчезновениями со сцены.

Мы помчались за ним, крича и вопя.

Хоть мы и стреляли, я не услышал ни единого выстрела, настолько я переволновался.

Так, ни капельки не пострадав, мы и оставили Бэйлис-Корнер позади.

[1] Альберт (Эл) Зибер — американец германского происхождения, участник Гражданской войны на стороне Севера и Индейских войн.

[2] Нантиатиш — индеец, койотеро-апач, возглавивший банду индейцев-налётчиков и убитый американцами в 1882 году.

Глава 34

ПОССЕ

Судя по тому, как мы нещадно гнали лошадей, лишь изредка останавливаясь, чтобы дать им перевести дух, я рассудил, что ребята в безопасности себя не считают.

Наконец я решился провентилировать это вопрос. Дав Генералу шпоры, я догнал МакСуина.

— Думаешь, за нами гонятся? — поинтересовался я.

— Безусловно, Вилли, — ответил он, повернувшись ко мне. — Помнишь тех двух персонажей, которым хватило ума заявиться с Прю? Это тамошние помощники шерифа. Одного я не знаю, а вот второй — Джеймс Брюер, брат шерифа, Айка.

— Ну, а он сам-то где был?

— Айк? Точно не знаю. Я дал ему полно времени, чтобы попытаться нас прищучить. Мне хотелось, чтобы он попробовал, но он так и не вылез на свет. Было бы здорово угробить его прямо там. Дело такое, что скорее всего он возглавит поссе[1], что погонится за нами.

— А что нам делать?

— То, что уже делаем.

Мы продолжали ехать сквозь ночь. Я провел кучу времени, припоминая, как машинист пытался отговорить меня примкнуть к этим парням и очень жалел, что не внял его предостережениям. Однако нынче было поздно что-то менять. За одну неделю я помог ограбить поезд, украл лошадь и поучаствовал в перестрелке, после которой четверо человек отправились к праотцам. Я был не лучше обыкновенного преступника. И вот теперь МакСуин говорит, что по пятам за нами, вполне вероятно, следует отряд, из чего я заключил, что могу закончить свою жизнь так, как предсказывал машинист — либо быть застреленным, либо повиснуть сушиться на солнышке.

От таких мыслей мне аж поплохело.

Я продолжал оглядываться через плечо. Позади нас не было ничего, кроме залитой лунным светом пустыни.

Может, за нами и не погонятся, сказал я себе.

От этой надежды мне не слишком полегчало, но в итоге я успокоился. Принесло мне облегчение то, что был я вместе с парнями, а они были не из тех, что позволят какому-то там поссе встать у них на дороге. Ну уж нет. Не застрелят меня, и не повесят, пока я остаюсь с МакСуином, Чейзом, Эмметом, Снукером и Брикенриджем — и плевать на машиниста.

Мой оптимизм иссяк с рассветом.

Мы как раз остановились на вершине подъема в гору и заприметили облако пыли в нескольких милях позади нас. Я ничего не мог разобрать, кроме пересохших русел, куч камней, кактусов и приземистых деревьев.

— Вот черт, — пробормотал Снукер.

Чейз коротко взглянул на МакСуина.

— Сколько их? Двадцать? Пятьдесят?

— Не меньше двадцати, я бы так сказал.

— Вот черт, — повторил Снукер.

— Кто бы мог подумать, что в этаком зачуханном городишке найдется такая толпа желающих откинуть копыта, — сказал МакСуин.

— Думаешь, нам стоит разделиться? — спросил Чейз.

Ох, такая идея меня не обрадовала. Ни капельки не обрадовала. Мурашки пробежали у меня по спине, словно отряд пауков с ледяными лапками.

— Я бы их проредил, — сказал Брикенридж. — По мне так лучше иметь на хвосте пятерых, чем всю эту толпу.

МакСуин принялся сворачивать самокрутку. Облизав ее, он сказал:

— Будем держаться вместе, может придумаем способ получше, чтобы их проредить.

Он прикурил. Дым зазмеился из-под его усов, когда он улыбнулся.

— Улавливаете мою мысль?

Он предложил курительные принадлежности мне.

Судя по тому, как пересох мой рот, я бы мог загореться, если бы закурил. Так что я отрицательно помотал головой.

— Ты хочешь сказать, что нам стоит напасть на них?

— Мне эта мысль кажется хорошей, — ответил он.

— Черт побери, — выругался Брикенридж.

Чейз всмотрелся в облако пыли, которое, казалось, стало ближе, и потер подбородок.

— Давайте отделаем их, — произнес он.

— Ну, черт их дери! — выпалил Эммет.

Снукер и Брикенридж, казалось от идеи в восторг не пришли, но и против ничего не сказали.

— Как настроение, Вилли?

Мы сидели в седлах, все в ожидании.

— Не то чтобы совсем хорошее.

— Не могу тебя за это осудить, — сказал МакСуин — Я и сам то не шибко бодрячком, по правде говоря. Прости, что втравили тебя в это.

— Это был мой личный выбор.

— Мой личный чертов косяк. Я же знал, что мне надо пристукнуть Прю и жирдяя, как только мы забрали лошадь. А я просто поверил им больше, чем они того заслуживали.

Он подтянул шейный платок и утер пот со лба.

— И вот что происходит от широты натуры.

— Экая досада, что они заявились именно тогда, — сказал я.

— Кто знает. В конце концов, о них нам теперь беспокоиться не надо.

— Я бы лучше имел дело с ними двоими, чем с целой толпой на хвосте.

Он тихо рассмеялся.

— Ничего, вскоре толпы там уже не будет.

Я обернулся и обрадовался, что проход между валунами по-прежнему пуст. Глухой грохот копыт звучал все громче и громче.

— То, чего тебе, возможно, хочется, — сказал МакСуин, — так это пришпорить коня и смыться отсюда.

— Это я и собираюсь сделать.

— Я про это и говорю.

— Прямо сейчас?

— Именно этого я от тебя и хочу, Вилли. Дать деру. Нету смысла тебе тут оставаться. В лучшем случае, ты запачкаешь руки убийством. В худшем — убьют тебя. Дуй сейчас же. С этой погоней мы разберемся. Если все получится, я найду тебя на тропе.

— Я не чертов трусишка, — ответил ему я.

— Да, я знаю.

— И только из-за меня эта погоня у нас за плечами.

— Нет причин тебе в это впутываться.

— У меня на это все причины, — сказал я гораздо смелее, чем чувствовал себя на самом деле.

— Кажется, в любом случае уже слишком поздно, — сообщил МакСуин.

Я по-прежнему смотрел на проход. Он по-прежнему был пуст. Но теперь грохот был так близко, что, казалось, я чувствую, как трясется воздух.

— Вот оно, Вилли, — сказал МакСуин. Он вскинул винчестер и оттянул скобу. — Скачите быстро, под пули не подставляйтесь, стреляйте метко. И да поможет вам Бог.

— И тебе, — сказал я ему. Прозвучало это не громче шепота.

Одинокий всадник проехал проход. Голова у него была повернута. Казалось, он разговаривает с кем-то позади себя, хоть он и находился слишком далеко, чтобы я мог расслышать. Ружье МакСуина подало голос. Парня отбросило назад. Лошадь взвилась на дыбы. Он упал с коня, но одна нога запуталась в стремени. Лошадь ломанулась вправо, волоча его за собой.

— Погнали! — заорал МакСуин.

Задерживаться мы не стали. Пригнулись, пришпорили и помчались во весь опор.

Позади раздавались крики: «Вон там!», «Ублюдки!» и «Взять их!»

Это снова был Уайтчепел, толпа, жаждущая моей крови, и на этот раз у них были пушки.

Они палили в нас.

Пули визгливо чиркали по скалам, с гудением проносились мимо моей головы. Я не сводил глаз с МакСуина, который летел впереди, пригнувшись к седлу, с задравшимися от ветра полями шляпы. Не похоже было, что в него попали. Пока мне тоже везло. Мне казалось, что пуля уже летит мне в спину. Я все ждал удара, но пока чувствовал только, что Генерал несется, как сумасшедший, горячий ветер бьет мне в лицо с такой силой, будто хочет задушить меня. Казалось, что проход не больше чем в двух шагах, когда мы с МакСуином нашли хорошее место, чтобы подкараулить погоню.

Но эти два шага были больше мили, теперь, когда вся эта кодла неслась по нашему следу, паля во все стороны.

К сожалению, мне не шибко хотелось изображать приманку.

Тем не менее этим заниматься никто не вызвался, а я решил, что МакСуину негоже делать это в одиночку.

Даже если это его собственная полоумная затея.

— Не вздумай сыграть эту шутку с краснокожими, — говорил он. — Черт побери, это их шутка. Проделай это со своими белыми братьями, они всяко на нее попадутся.

Я забыл спросить у него, сколько краснокожих были застрелены, когда заманивали своих преследователей в такую ловушку.

В конце концов, мы пронеслись галопом между валунами в устье перевала. Стрельба чуть поутихла, так что я поднял голову и осмотрелся. Ни слуху, ни духу ребят среди этих скал. Что, если дали деру именно они? Мысль эта меня потрясла. Но я решил, что они не из тех, кто может выкинуть такой грязный трюк.

Рискнув, я оглянулся. Отряд преследователей приближался, мчась прямо на нас по узкому проходу. Стреляли только двое впереди, остальные прекратили огонь, чтобы не попасть по своим.

Мы с МакСуином продолжали нестись так быстро, как только могли.

Ребята продолжали ждать.

Если они здесь.

Внезапно клубы дымы расцвели по бокам каньона, жахнули четыре ствола, и четыре человека слетели со своих коней.

МакСуин рванул влево. Сжимая в руках карабин, он бросился наземь и метнулся за кучу камней. Я осадил Генерала, выхватил винчестер и присоединился к нему.

Он уже спешил вверх по склону. Я помчался за ним, надеясь, что все закончится раньше, чем мы найдем подходящую позицию на высоте.

Шум стоял адский. Каньон весь ревел от ружейного огня. Лошади бесновались и ржали, люди кричали и вопили.

Они пришли убить нас, твердил я себе.

Довольно быстро МакСуин присмотрел себе скалу. Она была достаточно велика для нас обоих. Мы встали за ней во весь рост и вскинули наши винтовки.

Внизу царил хаос. Мертвые люди. Мертвые лошади. Несколько человек в панике сломя голову мчались к выходу из каньона. Другие остались на месте. Из тех, кто остался сражаться, некоторые попросту присели на открытом месте и вели ответный огонь, некоторые засели среди скал, некоторые укрылись за своими убитыми лошадями, а несколько человек оставались в седле, стреляя оттуда, отчего их лошади носились кругами и брыкались, пытаясь скинуть седоков.

Ружье МакСуина оглушило меня на одно ухо. Один из мужчин, сидевший на фыркавшей и ходившей кругами лошади, завалился набок.

Я самостоятельно зарядил и прицелился в парня, сидевшего на корточках рядом с мертвецом. Он потерял шляпу. Голова у него была лысой. Он склонил ее, перезаряжая пистолет.

Я потратил немало времени, беря его на мушку. МакСуин по-прежнему стрелял быстро.

Насколько я понимал, мой парень попросту законопослушный гражданин, исполняющий свой долг. Может он лавочник, или что-то в этом роде. Может у него жена и дети. Если я застрелю его, то буду ничем не лучше убийцы. С другой стороны, я хотел показать МакСуину, что делаю все по высшему разряду для исправления положения.

Так что я слегка ослабил хватку, прицелился в его оружие и нажал на спусковой крючок. Мимо. Моя пуля выбила пыль из рубашки покойника.

Мой парень закончил заряжать. Он посмотрел в нашу сторону, вздернул пистолет, целясь в нас и словил пулю в лоб из винтовки МакСуина.

Я не слишком расстроился по этому поводу, но все-таки был рад, что убил его не я.

Теперь, когда он был убит, мне не оставалось ничего другого, кроме как искать себе другую цель.

Единственный человек, двигавшийся внизу, был ранен в ногу и ковылял к норовистой лошади. Не успел он до нее добраться, как упал наземь. Тем не менее, он все же протянул руку к стремени. Лошадь метнулась к устью прохода, волоча его за собой. Это был большой белый жеребец. Я как раз зарядил новую обойму и целился в ногу тому человеку, но теперь в этом не было смысла, поскольку инициативу перехватил жеребец. Споткнувшись, он наступил на человека, а затем тот отцепился от стремени. Не успел он пошевелиться — если, конечно, мог шевелиться, — как три или четыре пули врезались в него.

После этого стрельба прекратилась. Тишина казалась жутко неправдоподобной. Кроме звуков ветра и звона в ушах, до меня доносились только крики раненых.

Мы спустились на дно ущелья. Спустились все, за исключением Брикенриджа. Снукер, который был на склоне с ним рядом, сказал, что он убит.

Держа оружие наготове, мы бродили среди павших. Выяснилось, что в наличии девять убитых и семеро раненых. Айк Брюер, городской шериф, был среди убитых.

Мы разоружили раненых, чтобы избежать сюрпризов, а затем поймали для них лошадей. Тех, кто был слишком изранен, чтобы ехать, мы привязали к седлам и отправили всех к выходу из ущелья, рассчитывая на то, что сбежавшие от нашей засады непременно их увидят.

Когда они скрылись из виду, мы забрались на склон и отыскали Брикенриджа. Пуля попала ему в правый глаз, смотреть не него было страшно.

Никто не выглядел сильно расстроенным этой потерей. Все же он был не из очень дружелюбных. Если все остальные чувствовали то же, что и я, то в целом должны были быть довольны, что убило именно его. Вчетвером мы снесли его вниз. Снукер отнес наши винтовки. Я помогал, неся Брикенриджа за ногу. Он был большой и тяжелый. Управившись, мы вымотались донельзя.

Какое-то время мы провели, ловя наших лошадей. Затем мы перекинули Брикенриджа через седло и привязали, чтобы он не упал.

Затем мы поехали по ущелью на юг.

Вскоре после полудня мы уложили Брикенриджа в каком-то каньоне и завалили его камнями. Чейз прочел над ним несколько слов из Библии, которую достал из седельной сумки. Затем мы поделили между собой то, что осталось от имущества Брикенриджа. Взяв его лошадь в качестве запасной, мы поехали дальше.

Весь день мы внимательно наблюдали за нашим тылом. Не было никаких признаков того, что остатки отряда продолжают гнаться за нами. МакСуин согласился с тем, что мы удачно подстрелили Айка, потому что он был упрямым человеком, который так просто бы не сдался. По его мнению, остальные, скорее всего рады, что унесли ноги подобру-поздорову, и поспешат назад в город вместе с ранеными.

Я надеялся, что в этом он прав, но не потому, что погони боялся. Маловероятно, что кучка уцелевших в засаде доставит нам какие-то неприятности. Мне просто хотелось, чтобы ни один из них не показывался на глаза, так как я не желал видеть их убитыми.

Я очень переживал и расстраивался из-за бойни, случившейся в ущелье позади. У нас не было возможности переговорить. Либо мы их, либо они нас. Но эта мысль не облегчала бремени. Я никого не застрелил, но все-таки сыграл роль приманки. И они никогда не погнались бы за нами, если бы мы не забрали лошадь у Прю. Все произошло из-за этого.

Четыре человека в салуне, девятеро в ущелье, да Брикенридж — ни один из них не был бы убит, если бы я не решил присоединиться к банде.

Четырнадцать человек.

Это навело меня на раздумья о том, что Труди, ее отец и Майкл тоже погибли из-за меня. Я никоим образом не винил себя в смерти генерала и Мэйбл, но все-таки они приняли меня в своем доме и тоже скончались.

Все выглядело так, будто никто не в безопасности рядом со мной, словно на мне проклятье, убивающее людей.

Значит, это только вопрос времени, рассудил я, как скоро мое проклятье уничтожит и МакСуина, и Чейза, и Эммета, и Снукера.

Если я останусь с ними.

Как ни хотел я, чтобы МакСуин помог мне выслеживать Уиттла, в итоге я решил ехать один. Я, без сомнения, буду скучать по нему. Но я буду скучать по нему куда больше и возложу на себя новый груз вины, если он отправится со мной и за свои хлопоты будет убит.

Я не раскрыл своего плана. Ночью, во время ужина, ребята обсуждали, как мы разделимся. Чейз и Эммет предполагали с утра поехать на восток, Снукер сказал, что подумывает отправится в Денвер, а МакСуин считал, что мы с ним двинем в Тумстоун. Я вел себя так, будто это мне подходит.

Позднее мы все улеглись спать, не считая МакСуина, который караулил первым. Я в ожидании лежал в своем спальном мешке. Когда подошла моя очередь, я притворился спящим. МакСуин опустился на колени и потряс меня за плечо.

— Пора побыть часовым, Вилли, — прошептал он.

Я зевнул, протер глаза и правдоподобно изобразил пробуждение. МакСуин залез в свой спальник, пока я напяливал башмаки и обвязывался поясом для оружия.

— Приходи с восходом, — сказал он, — мы двинемся в Тумстоун.

— Великолепно, — ответил я, чувствуя себя неловко, представив, как он будет чувствовать себя поутру, когда увидит, что я скрылся.

Я пробрался мимо остальных и забрался на груду камней, усевшись на ее вершине и рассчитывая подождать час или около того. Небо заволокло облаками. Звезды и луна были скрыты, ни зги не видать. Это пойдет мне на пользу, когда придет время улизнуть из лагеря.

Сидя там наверху, окруженный со всех сторон темнотой, я вскоре обнаружил, что идея ехать одному немного потеряла привлекательность. Дикая местность слишком обширна. Можно сбиться с пути. Того хуже, можно напороться на воров или убийц. Или индейцев. Индейские войны закончились, так говорили все, но это же не значит, что каждый дикарь учтен и под контролем.

О таких вещах я не переживал, пока был с ребятами; я всегда мог на них положиться. Теперь я их покину.

Я думал, что смогу позаботиться о себе.

Но будет просто чудом Господним залучить МакСуина на свою сторону.

Так что не было никакой нужды втихаря скрываться без него.

Затем я подумал, что если не расстанусь с ним, то приведу его к гибели. Я не хотел, чтобы он умер из-за меня, как многие другие до него.

Мало-помалу пришел час мне уходить, если я все-таки собираюсь уходить.

Я поднялся.

Тьма плюнула в меня огнем. Громкий звук ударил по ушам. Пуля хватила меня в бок. Больше обалдевший, нежели пострадавший, я шагнул назад, и моя нога не обнаружила ничего, кроме воздуха. Завопив, я упал. Камни больно били меня, пока я летел вниз. Я не исключал, что один из них расколет мне голову, но этого все-таки не случилось.

Я очутился в положении лежа на спине, ноги задрались на какой-то валун. Земля подо мной тряслась под ударами копыт.

Утром этого дня я жалел несчастных людей, которых мы подловили в засаде. Теперь мне вдруг захотелось, чтобы мы не оставили в живых никого из них.

МакСуин сказал, что они не придут. Не после гибели Айка. Но он ошибся.

И кто-то взял и выстрелил в меня.

Со стороны до меня донеслись тревожные крики парней. Они смешивались с топотом копыт и боевыми возгласами нападавших. Я сбросил ноги вниз и поднялся на колени в тот момент, когда группа всадников пронеслась через проход в скалах, их оружие изрыгало огонь.

Я похлопал себя по бокам, полагая, что наверняка потерял свои кольты при падении. Но они плотно держались в кобурах. Только миг. Тут же они оказались у меня в руках.

Я немедленно выбил двух субчиков из седел.

Затем попал МакСуин. Я разглядел его в свете вспышек выстрелов, он стрелял с обеих рук, когда пули ударили его в грудь, отшвырнув назад. По меньшей мере трое отведали его свинца и грохнулись с коней, прежде чем он пал.

Я не верю, что был свидетелем конца Чейза или Эммета или Снукера.

Мои глаза не смотрели на них.

Мои глаза уставились на всадников, которые носились в разные стороны, вопили и стреляли, несколько ехали прямо на меня, паля из своих стволов.

Я использовал только правую руку, потому что мало практиковался с левой. Ни разу не пошевелив ногами, я стоял на краю бивака, целясь и стреляя. Когда боек ударил в пустую гильзу, я отшвырнул этот пистолет и схватил другой.

Не успели бы вы и глазом моргнуть, как его постигла та же участь.

Я принялся перезаряжать и думал, почему до сих пор не убит. Надеялся я единственно на то, что мне удастся зарядить револьвер полностью и отправить на тот свет как можно больше ублюдков, прежде чем они меня укокошат.

Но когда барабан был полон, и я поднял руку, чтобы продолжить убивать, то не смог найти цели.

Я разок выстрелил, чтобы разогнать лошадей.

Когда они разбежались, на небе появилась луна. Ее бледный свет озарил округу. Прямо передо мной, окутанное колеблющимся пороховым дымом, простиралось поле, усеянное телами.

Мертвы были не все.

Несколько человек валялись там, корчась и стеная.

Я проверил их всех. Среди них не было ни МакСуина, ни Чейза, ни Эммета, ни Снукера.

Я их пристрелил.

На рассвете я завалил моих друзей камнями и громко прочел отрывок из библии Чейза.

Людей, гнавшихся за нами, я оставил там, где они лежали. Их было одиннадцать.

Я отпустил всех лошадей, кроме Генерала. Собрал деньги, провизию и боеприпасы, так как не было никакого резона оставлять все это. Затем я оседлал Генерала и поехал прочь.

[1] Поссе — вооружённое ополчение свободных мужчин, собираемое представителем власти в случае необходимости.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

НОВЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ

Глава 35

ИЗМАИЛ

Рана, которую я получил, стоя на часах, не была особенно тяжелой, просто царапина на ребрах. Не единожды я желал, чтобы тот, кто в меня пальнул, стрелял получше.

Я знал, что не в состоянии жить дальше.

На третью или четвертую ночь после расстрела в лагере, я попытался вышибить себе мозги. Мне казалось, что это подходящий способ прекратить нести в этот мир несчастья.

Я разжег огонь исключительно для тепла, поскольку не готовил себе еду и вообще особо не ел после расстрела. Усевшись возле костра, я приставил кольт к голове. Потом мне подумалось, что стоит оставить прощальное письмо.

Однако кому писать? Матушке? Саре? Никто из них, скорее всего, не увидит мое последнее послание, которое останется здесь, посреди бескрайнего ничто.

Быть может, кто-нибудь и найдет его рано или поздно и отправит адресату. Хотя рассчитывать на это не приходилось. Который день я ехал на запад, обратясь спиной к восходу, и ни разу не увидел ни малейшего следа человеческого присутствия. Меня это устраивало. Но не давало большой надежды на то, что кто-нибудь найдет мою записку.

Да и что я в ней напишу? Что я приношу смертельное проклятие всем, кого встречаю? Что я стал плохим и убивал людей? Ни матери, ни Саре такое знание не пойдет на пользу. Лучше пусть они гадают, что со мной стряслось, чем будут придавлены мрачною правдой.

Так я отбросил мысль оставить предсмертную записку.

Я взвел курок и был уже готов спустить его, как Генерал всхрапнул.

Звук этот напомнил мне, что он стреножен на ночь. Он погибнет, если я не отпущу его, прежде чем застрелюсь.

Я намеревался убить себя, но не Генерала.

Поэтому я убрал пистолет в кобуру и пошел к коню. Он повернул голову.

— Лучше тебе оставить меня, дружище, — объяснил ему я и похлопал по шее.

Затем я присел и развязал путы.

— Давай, беги, — хлопнул я его по крупу. Он отбежал, но недалеко, остановился и обернулся ко мне.

Это уже не моя проблема. Он был свободен. Он мог остаться или уйти, по своему выбору. Я рассудил, что он пойдет своей дорогой, как только я управлюсь с всаживанием пули себе в череп.

Я вернулся к огню, уселся и вынул кольт. Взводя курок, я вспомнил, как проводник в поезде пытался меня застрелить, и его пистолет дал осечку.

Это был неплохой момент в жизни, вскоре после происшествия с проводником, когда я уезжал вместе с ребятами, стреляя в воздух.

Эту осечку на тот момент я считал редкостной удачей.

Сейчас я смотрел на нее по-другому. По крайней мере для банды, для людей, явившихся за нами в салун и для гнавшихся за нами ребят, это была худшая неудача из возможных. Все эти люди погибли из-за одной единственной осечки.

Что ж, дважды этого не случится.

А даже если и случится, то у меня есть еще четыре каморы с патронами в одном револьвере и пять — в другом. (Эммет учил меня не ездить с патроном под бойком и заряжать последнюю камору только практикуясь в стрельбе или же в опасности.) Нет в мире такой удачи, магии или чего угодно еще, чтобы не дать им сделать свое дело.

Чудо не спасет меня на этот раз.

Я считал, что осечку можно было считать чудом. Довольно явным, словно мне на роду не написано быть убитым. Размышляя над этим, я увидел, как выворачивался и выживал в рискованных ситуациях снова и снова, с тех пор как отправился ночью в Уайтчепел.

Тут был и океан, который должен был поглотить меня или заморозить напрочь задолго до того, как я достиг Америки.

Тут был и Уиттл, жестоко убивший множество народу, но не меня.

Падение с поезда из-за Бриггса наверняка должно было прикончить меня.

Чейз угрожал застрелить меня. Хотя, поразмыслив над этим, я решил, что это не считается. Он скорее подшучивал надо мной и ни на секунду не намеревался совершить нечто подобное.

Однако же проводник без шуток напал на меня и потерпел неудачу.

Ни одна пуля не попала в меня во время перестрелки в салуне. Само собой, я не думаю, что Прю или остальные успели сделать хоть один выстрел, так что это, по-видимому, тоже не в счет.

Но вот люди из поссе множество раз стреляли в меня, особенно когда мы с МакСуином вели их в засаду.

Потом, той самой ночью, кто-то стрелял мне в бок. Если бы он пограмотнее обращался с оружием, то непременно убил бы меня.

Все это было просто цепью чудом избегнутых опасностей, но затем я прошел через побоище на биваке, не получив и царапины. Довольно удивительно, особенно если вспомнить, что я просто стоял и не прикрывался, а пули летели так густо, что все, кроме меня, полегли.

Зовите меня просто Измаил.

Я положил кольт на колени и уставился на блеск его черной стали в свете костра.

— И спасся только я один, — прошептал я.

Должна быть причина.

Должна быть причина, по которой я выжил в череде столь серьезных вызовов.

Этой причиной был Уиттл.

Мне предназначено прожить достаточно, чтобы упрятать его в могилу.

Как бы то ни было, я рассудил так.

И вот почему я пришел к решению не стреляться той ночью.

Глава 36

НЕЗНАКОМЦЫ НА ДОРОГЕ

Как только я созрел для того, чтобы продолжать жить, облегчения по поводу того, что стал причиной столь многих смертей, я не испытал, но внезапно обнаружил, что голоден.

Генерал убрел довольно далеко, так что мне пришлось за ним погоняться. Приведя обратно в лагерь, я стреножил его. Затем я сварил себе котелок бобов.

Расправившись с ними, я поставил консервную банку и несколько поленьев на камни возле костра. Потом отошел назад, вынул пистолет и выстрелил.

Первый выстрел снес жестянку.

Я убрал оружие в кобуру, выхватил вновь и принялся за поленья.

Когда барабан опустел, я взялся за второй револьвер. Причем левой рукой. Какое-то время выходило неуклюже. Частенько я попадал в камни. Но мало-помалу дело пошло лучше.

Ведя огонь, я вспоминал паренька, которого ребята привыкли называть Вилли. Вилли считал величайшим приключением поездку вместе с разбойниками, веселился, выхватывая оружие и паля в пни, поленья, банки и тому подобные вещи.

Оказалось, что я довольно сильно скучаю по Вилли.

Он был мертв.

Он умер вместе с МакСуином и остальной бандой.

Он умер молодым и не имел возможности вернуться домой к своей матери или найти свою возлюбленную Сару.

Жестокий конец, что тут скажешь.

Я не знал точно, по кому я скучаю больше, по Вилли или МакСуину.

Думаю, что по МакСуину.

Я расстрелял вагон боеприпасов, меняя руки, и перебил целую кучу поленьев.

Затем я заснул.

На следующее утро я наткнулся на проселочную дорогу. Похоже, что она вела на запад. Я испытывал большое искушение не связываться с ней, поскольку встреча с путешественниками меня не прельщала. Но по дороге Генералу было бы легче ехать, нежели по целине, которую мы пересекали. На дороге мы сэкономим время и куда-нибудь она нас да приведет.

Этот способ достичь Тумстоуна кажется легче, чем носиться по нехоженым пустошам в надежде на лучшее.

Вот мы и поехали по ней.

Довольно скоро объявились и путешественники. Я заметил пару всадников, направляющихся в мою сторону. Пока они были еще в порядочном отдалении, я подумывал направить Генерала прочь с дороги, чтобы избежать встречи. Но затем я рассудил, что это только разожжет их любопытство. Лучше будет ехать как ни в чем не бывало и дать им приблизиться.

Было забавно, что хоть я и предпочел бы избежать встречи, страха перед незнакомцами я не испытывал. Даже когда они оказались достаточно близко, чтобы разглядеть, до чего злобный у них вид. У одного было худое заостренное лицо, напомнившее мне Снукера. У другого веки были полуопущены. Оба смотрели на меня с ленцой и развязностью.

— День добрый, — поздоровался я

— И тебе доброго, — ответил тип с приопущенными веками. Я заставил Генерала объехать его, но он поднял руку.

— Стой, где стоишь.

Я сделал, как он сказал. Затем я бросил поводья на луку седла, чтобы освободить руки.

— Что вам угодно? — спросил я.

Тот, что с вытянутым лицом засмеялся.

— Угодно. Он что, шибко воспитанный?

— Он еще и миленький. Миленький, как девочка.

— Спорю, это и есть девочка!

Они решили немного поострить.

— А у тебя сиськи есть? — Он скосил глаза на мою рубаху и ухмыльнулся. — Дай взглянуть.

— Езжайте, ребята.

— Да она скромная.

— У меня скромное терпение, — сказал я.

— А вот теперь неплохо. У нас с Ангусом не было девочки почти месяц.

— А последняя была страшилой.

— Страшилой, но похотливой.

Оба дружно заржали.

— Я не девочка.

Они переглянулись и заржали еще громче.

— Никакой разницы, — сказал мне Ангус с полуприкрытыми веками. — Понимаешь, о чем я? А теперь слезай с коня и снимай с себя всю эту рванину.

Я не шелохнулся.

— Делай то, что Ангус говорит! — рявкнул второй.

— Если вы так хотите меня довести, — сказал я, — лучше бы вам не сидеть с пустыми руками.

Внезапно они стали необычайно серьезны.

Переглянувшись между собой, тихо и смущенно, они оба уставились на меня.

— Давайте стреляться, парни. Или езжайте.

Некоторое время они оглядывали меня. Я видел, как их глаза ощупывали меня, останавливаясь на кольтах в кобуре, разодранной и окровавленной рубахе, руках, лежащих на бедрах и на моем лице. На нем взгляды их задержались.

Затем Ангус произнес:

— Мы ничего такого в виду не имели, мистер. Просто пошутить решили.

Другой склонил голову.

— Мы просто поедем себе дальше. Всего хорошего.

Они объехали меня с разных сторон.

Я развернул Генерала, не желая получить пулю в спину.

Ангус и его товарищ поначалу удалялись медленно, ни один из них не обернулся. Затем Ангус пришпорил коня. Его друг сделал тоже самое, и оба они умчались.

Я поехал дальше, размышляя над происшествием. То, как они сдались, выглядело странно. Что выглядело еще страннее, так это моя полная невозмутимость. Как мне кажется, они задумали воспользоваться мной в качестве женщины. Но я не напугался ни на секунду. И какого-то облегчения не почувствовал в тот момент, когда они оставили свое намерение и уехали.

Совершенно ясно, что я чуть не убил их обоих.

Однако я не хотел их убивать.

Мне было просто без разницы.

Позднее днем показался крытый фургон. Он направлялся на запад, также, как и я, но ехал при этом так медленно, что я был вынужден его обогнать. Задняя часть фургона была завешена, так что я не мог разглядеть, как много народу и какого сорта в нем едет.

Кто бы они ни были, я с ними иметь дела не хотел.

Я рассчитывал проскакать побыстрее и погнал Генерала рысью.

Но как только мы поравнялись с повозкой, я увидел, что холст сбоку разрисован красными бутылями и написаны такие слова:

ДОКТОР ДЖЕТРО ЛАЗАРУСПОСТАВЩИК ВСЕМИРНО ИЗВЕСТНОГОЭЛИКСИРА СЛАВЫ «Все снимает как рукой».

Там еще много чего было написано, так что я пустил Генерала неспешным шагом. Надпись возле задней части извещала о том, что вы можете купить одну бутылку Эликсира Славы «всего лишь за доллар». Ближе к переду она гласила:

ЭЛИКСИР СЛАВЫ ГАРАНТИРОВАННО ПОБЕЖДАЕТкоклюшпараличизжогучирьиженскиеболезниартритсопли гангренукишокукусгремучей змеигазовые затрудненияводянкуголовокружениеСМЕРТЬ

Список болезней, излечиваемых Эликсиром Славы, приятно меня удивил, до тех пор, пока я не заметил последний пункт списка — смерть. Это застало меня врасплох и заставило улыбнуться.

Я пришпорил Генерала, рассчитывая убрать эту чушь с глаз долой.

Проезжая мимо, я бросил косой взгляд на возницу. Тот в одиночестве сидел на передке.

— Эй, юноша!

— День добрый! — сказал я и оставил его позади.

— Трус много раз до смерти умирает[1], — провозгласил он мне в спину.

Ну, я не знал, что он собственно имеет в виду. И рассудил, что он может называть меня трусом, если ему это нравится. Придержать Генерала меня заставило только то, что эти слова были мне знакомы.

Когда повозка с грохотом подкатила ближе, я встретился глазами со стариком и сказал:

— Храбрец вкушает лишь однажды смерть[2].

Он улыбнулся по-настоящему дружелюбно.

— Ученый муж. Рад знакомству с вами. Доктор Джетро Лазарус, к вашим услугам.

— Тревор Бентли.

— Родом, вне всякого сомнения, из страны Барда.

— Абсолютно верно, — сказал я.

— Не желаете ли составить мне компанию у кормила? — он похлопал по сиденью рядом.

Что ж, выглядел он странно, но безобидно, большой дядька, красноносый и белобородый, голова увенчана котелком с двумя белыми перьями, торчащими из шляпной ленты, по одному с каждого бока. Из ушей свисали золотые кольца. Носил он кожаную рубаху, со всех краев которой свисала бахрома. Его гигантское пузо опоясывал расшитый бисером ремень. Пистолет он не носил, но при бедре висел заправленный в ножны большой нож. Затянутые в брюки ноги завершались высокими мокасинами, обгонявшими рубаху по количеству бахромы.

Я подумал, что, вероятно, было бы разумнее держаться от него подальше.

Помимо всего прочего, внутренность повозки была занавешена, так что заглянуть туда у меня возможности не было. Неизвестно, кто мог притаиться за моей спиной.

— Я и дальше поеду верхом, но все равно спасибо за предложение.

— Я держу путь в Тусон, — сказал он. — А вы куда?

Раскрывать ему планы не выглядело мудрым.

— Просто путешествую, если можно так выразиться.

— Остерегайтесь земель бесплодных язычников, беззаконников, дикарей.

— Это не Шекспир, верно?

— Это Лазарус.

— Значит, вы поэт?

— Поэт и поставщик Эликсира Славы.

Связываться с этим Эликсиром Славы я не хотел и потому спросил:

— Вы сегодня не сталкивались с парочкой подонков?

Он мягко усмехнулся.

— Надеюсь, они не причинили вам вреда?

— Они смылись моментом, увидев моего друга Бастера.

Он сунул руку под сиденье и достал дробовик. Стволы были спилены по самое цевье.

— Вот Бастер.

Я уже начал думать, что обрез наставят на меня, но он убрал его обратно.

— Бастер многих злодеев отправил на тот свет, — сообщил Лазарус. — После того, как он разберется с ними, выздоравливают они только после моего эликсира.

Я не смог удержаться и улыбнулся.

— Разве он в конце концов и смерть лечит?

— Ну, определенно да, Тревор. Как бы то ни было, возвращение покойников к жизни очень затруднено телесными повреждениями. Как бы сказать, это не раз плюнуть, если я разнес ублюдку голову.

Теперь, когда я был втянут в разговор о смерти и достоинствах смехотворного эликсира Лазаруса, жизнь казалось мне не столь мрачной.

— Если у кого-то не сильные телесные повреждения, то он, для начала, просто не мертв.

— В зависимости от, мой друг. От того, сколько нетронуто, и сколько разрушено.

— Если малый умер, то он умер. Этот ваш Эликсир Славы ничего с этим не сделает.

— Есть многое на свете, друг Горацио…

— Может я и покажусь глупым, доктор Лазарус, но я, как правило, так не думаю.

Он потянул поводья и остановил свой экипаж.

— Я тебе вот что скажу, Тревор. Только представьте, что я даю вам доказательство, на ваших глазах даю, что мой Эликсир Славы имеет силу воскрешать мертвых?

— Думаю, я куплю бутылку, — сказал я, качая головой. Ничего такого доказать он не мог, и я это знал. Тем не менее, пока он слезал с передка, а я шел за ним к задней части повозки, то ловил себя на том, что размышляю, смогу ли я вернуться на место, где я похоронил МакСуина и других ребят. А еще я размышлял, что будет, если они слишком изувечены для того чтобы эликсир сработал. Затем я подумал, что мне стоит купить достаточно, чтобы воскресить и тех одиннадцать человек. Сделать это было бы правильно, но я рассудил, что они могут попытаться убить нас снова, а затем выругался на себя за такие тупые мысли. Никакое количество Эликсира Славы не оживит никого из них.

Пусть будет, как будет, но я с большим любопытством ждал, какое доказательство припас старик.

Он откинул заднюю стенку повозки и пробрался под холстиной внутрь. Повозку слегка покачивало, пока он копошился внутри. Затем донесся скрипучий долгий звук.

— Дай мне руку, — позвал он изнутри.

Я слез с коня. Когда я закончил привязывать Генерала к штырю сзади повозки, покрышка оттопырилась и оттуда на землю спрыгнул Лазарус, таща за собой деревянный ящик. Бутылка эликсира, емкостью в пинту, стояла на ящике, и в ней бултыхалась красная жидкость.

Он прекратил тянуть, схватил бутылку и перебросил ее мне. Затем продолжил вытаскивать. Все большая часть ящика показывалась на свет.

— А что у вас там? — спросил я, хотя нисколько не сомневался в том, что я вижу.

— Гроб. Будь хорошим мальчиком и возьмись за другой конец.

[1] В. Шекспир «Юлий Цезарь» акт II, сцена 2.

[2] Там же.

Глава 37

ЛАЗАРУС И ПОКОЙНИК

Мое любопытство несколько поутихло, и я не очень горел желанием увидеть, что может быть в гробу. Однако я убрал бутыль в карман и сделал, что он сказал. Приблизившись, я вынужден был задержать дыхание, чтобы не чувствовать ужасного запаха, идущего изнутри.

Гроб был настолько тяжелым с моего конца, что я чуть его не уронил, однако все-таки удержал, пока мы не опустили его на землю позади повозки. Затем я отошел на несколько шагов, чтобы избавиться от вони.

Тяжелая работа должно быть утомила Лазаруса, так как он уселся прямо на гроб. Он вытащил из кармана платок и обтер лоб.

— Там у вас труп, да? — поинтересовался я.

В ответ он подмигнул.

— Будь хорошим мальчиком, передай мне Эликсир.

Я протянул ему бутыль. Он откупорил ее, сделал глоток и вздохнул.

— Все снимает как рукой. На-ка, хлебни, — сказал он и протянул бутылку мне.

Я покачал головой.

— Пожалуй, я поеду. На мертвецов я достаточно насмотрелся.

— Не стоит беспокоиться. Он в довольно пристойной форме. Даже особо не воняет, если стать с наветренной стороны. Я снял его всего лишь два дня назад.

— Сняли его?

— Это был парень, бросавший длинную веревку, а оказавшийся на конце короткой.

— Длинную веревку?

— А он был делец. По крупному рогатому скоту. Только удача его покинула, вот работники схватили и вздернули его. Я оказался там по чистой случайности, увидел казнь в самый последний момент. Настоящая удача. Видишь ли, найти более-менее целого человека для оживления — дело нелегкое.

Он сделал еще несколько глотков эликсира.

— Линчевание — самое оно. Если человека вешают на настоящей виселице, то шея у него ломается. И вытягивается сильно. И это еще если он не со слишком большой высоты падает, и голова вообще начисто не отрывается. В любом случае, парень не подходит. Мне приходилось воскрешать нескольких человек со сломанной шеей, и они порядочно отпугнули клиентов, когда стали шататься с мотающимися головами. Но у нас тут парень, которого линчевали, просто задушили до смерти, поэтому шея у него цела. Вот так оно получается. Задушенный он. Сдавлена шея. — Он стукнул бутылкой по крышке гроба. — Я сразу же понял, что он мне нужен. Ребята с ранчо не хотели его отдавать, им хотелось, что он повисел в качестве урока для таких же персонажей. Но я дал им доллар, и они разрешили его снять.

Лазарус снова поднял бутылку, сделал еще один глоток и закупорил ее. Улыбаясь мне, он сказал:

— Парень будет первый сорт, как хлебнет Эликсира Славы.

— Хотелось бы думать.

— Ну что, попробуем?

Лазарус встал. Бутылку он протянул мне.

Крышка просто лежала поверх гроба, приколочена она не была. Старик наклонился над ней и взялся за края. Я решил, что если драпать, то для этого самое время. Однако стоял на месте. Он заинтриговал меня. Я знал, что вернуть труп к жизни он не в состоянии, но очень хотел посмотреть, как он будет выпутываться.

Тут он хмуро посмотрел на меня и снова выпрямился.

— Единственное затруднение, — сказал он.

— В самом деле, хоть одно, да должно было случиться.

— Я приберегал его для показа в Тусоне. Не могу же я потерять его ради единственной сделки.

— Значит вы хотите, чтобы я купил больше, чем одну?

— Воскрешение обойдется в пять бутылок.

— Я куплю десять, если он действительно мертв и действительно воскреснет.

— Это обойдется тебе в десять долларов. У тебя есть с собой столько?

Его вопрос задел меня даже сильнее, чем перспектива лицезреть покойника в гробу.

Внезапно я понял его игру.

Он не собирался оживлять труп.

В повозке он был недолго, но вполне достаточно, чтобы положить Бастера в гроб.

— Лишняя десятка у меня есть, — сказал я.

— Точно?

— Открывайте.

— Минутку, — сказал он. — Есть еще одно незначительное обстоятельство.

— Какое же?

Он ткнул пальцем в гроб.

— Как я уже говорил, я собираюсь воспользоваться им в Тусоне. Живой и здоровый он мне ни к чему, и я прошу вас не поднимать шуму, когда дело дойдет до повторного убийства.

— Само собой.

— Мне придется его задушить. Не самое приятное зрелище.

— Мне без разницы, — отвечал я, зная, что дело до этого не дойдет.

— Я что хочу сказать, Тревор — не слишком к нему привязывайтесь.

— Ни в коем случае.

Он снова склонился над гробом. Пока он толкал крышку, я переложил эликсир в левую руку, а правую положил на револьвер.

Доставать не стал, потому что Лазарус еще не влез внутрь.

Я подошел поближе, задержав дыхание, чтобы не чуять ужасающей вони.

Ни следа Бастера.

Только мертвец.

Тощий парень не старше тридцати лет, в сапогах, брюках из саржи, грязной клетчатой рубахе. Петля на шее свободно болталась, узел петли лежал на груди казненного, а обрезанный конец веревки свисал набок. Шея его выглядела будто ее гуталином намазали. Язык тоже был черным. Он торчал между зубов. Лицо имело неприятный сероватый оттенок. На глазах лежали монеты, удерживавшие веки закрытыми. Обнаружить прикрытые глаза было облегчением, однако немного странно, что монеты не слетели, учитывая, как гроб волохали.

Лазарус смахнул монеты с глаз. Они упали и покатились по дну гроба. Глаза остались закрытыми.

— Не могли бы вы оказать мне честь?

Я кивнул и протянул ему бутылку.

Лазарус открыл ее зубами. Выплюнул пробку. Она упала рядом с лицом мертвеца.

— Тревор, может ты предпочитаешь постоять подальше? Эти ребята бывают дико резвыми.

Предложению я обрадовался. Отойдя назад, я задышал снова. Вонь, кислая и сладковатая одновременно, по-прежнему чувствовалась, но если бы я отошел подальше, то не смог бы как следует разглядеть происходящее.

Я был наготове, на случай если Лазарус припрятал Бастера под труп.

Первым делом он затолкал черный язык на его законное место — парню в рот. Оттянув челюсть вниз, чтобы расширить отверстие, он принялся лить туда эликсир из бутыли. Часть пролилась мимо, обрызгивая серые губы и стекая по небритым щекам, но какое-то количество в рот попало. Я заметил, что зубы во рту серые, что было несколько необычно. Эликсир окрасил их красным.

Лазарус прекратил лить жидкость.

Я глубоко вдохнул, задержал дыхание и подошел поближе. Стоя прямо над трупом, я мог видеть небольшую лужицу эликсира на дне ротовой полости. Больше его нигде не было.

Человек сглотнул.

Я вздрогнул и отскочил.

С плачущим звуком он втянул в себя воздух. Затем выпустил его наружу с громким стоном.

Облизал губы и открыл рот, будто ожидая следующей порции.

Лазарус ему не отказал.

Адамово яблоко у парня задергалось вверх-вниз. Не успевал Лазарус влить эликсир, как тот все проглатывал.

— Этого ему хватит. — Лазарус распрямился и поспешил отойти.

Я немного отошел, чтобы отдышаться.

Как реагировать на происходящее, я не знал, но жутко хотел увидеть, что случится дальше.

Дальше случилось то, что парень издал такой визг, от которого волосы встали дыбом. Затем он уселся, вращая глазами и хрипя, вцепился в стенки гроба и вскочил на ноги. Оглядев себя, он посмотрел на Лазаруса, потом на меня, завопил «Юху-у-у-у-у-у-у-у-у-ууу!» и принялся хлопать в ладоши и скакать в собственном гробу.

— Я спасен! — вопил он. — Господи Боже, я спасен! — Он выпрыгнул наружу и бросился ко мне, плача и хохоча одновременно.

Я был слишком потрясен и озадачен, чтобы вовремя от него увернуться. Он вцепился в меня, обнял изо всех сил и расцеловал в щеки. Как же от него воняло! Я отпихнул его, отчего он переключился на Лазаруса и просто задушил его объятиями и поцелуями.

Лазарус обошелся с ним дружелюбнее. Я подумал, что он к таким делам привык. Не пытаясь освободиться от этого существа, он обнимал и гладил его по голове.

— Волноваться нет причин, — сказал Лазарус. — Все в порядке. Просто отлично, молодой человек.

— Меня повесили! Я был мертв!

— Ты был воскрешен, — объяснил Лазарус, обнимая его в очередной раз. — Ты вернулся в земли живых с помощью моего патентованного Эликсира Славы.

— Эликсира Славы?

— Все снимает как рукой.

— Ура! Ура! Аллилуйя! — Он отцепился от Лазаруса, и я было напугался, что он вернется ко мне, но вместо этого он бухнулся на колени и воздел руки к небу. Какое-то время он славословил Господа.

Он все еще был занят этим, когда Лазарус, пройдя мимо него, подошел ко мне, выглядя торжественно и задумчиво.

— Ты был свидетелем чуда, — сказал он.

— В какой-то степени.

Он положил мне руку на плечи и повел к повозке.

— Созерцать возрождающую силу Эликсира Славы — по-настоящему удивительное событие. Он воскрешает мертвых! Только представь, как целебна эта жидкость для живых, вроде тебя. Не сомневаюсь, с десятью бутылками в своем распоряжении, ты пробудешь в полном здравии лет сто, не меньше.

Мы остановились позади повозки, и он забрался внутрь.

Пока Лазаруса не было видно, я переключился на другого парня. Он все еще был на коленях, но странно вести себя перестал. Лицо его по-прежнему было такого же грязно-серого оттенка, как и тогда, когда он был мертв, что было довольно необычно. Теперь, раз он снова дышит, по идее, кожа должна принять более здоровый оттенок.

Заметив, что я на него смотрю, он улыбнулся.

— Как тебе понравилось быть мертвым? — спросил я.

— Не очень.

— Если не очень, то лучше бы тебе побыстрее убраться отсюда. Лазарус собирается убить тебя снова.

— Тревор! — завопил Лазарус из повозки.

— Я подумал, что ему стоит об этом знать.

Оживленный парень уже не улыбался, но и бежать не бросился.

— Лучше бы тебе поспешить, — предупредил я его.

Он остался коленопреклоненным.

Лазарус выполз обратно, волоча за собой деревянный ящик.

— Зачем ты ему такое решил сказать? — спросил он слегка раздраженно.

— Ну, не переживайте. Он все еще здесь.

Спустившись вниз, Лазарус окликнул воскресшего:

— Парнишка над тобой шутит.

— Ой, да я знаю, Джетро.

Доктор Джетро Лазарус закатил глаза к небу. Затем, словно ничего дурного не случилось, он вытянул из ящика бутылку.

— Вот одна, — сказал он и протянул мне.

— Вы сказали мне, что намереваетесь убить его еще раз, — обратился я к нему.

— Я не имел в виду, что ему об этом следует знать.

— Он об этом быстро узнает, когда его начнут душить.

— Я сделаю это быстро и безболезненно.

— Скажу вот что — я сделаю это быстрее.

Я развернулся, перекинул бутылку в левую руку, а правой выхватил револьвер.

Лазарус завопил:

— Нет!

Его приятель завопил:

— Не надо!

Затем мой кольт начал стрелять, поднимая пыль вокруг него. Он вскочил на ноги. Он начал дергаться.

— Стой смирно! — заорал я.

Он замер и стал взывать к небесам.

— Пожалуйста! Не надо! Не стреляй!

— Нечего беспокоиться, — сказал я ему, аккуратно целясь в грудь. — Доктор Лазарус тебя оживит.

Лазарус хмыкнул:

— Сдается мне, нас раскусили.

— Он меня убить собирается!

Покачав головой, я убрал кольт в кобуру.

Похоже, мертвый парень испытал изрядное облегчение. Он подошел к нам, опасливо косясь в мою сторону. По пути, он сунул руку в карман брюк и вытащил за хвост какого-то грызуна. Выглядел он плоским, будто на него наступили. Он отбросил его и тот хлопнулся в гроб.

— Как он нас раскусил? — спросил он Лазаруса.

— Ты меня по имени назвал, балбес.

— Еще кое-что, — сказал я, весьма довольный собой. Впервые после бойни на биваке я не чувствовал себя отвратительно и даже обнаружил, что улыбаюсь. — И как, мошенник, вам действительно удается дурачить людей этим спектаклем?

— Скорее да, чем нет, — ответил Лазарус.

Его компаньон подошел к нам. Даже без дохлятины в кармане пахло от него не очень свежо.

— Меня зовут Элай, — представился он и протянул руку.

Той же самой рукой он выкидывал гнилую тушку, так что пожимать ее я не стал, а вместо этого коснулся края шляпы.

— Тревор Бентли, — отрекомендовался я.

— Рад, что ты меня свинцом не нашпиговал. Хочешь лакрицы?

Он сунул в руку в другой карман и достал оттуда палочку.

Палочка лакрицы напомнила мне о Саре и о том, как мы всегда ели такие конфеты, приезжая в город. Я слегка взгрустнул, но отвлекся, обнаружив, что Элай пользуется лакрицей, чтобы начернить себе губы и язык. Зубы тоже зачернились. До этого я видел, что они были серого цвета, что на истину было не похоже, после смерти такого с человеческими зубами не должно происходить.

— Нет, спасибо, — сказал я, не желая иметь дело с тем, что он подержал в руках. — Не хочу, чтобы у меня язык почернел.

Они оба засмеялись. Элай оторвал кусок лакрицы и принялся жевать.

— Шею гуталином намазал? — поинтересовался я.

Лазарус похлопал меня по плечу:

— Ты слишком шустрый для таких, как мы.

— А как ты сделал лицо такого цвета? — спросил я Элая.

— Пеплом, — ответил тот. Лизнув палец, не обращая внимания, что хватался им за дохлятину из кармана, он провел им по лицу, стирая серый налет. Под ним обнаружилась румяная кожа. Элай разулыбался так, будто открыл мне тайну мироздания.

— Вы, парни, безусловно решили сыграть со мной довольно злую шутку.

— Торговля есть торговля, — сказал Лазарус. — Никаких расстройств, я надеюсь.

— Ну, выступили вы живенько. Вы не пробовали эту штуку на двух негодяях, что встретили передо мной?

Лазарус покачал головой.

— Упустили мы возможность. Они слишком быстро приблизились. Могли заметить Элая.

— Значит, ты не в гробу путешествуешь? — спросил я у «покойника».

Он ухмыльнулся, двигая челюстью и демонстрируя мне вымазанные лакрицей зубы.

— Там маленько тесновато.

— Так я и думал. И еще маленько воняет.

— Элай не обращает внимания на запах.

— Угу, — сказал тот и откусил еще кусок лакрицы.

— Вы двое всех переплюнули.

— А теперь, — объявил Лазарус, — как думаешь, сколько бутылок Эликсира Славы, предположим, ты бы приобрел?

Я по-прежнему держал в руке бутылку этого пойла. Поболтав ее, я наблюдал как красная жидкость болтается внутри.

— Из чего он сделан?

— Секретные травы и специи с Дальнего Востока, которые гарантированно…

— Хорош меня дурачить уже.

— Джин и вишневый сироп, — сообщил Лазарус.

— Действительно?

Что ж, я ему поверил. Откупорив бутылку, я понюхал и сделал глоток. На вкус жидкость была довольно приятная и сладкая, она обожгла мне глотку и согрела живот.

— И что он на самом деле лечит?

Лазарус захохотал:

— Трезвость!

Несмотря на то что у меня остались яркие воспоминания о похмелье, случившимся после того, как я перебрал с ребятами виски, я рассудил, что немного Эликсира Славы самое то, чтобы время от времени потягивать из горлышка. Правда, вскоре я подумал, что к наполнению бутылок мог приложить руку Элай, и пить мне как-то расхотелось.

— Думается, что заплачу я вам доллар за спектакль, а эликсир останется при вас.

Лазарус нахмурился и потер бороду. Наконец, он заявил:

— Вот что я тебе скажу. Оставь доллар при себе и поезжай с нами. Будешь разведывать, что делается впереди. Если кто поедет навстречу, быстренько давай нам знать, чтоб Элай успел приготовится к демонстрации. За услугу мы заплатим сторицей, дадим десять центов с каждой проданной бутылки. Как тебе, Тревор?

Я маленько поразмыслил и сказал, что согласен.

Я вернулся к Генералу, забрался в седло и подождал, пока Лазарус с подручным загрузят гроб в фургон. Было здорово оказаться вне орбиты элаевой вони.

К моменту, как повозка тронулась, я ехал впереди.

Они были просто парочкой жуликов, но своими штуками меня развеселили.

Какое-то время я намеревался следовать плану и разведывать обстановку впереди. Было бы забавно поглядеть, как они облапошивают путников.

Я решил, что могу проехать с ними до самого Тусона. Выглядели они компанией подходящей, если не считать аромата, исходящего от Элая.

Мы могли бы стать друзьями.

Но мои друзья не живут долго.

Если я останусь с ними, то закончат они гибелью. Также, как и все остальные.

Итак, я решил оставить их.

К тому моменту между нами уже было некоторое расстояние, так что мне осталось только пришпорить Генерала. Когда я обернулся, их уже не было видно.

Глава 38

НА МЕНЯ НАПАДАЮТ

Тем же днем мне повстречался другой фургон. На козлах сидели мужчина и женщина, мальчик приблизительно моего возраста ехал рядом верхом на кобыле. Я собирался предупредить их, чтобы они не были одурачены Лазарусом и Элаем, но в итоге предоставил им выбирать самим. Если они настолько глупы, чтобы повестись на такое мошенничество, то и поделом им. Еще я рассудил, что было бы нечестно портить бизнес тем двум персонажам.

Так что я ограничился вопросом «Как дела?», проезжая мимо. Женщина не обратила на меня никакого внимания, а мужчина и мальчик уставились на меня так пристально, словно опасались, что я разбойник, ищущий, чем у них можно поживиться.

Лазарусу и Элаю вряд ли удастся сварить с ними кашу.

Больше навстречу никого не попадалось. Когда солнце стало клониться к закату, я немного отъехал от дороги. Найдя укромное местечко в каньоне, я обиходил Генерала и немного попрактиковался в стрельбе. Затем я развел огонь и сварил себе бобов.

Когда я более-менее удовлетворил свой аппетит, бобов показалось мне недостаточно. Пузо я ими набил, но отчаянно тосковал по свежему мясу.

После ужина мне захотелось покурить. Однако никаких принадлежностей у меня не было. Они остались на том биваке вместе с остальными вещами МакСуина.

Я помрачнел, вспоминая о МакСуине.

Поэтому я вытянул бутылку виски из седельной сумы. В свое время она принадлежал Брикенриджу. Я забрал ее вместе со снаряжением, деньгами и прочими запасами, хотя мне и не хватило духу захватить максуиновские табак и бумагу.

Я откупорил бутылку и приложился к ней. У нее не было приятного, освежающего вкуса Эликсира Славы. Но ее никогда не касался Элай, и это было явным преимуществом.

Виски не сильно укрепило мой дух.

Я перестал пить, все еще тоскуя о прошлом, и завалился спать.

На следующий день я вернулся на дорогу. Я по-прежнему хотел свежего мяса и внимательно наблюдал за округой.

Рядом летали птицы, в основном сороки и ястребы, однако выстрелом такое создание скорее всего разнесет в пух и прах, если вообще удастся попасть. МакСуин как-то говорил мне, что гремучие змеи — неплохая еда, но ни одной не было видно. Я решил, что это и к лучшему, поскольку питаться змеей мне не хотелось.

Я заметил несколько сусликов или луговых собачек. Их маленькие головки высовывались из норок, я слез с коня, стрельнул в них из винчестера, промазал и поехал дальше.

Похоже мне придется есть бобы до следующего города. Однако вскоре, еще до полудня, я заметил зайца, выскочившего из-за утеса ярдах в пятидесяти от меня.

Я бросился за ним.

Зверек кинулся наутек, но я догнал его, выхватил револьвер и выпалил на скаку. Первая же пуля вышибла ему мозги.

Очень довольный собой, я слез с коня и вытащил нож. Это был нож Снукера, который он всегда носил на ремне. Я возил его в седельной сумке, потому что не мог приспособить на себя, таская кобуры с обеих сторон.

Как бы то ни было, я достал нож, распотрошил зайца, отрезал ему голову и освежевал его. Смысла откладывать дело в долгий ящик я не видел, поэтому развел огонь и приготовил его на месте. Шипя на огне, пах он просто восхитительно. Мало-помалу, заяц покрылся аппетитной коричневой корочкой. Я снял свой обед с огня и стал ждать, когда он остынет.

Я съел зайца, не снимая с шампура, на вкус он был прекрасен. Приговорив половину, я счел полезным оставить чуток на ужин. Я завернул остатки в тряпицу и вместе с ножом положил их в сумку.

Затем я забрался на Генерала и вернулся на дорогу.

Мы уже почти выбрались на нее и как раз ехали между двумя большими валунами, как что-то врезалось мне в голову. Что бы это ни было, оно сильно стукнуло меня по макушке, чуть ли не до сотрясения мозга. Я не видел ничего, кроме красноты вокруг, пока падал на бок и стукался о камни. Когда я врезался в землю, зрение ко мне вернулось, и я смог разглядеть Генерала, гарцующего так, чтобы на меня не наступить.

Я попробовал сесть, недоумевая, что меня ударило. Внезапно некто спрыгнул с валуна и приземлился на мое седло. Напуганный Генерал взвился на дыбы. Незнакомец завопил, повалился назад, взмахнув сапогами в воздухе, и грохнулся сверху, вышибив из меня весь воздух. Рана в боку запылала огнем.

Негодяй быстренько уселся, и, сцапав его за волосы, я сильно дернул за них. Раздался крик, который мог бы издать мальчишка лет семи-восьми.

На меня что, малолетний оборванец напал?

Мне пришло в голову, что для своего возраста он выглядит больно здоровым — больше меня. Но не было никаких сомнений в том, что это ребенок. Поэтому я решил не стрелять в него без особой нужды. Вместо того, чтобы достать оружие, я держал его перед собой за волосы и лупил правой рукой в бок. Он крякал и дергался каждый раз, когда я наносил удар, но это его не успокаивало. Он корчился, извивался и наконец заехал локтем мне в бок. И попал прямо в рану.

От боли я ослабил хватку, и он снова сел. Я попытался сграбастать его, но ухватил только рубаху. К этому он был не готов. Со стоном он дернулся вперед, раздался треск рвущейся ткани, и рубашка слетела с одного плеча. Моя рука была отброшена ударом локтя, и он бросился наутек.

Не оглядываясь, он вскочил на ноги и метнулся к Генералу, который наблюдал за нами с другой стороны прохода между камнями.

Я подпрыгнул и бросился за ним.

— Стой или стреляю! — заорал я.

Он не остановился.

Я не выстрелил.

Я просто не мог застрелить ребенка. Кроме того, я был быстрее и настигал его, так что в этом не было нужды.

Он был всего в нескольких шагах от Генерала, копна светлых волос подпрыгивала на голове, рубаха развевалась позади на манер плаща; я нырнул вперед и схватил его за ноги. Он свалился как подкошенный, с шумом выдохнув воздух. Мы покатились по песку. Генерал отскочил в сторону.

Дело с мальцом, однако, на этом не закончилось. Он корчился, пинался и, наконец, освободив ноги, заехал каблуком мне в голову.

Это меня сильно разозлило.

— Черт тебя раздери! — завопил я и вцепился в сапог, которым он меня ударил. Стоя на коленях, я изо всех сил потянул за него. Сапог не слетел, но его владельца мне удалось подтянуть ближе. Тогда я выкрутил ему ногу. Закричав, ребенок перевернулся на спину.

Если вы читатель опытный, то вас нисколько не удивит, что ребенок оказался совсем не мальчиком.

Но я-то о происходящем не читал. Я в происходящем жил и, позвольте вам сообщить, был бы удивлен меньше, если бы это оказалась цирковая обезьяна.

Еще несколько секунд я думал, что поймал мальчугана.

На спину он перевернулся не раньше, чем я отпустил сапог и пополз на коленях вперед, намереваясь стереть в порошок этого малолетку, что набросился на меня и, очевидно, намеревался отобрать у меня лошадь. Но поскольку рубашка распахнулась, я не мог не заметить, что у него есть нечто похожее на две маленькие груди.

Я вообще не быстро усваиваю.

Поначалу я подумал, что у парня какой-то физический недостаток. Может, уродство какое или болезнь, от которой случилось такое воспаление. Я один раз читал книгу про бубонную чуму, от нее у людей по телу росли шишки. Наверное, у этого ребенка бубоны.

Эта мысль приостановила мои действия, поскольку схватить чуму мне совсем не улыбалось.

Это остановка — все, что ей было надо.

Деться она с прижатыми мною к земле ногами никуда не могла, так что просто перегнулась пополам и заехала кулаком мне в лицо.

От удара я слетел набок.

Мы боролись на песке, я был слишком сильно ошеломлен, чтобы драться в полную силу, так что невдолге она оказалась сверху. Сев мне на бедра, она обрушила на меня град ударов, порядочно повредивших мне лицо.

Глаза у нее были совершенно дикие, хотя лицо и довольно милое, так что я наконец сообразил, что это девушка. Значит, это были груди. Не уродство и не бубоны. Они были потные и подпрыгивали в такт ее ударам, но интереса во мне не вызывали.

Девушка или нет, ее надо остановить.

Я попробовал достать пистолеты, но мешали ее ноги.

Наконец мне удалось схватить ее за запястья. Они были скользкие, но я вцепился в них изо всех сил. Она неистово дернула руками, пыхтя и кряхтя от натуги.

— Прекрати! — закричал я. — А то мне… придется… сделать тебе больно!

— Сделать больно мне? — Она усмехнулась, а затем подняла запястье вверх и укусила меня за пальцы.

Я вскрикнул и отпустил ее руку. Прежде чем она смогла еще раз ударить, я метнул кулак ей в подбородок и попал. Как только ее голова мотнулась вбок, я взбрыкнул и спихнул ее. Она свалилась с меня. Я поднялся на колени, вытащил кольт и направил ее в лицо.

— Не шевелись, — выдохнул я.

Она лежала, опершись на локти, готовая наброситься на меня снова, но увидев пистолет растянулась на земле, тяжело дыша. Из уголка рта сочилась кровь.

Ее рубашка полностью распахнулась. Смуглая кожа блестела на солнце. Я видел красноватые пятна в тех местах, где мои удары достигли цели. Джинсы окончательно сползли вниз в процессе драки. Немного золотых волос курчавились над застегнутой пуговицей.

Думаю, она заметила, что я на нее пялюсь, потому что подтянула джинсы на талию и запахнула рубаху.

— Думаешь, что сможешь меня чпокнуть… подумай еще разок. Сперва тебе придется меня застрелить.

— Я полное право имею тебя застрелить, — сказал я. — Ты пыталась спереть мою лошадь.

— Да подавись ты ей.

Она снова оперлась на локти. Рубашка слегка разъехалась. Она посмотрела, насколько. Открылась узкая полоска голой кожи посередине груди и приоткрылся живот, однако грудь была прикрыта, так что переживать по этому поводу она не стала. По-прежнему тяжело дыша, она проморгалась от пота и воззрилась на меня.

— Тебе ни к чему продолжать валяться, — заметил я.

— Не придется далеко падать, если ты все-таки меня убьешь.

Я не смог удержаться и засмеялся, когда она произнесла эту фразу. От смеха голова заболела сильнее. Я ощупал ее и обнаружил здоровую шишку чуть повыше правого уха. Лицо у меня болело от ударов, нанесенных ею. Я исследовал правую руку. Там обнаружился след от ее зубов, хотя кожу она не прокусила.

— Ты определенно меня подпортила, — сказал я. — Но не думается, что я тебя убью.

Я убрал оружие в кобуру и добавил:

— Просто оставь моего коня в покое.

— Собираешься меня отпустить? — спросила она.

Я совершенно не соображал, что мне с ней делать.

Пока я над этим раздумывал, она уселась на земле. Однако вставать не спешила. Скрестив ноги, она глазела на меня.

— Нет, отпустить не могу. Ты же просто конокрад.

Я не мог не вспомнить, что и сам был таким же.

— Кроме того, ты меня слегка побила.

— Не больше, чем ты меня. — С этими словами она тыльной стороной ладони стерла кровь с подбородка. Нахмурясь, поглядела на кровь на руке, затем продемонстрировала ее мне. — Видишь?

— Мне приходилось и похуже.

— У тебя странное произношение. Тебе говорили об этом?

Я покраснел.

— Ничего не необычно я говорю.

— Вообще-то да. Ты кто, янки?

— Я из Лондона, в Англии.

Ее брови поползли вверх.

— Черт меня подери, — выругалась она. — Англичанин. Только этого не хватало.

Брови вернулись на место, и она внезапно нахмурилась.

— Это не я сделала, да?

— Что именно?

— На бок посмотри.

Я поднял руку и взглянул туда, где пуля преследователей разорвала мне рубаху. Одежда покраснела от свежей крови.

— Она почти зажила до того, как ты напала на меня из-за засады.

— На тебя напали с ножом?

— Это огнестрельное ранение.

— Дай взглянуть, — сказала она и встала на ноги. Я внимательно следил за ней, опасаясь выкрутасов. Поднявшись, она попыталась застегнуться. Однако пуговицы были оборваны, так что она просто запахнула рубашку и заправила в штаны. Затем она подошла ко мне.

— Тебе лучше вести себя как следует, — предупредил я.

— Я просто хочу посмотреть.

Ну, я не такой идиот, чтобы задрать рубаху и дать ей возможность завладеть кольтами. Поэтому сначала я взял их в руки, а потом уж поднял их вверх.

Она встала передо мной. Ее глаза оказались прямо напротив моих, зеленые, словно изумруды. Так близко я их еще не видел. Ее взгляд был столь пронзителен и ясен, что у меня даже защекотало внутри.

— Ты явно со странностями, — сказала она.

— Не испытываю желания быть продырявленным девчонкой.

Эти слова вызвали у нее улыбку. Я заметил, что губы у нее сухие и потрескавшиеся. В уголке они были надорваны, из-за моего кулака, решил я. Из надрыва сочилась кровь. Зубы были ровные и белые.

— Я не дырявлю людей с утра до вечера, — сказала она.

С этими словами она взялась за мою рубашку обеими руками. В процессе драки рубаха практически вылезла из штанов. Она вытянула то, что еще держалось, и задрала ее вверх. Слегка пригнувшись, она вгляделась в мою рану.

— Да это же просто царапина. Спорим, ты попросту прошел слишком близко от колючего куста.

— Здоровые же колючки в тех краях, откуда ты родом.

— Еще бы, — заявила она. Тут она наклонилась пониже и подула на мою рану, которая, насколько мне было известно, представляла из себя скорее борозду, нежели царапину. Ощущения от ее дыхания были очень приятны. Она подула снова.

— Что ты там делаешь? — поинтересовался я.

— Ты набрал в рану всякой дряни, и она не хочет сдуваться. У тебя есть вода. Отлей мне, и я промою тебе рану. А не то она загноится, и ты помрешь.

— Не хотелось бы помереть.

— Ну тогда сходи, принеси воду.

Она отпустила мою рубашку и отошла назад. В глазах у нее плясали чертики, и я решил, что она задумала какую-нибудь пакость.

— Жди здесь, — скомандовал я. После чего вытащил оба пистолета и поспешил за Генералом.

Мне пришла в голову мысль забрать девчонку с собой. Скорее всего, рану она промывать не собирается, а собирается смыться.

Я скорее даже надеялся на то, что она так и поступит. Убежит и спрячется. Я не знал, что с ней делать, если она останется. Она уже причинила мне вред. Чем скорее я от нее отделаюсь, тем лучше.

Так я рассуждал, идя за Генералом. Он успел отойти немного в сторону. Я нашел его объедающим листья с какого-то куста и позволил ему немного потрудиться над ним. Пока я за ним наблюдал, меня посетила мысль залезть в седло и дать деру. Если я поступлю так, то избавлюсь от девки независимо от того, решит она убраться или нет. Единственное препятствие состояло в том, что шляпа моя улетела, когда эта девчонка сбила меня с коня, и оставлять головной убор я не намеревался.

Кроме того, мне было любопытно.

А может и не только любопытно.

Все-таки шляпа была только предлогом.

Вскоре я взял поводья и повел Генерала обратно к скалам. По дороге я нашел свою шляпу и подобрал ее. Верх немного помялся, но вмятина выправилась без следа, стоило мне ткнуть изнутри пальцем. Носить шляпу на голове с большой шишкой показалось мне не очень удачной затеей, и я повесил ее на луку седла.

Спустя несколько шагов я миновал скалы. Девица стояла, прислонившись к валуну и скрестив руки на груди.

— А ты не сбежала, — заметил я. Не знаю, хорошо это было или плохо.

— Куда мне идти? — задала она риторический вопрос.

— Значит, ты меня не боишься?

— Еще чего.

— А, наверное, следовало бы, — сказал я, снимая бурдюк с водой.

— Ты всего лишь мальчик.

— Был когда-то.

Она наблюдала, как я приближаюсь. Несмотря на то, что она не улыбалась, вид у нее был пренахальный.

— И сколько же тебе лет? — поинтересовалась она.

— Тебе сколько?

— Я первая спросила.

— Полагаю, постарше, чем ты.

— Ха.

— Мне девятнадцать, двадцатый пошел.

— Брехун ты, вот ты кто.

Она протянула руки и взяла бурдюк.

— Держу пари, тебе не больше тринадцати.

— Восемнадцать, — сказал я.

— Скорее двенадцать.

Она открыла бурдюк, запрокинула голову и принялась хлебать мою воду. Под подбородком у нее был бледный маленький шрам. Шея была гладкой и блестящей, такой же, как кожа, видневшаяся под рубашкой. Глядя на эти места, я неожиданно расхотел с ней ссориться.

— По правде говоря, мне почти шестнадцать.

Она опустила бурдюк и улыбнулась.

— Это больше похоже на правду.

— Это и есть правда.

— Правда в том, что тут я тебя обскакала. В октябре мне будет семнадцать.

— Значит тебе шестнадцать.

— Я гораздо старше тебя. Давай, снимай рубаху.

Она выпила еще воды, пока я возился с пуговицами

— Как тебя зовут? — спросил я.

— А тебя?

— Тревор. Тревор Бентли.

— Как напыщенно.

Я управился с пуговицами и снял рубашку.

— Я назвал себя, — напомнил я ей.

— Давай сюда.

Она положила руку на рубашку. Я отдал ее ей. Она скрутила и намочила ее.

— И какое же у меня должно быть имя? — поинтересовалась она. Оттолкнувшись от скалы, она подошла ко мне и приложила влажную ткань к ране. — Руку подними.

Я поднял руку, позабыв прихватить кольт. Когда я осознал свою ошибку, она уже протирала тканью мою кровоточащую рану. Делала она это крайне аккуратно. Учитывая, что обе руки у нее были заняты, схватить один из моих пистолетов ей было бы трудновато, так что я решил за это не переживать.

— Ты хочешь, чтобы я угадал твое имя? — спросил я.

— Спорим, ты не сможешь.

— Румпельштильцхен[1].

Она негромко хохотнула.

— Ага. Угадал с первого раза. А сокращенно Румп. — Она перестала вытирать мою рану и отдала рубашку мне.

Когда я надел ее, она сделала шаг назад и перекинула ремень моего бурдюка через плечо.

— Смотрю, ты зайца приготовил, — сказала она. — Дашь мне чуток, скажу, кто я такая.

— Уже сказала, Румп.

— Ты же не хочешь увидеть, как я пожухну и умру, — сказала она и стала описывать вокруг меня круги.

Снова-здорово, подумал я, раздумывая, что мне, видимо, придется сбросить ее на землю. Однако она не пыталась оседлать Генерала. Напротив, она несколько раз похлопала коня, открыла седельную суму и вытащила остатки зайца. Обернувшись, она улыбнулась и сказала:

— Премного благодарна.

— Это мой ужин.

— Думаю, уже нет. — Она развернула тряпицу, в которую я завернул зайца. — Или ты собираешься меня застрелить?

— Ты всегда делаешь, то что хочешь?

— Практически.

Она открыла рот и откусила от зайца кусок. Глаза закрылись. Немного пожевав, она издала глубокий вздох. Затем она ухватила еще один кусок и принялась трудиться над ним. Мясной сок стекал у нее по подбородку. Утерев его рукой, она открыла глаза и сказала:

— Здорово, Тревор. — Выговорила она эти слова не очень четко. — Сущее удовольствие, небось, путешествовать с таким прекрасным поваром.

— Ты, стало быть, подумываешь отправиться дальше вместе со мной?

— Мое имя Джесси. Джесси Сью Лонгли.

[1] Румпельштильцхен — герой сказки братьев Гримм, злой карлик, способный делать золото из соломы. Требовал от молодой королевы отгадать его имя, угрожая в противном случае забрать ее ребенка.

Глава 39

ПАРТНЕРЫ

— В какую сторону ты едешь? — спросил я, рассчитывая, что мне удастся отвязаться от нее.

— Ни в какую определенную, — отвечала Джесси Сью Лонгли.